Назад в никуда 3. Сломанные крылья

И пусть цель твоя не видна, И спутанный твой маршрут — Ты сильнее, чем те, кого берегут. Стоя на берегу, Слёзы свои утри. Помни — лучшее ждёт тебя впереди, и Ты можешь злиться, кричать, Обвинять и просить мир о милости. Но небо не даст тебе больше, Чем ты сможешь вынести. День, когда станет легче, близко, наверняка! Главное в это верить, ну а пока… ____________ ОСТ к главе: Асия — Лампочка

pov: Ято

      С момента, как Акинэ узнала о смерти Мичи, прошло две недели. И они казались мне бесконечными: любимая не пила, не ела, не спала. Выглядела вялой и бледной. И в сердце её покой не наступал ни на секунду: её мучила боль утраты и расставания с Мичи, а ещё… вина. Она тоже разъедала.       Я пытался с ней говорить, даже пробовал кормить Акинэ насильно — но она сопротивлялась. От этого нервы сдавали и у меня: ведь жажду, голод и изнурение я тоже ощущал.       Аки будто наказывала себя за гибель девочки, однако я всё равно не понимал… в чём именно она была виновата. — У меня даже нет её фотографии… — повторяла она, если мне всё же удавалось вытянуть из неё пару слов. — Я забуду её. Она никогда мне этого не простит.       Смартфон Акинэ, на котором было много снимков с Мичи, остался в коттедже Валаама. Он выпал из кармана любимой, когда её избивали, а после… мы были слишком заняты спасением своих жизней и о телефоне не подумали. А братство, разумеется, прибрало гаджет к рукам, заметая следы. — Глупости! Аки, хватит! Ты себя убиваешь. Перестань! — мне было страшно за любимую, и я напрямую об этом говорил, но она не пыталась хоть чуточку меня утешить, сказать, что скоро ей станет легче… Молчала и продолжала игнорировать всё и всех вокруг.       И тогда я понял, что если ничего не предприму — потеряю её. Ведь шинки, чтобы погибнуть, не обязательно нужно напороться на острый клинок или зубы аякаши. Внутренняя боль тоже может сломать, причём в прямом смысле. И об этом я никогда не забывал.       Но осознание, как исправить ситуацию, возникло не сразу. Было полно глупых идей и задумок, но, когда мне в голову пришла та самая, я понял — это поможет! Только бы всё получилось!       И зарывшись в ноутбук, я пропал на полдня, выискивая необходимое, а после, не без помощи Мамору, сделал задуманное: получил заветный конверт, внутри которого могло лежать спасение для моей Акинэ.

***

— Можно? — заходя в комнату, я немного волновался. Ведь от моих действий сейчас многое зависело. И было важно не просто сделать задуманное, но и правильно это преподнести.       Акинэ сидела на кровати — почти в той же позе, в какой пробыла последние полмесяца. С пустыми глазами, растрёпанными волосами, в мятой одежде… Безжизненная.       В ответ на мой вопрос она лишь еле заметно кивнула, но мне и этого было достаточно. Пройдя вглубь комнаты и присев рядом с ней, я ощутил, как стало душно: окно здесь не открывалось очень давно, и, соответственно, свежего воздуха недоставало.       Но я постарался не обращать внимание на это неудобство. — Так нельзя, малыш! Две недели прошло… — я погладил её по щеке, но Акинэ никак не ответила на мою ласку. Смотрела в одну точку. — Ты не ешь, не пьёшь… Даже из комнаты не выходишь! — Мне всё равно, — всё с той же безжизненностью ответила она. — А мне не всё равно, — я пытался не раздражаться, хоть и было сложно: чувствовал я себя неважнецки, и от этого сдавали нервы. — Прекрати мучить себя и меня. Пожалуйста! Мне больно видеть тебя такой! — Так не смотри…       Её тон не менялся. Она словно уже была призраком, хоть пока ещё оставалось живой. И от этого становилось только страшнее. Я боялся, что ещё чуть-чуть и она превратится в аякаши, который ничего не чувствует, не знает любви и сострадания, не горюет и не плачет… — Это не выход, — голос мой подрагивал от волнения и от надежды, что сейчас я могу всё исправить. — У меня есть кое-что для тебя, но я дам это, если обещаешь поесть, как следует. — И ты уверен, что это кое-что мне нужно? — Аки даже не посмотрела в мою сторону. — Да, — бросил я с вызовом. — Зря. Мне всё равно, — повторила она. — Я ничего не хочу.       Меня это даже немного обижало. И Юкинэ тоже — я знал это. Да, Аки любила девочку, очень сильно, но… нас она знает гораздо дольше! И неужели ради своей семьи не может хотя бы попробовать взять себя в руки?       Из-за этого был порыв просто встать и уйти. Положиться на Судьбу, о которой так любила говорить Эми, но я вдруг вспомнил: когда думал, что Хиёри умерла и я больше её не увижу, тоже не сильно-то реагировал на окружающих. И на Юки тогда почти забил… и хоть чувствовал его одиночество — не спешил утешить своего паренька.       Наверно, я и вправду эгоист. — Знаешь, я действительно могу выйти отсюда и выбросить то, что держу в руках, и тогда ты никогда не узнаешь, что именно в конверте, — я положил свернутый белый лист ей на колени, стараясь говорить с нежностью и теплотой. — А можешь пообещать мне… да хотя бы глоток воды выпить! И получишь то, что, я уверен, станет тебе очень дорого.       Поняв, что не отстану, любимая лениво перевела взгляд на конверт. Это было не любопытство. Она, скорее, заставляла себя сделать хоть что-то, ловила последнюю надежду изменить положение. — Я не хочу есть, Ято, — проговорила она спустя пару минут тишины, всё так же рассматривая принесённую мною вещь. — Так же как не хочу пить, спать, гулять… Я ничего не хочу, понимаешь? — Ещё как. Только вспомни, что я тоже когда-то терял тебя… Дважды! Я думал, что ты мертва и, поверь, выглядел не лучше.       В дрожь бросило от воспоминания тех минут, когда я ощущал, как Акинэ умирает от пули, пронзившей грудную клетку. — Да, вот только я здесь, с тобой… а Мичи уже никогда не вернётся, — она покачала головой, взяв конверт в руки, но не открывая его. Скорее, чтобы просто хоть чем-то себя занять. — И всё из-за моей беспечности! Я обещала ей, Ято! Обещала! Что никогда не оставлю, что не дам в обиду! — любимая посмотрела на меня со слезами на глазах. — А в итоге поспособствовала тому, что сбылся её самый страшный кошмар! И кто я после этого? Как мне вообще жить дальше? — Ты — человек, — я провёл по её волосам. — Хотя не только людям свойственно ошибаться. Посмотри, сколько ты пережила по моей вине. — Это другое, — буркнула она, насупившись. — Почему же?! Я люблю тебя, но из-за связи со мной, ты…       Я замолчал, не в силах произнести задуманное вслух. — Но знаешь, как я пережил всё это? Как не сошёл с ума, когда потерял тебя впервые? — сердце забилось чаще. — Как? — любимая посмотрела на меня с надеждой. — Знал, что ты не пожелала бы мне такого ужасного будущего. Я вспомнил твои слова… Ты мечтала, чтобы я, Юки и остальные были счастливы! Я тогда думал: «Хиёри не хотела бы узнать, что утащила меня за собой в могилу. Она хотела, чтобы я улыбался».       В последнее время я отчего-то стал сентиментальнее: горло зачесалось от сдерживаемых слёз, но я терпел — нужно было договорить без помех. — Мне было чертовски больно, я выл, кричал, бил кулаками стены, но жил, — продолжил я. — Безумно хотелось расквитаться с жизнью вначале, было столько идей, как это сделать… Перерождение было лучшим вариантом — я всё забыл бы, не так ли? Но тогда и ты навсегда покинула бы мою память, а я не мог этого допустить… Я передумал и просто ждал, когда боль утихнет. — А мне, значит, ждать нельзя? — губы и подбородок Аки дрожали, а на лице появилась тень злости. — Я что, хуже других? Хуже тебя? Мне запрещено грустить? — Нет, — я оставался спокойным и даже улыбнулся. — Но, если можно хоть немного помочь себе — почему бы это не сделать?       Я снова кивнул на конверт, приглашая открыть его. И Акинэ сдалась. Поддела бумажный уголок и достала на свет немного размытую фотографию, на которой были… она и Мичи. Девочка стояла рядом с одевшейся розовыми цветами сакурой. И держала в одной ручке большой ком сладкой ваты, а в другой — лишь маленький кусочек, который протягивала Акинэ. А та, с яркой улыбкой на лице, уже тянулась за сладостью, при этом одной рукой поглаживая малышку по голове. — Ты говорила, у тебя не осталось ни одной её фотографии, потому что телефон потерялся, — заполняя тишину, проговорил я, ощущая жуткое волнение. — И что ты обещала ей сделать ваш совместный снимок…       Я затих. Пока ещё не понимая, помог ли любимой или сделал лишь хуже.       И Аки молчала. Долго. И, когда я уже хотел задать мучивший меня вопрос, тихо произнесла: — Откуда?       Слова будто стали для неё чем-то сложным, непосильным. Она точно потратила все силы на эти несколько букв, но на деле я понимал: все её мысли сейчас с девочкой и в моменте, запечатлённом на фото. — Я искал по фейсбуку, твиттеру и другим соцсетям по хештегу праздника сакуры в марте. В этом году столько туристов было! И снимков куча! — теперь надежда внутри меня горела ещё сильнее. — Я все их перерыл и, наконец, нашёл то, что нужно: парень фотографировал свою девушку, а на заднем фоне — вы с Мичи. Конечно, пришлось увеличить необходимый кадр, и фото вышло размытым, но…       Я замолчал, потому как понял — Аки меня не слушала: вглядывалась в знакомое лицо и, наконец, выплёскивала наружу всё, что накопилось. Слёзы ручьями текли по её щекам, падая на глянцевую бумагу, а плечи сотрясала беззвучная истерика. Но она не сводила взгляда со снимка. Даже не моргала, словно боялась: стоит сомкнуть глаза хоть на секунду, и девочка на фотографии исчезнет. — Уверен, она хотела бы знать, что ты счастлива. Мичи любила тебя — это было видно, — я немного боязливо взял Аки за плечо, поворачивая к себе. — Так и ты не предавай память о ней и постарайся жить дальше. Ради неё, меня, Юкинэ. Пожалуйста!       Несколько минут в комнате стояла звенящая тишина. И я уж было думал, что зря проделал такую работу, но тут раздалось тихое: — Спасибо. Теперь я хотя бы не забуду её лицо.

pov: Акинэ

      Увидев это фото, я будто заново поняла, что живу. Вспомнила, что многие борются за существование, хватаются за него, вгрызаются зубами в любую возможность остаться, не умирать, а я сижу тут и не ценю то, что у меня есть.       Да и Ято прав. Узнай Мичи о том, что вместо того, чтобы радоваться свободе и лету, я сижу тут и неделями не выхожу из дома… Она наверняка бы меня поругала. Я даже слышала её голос у себя в голове: «Мамочка! Ну почему ты плачешь? Всё ведь наладится!», — и от этого становилось хоть и очень грустно, но в то же время… легче.       Нужно двигаться вперёд. Если стоять на месте и жалеть себя — ничего не изменится, а, помимо меня, страдать будут ещё и близкие. Они уже страдают. А это неправильно. — Не за что, — ответил Ято на мою благодарность за фотографию, а после обнял меня. Крепко-крепко! А я уткнулась в его плечо, вдыхая такой родной и приятный запах. — Попробуй отвлечься, ладно? — проговорил он, а я ощутила, как от его дыхания волосы защекотали шею. — Подумай, чего бы тебе хотелось, а я постараюсь это реализовать. Чего-то невозможного не обещаю… — Я бы так хотела с ней попрощаться, — всхлипнув, произнесла я, конечно же, понимая, что это желание — несбыточно. Но отчего-то хотелось поделиться, проговорить его вслух. Будто Мичи могла это услышать. — Сказать, как люблю, как сожалею. Она в лучшем мире, в самом лучшем, какой только существует в этой Вселенной — я в этом уверена! Но так жаль, что… мы не встретимся. И она никогда больше не услышит, как дорога мне. Что я считала её дочерью и хотела забрать от Валаама. Как мечтала… что мы всегда будем вместе.       Дотронувшись до фотографии, я провела по ней указательным пальцем, точно гладила не глянец бумаги, а лицо девочки. И старалась ощутить тепло, представить, будто действительно поглаживаю мою малышку. Что она ощущает мои касания и наслаждается ими: льнёт ко мне и чуть ли не мурчит, как котёнок, радуясь, что не одна на этом свете. — Так скажи ей об этом! — ответил Ято, а я, ушедшая в свои мысли, не сразу поняла, к чему он это сказал. — Что? — только и смогла вымолвить я, ничего не понимая.       А он лишь улыбался, но молчал: словно думал, а действительно ли его идея хороша. — Ято? — я поторопила его, не зная, чего ждать, но уже ощущая, как сердце заколотилось о рёбра. — Мне в голову пришла довольно безумная идея. Не знаю, поможет ли она или, наоборот, усугубит ситуацию, но… — он немного мямлил, явно не решаясь перейти к сути, но я взяла его за руку, показывая, что готова выслушать. — Знаешь, люди почему-то привыкли, что молиться можно лишь Богам, но… это не так. Сила искренних слов настолько велика, что, если сильно захотеть, они дойдут куда угодно, в любой конец света и даже… за черту. Так что… Ты можешь сделать это, если считаешь нужным.       Он немного стеснялся и иногда отводил глаза в сторону, но ладонь мою сжимал крепко. — Кажется ты меня обманываешь. Или это очередной психологический приём… — я не злилась, но новая порция разочарования вызвала боль. — У Тэндзина научился? Признавайся! — Я не вру тебе! — Ято замахал второй рукой. — И если хочешь доказательств — я… я слышал, как ты прощалась со мной! Когда чуть не умерла от пули. Если не ошибаюсь… Ты сказала что-то вроде: «Ято, будь счастлив» — и я услышал это!       Он смотрел мне в глаза, а я тем временем вспоминала тот страшный день драки с шинки-медведем и его хозяином. Выудила его будто из далёкого сна, который уже почти забылся… — Я тогда был далеко от тебя! Но слышал это! Или, хочешь сказать, это я тоже придумал?       Ято посмотрел на меня с вызовом, а я тем временем, пыталась воспроизвести последние, как я думала, минуты своей жизни тем ноябрьским днём.       «Прости меня, Ято! Прости и будь счастлив!» — именно об этом я тогда думала. И выходит… Любимый меня услышал? — Но это невозможно, — произнесла я неуверенно. — Ты не мог! — Правда? — Ято выглядел озабоченным. — То есть ты знаешь, что, помимо основного, существуют другие миры, что есть Боги и Поднебесная, что души людей после смерти могут стать орудиями этих Богов, а по Земле, помимо живых существ, бродят и призраки, но… Поверить в то, что я мог услышать тебя сквозь расстояние не соглашаешься?       Взяв моё лицо в ладони, Ято смотрел мне в глаза: он был так близко, что, будь в комнате светло, я бы смогла рассмотреть каждую крапинку в радужке его глаз. — Просто поверь в это! — прошептал он. — Мичи услышит тебя! Нужно лишь захотеть.

pov: Ято

      В комнате было темно, потому что свет из окна почти не освещал помещение. Нет, солнце уже давно вышло из-за горизонта — на часах был полдень — однако уже который день небо закрывала плотная пелена туч: от этого даже в середине дня казалось, что наступили сумерки.       Начался тот самый сезон дождей*. Метеорологи говорят, этот циклон продержится над Японией ещё несколько недель, поэтому стоит запастись терпением, хорошим настроением и купленным в аптеке витамином D.       Однако для нас, жителей Такамагахары, это не такая уж и проблема: на Небесах всегда тепло и солнечно, но сейчас мы были не там. Мы с Акинэ находились в Кииро: любимая всё же решилась на мою затею, однако сказала, что не хочет проделывать это во дворце Эбису. Для Мичи это место было незнакомым, да и вообще не факт, что она когда-либо была в Такамагахаре. А вот домик Аки девочке очень понравился.       Была проблема с тем, как попасть туда официально, не нарываясь на неприятности, но тут всё оказалось довольно легко решаемо: я сказал Мамору, что у Акинэ нет никакой одежды и личных вещей — она всё берёт у шинки Эбису, но это ведь не может продолжаться вечно. И под этим предлогом он договорился перенести нас в Кииро, правда удивившись, узнав место назначения.       Про это милое строение с жёлтой крышей ведь никто не знал… ну или почти никто. Но теперь его секретность не была такой уж важной, поэтому, договорившись со своей шинки, мы выдали Небесам, что у Аки есть собственный домик. И сумели отпроситься туда якобы для сбора вещей, а на деле… чтобы любимая всё же смогла обратиться к уже погибшей девочке.       Эта затея, кстати, до сих пор казалась ей… не глупой, но странной — наверно, это правильное слово. Аки стеснялась самой сути дела, для которого мы прибыли в её дом. — Наверно, со стороны это будет выглядеть очень глупо… — качая головой, прошептала она, приближаясь к знакомой двери. — Может не стоит? Я… Я не знаю, что сказать. — Рядом никого не будет — только я. Да и какая разница, глупо или нет? Если так станет легче! — я положил руку Аки на плечо и оглянулся на стоявшего неподалёку Мамору, который теперь ждал нас на улице и контролировал, чтобы мы не переместились ещё куда-то. — Если хочешь, я останусь с ним. А ты… иди одна. — Нет! — в глазах любимой отразился испуг. — Не хочу.       Она была по-прежнему бледной, потому что хоть и начала есть и пить — делала это исключительно не из желания, а лишь по причине моей просьбы. А вот сон всё также был недостижим: Акинэ честно ложилась в кровать и пыталась отключиться, но ничего не выходило. Она была истощена, и ей нужно было то, для чего мы сюда пришли. — Тогда приступим. У нас мало времени.

***

      Сев перед окном, Аки положила фотографию Мичи себе на колени и, опустив на неё руку, закрыла глаза. Я сидел сзади на краешке кровати и старался не мешать, при этом готовый помочь, если ей понадобится поддержка в этом нелёгком деле.       Некоторое время любимая молчала: может, снова думала о том, что делает глупость, а может… искала лазейку между мирами и пыталась нащупать связь с девочкой, которую так любила. И кажется, в какой-то момент всё же нашла. — Мичи! Родная моя и любимая малышка! — Аки улыбалась, хоть голос её дрожал от вновь подступивших слёз. — Не знаю, слышишь ли ты меня. Надеюсь, что да. И как бы я тоже хотела хоть на минутку услышать твой голосок!       Шмыгнув носом, Аки сделала паузу, собираясь с мыслями. — Прости, что плачу. Знаю, ты всегда говорила: «Надо улыбаться, даже когда плохо» — и я пытаюсь, просто… Так скучаю по тебе!       Моё сердце ёкнуло и будто куда-то упало. Не потому, что ощущал боль своей шинки: даже будь мы незнакомы, я всё равно не смог бы не проникнуться этими словами и переживаниями. — Мне так не хватает тебя, малыш. Никогда не думала, что кто-то может стать родным за столь короткое время, но ты стала! Мы познакомились относительно недавно, но… кажется, будто я знаю тебя всю жизнь. Правда! И дни, проведённые с тобой, стали… одним из самых больших подарков, преподнесённых мне судьбой, — Аки улыбалась сквозь слёзы, точно не хотела расстраивать Мичи, которая словно и вправду сейчас на неё смотрела. — Но тебя нет рядом, и мир будто поблек. Знаю, ты и теперь будешь ругать меня, но я так скучаю. Девочка моя, доченька, моя самая красивая и добрая малышка!       В какой-то момент любимая замерла, а после, глубоко вздохнув и подняв голову, силилась справиться со слезами и эмоциями. Это получилось не сразу, однако спустя минуту Аки всё же продолжила. — А знаешь, чего мне больше всего не хватает? Лапши с сыром по утрам, — Акинэ засмеялась, одновременно плача, наверняка вспоминая какие-то счастливые моменты. — А ещё наших песен и сказок на ночь, посиделок у телека, мультиков про лошадей, походов по магазинам и… твоих объятий. А ещё я так хочу увидеть хоть один новый рисунок, выведенный твоей рукой, потому что старые, те, что смогла забрать из особняка, уже изучила вплоть до каждой линии…       Аки обняла себя руками и вжала голову в плечи, а я ощутил, как её прошиб холод тоски. — Зайка, я так скучаю по твоей улыбке! По карим глазкам, по ямочкам на щеках, по твоему запаху. И по поддержке, что ты мне дарила, — ненадолго опустив голову, Аки сделала глубокий вдох, а после, ещё раз взглянув на фотографию девочки, вновь подняла глаза к небу, даже через окно давящему своей серой массой. — Прости, что подвела тебя. Прости, что не сумела выполнить обещание. Ты просила защищать тебя, умоляла всегда быть с тобой, а я… не смогла. Сплоховала. Отпустила тебя.       Теперь Аки не пыталась улыбаться и не скрывала слёз. И я понял, что нужен ей.       Подойдя ближе и пристроившись за спиной любимой, я обнял её за плечи, показывая, что рядом. А она, подняв руку и положив её на моё запястье, продолжала. — Я так хотела, чтобы мы всегда были вместе! В том доме ты была всем для меня, столько сделала, столькому научила… а я так и не смогла отплатить тебе за это. Не забрала из рабства и не показала, какой жизнь может быть на самом деле: солнечной, весёлой, счастливой! — Аки покачала головой и машинально вытерла слёзы. — А сейчас ты где-то там, далеко, и, возможно, там на самом деле хорошо, но… мне страшно, что в том мире тебе одиноко. Что ты грустишь и не находишь себе места. Что ты ищешь меня и не можешь отыскать…       Любимая говорила скомкано, со слезами проглатывая окончания фраз и предложений, но я понимал каждое слово. Понимал и тоже чуть не плакал вместе с ней. — Как же я хочу обнять тебя! И мечтаю сказать, как сильно скучаю. Как надеюсь, что ты слышишь эти слова и больше не боишься… Что ты свободна!       Аки уже не на шутку трясло, но я знал: это хорошо. Боль должна выходить, ей нужно давать свободу, а не держаться в себе. Иначе можно свихнуться.       Да, поначалу бывает тяжело, но после обязательно становится легче. Я в это верил. — Спасибо тебе, родная! Что была в моей жизни, — Аки прижала к сердцу фотографию, но при этом не сводила глаз с окна. — Знай — я никогда тебя не забуду! Ты останешься моей маленькой девочкой, моей доченькой, а я… всегда хочу быть твоей мамой. И буду любить тебя, пока жива. Даже если мне повезёт, и я смогу дышать ещё тысячи лет — обещаю. Ты всегда будешь в моём сердце!       Я прямо почувствовал, как после этих слов любимой стало чуть легче. Не знаю, как объяснить мои ощущения: было всё так же горько, и тоска никуда не делась, но она стала светлее и больше не обволакивала сердце чёрным туманом. Аки справилась.       И уже хотела было встать, как будто по волшебству, в пелене тёмных туч словно бы открылось маленькое окошко, через которое в комнату проник тонкий, но яркий лучик. Он ударил по глазам, но вместо того, чтобы прикрыть веки, Аки смотрела на него не отрываясь, подставляя под свет мокрое от слёз лицо. И улыбнулась. Искренне! По-настоящему. Можно сказать, она почти смеялась, будто бы это была Мичи, смотревшая на неё с Небес. Или… это и вправду была она? — Я тоже люблю тебя, милая! — прошептала она, некоторое время продолжая смотреть на солнце, а после обернулась, крепко меня обняв. — Спасибо тебе, Ято. Я… теперь мне легче. — Был рад помочь, — шепнул я, продолжая смотреть на небо через плечо любимой. Мысленно пытаясь достигнуть девушки, что погибла так давно, но по которой тоже иногда скучал. Которая, как я искренне верил, тоже была где-то там, в лучшем мире.       «Сакура, — мысленно проговорил я, закрыв глаза и представляя её лицо. — Пожалуйста, позаботься о Мичи»

pov: Акинэ

22 июля, 2030 год

      С момента, как мы начали жить в доме Эбису, прошло два с половиной месяца. Я уже почти привыкла к размеренной жизни: что не надо никуда бежать, рано вставать и обязательно что-то делать. И хоть поначалу было странно не слышать звук будильника по утрам — теперь я воспринимала окружающее как нечто само собой разумеющееся.       Расследование шло дальше. Меня и всех остальных ещё раз вызывали на допрос, но Священные Сокровища в этот раз в нём не участвовали. Да и того противного судьи не было: только начальник Ято и пару его подчинённых, которые пытались выяснить необходимые детали и расположить каждого из нас к сотрудничеству с Небесами.       Эдакий эксперимент с плохим и хорошим полицейским: сначала был кнут, а теперь пряник.       Правда, помимо вопросов, нам с Ято дали отдельное задание, пообещав за его выполнение смягчения наказания: дело в том, что воины Небес искали ту самую монетку, про которую я рассказывала Мамору. В её поисках перерыли весь коттедж Валаама и те места, что были хоть как-то с ним связаны: дом, где его поймали, храмы, квартиры членов братства… Но, разумеется, Бог Алчности очень ревностно относился к своим артефактам и просто так их не раскидывал.       И в итоге мы согласились, хотя… Мы толком не знали, как именно и насколько смягчится наказание, которое ещё даже не было озвучено, однако пошли на риск. Точнее… если быть честной, опасности то там никакой не было, ведь нас сопровождали стражи Небес, готовые защищать нас в случае чего, но всё же я переживала. Мало ли что! Шин сказал, на меня чуть ли не охоту устроили, и хоть Рамон и его компания были мертвы — неизвестно, объединились ли в коалицию другие наёмники Валаама. Может, они тоже создали что-то типа мини братства, ожидающего возвращения господина.       Однако же я старалась об этом не думать, сосредоточившись на поиске предмета. Ведь это и без того сложное задание: монетка маленькая, и спрятать её можно… да почти куда угодно! Но я не сдавалась.       Возвращаться в тот дом пришлось целых три раза: нас отпускали на землю всего на два часа за раз, поэтому я не успевала обшарить каждый угол. Но всё же с четвёртой попытки мои труды увенчались успехом: вспомнив, что Валаам частенько находился в одном и том же углу своего кабинета, когда я туда заходила, я начала искать хоть какие-то зацепки. И в конце концов отыскала.       На самом деле, стена в том месте была совершенно пустая и гладкая: ни тебе декоративной кладки, в которой один из кирпичиков мог выниматься или открывать потайной ящик, ни шкафа или хотя бы какой-то мебели рядом. Просто пустая покрашенная стена, однако… — Кажется, что-то есть, — шепнула я, прощупывая тройную розетку, в которую когда-то был подключен компьютер Валаама. — Только бы током не шарахнуло…       Я почему-то вспомнила, что заняты всегда были лишь две розетки: та, что посередине, и правая. А левая постоянно оставалась свободна, и даже однажды, когда Сатоши хотел подключить туда свой телефон для зарядки, Валаам попросил его воспользоваться розеткой с другой стороны стены. — Дайте мне что-нибудь острое, тут надо поддеть, — прошептала я. — Похоже, в одно из отверстий розетки должен вставляться ключ, но у меня его нет. — Отойди, — буркнул один из стражей и, замахнувшись орудием, проделал огромную дыру в стене, буквально выломав тайник Бога Алчности. В воздухе повисло облако бетонной пыли, и все мы сразу закашлялись, прикрывая глаза и рот. — А вы, я смотрю, к делу подходите кардинально, — прошептала я, ощущая першение в горле и выуживая на свет маленький сейф, размером с плитку шоколада и толщиной в три-четыре сантиметра. — Чёрт, тут ещё один ключ нужен! — Это всего лишь металл! — буркнул всё тот же Бог, вновь поднимая свой огромный топор, однако я убрала найденное за спину. — Вы простите меня, конечно, но монетка — вещь хрупкая. Если хотите найти её, чтобы в дальнейшем уничтожить — тогда без проблем. Но в ином случае нужно действовать деликатнее, — я перевела взгляд на Ято, который забрал у меня из рук металлическую коробку и теперь взвешивал её в руке. — Там стенки толстые. Вес очень большой для такой малютки. Наверно, под сам карман для монетки, если она там, выделен буквально квадратный сантиметр, а остальное — сталь. Будет сложно разбить тайник, не задев содержимое, — он посмотрел на меня с каким-то подозрением, и я, кажется, догадалась почему: когда мы в июне пришли за членами братства, я не контролировала свою силу и чуть не разнесла дом, в подвале которого мы находились. — Я справлюсь, — положив ладонь поверх руки хозяина, я дождалась, когда он поднимет на меня голову, а после кивнула.       И он призвал меня, разумеется, заранее объяснив нашим стражам о причине такого поступка: нас опасались, и могли счесть подобное попыткой к бегству или нападению. — Готова? — шепнул Ято, направляя моё лезвие на лежавший на столе металлический предмет. — Или лучше отдадим сейф на Небеса, пусть сами разбираются? — Нет! Хочу убедиться, что она там. А то потом скажут, мол, внутри было пусто — а ты докажи! — пробурчала я, радуясь, что слышать меня способен лишь любимый. — Нужно быть уверенными, что задание мы выполнили и можем в дальнейшем рассчитывать на некоторую милость.       И, похоже, хозяин со мной согласился. Потому что более перечить не стал и сосредоточился на задании. Я тоже.       Я постаралась буквально увидеть пространство внутри стального корпуса и ту самую монетку, которую когда-то держала в руках. А после, когда Ято замахнулся, сдерживалась: проходя миллиметр за миллиметром, остановилась ровно в тот момент, когда моё лезвие более не находило сопротивления. — Полдела выполнено, — шепнула я, сглотнув, ощущая прилив адреналина.       Теперь в стальном ящике была ровная щель, доходившая почти до середины, однако открыть его пока что не получилось бы. — Теперь с другой стороны, — Ято был сосредоточен, как никогда. А я ощущала себя каким-то ювелиром, создававшим особо ценное и дорогое украшение.       Перевернув сейф второй стороной вверх, хозяин снова замахнулся, и мы проделали всё то же самое. И вот теперь, хоть и с усилием, металл поддался, открывая нам своё содержимое. — Неужели это она! — шепнул другой страж, разглядывая монету, теперь лежавшую на ладони Ято. — Чёрт! Вот это да! — Да что с ней такое? — спросила я после того, как вернулась в образ человека. — Кто-нибудь скажет? — Нет, это совершенно секретно! — тот страж, что чуть не разбомбил кабинет Валаама, забрал артефакт у Ято, положив его сначала в небольшую коробочку, а после — себе за пазуху. — Нам нужно срочно возвратиться во дворец и доложить о находке Аматерасу. А вас двоим следует вернуться к месту временного проживания!       Однако, я не сильно расстроилась его ответу. Рано или поздно мы узнаем, что это за таинственная монета и какую роль она играла во всей истории. А пока… нужно просто ждать — уж это-то я умею!

***

      На следующее утро мне было немного грустно, как и в любой другой год в этот день: ведь двадцать третьего июля восемнадцать лет назад я чуть не была убита Риотто.       Однако теперь я смотрела на это событие немного иначе. Не как на начало ужасной истории, преследовавшей меня и по сей день, а как на подготовку к тем кошмарам, которые на тот момент мне только предстояло преодолеть.       Наша битва с шинки Бога Алчности была своеобразным плацдармом, который помог мне раскрыться и из нежной и ранимой души стать воином. И пусть следующие пятнадцать лет я не применяла это в жизни — всё же чувствовала в себе силу. И она просила выход: именно поэтому я умоляла Ято брать меня на задания по устранению духов и хоть иногда давать Юки отдых. Мне хотелось размяться, вновь ощутить превосходство в бою… А он не давал.       Кстати, сейчас я ощущала примерно то же самое, но уже не из-за Ято: у Валаама я привыкла к бешеным физическим нагрузкам, а нынче просто ходила из комнаты в комнату, да иногда гуляла по улице. Это доставляло дискомфорт: меня будто ломало, как наркомана, только моя доза была в том, чтобы хорошенько размять кости и мышцы.       Конечно, я пыталась бегать, отжиматься, приседать, но всё это было не то. С клинком в руках в сражении — я бы получила кайф, но сейчас это было недопустимо. Да и вряд ли я вообще когда-нибудь возьмусь за оружие.       Об этом я пообещала самой себе. И уже погибшей Мичи. Что больше не буду причинять вред кому-либо своими руками. Если Ято решит, что меня нужно применить в бою — я подчинюсь. Но сама… нет! Хватит с меня крови, страданий, слёз и криков. И хоть артефактного клинка у меня больше нет — я даже палку теперь ни на кого не подниму. — Родная! — Ято пришёл в сад, где я рисовала: давненько я в руки карандаши не брала, но сейчас захотелось перенести на бумагу красоту пейзажа. Да, и это расслабляло, хоть получалось далеко не так здорово, как это выходило у любимого. — Сегодня ребята хотят прийти посидеть. Ты не против?       Он был странно взволнован, но я пока не понимала почему. — Кофуку и Дайкоку? — уточнила я, откладывая незаконченный рисунок. — Конечно, а когда я была против? — Не только они, — Ято заламывал пальцы и поджимал губы. — Они ещё и Бишамон позвали, и она вроде как согласилась.       Сказать, что удивилась — ничего не сказать. Хотя неделю назад я вообще была в шоке: узнала, что Богиню Войны вызвали в качестве свидетеля дела по Валааму и она не стала на меня наговаривать и даже… в какой-то мере защищала. Это было нечто невероятное, и я была очень ей благодарна, но сидеть вместе за столом, о чём-то говорить… — Ну… Что могу сказать: я буду паинькой! — я улыбнулась и поджала руки, как это делают щенки или котята, когда играются. — А если буду плохо себя вести — можешь меня наказать.       Я только потом поняла, насколько двусмысленно это прозвучало, и от этого зарделась. — Ну… окей.       Ято тоже почувствовал странный подтекст моей фразы и тоже смутился: мы с ним… не были близки уже два месяца, поэтому тема секса сейчас была волнующей для обоих. Не из-за стеснения: он боялся, что может причинить мне боль и вызвать воспоминания о Риотто, а я… в общем-то страшилась того же самого, а ещё не хотела расстраивать любимого своими слезами и возможной истерикой.       Интимная жизнь пары очень важна, но я пока была к ней морально не готова. — А когда они будут здесь? — спросила я, сделав вид, что ничего не произошло. — Через час, — Ято тоже было неловко, и от этого он не смотрел мне в глаза. — Нам, наверно, стоит обсудить, о чём говорить при ней и Казуме, а о чём нет, поэтому… Не против моей компании?       Присев рядом и взяв в руки листик с моим рисунком, любимый улыбнулся. — Никогда не против, — прошептала я, понимая, что действительно не хочу больше с ним расставаться.       Никогда.

***

      Сказать, что встреча была напряженной — ничего не сказать. Бишамон не ругалась на меня, не пыталась в чём-то обвинить или унизить — просто не замечала. Она была мила со всеми, даже с Ято, чему мы крайне удивились, но меня откровенно игнорировала. Даже когда нужно было передать салат с кальмарами, стоявший около моей правой руки, она попросила об этом Дайкоку, сидевшего неподалёку.       Не скажу, что меня это задевало: главное, Биша на суде не пыталась подпортить жизнь мне и Ято, а уж как она себя ведёт — её право и её проблема. Я привыкла к плохому обращению: в братстве многие начинали диалог со мной или с нападков и открытой агрессии, или же обидных ругательств и двояких фраз, как-либо задевавших темы, о которых мне было неприятно вспоминать. Поэтому то, что Богиня Войны меня бойкотировала — было своего рода благом.       Я сидела подле Ято, кушала вкусную еду, наслаждалась природой: шинки Эбису вынесли на улицу огромный стол и накрыли обед прямо в саду. Аромат цветов, солнышко, пение птиц, журчание фонтанчиков… Всё было почти идеально! Жаль, только Мичи этого не увидит — она была бы в восторге! Девочка любила природу… — Малыш, всё хорошо? — Ято почувствовал, что я снова загрустила. — Да, я… Не обращай внимание! — я чмокнула его в щёку. — Всё супер.       Тем временем за столом проходил бурный диалог: Кофуку спорила с Дайкоку о том, что очень хочет путешествовать. — Да я только и делаю, что сижу дома или изредка выбираюсь к паре друзей. Я хочу увидеть мир! — кричала она, явно перебравшая саке. — Он ведь такой огромный: Италия, Франция, Швейцария… Столько мест, где я ещё не была! — И столько мест, которые ещё не развалила, — её шинки тоже был слегка пьян, но не «навеселе», как говорят, а наоборот — здоровяк стал каким-то хмурым. — Мы же сто раз это обговаривали!       Было видно, что тема эта ему поперёк горла. — Не мы, а ты! — Кофуку показала язык. — Ну кто-нибудь, скажите ему. Акинэ! — А я-то что? — я смутилась, потому что после её возгласа все на меня посмотрели. — Это ваша жизнь, и я не вправе что-то говорить. Думаю, вы сами должны прийти к компромиссу — иначе ничего путного не выйдет.       Я пожала плечами, при этом боковым зрением видя, что Бишамон буквально сверлит меня взглядом. — Да я пыталась… — начала было Кофуку. — И давно? — Богиня Войны всё же не смогла удержаться — она тоже подвыпила и теперь обращалась ко мне. — Что именно? — спросила я без агрессии, хотя понимала, к чему она клонит. — Давно ты держишь язык за зубами и не лезешь в чужие жизни? — пробурчала она, так резко поставив стакан, что я думала — стекло треснет.       Ято, сидевший рядом, явно не знал, что делать: он сто процентов желал вступиться за меня, но из этого следовало бы возобновление конфликта с Богиней Войны. А мы же тут вроде как собрались для укрепления мира и дружбы… Но и проигнорировать её слова — значило бы, что он с ними согласен и готов дать свою женщину в обиду.       Я прямо чувствовала, как он лихорадочно соображал, что сделать, но всё же переключилась на воинственную гостью. — Странно, что вы заметили меня на этом чудном обеде только, чтобы задать такой вопрос, — я не была грубой, говорила без яда и даже, наоборот, с улыбкой. — Однако, заранее попрошу прощения за то, что отвечать на него не хочу. — Почему же! — бросила она, в то время как Казума нервно дергал хозяйку за рукав. — Чем сегодняшний день отличается от того, что был год назад?       Она ударила по столу рукой и даже чуть наклонилась вперёд, будто готова была встать с места и кинуться ко мне через весь стол: мы сидели далеко друг от друга, чему я сейчас была крайне рада.       Да, год назад и вправду произошло неприятное событие: я при всех оскорбила Бишамон из-за её нападок на Валаама и недвусмысленно намекнула, что с таким её настроем клан Ха последует за кланом Ма. Однако я извинилась за это два месяца назад, когда мы не без помощи Кофуку пошли на мировую. Понимаю, осадок у Биши в любом случае остался, но она могла хотя бы сделать вид, что всё хорошо… или же и дальше молчать.       В конце концов это наши с ней разборки. К чему портить настроение собравшимся? — Всем! Этот день всем отличается от того, что был год назад, — Ято ответил раньше меня. — Слушай, давай не будем, а? Акинэ же попросила прощения, так в чём проблема? — В том, что я ей не верю! — на лице Бишамон было отвращение. — Откуда мне знать, что перед нами сидит Акинэ, а не… та, вторая? Вдруг мы сейчас всеми её прикрываем, а потом, когда Аматерасу отвернётся, она кинется к Валааму, который чуть было не захватил тут всё? Чёрт знает, что у неё в голове! Может, это всё часть большого плана или… — Хватит! — я сказала это так громко, что она замолчала, а звенящая тишина накрыла не только наш стол, но и всю округу. — Если вам мало моих извинений — то я очень об этом сожалею. Но ползать на коленях не собираюсь. Хватит с меня унижения и гнёта других. Я устала!       Где-то в груди становилось горячо, и этот жар потихоньку начал расползаться по телу. И Ято в этот момент как-то странно на меня посмотрел, а после принялся поглаживать по руке, успокаивая. — Вы можете ненавидеть меня, если угодно, можете не прощать, не замечать — это ваше право! Но унижать себя, а особенно перед семьёй, не позволю! — хотелось подкрепить свои фразы бранным словцом, но я сдерживалась. — Повторюсь, мне жаль, что я вас обидела. Я знаю: утрата родных словно пробивает в груди громадную дыру, которая если и затягивается спустя время — оставляет огромный шрам, что будет вечно напоминать о покинувших нас любимых.       Горло сдавило от новой порции воспоминаний о Мичи, но я откинула их подальше. Уж что-что, а плакать сейчас я не хотела. Только не перед собравшимися. — Я очень сожалею и соболезную вашей утрате. Честно! Можете верить, можете нет. Однако я не виновата в случившемся с вашими орудиями. И никто не виноват… Так бывает, — я поглядела на Ято, ожидая упрека в его глазах, но он смотрел с удивлением и пониманием. — Я была груба — и это плохо. Но я осознала это и постаралась исправить. Не хотите идти на компромиссы и попытаться зарыть топор войны? Повторюсь, ваше право! Но не нужно обвинять меня в том, чего ещё не было и, поверьте, никогда не будет! Я ненавижу Валаама каждой клеточкой тела и каждым сантиметром моей, наверно, давно сгнившей души, и ни в коем случае не дам ему сделать задуманное! Я верю, что он сгниёт в тюрьме и больше не выйдет на свободу. И даже если мне не светит пережить этот суд — я буду счастлива в последний миг жизни, потому что буду знать — ему тоже досталось по заслугам!       Меня будто опустошили, но в хорошем смысле. Каждый раз, когда я вот так кому-то выговаривалась, сначала ощущала печаль и горечь от совершенных собой же поступков, а после — невероятное облегчение. Не зря лучшим лекарством от моральных травм служит разговор по душам. Это и вправду помогает. — Я, наверно, пойду, — шепнула я Ято после долгой паузы: более заговорить никто не решался. — Посидите тут… без меня. Я побуду в комнате. — Да ладно тебе, стой!       Он бросил на стол салфетку и собрался подняться, дабы отправиться вместе со мной или попробовать отговорить, но я его остановила, положив руку на плечо. — Всё в порядке, — я посмотрела на остальных: Эбису и его многочисленные орудия, на Кофуку и Дайкоку, на Юкинэ, Бишу и шинки, которых она взяла с собой. — Я пойду… полежу немного. Желаю всем отличного денька. Не скучайте!       Я постаралась улыбаться и быть дружелюбной, однако, двигаясь в сторону храма, вновь похмурнела. Мне стало одиноко.       Это чувство часто донимало меня в последнее время. Кажется странным: я теперь среди своих, в кругу семьи и друзей, но отчего-то в сердце продолжало щемить от ощущения пустоты.       Возможно, это была дыра, образовавшаяся после гибели Мичи, а может… это было напоминанием о прошлой жизни и том, что я сделала. Ведь та славная Аки, которая когда-то существовала, тоже погибла, если можно так выразиться. И мне боязно, что все те, кто сейчас собрался вокруг меня, любили именно её, меня прошлую. А со мной настоящей их ничего не связывает.       Надеюсь, я просто себя накручиваю. Нужно переставать это делать и попытаться быть позитивной.       Ради друзей.       Ради Ято и Юкинэ.       Ради Мичи…

***

— Ято, заходи! — крикнула я в ответ на стук в дверь.       Я была уверена, что это любимый: чувствует, что я грущу, и не смог усидеть на месте. Или, может, все разошлись? Странно, ведь прошло не больше часа. — Это я, — раздался из-за двери голос Бишамон, заставивший меня принять сидячее положение в кровати и сглотнуть от появившегося волнения. — Можно? — Д… да, — бросила я, зачем-то кивнув, хотя гостья, будучи за дверью, не могла этого увидеть. — Что-то случилось?       Богиня Войны не ответила на это и просто зашла, тихонько сев рядом со мной. Явно желая о чём-то сказать, но не произнося и звука. — Вы так соскучились по моему обществу, что решили немного рядышком посидеть? — я не могла сдержать улыбку, и с удивлением увидела, как уголки губ Биши тоже приподнялись. — Нет, — она качнула головой, и длинные локоны её белокурых волос красиво заиграли на ярком свету, лившемуся из окна. — Мне тут кое-что рассказали. О той девочке, Мичи. Прости, я не знала.       Гостья посмотрела на меня исподлобья, а после вновь перевела взгляд на пол. — Мне очень жаль её и тебя. Как ты и сказала: это вправду больно. Особенно терять детей.       Я хотела её перебить, потому что эта тема была мне крайне неприятна и вызывала волну тоски, но я молчала, стараясь сосредоточиться на деталях комнатного убранства, а не на эмоциях. — Выходит, ты многим заплатила за то, чтобы перейти на сторону Небес, предотвратить битву. И чуть не погибла… Этого я тоже не знала, — она сглотнула: даже не верилось, что Богиня Войны может быть такой чуткой и понимающей. — Я зря сказала, что ты способна вернуться к прошлому и братству, о котором все говорят: теперь я понимаю — ты этого не сделаешь. Но хотела бы объяснить кое-что.       Она дождалась моего кивка, потому как ответить я не могла: дар речи пропал от представшей передо мной картины и того, что я услышала. — Знаешь, я мало кому об этом жалуюсь, но… вот я Богиня Войны. И многие почему-то считают, что нет для меня большей радости, чем присутствовать при кровопролитии, воспевая героев битвы: их храбрость, стойкость и выносливость. Мне молятся, желая победить в конфликтах, надеются, что я приму ту или иную сторону, тогда как… я за мир, понимаешь? — Биша посмотрела на меня с такой проникновенной грустью, что мне вдруг стало её жалко. — Я вообще не хочу всего этого! И готова вступать в войны, только чтобы их прекратить.       Облокотившись на руки, она чуть откинулась назад и подняла голову, теперь смотря в потолок. — Порой так грустно смотреть на людей и видеть, как они борются за власть, ресурсы, одобрение… а иногда и без всякого повода! И так хочется сказать им: что вы делаете? Остановитесь! Ведь Земля огромна, зачем вы друг друга убиваете? Каждый из вас уникален, каждая жизнь бесценна! Это величайший дар, а вы растрачиваете его впустую! — было видно, что эта тема для неё очень болезненна и Бишамон действительно переживает за человечество. Хочет ему добра. Мира. Процветания. — Я не знаю, — толком не уверенная, что собеседница вообще ждёт от меня каких-либо изречений, я всё же решилась вставить слово. — Возможно, всё дело в том, что в людях много пороков. Злость, корысть, алчность, зависть… Наверно, это и толкает их на подобное.       Я вспомнила, что часто не понимала Валаама и его желаний, но после, прожив в коттедже год, уже перестала задаваться вопросами: просто делала, что скажут. Потому что копаться в чужой голове — дело неблагодарное, да и нельзя нам понять других! Мы можем судить о тех, кто рядом, сколько угодно, но никогда не окажемся на их месте, в их шкуре. — Да, и я с этим смирилась. Но никогда не думала, что война может прийти в мой дом, — снова сев прямо, Бишамон чуть повернулась ко мне и сделала пару глубоких вдохов. — Поэтому я так отреагировала на новость о захвате Небес. Мне казалось, Такамагахара — территория спокойствия и я могу не переживать за тех, кто здесь находится, но вышло, что миры — и людской, и наш — одинаково хрупки. И мы нигде не можем быть в безопасности. — Понимаю, — кивнув, я на миг представила, что было бы, погибни я от пули в ноябре. Никто не сказал бы Ято о будущем наступлении, и сейчас, возможно, на Небесах был бы раскол. — Мне тоже грустно это осознавать. Но сделать с этим ничего нельзя. Нет гарантии, что за Валаамом не придёт следующий желающий, а за ним ещё один, и единственное, что в наших силах — быть вместе. Рядом. И стараться… наслаждаться каждым днём, быть счастливыми.       Я подумала о Ято и том времени, которое мы потеряли из-за Валаама: наверно, не похить меня Бог Алчности, мы с любимым достроили бы храм в Такамагахаре и перебрались в этот вечно солнечный и цветущий мир Поднебесной. Могли не переживать о том, что на прогулке на нас может напасть аякаши, чаще общались со своими друзьями, живущими здесь, и, наверно, завели бы много новых знакомств. Юкинэ был бы рад находиться вблизи Казумы, а я… не боялась бы за свою жизнь.       Мы могли быть счастливы каждую минуту… Но, наверно, это не так важно. Главное то, что происходит сейчас, что мы имеем на данный момент. И действительно дорожить этим, потому что… даже таких небольших радостей, что есть в моей жизни сегодня, могло не быть. — Казума мне почти то же самое сказал, — Биша улыбнулась, похоже, тоже уйдя в какие-то думы от моих слов. — Выходит, у вас мысли сходятся. — Или не мысли, — добавила я после паузы, стараясь не ухмыляться. Но кажется, у меня не очень хорошо получилось. — О чём ты?       Моя гостья явно не понимала, к чему я клоню, и меня не переставало это удивлять — её странная зашоренность по отношению к своему священному сосуду. Причём на протяжении всего нашего знакомства. Она умудрялась не замечать настолько очевидных вещей, что я диву давалась: такая умная девушка, но совершенно слепа к тому, что происходит под носом. — Да ладно? Серьёзно не догадываетесь? — я решила узнать: вдруг она именно не хочет замечать намёки своего орудия, однако же, судя по неподдельному удивлению, появившемуся на лице девушки, всё стало ясно. — Я не знаю, вправе ли упоминать об этом, но кажется, когда Казума говорил о счастье — имел в виду не вселенское, не общее, а именно ваше, понимаете? Ваше общее.       Я жутко смущалась от этой темы и боялась, что мне влетит за неё, однако останавливаться было поздно. — Но это… логично, — в тоне Бишамон проскользнуло свойственное ей высокомерие. — Он мой ведущий и обязан заботиться о благе семьи. А я обязана заботиться о нём. Что я вроде как и делаю… — Не сомневаюсь! — сразу же поспешила оправдаться я. — Но… Он относится к вам несколько иначе.       Я сделала длительную паузу, потому как Богиня Войны сейчас выглядела испуганной школьницей. — Вы для него не просто Богиня или хозяйка, — в груди сердце билось так быстро, что голова начала кружиться. — Он, разумеется, ценит вас в этой роли, но… любит! По-настоящему! — Как и я его. Я люблю всю свою семью! — Биша так удивилась, будто я обвинила её в чем-то нехорошем. — Но я не… не…       И тут в её глазах проскользнуло понимание. Она приоткрыла рот и замерла, не шевелясь, почти не дыша.       А я, очень рискуя, взяла гостью за плечи, стараясь вывести её из некоторого анабиоза и привлечь к себе её стопроцентное внимание. — Если вам нечем ответить Казуме на это — пожалуйста, забудьте о чём я говорила. Но если вы чувствуете к нему то же самое — не теряйте времени. Неизвестно, что будет завтра — это я очень великолепно усвоила! — отчего-то внутри стало теплее: возможно, от осознания, что я сделала нечто хорошее. — Дайте себе свободу быть счастливой. Ведь вы этого точно заслуживаете!

***

      С утра я и не могла представить, что этот день будет таким поистине волшебным! А точнее, его вечер.       После нашего разговора Бишамон куда-то ушла, и я думала — она поспешила к гостям. Но когда и я решила вернуться, её за столом не оказалось. Казума явно нервничал из-за этого и расспрашивал: не поругались ли мы с Бишей ещё больше и не обидели ли друг друга настолько, что его хозяйка решила сбежать с обеда. Но я поспешила его утешить, заявив, что ей просто нужно кое о чём подумать.       И была права. Вернувшись к гостям, Бишамон улыбалась и… по-другому смотрела на Казу. Похоже, она всё же осознала, что неравнодушна к своему шинки, только до этого никогда не думала о нём как о мужчине. Наверно, это связано с её работой и жёстким характером, однако же к совету моему она прислушалась. И вечером, когда мы зажгли много свечей и начали танцевать под открытым небом, первая позвала своего шинки на танец.       Ничего такого между ними не случилось, но, судя по его немного испуганному, однако же довольному лицу — Казума и этому был рад. Это пусть небольшая, но новая ступень в их отношениях, и я очень надеялась — когда-нибудь они всё же будут вместе, по-настоящему!       Дайкоку и Кофуку тоже помирились и танцевали, пока не начали падать: она не давала ему сесть в минуты быстрых музыкальных треков, а он не отпускал её из объятий во время медленных. Они кружили по выложенной камнем площадке и, кажется, не замечали никого вокруг. Отдавались моменту и тоже были счастливы.       Юкинэ же, кажется, завоевал внимание одной новенькой девочки, шинки Бишамон. Они и раньше общались, но сейчас уединились неподалёку и о чём-то говорили. И судя по тому, что парнишка держал в своих ладонях её руку — момент у них был очень романтичный, чему мы с Ято тоже были несказанно рады! Ведь нашему Юки тоже хотелось любви и романтики: он остался в теле четырнадцатилетнего подростка, однако умом и сердцем давно созрел для отношений. И пусть это покажется странным — мы не были против. Только немного переживали, что ему могут разбить сердце, но… в случае чего он справится. Все через это проходят. Проходят и идут дальше: к новой любви и новым мечтам. — Вот бы этот день не заканчивался… — прошептала я, положив голову на плечо Ято и неторопливо покачиваясь с ним в такт под чарующую медленную композицию. — И будто и не было тех двух лет и бед всех. Мне так легко и спокойно! — И мне, — любимый обнимал меня, прижимая к своей груди и иногда даже приподнимал, отчего я ненадолго переставала касаться ногами земли. — Я так люблю тебя, Акинэ! — И я тебя, — промурлыкала я, жмурясь от счастья и невероятного блаженства. — Спасибо, что ты у меня есть!       Подняв голову, я заглянула в его пронзительно голубые глаза, которые теперь были наполнены теплотой и нежностью. И мечтала лишь об одном: смотреть в них ещё долгие-долгие годы. Не отпускать его руку из своих пальцев. Всегда чувствовать его тепло и заботу.       Не покидать Ято. Никогда. И быть вместе несмотря ни на что!

***

10 августа 2030 года

      Сегодня был потрясающий день! Мой хозяин праздновал очередной «День Ято», и мы, его друзья, я и Юкинэ, устроили виновнику торжества сюрприз. Каждый приготовил подарок, но не дал его лично в руки. Мы организовали своеобразный квест по дому Эбису и прилежащей к нему территории: вручив Ято записку с намёком на первый тайник, наблюдали, как он, словно ребёнок, бегал туда-сюда, постепенно находя всё новые и новые презенты.       Последним был мой. Новый фотоальбом. У меня не было возможности походить по магазинам и выбрать что-то эдакое, поэтому заказала подарок у новой подружки Юкинэ: она, в очередной раз отправляясь на Землю, купила всё необходимое в фотомагазине. Кстати, Бишамон ей помогала, хотя оправдалась тем, что, мол, просто не хотела отпускать девочку одну. — Прости, что подарок такой простой. Ты заслуживаешь лучшего, — смущаясь, пролепетала я, когда Ято вернулся со своего квеста, загруженный разнокалиберными коробочками и пакетиками. — Но я подумала: новая жизнь — новый альбом. Кстати, он на шестьсот фотографий, так что…       Я намекнула, что рассчитываю заполнять его не один год, а значит, мы выкарабкаемся из ситуации, в которую увязли, и сможем жить дальше. Вместе, как раньше. — Тогда настало время первого фото! — Ято вынул смартфон и, повернув его экраном к нам, сделал селфи: он на нём улыбался во все тридцать два зуба, а я не смотрела в кадр — только на любимого, которым сейчас очень гордилась. — Ребят, вы тоже все идите сюда!       А дальше шла огромная серия снимков: мой хозяин сфотографировался со всеми, потом отдельно с мальчиками, с девочками, с каждым по очереди, со всей грудой подарков, с каждым подарком, снова со всеми, со мной и с Юкинэ, а после сделал завершающую фотографию себя на фоне стола, который снова накрыли в саду. Правда, в этот раз он прямо ломился от еды: гости, помимо подарков, принесли и вкусненькое, а Кофуку с Дайкоку и вовсе пришлось повторно возвращаться домой, потому что за раз всё унести они не смогли.       Любимый был счастлив! Он много смеялся, рассказывал смешные истории, дурачился и не прерываясь благодарил каждого из нас за внимание к его персоне. До сих пор не привык, что у него есть собственный праздник, в который его восхваляют.       Никто ни с кем не ругался и не ссорился, каждый пытался внести свою лепту в этот замечательный день, плавно переходящий в вечер, а после, когда все уже изрядно подвыпили и подустали, начали травить истории из жизни и задавать друг другу вопросы. И самые каверзные почему-то доставались именно мне. — Как ты научилась владеть клинком за два месяца? — спросил Казума, поправляя очки.       Тема моего прошлого не раз всплывала сегодня, поэтому никто не относился к ней с опаской, не затихал, когда речь заходила о Валааме и братстве, и не пытался пнуть слишком любопытного знакомого, что вдруг задал неудобный вопрос. — Не знаю. Руками, — ответила я, и все засмеялись. — Но если честно, всему можно научиться, если есть мотивация. Она может быть положительной, например, когда родители обещают ребенку новый смартфон за пятёрку в году, а может быть отрицательной. Так было со мной.       Я прервалась, задумавшись, что не стоит углубляться в тему, но теперь Румиха, подруга Юки, включилась в диалог. — Я слышала об этом! Мне Юкинэ рассказывал. Это же невероятно! — эта девочка была очень любопытна, но в хорошем смысле: это не отталкивало, а восхищало, потому что она к тому же была не по годам умна и находчива. Прямо как наш паренёк! — Спасибо, но это была… вынужденная мера, — я снова жутко смущалась и радовалась, что моего румянца не видно в полутьме вечера. — Из разряда, как некоторых учат плавать, просто бросая в воду: а там, хочешь жить — поплывёшь. Ну вот как-то так и со мной поступили. — Но это всё равно достижение. Я бы не смогла! — Кофуку смотрела на меня, как смотрят на своих кумиров. — Да ты бы, скорее, себя покалечила! — вставил Ято, и все снова засмеялись. — Хотя, это могло стать твоим стилем: просто бьёшь наугад и глядишь — в кого-нибудь да попадешь. Не зря ты Богиня Несчастий! — Ято, ну ты… Я же и обидеться могу! — моя розоволосая подруга надула губы и сложила руки на груди. — Ты просто завидуешь мне! Правда, Акинэ? — Конечно! — протянула я под не утихающий гогот. — Если меня ещё раз кто-нибудь сопрёт и заставит бегать по Токио с клинком наперевес — возьму тебя в команду. Будешь моим протеже.       Теперь хохот за столом был таким громким, что приходилось нехило надрывать связки, дабы тебя услышали. — Нет уж, хватит с меня этого! — Ято крепко обнял меня, мотая головой, однако тоже улыбаясь. — Давай последним, кто тебя украл, буду я!       Было странно говорить о произошедшем так спокойно. Конечно, рано или поздно любые ситуацию начинаешь обсуждать с лёгкостью: даже те, которые прежде вызывали ужасную боль и горечь. Но обычно для этого момента проходит несколько, а иногда и десяток лет, а тут… пара месяцев в кругу родных, в уюте и безопасности, и я произношу имя бывшего господина с холодным сердцем и спокойствием. — А ты меня крал? — удивилась я, приподнимаясь и пересаживаясь к Ято на колени. — А можно обозначить временные рамки: я пропустила это событие! — А то! — Ято потянулся за стаканом, при этом придерживая меня, чтобы не упала. — Было это, кажется, четвертого мая! Я бы даже сказал, в ночь с четвертого на пятое.       Он поиграл бровями, явно намекая на тот день, когда я пришла к нему. Мечтая побыть наедине с тем, кого люблю, и попрощаться.       А ведь прошло всего три месяца, а будто — целая жизнь! — Тогда кто ещё кого украл, — заулыбалась я, а Кофуку, внимательно нас слушавшая, и вовсе залилась смехом. — Вот, видишь — она понимает, о чём я. Всё было спланировано, пупсик! Так что в тот момент жертвой был ты.       Я несильно ткнула Ято в грудь. — Да я не против! Я готов так сдаваться хоть каждый день! — любимый поцеловал меня в щёку, а после снова глотнул виски. — Ой, а можно без этих ваших подробностей! — Юки был смущён и одновременно немного зол: похоже, ему было стыдно за нас перед подружкой. — Давайте сменим тему!       И мы последовали его просьбе.       И говорили, говорили, говорили, разойдясь только под утро! Этот праздник и вправду был чудесным, но рано или поздно сказка заканчивается, и начинается суровая реальность…       Реальность, в которой утром, одиннадцатого августа, нам сообщили, что суд по делу Валаама состоится через три дня.       Что через дни дня наша жизнь может оборваться…

***

      Мир снова поблек перед страхом, который буквально меня пропитывал. В последний месяц я словно и забыла о том, что происходит и почему мы живём у Эбису: реальность стала обманчива, и, просыпаясь утром, я не вспоминала, что идёт расследование, после которого полагается наказание виновных.        А теперь вот осознание снова накрыло с головой. Только стало ещё сложнее: когда жизнь начинает налаживаться и тебя опять бросают в пекло — огонь кажется ещё более жарким, чем ранее. И паника — она тоже теперь преследовала, хотя до этого страшно почти не было. Я просто вновь поняла, что мне есть что терять — в этом всё дело.       А ещё переживала за близких. Кажется, Ято был искренне уверен, что страшно мне из-за того, что я боюсь умирать. На деле же — всё было немного иначе. Нет, жить мне тоже, разумеется, хотелось, однако я почти не боялась смерти как таковой. Да и зачем? Ведь гибель — это лишь миг. Хоп — и тебя уже нет. Всё! А вот смотреть, как умирают те, кто дорог — вот настоящий ужас и самое тяжёлое испытание. А особенно, если они прощаются с жизнью по твоей вине.       И я вновь просила Небеса и ту неизвестную мне высшую силу о милости над теми, кого я люблю. Пусть с ними всё будет хорошо! Пусть палач занесёт клинок над моей головой!       Хотя это и эгоизм… Ведь тогда моим родным будет тяжело: понимать, что меня нет.       Как же всё сложно! — Родная? — Ято сегодня был особенно хмурым: я почти не видела его эти три дня, но сейчас осознала, как он ужасно подавлен. — Можно тебя?       Я посмотрела на двух шинки Эбису, которые тоже участвовали в процессе готовки, и, дождавшись их кивка, проследовала за хозяином.       Он отправился в нашу комнату и, стоило мне зайти, закрыл за нами дверь. — Хотел поговорить кое о чём, — ответил он на мой немой вопрос спустя пару минут. — И начну, пожалуй, с того, что… скажу спасибо. За то, что ты есть. Что однажды рискнула жизнью и кинулась ради меня под автобус. Уверен, если бы ты этого не сделала — была бы счастливее и не страдала. Но… Я побуду эгоистом и всё же тебя за это поблагодарю.       Ято невесело улыбнулся, тогда как мне было не до смеха. — Зачем ты это говоришь? — мне стало не по себе и хотелось поменять тему: сейчас почему-то казалось, будто любимый со мной прощается. — Не важно, что было бы. В этой жизни тоже много счастливых моментов, и, надеюсь, большинство из них впереди.       Погладив его по руке, я ощутила, как любимый немного дрожит. — Всё будет хорошо! — я сама не знала, верю ли этим словам, но мечтала, чтобы он в них поверил. — Мы справимся — сам же говорил! — Знаю! Но ожидание… изматывает, — он покачал головой. — Быстрее бы этот суд. И хоть ужасно страшно узнать, что со мной будет — лучше, если это случится поскорее. Мучительно ждать и не понимать: вечность тебе осталась или пару дней. — Не говори так, пожалуйста! — одна лишь мысль о том, что Ято погибнет — повергала в панику. — Ты чего расклеился? — Не знаю, — спрятав лицо в ладони, он некоторое время молчал. Я тоже не произносила ни слова и лишь поглаживала его по плечу. — Просто в какой-то момент стало казаться, что этот день совсем не наступит. Но вот… он уже завтра, и теперь мне кажется, я не успел… насладиться моментом. Не сделал всё, что должен был… — У тебя будет полно времени! — сердце кровью обливалось от услышанного. — Ты пугаешь меня, родной. — Прости, но… я должен тебе кое-что рассказать.       Ято выглядел серьёзным. Нет, когда дело касалось чего-то важного — он всегда был таким, но сейчас у него на лице словно было написано: он готов к самому худшему. И услышав его рассказ, я поняла, что была права. — Я хотел объясниться, чтобы потом ты не обижалась на меня. Хотел рассказать свой план, — начал он, потерев ладони и глубоко вздохнув. — Потому что, скорее всего, завтра я домой не вернусь.       Если бы в этот момент я что-то держала в руках — точно бы это уронила. Потому что подозревать — одно, но слышать это из уст любимого… Нечто совсем иное. — Погоди, но я же продумала твою защиту! И на допросах не выдала, — я пыталась рассуждать трезво. — Перед Небесами ты практически чист. — Знаю, но…       Ято явно не решался о чём-то сказать. — Но?! — моя грудь вздымалась так часто, что закололо в боку. — Я заберу на себя вину твою и Юкинэ. И прошу тебя не пытаться этому помешать, не спорить с Аматерасу, не переубеждать её в том, что я виновен. — С ума сошёл! Так нельзя! — меня тоже затрясло, а в ушах появился противный звон, словно я ударилась головой. — Ты… спятил! Ладно Юкинэ, но я… Сама виновата, слышишь?! Я убивала собственными руками и порой получала от этого удовольствие! Я должна понести наказание, а не ты! — Это не обсуждается!       Сегодня любимый был непреклонен. Точнее — ему так казалось. Однако же я не привыкла так быстро сдаваться: это качество выработалось у меня за последние два года, поэтому я решила, что Ято просто не понимает, о чём говорит и просит. И что я должна и могу его переубедить. — Так не пойдёт! — произнесла я с ложным спокойствием. — Думал, поставишь меня перед фактом и я приму сию новость как должное? — Именно, — любимый кивнул, избегая моего взгляда. — Тогда ты безумец! — прошептала я, ощущая, как слезы щекочут горло. — Никогда в жизни я так тебя не подставлю! Это неправильно, так не… — Да плевать мне, Акинэ! Слышишь? — Ято вдруг закричал, от чего я дёрнулась: от неожиданности и испуга. — Плевать! Хочешь — ненавидь меня за это, но не препятствуй!       В его глазах было безумство и скорбь. Любимый совершенно точно осознавал, о чём просит, и ему было страшно, хоть Ято никогда бы этого не признал. Но я знала его не первый год и понимала это без слов. — С какой стати? — я тоже повысила голос. Видеть своего мужчину в таком состоянии было невыносимо. — Потому что это приказ!       Кажется, всего третий раз за всю нашу совместную жизнь Ято приказывал мне. Помню, первый раз было во время сражения с Риотто: тогда Ято сказал мне подняться и драться дальше. А ещё… вроде бы когда был заражен алчностью. И вот теперь. — Как бы сильно я тебя ни любил, я остаюсь твоим хозяином, — он был холоден, и это тоже пугало. — Поэтому не перечь и просто пойми моё желание защитить тебя! — Но я ведь тоже этого хочу! Но по отношению к тебе! — на выдохе произнесла я, глотая слёзы. — Почему мне нельзя о тебе позаботиться? — Потому что ты достаточно сделала для меня, а вот я — сплоховал. Я так виноват перед тобой! — в его голосе вновь появилась привычная мне мягкость. — Пожалуйста, дай мне возможность исправиться, перечеркнуть свои ошибки, чтобы вписать на их место что-то хорошее, что я могу сделать для тебя! Что необходимо сделать для всех нас!       Его руки дрожали. Я знала — Ято не шутит и не отступится, а пытаться идти против него в суде — значит, и его не спасти, и самой подставиться под удар. Тогда Юки останется один. — Но ведь всё может обойтись? — я заставляла себя быть оптимисткой, хоть это и было сложно. — Валаам виновен во всём. Вдруг Аматерасу выплеснет свой гнев на него? Это ведь возможно? — Да, — Ято наконец обратил на меня свой полный уныния взгляд, — но я хочу, чтобы ты была готова к худшему исходу.

pov: Ято

      Я почти не спал эти три дня. Сначала писал «новому себе» записки: пытался кратко рассказать обо всех важных моментах, которые не хотел забыть после перерождения. Но после перешёл на видео, как это когда-то делал Эбису. И взяв у него аппаратуру и пару дисков, принялся выполнять задуманное.       Конечно, сложно вот так взять и описать на камеру всю свою жизнь, которая длилась больше тысячи лет. Поэтому я решил, что совсем давние времена не так важны: на них я уделил не больше нескольких часов, рассказав, что творил и почему ни в коем случае нельзя повторять тех же ошибок. Со стороны могло показаться, что значимее подробно описать всех своих знакомых, какие связи с ними были налажены, какие жизненные лазейки я обнаружил, однако же я решил иначе.       Остановился на последних годах. И вот тут я постарался быть доскональным: примерно с момента, как встретил Хиёри и Юкинэ. Эти двадцать лет были для меня наиболее важны, и если бы был шанс — расписал каждый день, каждую минуту, чтобы знать о них, даже будучи другим. Но… Я не располагал такой роскошью, как время, поэтому старался припомнить самое основное: чувства, ошибки, мысли. Я рассказал сам себе, как дал имя своим шинки, как жил с ними, как радовал их, а иногда и обижал. Подробно расписал истории их жизни, особое внимание уделив судьбе Акинэ: как я сначала спас её, а после… предал её, хоть сто раз обещал быть только с ней. Очень подробно описал последние пару лет и то, как Акинэ была в руках Валаама. И попытался оправдаться перед будущим «я» за то, что не смог её уберечь.       Вообще практически все записи были посвящены ей и Юкинэ. Потому что моя жизнь крутилась вокруг них. Я боялся, что не полюблю их будущем так, как сейчас, а ещё больше страшился — что они не полюбят переродившегося меня.       Это пугало. И хоть я не должен переживать: ведь в случае перерождения не будет ни воспоминаний, ни прошлых мыслей — всё равно было страшно. Я хотел быть со своей семьей! — Хорошо, — Акинэ наконец сдалась в ответ на мою просьбу не мешать забрать на себя их вину, поэтому я перешел ко второй стадии заранее подготовленного разговора. — Но ты ведь обещаешь не сдаваться? И постараешься выжить? — Обещаю! — я говорил это искренне, потому что большего сейчас не хотел. — И всё для этого сделаю, однако…       Нужно было это произнести! Хоть и было сложно. — Если меня всё же ка… казнят, — я заикнулся и некоторое время не мог справиться с комом, вставшим поперёк горла, — обязательно найди меня, как только сможешь. Не знаю, появлюсь ли на пепелище нашего дома или… в другом месте. Я напишу примерные адреса, где могу переродиться, но будь крайне осторожна с отцом — если он обо всём узнает, так просто меня не отпустит.       Я говорил чуть ли не заученный текст, не вдумываясь в его смысл и стараясь избавиться от осознания, что речь идёт обо мне. — Если после суда вам с Юки разрешат покинуть Такамагахару — отведите меня в Кииро. Какое-то время растите там — без посторонних. Адрес никому не говорите, никуда меня не выводите: это опасно, и в первую очередь для тебя.       Я знал, на что отец способен, и понимал: если останусь у кого-то из друзей — его это не остановит. Он убьёт каждого, кто встанет у него на пути. Поэтому лучше, если я повзрослею вдали от его глаз. — Но об этом доме знают… — начала было Аки, прикрыв рот ладонью. — Да, но далеко не все. Мамору будет молчать, да и Юки в курсе, что нельзя болтать про это место. Так что там вы в большей безопасности, — как же сложно оставаться с холодным разумом, когда речь идёт о твоей жизни, но я силился до последнего сдерживать эмоции. — Я оставлю вам все сбережения, которые у меня накопились. В доме есть всё, кроме душа: я попросил Мамору помочь вам в его пристройке, если понадобится, так что не стесняйся. Но Эбису и Кофуку не проси: меньше знают, крепче спят. Можешь переписываться с ними, чтобы не волновались, но адрес не говори, ладно?       Я ждал, что любимая ещё что-то скажет, но она лишь ошарашенно кивнула. — И ещё, вон в той тумбочке ты найдёшь конверт с письмом для нового меня и несколько дисков, — я кивнул на прикроватный шкафчик, стоявший с её стороны постели. — Только не отдавай их мне сразу. Позволь немного подрасти, чтобы я смог… понять увиденное. И не допусти, чтобы диски посмотрел Юкинэ: это раскроет ему секрет Бога. Поэтому будь осторожна — спрячь конверт очень надёжно. Хорошо?       Всё ещё не в силах говорить, Акинэ снова кивнула и, потянувшись ко мне дрожащими губами, поцеловала в плечо. А я поцеловал её в ответ, стараясь запомнить эту приятную сладость любимых губ. — Постарайся остаться, Ято! — она всхлипывала так часто, что мне стало её жалко: на мою шинки так много всего свалилось, а теперь вот и я ещё со своими новостями. — Мы столько раз выкручивались, нужно сделать так, чтобы и в этот раз получилось! — Я буду пытаться!       Вдыхая её запах, я думал о том, что действительно сделаю всё от меня зависящее, дабы выбраться. Но только если это не будет ставить под угрозу мою семью — тогда я опущу руки и дам Аматерасу привести приговор в действие. — Но ведь даже если мы простимся — это будет не навсегда. Просто помни, что я не переставал любить тебя и верю в то, что даже в новой жизни чувства к тебе останутся, — чуть наклонившись, я посмотрел в её прекрасные аметистовые глаза. — Потому что настоящая любовь — не умирает. Помни об этом.

***

      Начало ужина проходило в полной тишине. Поддержать нас снова пришли друзья: они тоже завтра вызваны в суд, и, скорее всего, им не отвертеться от наказания за знание об украденном клинке и том, что Валаам принудил Акинэ выполнять его приказы. Но они о себе не думали: понимали, что их наказание не пойдёт в сравнение с нашим. — Кусок в горло не лезет, — Аки отодвинула почти не тронутую тарелку и, положив руки перед собой, опустила на них голову. — Быстрей бы одиннадцать утра. — Не знаю, я бы предпочёл, чтобы утро вообще не наступало, — Юкинэ тоже был хмурым. Он почти не спал две ночи: боялся попасть в ящик, в который когда-то заточили Риотто. А ещё ужасно переживал за меня и Акинэ. — Но это всё равно случится, — голос любимой был приглушен, потому что её голова всё ещё покоилась на руках. — По мне, уже узнать всё — и будь что будет. — Аки, ты сильно пессимистична, — Кофуку всё пыталась создать хоть маломальскую атмосферу… не радости, но хотя бы не уныния. — Завтра мы проснёмся с новыми силами и будем бороться! И если приговор, — она сглотнула, — вынесут не справедливый — нужно отстаивать свои права!       Она говорила это с такой интонацией, будто с Аматерасу можно вести какой-то диалог. Если решение вынесено — значит, его исполнят. И никакие мольбы и просьбы о смягчении наказания не помогут. — Это бесполезно, — любимая подняла голову, смотря на подругу. — Сама же знаешь. Хотя есть вероятность, что из-за той монеты к нам проявят милосердие. На это вся надежда: нам же обещали.       Она с грустью посмотрела мне в глаза, а я кивнул, подтверждая её слова. — Какой монеты? — Бишамон, до этого сидевшая и смотревшая в свою чашку, наконец проявила некоторую заинтересованность разговором. — Я про это не знаю. — А, ну да! — Аки стукнула себя по лбу. — Извини.       Моя шинки сделала небольшую паузу, глотнув чая. — В общем, я как-то, вроде ещё в июне, заикнулась о том, что у Валаама есть несколько артефактов в доме. А Мамору, коллега Ято, попросил их описать, что я и сделала, — любимая пожала плечами. — И его очень заинтересовала одна монета, о которой я раньше и думать забыла, но видимо — она какая-то шибко ценная что-ли, потому что из-за неё чуть ли не на уши всех подняли.       Она обвела собравшихся взглядом, а я ощутил, как страх в душе моей шинки чуть угас: погрузившись в разговор, она немного отвлеклась от предстоящего суда. — А после оказалось, Небесные стражи искали эту вещицу в доме Валаама, но найти не смогли. И тогда эту работёнку предложили нам с Ято. А при условии, что мы сможем отыскать пропажу — нам гарантировали смягчение приговора, — любимая поджала губы, вроде извиняясь, что рассказ выходит таким коротким. — В итоге у нас получилось: монету добыли и отдали стражам, правда мы так и не в курсе, что это за артефакт такой и зачем он нужен. Возможно, приносит деньги — мы так решили, потому как… ну логично, если вспомнить, у кого эта вещь была.       Акинэ вновь посмотрела на присутствующих, будто ожидала возражений. — А как монета выглядела? — Бишамон обратилась ко мне и Аки и была обеспокоенной, точно что-то подозревая. — Можете припомнить? — Конечно, — начал вспоминать я. — Там был символ инь-ян по центру, какие-то иероглифы — я их не рассмотрел. И ещё двенадцать… — Двенадцать животных восточного календаря? — глаза Богини Войны округлились, а рот приоткрылся. — Этого не может быть! Её же потеряли… веков десять назад! Это точно не подделка?       Мы не ожидали такой реакции нашей гостьи и очень удивились. Правда, столь бурного энтузиазма не выказали: ну монетка… ну потеряли… Какая разница? Возможно, завтра последний день, когда мы живём или находимся на свободе, так какое нам дело до артефакта. Вот неделю назад мы бы с радостью выслушали историю о ней и ещё завалили бы Бишу вопросами. Однако в данный момент правда об этой монете была для нас не более, чем немного занятной.       Однако Бишамон это не останавливало. — Вы держали её в руках? — спросила она, приподнимаясь, точно готова была сейчас же сорваться с места. С удивлением рассматривая наши незаинтересованные лица. — Хоть кто-то из вас? — Ну я, — мне было некомфортно оказаться под её пронзительным взором. — Ну и тот страж, которому эту монету отдали. Только не говори, что я навлёк на себя какое-нибудь проклятие или чего похуже… — Наоборот! — глаза Биши загорелись. — Эта монета — артефакт чистой удачи! Это может тебя спасти, дурень!       Она какое-то время ещё выглядела удивлённой, а после искренне улыбнулась. А я одновременно и смутился её реакции: не думал, что эта девушка так за меня переживает — и вместе с этим в груди начал распускаться цветок новой надежды. Неужели и вправду я держал в руках удачу? — А ты откуда про этот артефакт знаешь? — Дайкоку тоже был крайне обескуражен и не замечал, что сигарета, которую он курил, дотлела до фильтра. — Может, это какая-то другая… — Не-ет! Я эту вещь ни с чем не спутаю! Мы столько её искали когда-то! — Биша поднялась и начала ходить по гостиной туда-сюда. — Её давным-давно украли у Аматерасу, прямо из дворца. А выходит, и в этом тоже Валаам замешан! Ну и мерзавец!       Она вскинула в воздух кулак, точно Бог Алчности стоял рядом и Бишамон могла хорошенько ему врезать. — Вы просто не понимаете, — она увидела, что в наших глазах появилось любопытство и что мы ждали продолжения истории. — Сила этой монеты… огромна! Она притягивает удачу и отталкивает неудачи, — наша воинственная подруга снова села на своё место, смотря на всех присутствующих горящими глазами. — Это мы поняли, — Эбису почему-то был немного взвинчен. — Но что в ней такого особенного? Как она это делает? — С помощью символов, которые на ней выбиты — в них всё дело! — Биша глубоко вздохнула и, сложив руки в замок, немного помолчала. — Вы ведь должны понимать, что удача на самом деле не существует сама по себе. То есть… её нельзя просто взять, как воду, и оставить себе про запас. Это невидимая и невесомая материя.       Она сделала паузу, дабы дать нам переварить услышанное. — Но её могут притянуть вещи, люди, Боги, фаза луны, молитвы и даже поступки. И одним из самых больших магнитов для удачи является знак восточного гороскопа, — она замотала головой, понимая, что объясняет не совсем понятно. — Ладно, зайду с другого конца. Все вы, наверно, знаете, что у людей принято: если наступает год животного, в который ты родился — год этот будет удачливым. И все свершенные в этот период поступки так или иначе приведут к чему-то хорошему, хоть даже и на первый взгляд этого не видно. — Да, я слышал о таком, — вставил Юкинэ, почесывая подбородок. — Даже в истории Китая об этом есть. — Именно! В современном мире этому несильно-то уделяют внимание, но века три назад люди молились им. А всё потому, что каждый с малых лет знал легенду о мудром правителе, Нефритовом императоре. История гласит, что однажды он хотел отпраздновать свой день рождения, но понял, что не знает, когда точно появился на свет и какой у него нынче возраст. И тогда он придумал календарь с двенадцатилетним циклом, где каждый год, состоявший из двенадцати месяцев, относился к одному из животных.       Я молчал, хотя тоже знал эту историю и мог наполнить её более красочными подробностями. Не перебивал, потому что не хотел выказать Бишамон неуважение, да и редко когда от неё можно услышать столь длинный рассказ! Поэтому я продолжал слушать её вместе с остальными. — Но желающих было много, поэтому, чтобы никого не обидеть, император придумал состязание: первые двенадцать животных, которые доберутся к нему через русло быстрой реки — и займут почетные места хранителей зодиакального круга. — Там ещё была история про то, как крыса предала кота, — снова ушёл в воспоминание Юкинэ. — Верно! — Бишамон искренне ему улыбнулась, а Румиха, тоже сегодня присутствующая за столом, посмотрела на мальчика с большим уважением. — Но это уже подробности, которые нам ни к чему: смысл в том, что двенадцать животных, ставших символами двенадцатилетнего цикла, очень удачливы. Ведь, представьте, среди них нет быстрого гепарда, сильного слона, хитрой лисы… Да много кого нет! А они смогли и удостоились великой чести быть почитаемыми. И теперь и по сей день несут удачу тем, кто рождён в охраняемый ими год. — А так как на монете все животные разом, — Аки чуть хмурилась, — они помогают владельцу вне зависимости от года. Так?       В ответ Биша сдержанно кивнула, хоть и явно обрадовалась. — А инь-ян — женская и мужская энергетика — второй магнит для удачи, выбитый на монете, — Богиня Войны вдруг выпрямилась на стуле и горделиво осмотрела собравшихся. — Изначально парни и девушки выполняли разные... противоположные задачи, если можно так выразиться: первые — охотники, добытчики и защитники, а вторые — продолжательницы рода, создатели прекрасного, хранительницы семейного очага. И соответственно, и мужчины, и женщины притягивают к себе удачу, но разную. А эта монета объединяет в себе обе энергетики.       Снова повисла тишина. Мы переваривали услышанное, хотя у Аки уже назрел вопрос. — Да ну, то есть хочешь сказать, девушке не может везти в работе, а мужчинам — на кухне? — она качнула головой. — Я знаю кучу примеров… — Потому что, повторюсь, мы живем в двадцать первом веке, — Бишамон закатила глаза и покачала головой. — Мир изменчив! Я поэтому и сказала: «Изначально», но эти времена прошли. В современном мире в женщинах бывает преобладает мужская энергетика, тогда как и женственные парни встречаются. Однако это не отменяет того факта, что удачу они притягивают. Просто у каждого она своя. — Звучит… странно и мудрёно, — подала голос Кофуку, которая последние несколько минут сидела с открытым ртом. — То есть вне зависимости от того, в каком году родился обладатель монеты и какого он пола — удача будет думать, что нужна ему? — Удача не может думать… — Биша улыбнулась, — но в общем и целом — да. А те символы, которые Ято не запомнил, это восемь триграмм — магический оберег от злых духов, которые эту удачу могут отпугнуть.       Богиня Войны какое-то время ждала новых возражений или уточнений, но, увидев, что мы вновь ушли каждый в себя, слегка стукнула по столу. — И сейчас эта вещь на Небесах! Как вы не понимаете: теперь мы почти неуязвимы! — она прямо светилась счастьем. — Больше никто не сможет бросить Аматерасу вызов, и даже если захочет — у него ничего не выйдет!       Я понимал, почему она так радуется: войны никто не хочет, а, как рассказала мне Акинэ, Бишамон вообще за мир. Однако, хоть это и эгоистично, я сейчас не думал о том, что у Аматерасу появилась новая игрушка, способная принести ей удачу. Мысли мои были лишь о том, что завтра в одиннадцать часов мы предстанем перед Верховной Богиней и её свитой, дабы принять, а после понести наказание, которое они для нас выберут.       Теперь у меня и вправду появилась надежда: даже не из-за того, что я держал монету в руках, а потому что… если эта вещь столь ценная, нас могут помиловать за её возвращение.       И пусть за эти три дня я почти попрощался с этим миром и своей семьёй — уходить не хотел. Да и кто хотел бы на моём месте? Ведь я наконец вновь вспомнил, что значит быть счастливым! Жизнь больше не казалась серой чередой будней — каждый новый день играл красками, и я наслаждался каждым часом, каждой минутой!       Я хотел быть с теми, кого люблю и… помнить обо всём. И о плохом, и о хорошем, ведь это не иначе как опыт! То, что я совершил… За некоторые вещи я никогда себя не прощу, но эти поступки ценны тем, что я больше такого не допущу. Я буду помнить, что чувствовал, когда смотрел на умирающих людей. Буду вспоминать глаза Акинэ после того, как она узнала о моей измене. Никогда не забуду чувств Юкинэ, который подумал, что больше мне не нужен.       Я хочу, чтобы эти воспоминания были со мной. Они мне нужны! Без них я — не я.       Но дать гарантии того, что я останусь — нет. И что выживут мои друзья и близкие - тоже.       И остаётся только верить. Верить, что у этой истории ещё может быть хэппи-энд… ________________ От автора: Всем привет! Сейчас я пишу с лёгким сердцем и чистой совестью, потому что глава классная: лёгкая, душевная, местами милая и сентиментальная, однако и весёлая. Конечно, конец немного навёл шороху, но я же не могу главу закончить на позитиве *злорадно ухмыляюсь* Впереди нас ждёт ФИНАЛЬНАЯ (не верится, что пишу это) глава, если, конечно, не считать двух эпилогов. И там я уж постараюсь всех удивить. В хорошем смысле или плохом… Это уж как повезёт XD Но одно могу обещать: будет захватывающе интересно! Не обещаю, что новая часть выйдет скоро, потому что… сами понимаете) В конце всегда нужно многое учесть и ничего не забыть, но я буду стараться уложиться в месяц. А пока, есть просьба: можно, пожалуйста, нажать на кнопочку «жду продолжения». У меня не подключен улучшенный аккаунт, а даже когда и был — непонятно, сколько именно человек читает главу. Мне интересно *мурчу* Ну и за будущие отзывы, конечно, отдельная всем благодарность! Обнимаю своих дорогих читателей! До скорых встреч!