Фрагменты

Догорающий май пахнет раскаленным солнцем, пылью, сиренью и порохом. Умка пахнет весной. Как-то совсем невхарактерно, неправдоподобно, не-по-умановски. Несправедливо. Это все одна сплошная несправедливость — эта удушливая весна; эта дачная обыденность и недозволенная близость; это легкомысленно-цветочное платье, едва прикрывающее безупречность коленей; этот гребаный устав и эта гребаная разница в возрасте — глухая стена, которую им не пробить. Это все настолько несправедливо, невозможно, мучительно, что смотреть на Уманову становится почти-больно. Бизон отворачивается. Скользит глазами по широкой деревянной веранде, утопающей в сиреневых и белых шапках цветущей сирени; взгляд спотыкается — рука Багиры на плече Кота кажется чем-то парадоксально-правильным, совершенно естественным, даже логичным, и от этого становится еще нестерпимее. У них все иначе. Честно, тепло и просто; неявно и тихо, без оглядки, без сомнений, без душераздирающих драм. Так, словно вот встретились двое — и сразу все стало ясно: они предназначены друг для друга, и какие бы там препятствия ни были между ними — перейдут, переплывут, переждут, перетерпят. С ее мудростью и его горячностью; с его преданностью и ее терпеливостью; с их общим светом и силой. А у Бизона так никогда не получится: безоглядно, отчаянно, как в омут с обрыва, как с разбега в небеса. Он же, черт возьми, взрослый серьезный мужик, командир отряда, отвечающий за жизни своих бойцов — и разве имеет он право позволить себе… Позволить себе эту девчонку с самым колючим в мире характером и с глазами цвета тенистого леса за мгновение до грозы.       — Замуж тебе пора, Уманова, — Булатов отечески-добродушно смеется, глядя на то, как Рита с Умой, дружески болтая и суетясь, накрывают на стол. И Бизон вдруг понимает, что отчаянно завидует Бате. Завидует той легкости и простоте, с какой боевой товарищ всегда заводил скоротечные романчики и кратковременные интрижки; бросал, уходил, расставался. Когда-то давно он и сам так умел — но потом появилась Олеська. Олеська. Дикарка, боец, колючка, заноза, неугомонный «солдат удачи», не-его-девочка… И почему-то именно этой весной ему особенно невыносимо это осознавать.

---

Его руки пахнут дымом и табаком. Ее руки пахнут сиренью и порохом. Всего одна фраза Риты: «Борька, прекрати ее мучить» оглушает и прошибает навылет. Бьет пониманием того, насколько слеп и глуп он был все это время, не в силах заметить очевидное, догадаться о главном. Лучше поздно, чем никогда, правда же? Прожектор луны бьет в незанавешенное окно; а в сиреневом бурьяне соловьи заходятся трелями. Май вот-вот догорит и растает предрассветной серебряной дымкой; но у них есть еще лихорадочный жар по-весеннему хрупкой ночи и аромат сирени в раскрытую форточку. А значит, надежда есть тоже.