***
Уманова измывается надо мной второй день. На этот раз — морит голодом. Сначала она слопала завтрак, рассчитанный на двоих. И как только в нее столько влезло! Моя школа, ученик почти догнал учителя! Потом это чудо угробило обед, которого я ждал больше, чем отпуска. Не знаю, как можно было умудриться сжечь наггетсы, прожаривая их ровно столько, сколько указано на упаковке, но у Олеськи это получилось блестяще. И совершенно несъедобно… — Бизон, ну не сердись, я что-нибудь придумаю, — клятвенно уверяет Уманова. — Я и не сержусь, — бурчу я, а из ушей идет пар, как из труб паровоза. А что толку злиться, еда-то от этого не появится! Уманова совершает марш-бросок до ближайшего сельпо. Шесть километров триста метров по пересеченной местности под палящим солнцем и с температурой воздуха плюс тридцать шесть градусов в тени. Без выкладки, но с максимально возможной скоростью. А я что? Я медитирую. Гиперактивно, аж щепки летят. Аутотренинг, понимаете ли! Правда, такими темпами рубить мне скоро придется собственный забор… Уманова возвращается взмыленная и тоже сердитая. Сельпо закрыто — продавщица тетьМаша уехала к внукам в райцентр. Предусмотрительно заперев локальный торговый центр на семь замков, чтобы местные мастера спорта по литрболу не добрались до запасов «Столичной». Мастеров спорта не жалко. А вот себя и Уманову — очень даже. Голодный и злой, иду рубить дрова. Не опять, а снова.***
День третий. Пытки чередуются. Наутро, как ни странно, получаю вполне сносный завтрак: фирменные сырники по-умановски. Сыроватые внутри и немного пригоревшие снаружи. Но есть можно. Особенно когда целые сутки во рту маковой росинки не было. На столе сырники. А на Умановой опять ничего, кроме купальника. С погодой не повезло. Ну или наоборот, это с какой стороны посмотреть… Я смотрю из окна. Любуюсь. Давлюсь сырниками и любуюсь. Тем более что посмотреть действительно есть на что… Главное — руками не трогать. А то эти руки Ритка мне оторвет и местами с ногами поменяет, чтобы на «нашу девочку» не зарился. Просто так, на всякий случай. В целях профилактики, так сказать. Дров, что ли, пойти нарубить?..***
День четвертый. Все потихоньку налаживается. Сначала — погода. С утра зарядил ливень, так что купальники и солнечные ванны отменяются. Отдыхаем с Умановой так, будто женаты лет тридцать. В шахматы играем. И обсуждаем перспективу вырастить на заднем дворе в собственной тепличке огурчики, помидорчики, зеленушку… Ой, как же есть-то хочется! Но жизнь все-таки потихоньку налаживается. Возвращается наше «семейство кошачьих». Довольные и с едой. Это они четыре дня искали ближайший магазин, чтобы закупиться продуктами, а по пути заблудились, свернули не туда и очутились дома у Багиры. Ну или у Кота, как говорится, от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Но, если честно, ехидничать нет ни сил, ни желания. Желание у меня сейчас только одно: слопать все, что пригодно в пищу, от сырой капусты до свежеиспеченных ватрушек. — Не кусочничай, аппетит перебьешь! — ругается Ритка, шлепая меня по рукам. Смешная шутка! Пока Багира со скоростью кухонного комбайна кромсает морковку для супа, мы с Умой потихоньку растаскиваем пирожные. На последнем эклере едва не деремся, так и не решив, кому он достанется. Уманова, конечно, девушка… Но я все-таки командир! — Начальству уступать надо, — назидательно вещает невесть откуда появившийся Батя. Обрадоваться не успеваю — злополучный эклер исчезает прямо из-под носа. Ишь ты, сладенького ему захотелось… Как будто Женьки «на десерт» было мало! Расстроенный и не наевшийся, бреду на улицу. Ждать обед. И рубить дрова, разумеется.***
— Бизон, ты зачем столько дров нарубил? — Ой, Бать, даже не спрашивай…