---
Бизона жжет ревность. Выжигает дотла. С того самого момента, когда он видит Уму сидящей рядом с Барсом. Когда видит, как тот беспардонно нависает над ней, что-то говоря, сдержанно и загадочно улыбается, касается ее руки. И вообще держится так, будто они чуть ли не лучшие друзья, если не что-то большее. Но окончательно Уманова добивает его, когда после той операции с «Белыми ласточками» сама лезет к Барсику с объятиями в заброшенном здании. Прижимается к нему так, будто это самая естественная вещь в мире, как будто так и должно быть правильно, как будто ее совершенно ничего не смущает… А ведь между ними никогда ничего подобного не было. И быть не могло. Он командир, она подчиненный, какие тут нежности? Максимум — какая-нибудь дурацкая шуточка или неуклюжий комплимент про «даму в берцах»… Непонимание, незнание, злость кипят в груди ледяным штормом. И срывается Тарасов крайне неудачно — когда Уманова в очередной раз рискует собой, не проверив как следует снаряжение. Срывается совершенно по делу и справедливо, что-то гневное выкрикивая Багире, которая привычно кидается защищать свою любимую «дочку» — но где-то в глубине души осознает прекрасно: сейчас это вовсе не эмоции командира. Командир просто-напросто влепил бы Умановой несколько нарядов и отстранил от заданий; а в нем сейчас чересчур кипят самые противоречивые эмоции. Желание прибить эту маленькую авантюристку и страх за нее; желание накричать на нее, вправляя мозги, и желание прижать к себе крепко-крепко, умоляя не совершать тысячу глупостей, от которых он скоро окончательно поседеет… Но он по-прежнему ее командир, а она по-прежнему его боец. И ничего этого быть не может.---
Снежный приезжает в командировку под самый Новый год. Как-то удивительно вовремя, когда Ума чувствует себя одинокой, потерянной, совершенно «неновогодней». Начальство, зарывшееся в отчеты по случаю конца года; ребята, разбежавшиеся по своим семейным и личным делам; командир, у которого намечается роман с самой лучшей кухаркой города… Последнее поводом для радости служить уж точно не может. Барс появляется как нельзя вовремя. Спокойный, уютный и мягкий, совершенно не Снежный, не зимний. Галантный, ненавязчивый, свой. По завершении командировки совсем не спешит уезжать. То тянет Уманову на какую-то выставку, открывая для беспокойной пацанки нечто совершенно новое и неизвестное; то тащит в какое-то крошечное кафе на окраине; то зовет побродить по вечернему зимнему городу. Ничего от нее не требует и не ждет — просто есть рядом; и даже от этого Умановой становится легко и надежно. И рядом с ним о командире ей почему-то не думается совершенно. Наконец-то.---
Новость обрушивается как обухом по голове. Выбивает почву из-под ног и не дает нормально дышать. Уманова переводится из «Нерп» и выходит замуж. Багира смотрит вроде бы даже с сочувствием. Осторожно гладит его по плечу. — Ты сам во всем виноват, Борька. Это не могло так продолжаться. Ты же не мог не видеть, как она к тебе относится. Мог не видеть. Или хотел не видеть. Бежал от этого понимания как от огня, не желая рушить все безвозвратно. Все разрушилось и без его участия. Из-за его невмешательства. И винить в этом некого. Только себя. Перед глазами все плывет. Ярость умножается на отчаяние. Хочется рвать, метать и крушить все подряд. А еще…---
— Я уйду от нее, Уманова, слышишь… Надломленный хриплый шепот как в полубреду. Бизон впивается пальцами в ее плечи, причиняя боль. В который раз. В пустой раздевалке даже этот шепот кажется оглушительным. И отчаянным. Ума смотрит на него снизу вверх. Их лица так близко… Они так близко, как не были никогда. И уже не будут. — Поздно, Бизон. У нее такой ровный голос. Вскрывающий вены. Совсем как ледяное остро заточенное лезвие медицинского скальпеля. Давно пора было вскрыть эти гребаные нарывы. — Ты его любишь? — падает отчаянное, едва слышное в гулкую тишину. Он так хочет и так боится услышать от нее бескомпромиссное «нет». Услышать, что она всегда любила только его. Может быть, и сейчас еще любит. Прижимает ее к своей груди сильно, крепко, болезненно, обнимая так, как никогда не обнимал. Никогда и никого. Хочет схватить ее в охапку и никому не отдавать. И… Целует. Отчаянно, мучительно, долго. Даже не слыша ее возмущенный протестующий возглас; даже не замечая отталкивающих его рук. Легко подхватывает ее, опуская на широкий подоконник, вжимая ее в себя до боли и зная, что нет сейчас такой силы, которая его остановит. Жесткий кулачок протестующе тычет его под ребра. — Твоя Катя беременна. Удушливое пламя ярости, желания и отчаяния смывается пронизывающе-ледяной волной, окатывающей с головы до ног. Бросающей куда-то в бесконечный выстужающий холод. — Что?.. Потерянно, бессмысленно, хрипло. — Ты не знал? Ума поспешно одергивает смятый камуфляж, поправляет выбившиеся волосы. И смотрит так, что хочется взвыть. В ее глазах нет ненависти, презрения, даже осуждения нет. Понимание. А еще горечь. Легкая, тихая, прощальная горечь. И жест получается совершенно Риткиным, успокаивающе-мягким, дружеским, когда она на миг касается его плеча. — Иди к ней, Бизон, — произносит тихо. — Купи кольцо, цветы… Она будет счастлива. А ты… Ты будешь отличным отцом, я уверена. Бесшумно выходит за дверь, оставляя его наедине с разрывающими голову мыслями и пепелищем в груди. Одного. Окончательно.---
Конечно же, он будет отличным отцом. И хорошим мужем. Насколько это вообще возможно с его сумасшедшей службой днем и ночью, в выходные и праздники. Будет обожать своих близнецов и ценить жену. Будет возвращаться не в пустую холостяцкую берлогу, а в уютный дом, где шумно возятся дети, а на плите всегда ждет вкусный горячий ужин. Будет бегать по торговым центрам за подарками перед самым Новым годом и дарить жене цветы на Восьмое марта. Будет учить сына играть в футбол и мастерить дочке роскошный дворец для кукол. Будет ездить с Булатовым на рыбалку по выходным и жаловаться Багире на очередную ссору с женой. И конечно же купит детям смешного коротколапого корги — потому что отказать ну никак невозможно. Все это обязательно будет. Но будет ли счастье? Как знать…