pov: Ято
— Мне плохо, — лицо Акинэ было уже бледно-зеленоватого оттенка, да я и без этого чувствовал, как её тошнит. — Ято… — Держись. Ещё минута! — шепнул я, надеясь, что она сможет дотерпеть. Я решил, что сразу к Эбису перемещаться нельзя. Если Юки увидит Акинэ такой — испугается, что и его ждёт та же участь. А при условии, что его допрос уже завтра… Лучше так не волновать паренька: пусть любимая успокоится, придёт в себя, и, когда её боль уйдёт — мы вернёмся назад, в наш временный дом. Поэтому я отправился в лесок у пруда, вблизи от моего так и не достроенного храма в Такамагахаре. Он довольно далеко от дворца Аматерасу, так что там нас вряд ли кто-нибудь услышит. Конечно, я рисковал, потому как обязан докладывать о любых перемещениях, но допрос только-только закончился, поэтому вряд ли кто-то сразу кинется проверять, а вернулись ли мы домой. Да и для Аки так лучше. Вряд ли ей было бы приятно сейчас находиться в компании пусть и знакомых Богов и шинки: любимую рвало и трясло, она по-прежнему была довольно бледной, а по ощущениям будто очень болела… Насколько я мог судить, жара у Аки не было, но я чувствовал, что и моя кожа словно в огне. — Ничего, — я ждал, когда Аки хоть немного отпустит. — Скоро станет полегче. Главное, что всё закончилось. — Ни черта подобного! — прорычала она, поняв, что рвотные позывы остановились. — Ничего не закончилось! Это только начало! Вытерев рот тыльной стороной руки, она поднялась и на трясущихся ногах сделала несколько шагов, а после снова упала. — Зачем вы меня заставили? Я не хочу врать! Это не я! Я не виновна! — Аки кричала, но не громко, потому что голос хрипел. — Я не хотела! Остановите это! Закрыв уши ладонями, она будто спасалась от каких-то громких звуков, но вокруг нас была тишина: лишь птицы щебетали свои красивые песни, да кроны деревьев мирно перешёптывались под ярко-голубым небом. — Это никогда не закончится! Потому что я проклята и вечно буду страдать! — она вновь выглядела обезумевшей, и от этой картины мне тоже хотелось кричать. — Завершится одно — начнётся другое! Потому что я притягиваю зло! Я и есть зло! Её уже не на шутку трясло. Аки продолжала закрывать уши, но теперь так сильно давила на голову с двух сторон, будто хотела её расплющить. Я вновь приблизился к ней, понимая, что как-либо спорить или обвинять Акинэ в пессимизме сейчас нет толка: ей больно во всех смыслах, и единственное, чем я могу помочь — быть рядом и поддержать. — Неправда. Ты хорошая! Просто в жизни, увы, так и происходит, что самые ужасные вещи зачастую случаются с самыми замечательными людьми, — поглаживая любимую по спине, я надеялся, что она меня слышит. — Наверно, это потому, что такие люди — и самые выносливые. А трудности в жизни даются именно по силам. — Тогда я не хочу быть сильной! — она крикнула это так громко, что эхо, отразившись от озера и сухой земли, взлетело ввысь, ещё некоторое время звеня в прогретом солнцем воздухе. — Я не хочу всего этого! Не хочу! Теперь Аки окончательно охрипла, но её это не останавливало: она продолжала говорить, хоть и различить сейчас её слова было сложно. — Я хочу вернуться назад, Ято! — она качала головой, смотря на меня с такой надеждой, будто в моих силах повернуть время вспять. — Я хочу жить… и не чувствовать всего этого! Я так устала! Сначала она сидела на коленях, опустив руки, в такой позе, будто у куклы-марионетки перерубили верёвки. Словно теперь она… никому не нужная и побитая жизнью. А спустя время, склонившись и уткнувшись лбом в землю, Акинэ начала плакать: совсем неслышно, но горько. — Я хочу к маме… — просипела она тихонько, и в этот момент моё сердце будто разорвалось на части. Не удержав равновесие, она упала на бок, а после, подогнув ноги и обняв себя руками, свернулась калачиком: маленькая, беззащитная, ранимая… А я сидел рядом с ней как пень и не мог произнести и звука. Смотрел на неё и поглаживал, не зная, что ещё сказать. Да и… смысл вообще распинаться? Слова Аки не помогут. Наверно, в её случае только время сможет залечить раны, а ещё любовь близких. Любимой нужно снова научиться доверять и понять, что она теперь не одна. Если, конечно, она всё же не решится уйти, как грозилась. Ведь, если попросит, я действительно заберу её имя — не хочу быть вторым Валаамом, удерживающим её против воли. Правда, с того дня жизнь моя изменится: я буду каждую минуту думать, как она, где, с кем, жива ли, здорова… Но если так будет лучше для неё — пускай. Но надеюсь, она не попросит.pov: Акинэ
Внутри меня продолжал бушевать огонь, но он понемногу затихал. Было больно, но крик больше не рвался наружу откуда-то из глубины. Хотелось лишь сидеть так, не шевелясь, потому что каждое движение сопровождалось лихорадочным ознобом, от которого зубы сами собой стискивались до хруста. Но главное — Ято был рядом. Я понимала: ему ведь тоже было больно всё это время! Но он ни словом, ни жестом не показал этого, не попросил хоть капли сострадания или сочувствия. Терпел, ставя меня на первое место. Как он это делал всегда. — Прости, — просипела я спустя довольно долгое время, требующееся мне, чтобы мало-мальски успокоиться. — Я вчера выгнала тебя, нагрубила… — Это ты прости, — сейчас любимый сидел на земле, прислонившись к стволу крупного кедра, и обнимал меня, крепко прижимая к себе. — И, кстати, по поводу вчерашнего. Не знаю, сможешь ли ты мне поверить, потому что… я столько раз уже тебя обманывал, но я обязан это сказать: то признание было неправдой. Я сделал это, чтобы… тебя спровоцировать. Я люблю тебя — больше всего на свете, клянусь! Ты самое лучшее, что было в моей жизни, и проводить с тобой время, быть с тобой… Мне ничего и никого больше не нужно! Он смотрел на меня с мольбой и страхом во взгляде, будто от моего ответа зависела… пусть не его жизнь, но очень многое. — Я знаю, — кивнула я, однако ощущая противный укол в сердце. — Я догадывалась об этом, но… Есть такая фраза: в каждой шутке есть доля шутки. Но я её видоизменю и скажу, что в каждой якобы лжи — есть лишь доля правды, Ято. Я почувствовала, как он напрягся, но промолчал. Потому что знала — я права, и он… тоже это понимал. Однако спустя время всё же ответил. — Да, и за это прости, — поцеловав меня в макушку, Ято откинулся назад, облокотившись о дерево головой. — Однако в одном можешь не сомневаться: я сказал вчера, что с тобой не мог почувствовать то «большее», чего достиг с… ней, но это ложь! Откровенная, огромная ложь! Мне стыдно, правда, ужасно стыдно, что я такой… с такими наклонностями, однако же… Ято чуть сильнее сжал меня в объятьях, будто боялся, что я убегу. — Понимаю, тебе эта тема неприятна, но можно я скажу об этом один раз и более никогда не буду? — он ждал моего ответа, но я молчала, соглашаясь без слов. — Не хочу тебя лишний раз ранить, но правда есть правда: у меня было много женщин, и мне нравилось спать с ними именно из-за этого чувства… доминирования. Я ощущал власть, и это меня возбуждало больше всего. Мне было плевать на внутренний мир этих девушек, на их цвет волос и глаз, я не спешил узнать их профессию и принципы. Они были куклы — не более. Куклы, которых мне было в кайф наказывать. Он сделал паузу, а я чуть поёрзала, поворачиваясь вбок, чтобы видеть глаза Ято, однако он смотрел вдаль, а не на меня. — Не знаю почему: скорее всего, сказывалось воспитание отца и то, ради чего, собственно, я был создан… Только это меня не оправдывает. И хоть я никогда не калечил и тем более не убивал тех, с кем ложился в постель — должен был ощущать вину. Однако… не ощущал. Брал любую возможность как данное, считая себя выше этих женщин. Думая, что они чуть ли не благодарить судьбу должны за встречу со мной, — он сглотнул и, наконец, заглянул мне в глаза. — А потом появилась ты. Он так искренне улыбнулся… Что мир вокруг будто бы даже стал ярче и теплее. — Я впервые ощутил, как внутри меня порхают эти чёртовы бабочки, о которых так много пишут и говорят. Почувствовал каково это: возбуждаться от одного лишь твоего небрежного движения рукой или… как ты заправляешь волосы за ухо. Я понял, что хочу тебя… всю! Что я не секса жажду, а любви: узнавать тебя, радовать, помогать во всём, вести по жизни, защищать и делать всё, чтобы ты улыбалась! — положив руку мне на грудь, он чуть откинул меня, теперь держа, как маленького ребенка, прижимая к сердцу. — И ночи с тобой — самое прекрасное, что у меня было! Мне больше не хочется быть жестоким: рядом с тобой эти мысли вызывают ужас. Чтобы сделать тебе больно?! Никогда! Было здорово, когда ты сама захотела поэкспериментировать, но и без этого, поверь, я считаю себя самым счастливым на свете. Потому что у меня есть ты! Склонившись, он чмокнул меня в щёку, хотя собирался в губы, однако я отстранилась: в конце концов, меня недавно тошнило… — Я хочу, чтобы ты был в этом уверен, — на полном серьёзе ответила я, всё взвесив. — Не хочу, чтобы спустя годы ты хотел другого, но не мог этого себе позволить, дабы поклялся мне в верности, и всё такое… Не хочу быть обузой, понимаешь? — Этого не случится, — снова прижав меня к себе, Ято прислонился щекой к моему виску. — Конечно, тебе может показаться, что я лукавлю, ведь как можно загадывать на вечность вперёд? Но я точно это знаю! Поцеловав меня в лоб, он глубоко и с удовольствием вздохнул: вокруг и правда приятно пахло свежестью воды и листвы, а ещё полевыми цветами, что будто разлились по полянке разноцветными пятнами. И мне вдруг тоже стало хорошо и спокойно. Даже допрос и его последствия отошли на второй план: были только я и мой мужчина. — Я тебе верю, — промурлыкала я, закрывая глаза. — И очень тебя люблю.pov: Ято
Возможно, мы бы сидели так ещё очень долго, наслаждаясь спокойствием и друг другом, но нас ждали друзья и Юкинэ. Наверняка они места себе не находили от беспокойства, поэтому нужно было спешить. — Я поговорю с Юки, а ты иди в комнату и приляг. Видок всё ещё неважный, — мы с Аки как раз переместились к воротам храма Эбису, и я уже видел, как к нам спешат. — Расспросы обо всём тоже беру на себя. Отдыхай. — А они тебя не растерзают? — Акинэ ехидно улыбнулась, а после поморщилась от резкой головной боли. — Блин, у меня будто похмелье. — Думаю, я справлюсь, — поцеловав любимую в лоб, я махнул друзьям и своему шинки, показывая, что всё хорошо. — И, наверно, тебе лучше принять обезболивающее. — Ято! — первым подбежал Юкинэ. — Вас отпустили? Я так переживал! Всё прошло хорошо? — Да, только… Аки немного устала. Дадим ей отдохнуть, ладно? — я кивнул любимой, показывая, что она может идти, а сам перевел взгляд на своего паренька. — А с тобой нам нужно кое о чем поговорить.***
Конечно, новость о завтрашнем допросе очень испугала Юкинэ. Да я и сам ужасно боялся: каким бы сильным мальчик не был в бою, перед Священными Сокровищами и их заклинаниями он бессилен. Хотя было у меня пару козырей в рукаве. — Не забывай о том примере с лапшой, про который я рассказывал. Старайся уходить от ответа, если это возможно, хорошо? — Я сделаю, что смогу, — мой малец сглотнул, а я ощутил, как его сердце бешено заколотилось о рёбра. — И ещё: внимание, Юкинэ, я приказываю тебе ни о чём не рассказывать Небесам, не докладывать им об Акинэ и всё, касающееся её, держать в секрете! — я сказал это строго, что у мальчика даже брови приподнялись. — Но разве это защитит меня от заклинания озвучивание? — он так удивился и даже обрадовался… Было неприятно разбивать его надежды. — Нет. Если бы всё было так просто… — я потрепал его по волосам. — Но, если тебе зададут вопрос, почему ты не доложил на Небеса о том, что знал — ты можешь сказать, мол, хозяин запретил. Просто подсознательно дополни их фразу словом «сегодня». «Почему ты не доложил об этом на Небеса сегодня». Я чувствовал, что план мой… мягко говоря не слишком хорош, но пытался хоть что-то предпринять. Разумеется, если у Юкинэ спросят: «Почему ты не рассказал о случившемся полтора года назад», — мой приём не сработает, и мальчик волей-неволей скажет правду. Но будем надеяться, особо допрашивать его не будут, так как большинство информации суд узнал от Акинэ. — Но тогда ты весь себя подставишь! — мальчик выглядел испуганным. — Тебя накажут. — Это и так случится, — я потрепал его по голове, стараясь хоть немного улыбнуться. — Но, если смогу уберечь тебя — буду рад. Нам незачем страдать обоим. — Но Ято!.. — паренёк явно не был согласен с моим планом, но я прервал его, выставив вперёд руку. — Это не обсуждается! Я со всем справлюсь — не волнуйся. Не первый век живу. Сейчас главное — смягчить приговор вам с Акинэ. — Потому что, в случае чего, ты сможешь переродиться, а мы — нет? — спросил Юки, едва дав мне договорить. Таким голосом, будто нет в мире ничего ужаснее. А я промолчал. Ведь это и вправду было так: глубоко в душе я смирился с тем, что это моё воплощение не выживет. Но… жизнь же на этом не закончится? Я не буду помнить моих шинки — да, но мы обязательно увидимся вновь. И я совершенно точно снова их полюблю! Нужно только рассказать им, как найти меня в случае чего… Но это потом. Пока не хочу их пугать. Пусть ещё чуть-чуть побудут в прекрасном неведении. С надеждой, что всё ещё может быть хорошо.pov: Акинэ
На следующий день, как только Ято и Юки покинули территорию храма — за мальчиком тоже явился провожатый, но не тот парнишка, что сопровождал до зала суда меня — минуты стали казаться бесконечными! Вроде, прошёл уже час, не меньше! А на деле — едва миновало двадцать минут, и это ещё больше нервировало. Я знала, что необходимо держать эмоции в узде и не отвлекать Ято, но как сдерживаться, когда на кону жизнь любимых? Кофуку и Дайкоку тоже пришли проводить Юкинэ и пожелали ему удачи утром, хотя, кажется, парнишка никого не слышал и не видел: был весь в себе от страха, а когда на его запястьях сомкнулись наручники — и вовсе побледнел, как лист бумаги. Я тоже пыталась приободрить его, сказала, что он со всем справится, но все понимали: от Юки мало что зависит. Дело удачи: насколько четко зададут вопросы Священные Сокровища и можно ли будет трактовать их удобным нам способом. Хотя, даже при условии, что лазейки в ответе найдутся — нужна храбрость, дабы этими лазейками воспользоваться. Ох, надеюсь, в таком случае Юки не станет одолевать боль, как меня! Но… он ведь не будет врать? Наверно, не должна. Правда, страх это всё равно не уменьшало. А ещё вчера вечером один из коллег Ято сообщил ему, что в коттедже Валаама было найдено несколько чеков из магазинов, причём все они, судя по пробитому адресу, находились в одном районе. Я знала, что, скорее всего, их оставил Хикки, постоянно ночующий то тут, то там и плюющий на конспирацию, хотя сейчас это особого значения не имело. Небеса не должны были узнать адреса домов, где могли находиться члены братства — в наших с Ято интересах, чтобы никого из них не нашли и не допросили. У Аматерасу могла появиться возможность схватить нескольких подчинённых Валаама, но даже если запасной коттедж найдётся и там никого не будет — в нём могут быть дополнительные улики, а это новая головная боль. Правда, была и хорошая сторона медали: в этом доме могла оказаться Мичи, а это значило — я скоро её увижу. Но почему-то в глубине души я понимала: Рамон не так глуп и не станет прятаться в доме, адрес которого я знаю. Ох… как же обо всём этом не думать? Ято всегда говорит, что решать проблемы нужно по мере поступления, но как? Как заставить себя? Не думать и не переживать… особенно за свою девочку! Если бы не боялась нанести вред Ято и Юки — нашла бы способ переместиться на Землю и обшарила бы каждый угол, где, по моим сведениям, могли находиться члены братства. Сидеть на месте было пыткой… Каждую минуту представлять Мичи перед собой, говорить с ней, желать доброго утра и спокойной ночи, подбадривать и обещать, что мы скоро увидимся. Теперь я понимала, почему родители так ругались, когда я возвращалась домой позже положенного, да ещё и не отвечала на телефон. Я тогда на них обижалась: что такого, ну пришла не в восемь, а в десять! На улице же едва стемнело! А теперь… Оказывается, страх за ребёнка чуть ли не самый разъедающий: он не сидит на поверхности, а проникает внутрь, в самое нутро, заставляя ужаснейшие мысли заполнять голову. Могла бы — извинилась перед родителями за своё поведение. За то, что порой не ценила их заботу, приравнивая её к гиперопеке. И рассказала бы им о Мичи… Уверена, они были бы рады с ней познакомиться! Жаль — это неосуществимо. Отец меня даже не увидит, а мама… Её лучше не травмировать напоминанием о себе. Скорее всего, она уже и забыла, что когда-то встречала меня и Ято, так пусть и дальше живёт своей жизнью, с мыслями лишь об одной дочери: живой и здоровой.***
Спустя два часа Ято и Юкинэ наконец вернулись. И судя по счастливой улыбке обоих — всё прошло отлично. У меня такой камень с души упал! И захотелось прыгать или даже порхать как бабочка от счастья! — Сработало! — Юки побежал ко мне навстречу, стоило им появиться у ворот. — У меня получилось! С размаху обняв меня, да так, что я невольно ойкнула, он буквально светился счастьем! — Они так-то особо меня и не допрашивали. Точнее, допрашивали, но судья! Он такой противный, правда? — Юки так быстро говорил, что едва успевал перевести дыхание. — Я всё рассказал, как Ято меня учил, и добавил, что никому не рассказывал о тебе, потому что хозяин запретил. А он ведь и правда мне запретил, но вчера! А эти надутые слизни, заседатели, и день-то уточнить забыли. И всё получилось! Я не могла не улыбаться, видя почти что эйфорию, отразившуюся на лице мальчика. — А о том, скрываешь ли ты какую-то правду, о которой тебя не спросили, не уточняли? — я вспомнила этот вопрос, заданный мне в самом конце. — Неа! Ято тоже очень его боялся, но в итоге… Меня отпустили. Наверно, это всё моя харизма! — Юки даже будто стал немного выше от гордости. — А ты тут что делала? — Пыталась не искусать все ногти! — засмеялась я, а после поцеловала подошедшего к нам Ято — тоже улыбающегося от уха до уха. — Он умничка! — тихонько проговорил любимый, обнимая меня и глядя, как Юки побежал дальше — к Кофуку и Дайкоку, которые стояли на пороге дома, будто не решаясь спросить, как всё прошло. — Была пара вопросов, когда он увильнул от ответа, причём… В одном случае я бы даже сам не догадался, что можно так поступить. Никогда не перестану ему удивляться! Он смотрел, как его священный сосуд прыгает вокруг крыльца, не в силах сдержать прилив энергии, а я тем временем не смогла удержаться от другого мучившего меня вопроса. — А про Мичи новостей нет? И нашли ли тот дом по чекам? — Пока не знаю, — Ято покачал головой. — Ты же знаешь — меня отстранили. И Мамору и так ужасно рискует, приходя сюда и что-то мне рассказывая. — Но вы ведь друзья! — воскликнула я, двинувшись вперёд, к дому. — Не спорю. Но если заявлюсь во дворец и буду разыскивать его — это наведёт на определенные мысли. Я подставлю друга, и мы потеряем единственный источник информации, — Ято чуть затормозил, смотря на меня. — Наберись терпения. Он обещал сообщить, когда случится что-то важное. На большее мы пока не можем рассчитывать.***
Коллега Ято, Мамору, пришёл к нам позже, спустя два дня. Хотя… новость, с которой он прибыл была явно не та, которую мы ожидали. — Ято! Мне нужно, чтобы ты отправился со мной! — сообщил он официальным тоном, а у меня тем временем задрожали коленки: ну что ещё? — Куда? — сглотнув ком в горле, спросил Ято, инстинктивно выставив руку и прикрывая меня, будто Мамору пришёл за мной. — Увидишь. Акинэ можешь взять с собой. Это ненадолго, — в его голосе была печаль, и сразу стало понятно: ничего хорошего нам от этой прогулки ждать не стоит. Однако обрадовало уже то, что наручники на нас не надели. — А нам за это не влетит? — спросила я, выглядывая из-за спины Ято и семеня следом за мужчинами. — Мы же должны предупреждать… — Да, знаю. Молодец, что вспомнила, но я об этом позаботился! — выйдя за ворота, Мамору остановился и протянул нам с Ято обе руки. — Держитесь. А нам ничего и не оставалось. Поэтому взявшись за его ладони и перемещаясь в неизвестность, я была готова ко всему. Точнее, думала, что была готова. Когда мы оказались в месте назначения, первое, что я ощутила — ударивший в лицо жар. У меня даже вдох сначала сделать не получилось: настолько горячим был воздух. Разумеется, первая посетившая меня мысль: нас переместили в западню или… это какой-то новый способ пыток на Небесах, и сейчас нас буду допрашивать под гнётом разъедающего плоть огня… Но тут я увидела знакомый пейзаж: огромное раскидистое дерево, каменистая дорожка, оставшийся от маленького храмика столб, уже покрывшиеся чёрной обугленной коркой некогда красные стены… Горел храм Ято. А точнее… от него уже почти ничего не осталось. — Нет! — крикнул любимый, зачем-то кинувшись вперёд: наверно, хотел попробовать спасти хоть что-то, хоть какую-то память, оставшуюся в доме, но я схватила его за руку, вовремя остановив. — Ято, не надо! — внутри меня что-то обрушилось, как одновременно с тем рухнула вниз протлевшая крыша, подняв в воздух сноп искр и тучу серо-белого пепла. — Уже поздно. — Ублюдки! — по щекам Ято текли слёзы, потому что он, как и я, понял, кто это сделал. Это была месть братства… Жестокая, бьющая в самое сердце. — Дом-то за что? — Милый, мне жаль, — я присела рядом с рухнувшим на колени хозяином, пытаясь его обнять, но он не реагировал на меня и лишь смотрел на догорающие стены, которые то тут, то там лизали языки ещё не погасшего пламени. Где-то за углом зазвучали сирены пожарных, но они опоздали. И тот, кто поджигал храм знал, что это лучше сделать сегодня: ведь в Киото проходил Фестиваль мальвы*, но так как жильё в городке в эти дни взлетело до небес, многие остановились в близлежащих населенных пунктах, в том числе хостелах Токио. Из-за этого по всему городу были жуткие пробки… Чем братство и воспользовалось. Вокруг храма столпилось огромное количество зевак, основная часть из которых были туристы: они фотографировали наш некогда любимый дом, что-то спрашивали друг у друга на разных языках, но… я почти не замечала этого гула, а Ято — и подавно. Он лишь не отрываясь смотрел на то место, которое мы так любили! На храм, который мы с таким трудом строили все вместе. На дом, где осталось так много фотографий и разных мелочей, дорогих сердцу… На то строение, которое единственной ниточкой связывало моего Бога и его почитателейpov: Ято
После новости о храме, Юки долго плакал, правда нам этого не показывал: ушёл бродить по территории, будто бы желая побыть наедине с самим собой. Но моим шинки скрыть от меня чувства не так-то просто. Однако, даже понимая, как ему плохо, я не стал пытаться утешить: мальчику нужно принять эту новость и успокоиться самому. Аки часто необходима моя поддержка, и даже просто чтобы я был рядом. Юки же другой — он многое переносит в одиночестве, и ему так легче. А Акинэ… конечно, тоже была подавлена, но не так сильно. По её же признанию, она давно в этом доме не жила и отвыкла от него, хотя я догадывался, что дело в другом: часть её воспринимала этот храм как напоминание об Эми и, возможно, была рада случившемуся. А ещё моя шинки взяла вину за произошедшее на себя. Мол, она разозлила братство, и они отомстили. Я не знал, так это или нет — мне было всё равно. Это в первые минуты казалось, что произошло нечто ужасное, на грани катастрофы, но спустя время я… пришёл к выводу, что наш дом — это просто набор досок, железок и бетона. Да — я очень любил свой храм. Первый и пока единственный, но… это просто постройка. Зато мои родные живы! — Перестань, ты ни в чём не виновата! — уже в который раз повторил я, когда Аки снова начинала передо мной извиняться. — Ты не можешь быть ответственна за поступки других. — Но это так! Они сделали это, потому что я — ушла и предала их. — А изначально тебя забрали, потому что я сплоховал, — взяв лицо Акинэ в ладони, я заглянул ей в глаза. — Можно сколько угодно говорить о том, что мы сделали правильно, а что нет, но дом наш уничтожили они. И хватит, пожалуйста! Прости, если прозвучит грубо, но я скоро чокнусь от такого количества эмоций: своих, чужих… Голова раскалывается который день. — Прости… — взгляд Аки стал ещё более виноватым, а я тут же начал корить себя за неосторожную фразу. — Ничего. Ты, кстати, как себя чувствуешь? Сегодня больше не тошнило? После допроса ей не сразу полегчало. Боль отступила в тот же день, но головокружение, чувство жара и прочие неприятные последствия, преследующие людей во время болезни, ещё пару дней докучали любимой, хоть она и не жаловалась. Но я же чувствовал! — Нет, вроде. Но всё равно жутко хочется спать, хоть я и легла… часов в восемь вечера и проспала до утра, — она улыбнулась, а после хихикнула. — Хотя, возможно, я просто отсыпаюсь за полтора года. Я вдруг вспомнил вечер год назад, когда мы с Юки пришли домой, а Аки сидела на полу в коридоре. Тогда я впервые увидел клинок рядом с ней, но пока ещё не догадывался, что это тот самый, артефактный меч. В тот миг я решил, что моя шинки ранена, а я просто по какой-то причине этого не чувствую, но оказалось — она лишь устала. «Когда ты спала в последний раз?» — спросил я. А она ответила: «В воскресенье», — тогда как на дворе был четверг. Наверно, она теперь и вправду всласть спит за те дни, когда бегала по приказам напыщенного и самовлюбленного Бога, думавшего лишь о выгоде и собственных приоритетах. — Ну и правильно! — я чмокнул её в нос. — Вот разделаемся со всеми проблемами, и нам ещё новый дом строить. Будет некогда отдых… — Не-е-ет! — любимая захохотала, но пыталась напустить на себя суровый вид. — Во второй раз я на это не куплюсь! Чтобы я ещё раз прошла через всё это? — А что делать! Хозяин у тебя бедный, так что придется выкручиваться, — я поиграл бровями, будто бы флиртуя. — Снова ходить по магазинам, выбирать краску для потолка и плитку в ванную. Ну разве не прелесть? — Ой, уйди, — она в шутку толкнула меня, повернувшись спиной. — Это эксплуатация труда несовершеннолетней, ты в курсе? Она даже хмыкнула от недовольства. — Ты родилась в девяносто пятом, солнышко! — приблизившись, шепнул я ей на ушко. — Так что тебе уже…тридцать пять? Ох… скоро станешь старой! А после только и успел увернуться: ещё чуть-чуть, и она бы точно мне врезала! Так мы и бегали друг за другом: сначала по дому, потом по территории храма, а когда Акинэ всё же меня догнала — более не стали драться. А целовались — долго-долго, пока небо над нашими головами не окрасилось в цвета сапфира. И будто бы ничего не могло разлучить нас в этот вечер и заставить переключиться на другие дела и мысли, однако же… мой друг Мамору сумел нас удивить…pov: Акинэ
— Валаама нашли, — без прелюдий сказал он с порога, даже не поздоровавшись. — Его сейчас допрашивают. — Ч… Что?! — Ято был ошеломлён, а я даже и не знала: радоваться мне или пугаться. Наверно, всё же первое, потому как слова бывшего господина не могли идти вровень с моими: если показания Бога и шинки разнятся — верят второму, потому как он не может обмануть Священные Сокровища. Ну… на Небесах так думают. Поэтому принести мне вред Валаам мог едва ли, но… — А с ним кто-то был? Из братства? — спросила я, ощущая, как дрожит голос. — Да, — бросил Мамору, но не успела я всерьёз испугаться, как добавил: — С ним были шинки и Бог, которого, насколько точны мои сведения, зовут Сатоши. Когда они попались, он смог выпутаться и убил все орудия, что были собраны в комнате. Кроме своего, разумеется. А после хотел убежать и захватить с собой молодого Валаама, но не удалось — Бог Алчности остался у нас. Тогда как его сообщник скрылся со своим шинки. Этому служащему Небес было явно неприятно об этом говорить, ведь на кону стояло дело государственной важности! — И вы его упустили? — Ято был в ярости, и мне даже пришлось положить руку на его плечо, дабы напомнить: Мамору нам не враг, и нужно быть с ним дружелюбным. Да и интересно, с чего вообще эта злость? Ведь хорошо, что Сатоши улизнул: да, он убил всех шинки, но его-то остался? И в случае чего, как минимум один свидетель для точного допроса у Небес бы имелся. Наверно, любимый так болеет за свою работу, что воспринимает каждый промах Небесного воинства как собственный. — Понимаю твоё огорчение, друг, но у них была такая странная вещь… — мужчина почесал подбородок, явно вспоминая детали. — Вроде как шарик на нитке. Мы сначала не придали значения, но он кинул его, тот открылся и… нас всех как током шарахнуло! А когда пришли в себя — его и след простыл. — Зелёная? — спросила я невпопад. — Что зелёная? — спросили Ято и Мамору одновременно. — Нитка… — произнесла я, погруженная в свои думы. Этот предмет, описанный другом Ято, вдруг всплыл у меня в памяти. Это было первое моё задание от Валаама — проникнуть в его дворец в Такамагахаре и похитить три артефакта: шкатулку в которой, как я потом узнала, лежали ампулы со скверной, странного вида монету и… потёртый золотой шарик на зелёной нитке. — Не помню, — ответил служитель Небес, смотря на меня с подозрением. — А ты знаешь, что это за предмет? — Нет, — покачав головой, я посмотрела Мамору в глаза. — Просто видела однажды, но тогда не знала, что это. А выходит… оружие. Ято тоже смотрел на меня с неким замешательством, да я и сама от себя не ожидала таких чётких воспоминаний. Наверное, первое задание, тогда сопряженное для меня, как казалось, с необычайно высоким риском, сильно въелось в память. — А расскажи-ка Акинэ, что ещё ты видела в доме Валаама?***
Мамору долго расспрашивал меня о необычных вещах, которые я видела у Валаама, но, честно сказать, там не так уж и много их было. Да и рассказала я лишь про странную монету с животными, а про остальное умолчала. Мы с Ято решили, что вдаваться в подробности про ампулы со скверной не будем: сам факт того, что Валаам потратил на меня столь ценный артефакт мог связать нас дружескими отношениями в глазах Небес. Да и тогда меня снова могли допросить о том, почему вообще понадобилось меня лечить, а получилось бы опять соврать — неизвестно. А ведь я тогда словила пулю, загородив Бога Алчности… Ещё я упомянула про ошейник, что был на мне всё это время, и про клинок. Но об этом Мамору и так знал, поэтому остаток разговора его несильно интересовал. А вот монета… Услышав про неё, он прямо даже встрепенулся. Мы пытались обходными путями выяснить, что она ему напомнила по описанию, но служитель Небес обмолвился лишь, что ему нужно кое-что уточнить и тогда он всё объяснит. Что же, ждать мы привыкли. Сейчас вся наша жизнь сплошное ожидание: допросов, поимок свидетелей, новой информации, суда… Я уже даже приучилась просыпаться с этим чувством: когда тебе неясно, что будет сегодня. Поначалу было трудно, ведь на протяжении почти двух лет каждый мой день был расписан чуть ли не поминутно, а теперь я была… свободна. Насколько это возможно в данных обстоятельствах. Я бы может даже была рада такому раскладу, если бы Мичи была рядом. Ведь ожидание нового дня было ещё и томительным, потому что, открывая глаза каждое утро я говорила себе: «Возможно, сегодня ты увидишь свою малышку!», — а засыпая плакала… потому что ничего не поменялось. Я по-прежнему не знала, где моя дочь, что с ней и зачем Рамон забрал её. И это было своего рода пыткой: засыпать с мыслью о той, кого я может больше никогда её не увижу.pov: Ято
Когда май подходил к концу все мы немного расслабились. Кофуку, Дайкоку и Эбису тоже пригласили на допрос, однако они были, скорее, не подозреваемые, а свидетели. На них даже наручники не надевали, чему они были в приятном смысле удивлены. Ведь я рассказал Небесам: эти трое знали об артефактном клинке и о некоторых других событиях, но, похоже, на фоне прегрешений Валаама и братства — их проступки выглядели незначительными. Нет их тоже в любом случае накажут, но их допрос стал поводом надеяться, что эти трое смогут обойтись штрафом или благотворительными работами. Но оставалось ещё три личности, которые меня волновали. Эми: как только пошла молва о том, что Валаама ищут, она тоже пропала с радаров. Я даже, втайне от Аки, хотел позвонить ей, дабы объяснить, что нужно спрятаться, но механический голос автоответчика сообщил, что данный номер более не закреплён за абонентом. Видимо, она тоже ушла в подполье. А вот ещё двое: Тэндзин и Бишамон — до них рано или поздно Небеса дотянутся, и нужно было расположить этих двух Богов к себе, вывести из ранга врагов в круг… пусть не друзей, но тех, кто на нашей стороне и не будет свидетельствовать против Акинэ. Я бы мог попробовать свести конфликт на нет сам, но так как моя шинки стала причиной раздора — именно она должна была постараться всё уладить. И ей это, конечно, не очень понравилось. — Ято! Я убила орудие Тэндзина и угрожала ему! Он даже на порог меня не пустит! — почти кричала она с таким видом, будто я предложил ей прогуляться до Луны. — А Бишамон? Она убьёт меня — даже слова сказать не успею! Однако, когда в разговор включились остальные и согласились быть… нейтральной стороной — Аки сдалась. И первым на очереди был Бог Знаний. У меня, по правде говоря, тоже поджилки затряслись, стоило нам оказаться у его храма в Такамагахаре, но всё прошло как нельзя лучше! Я даже рассчитывать на такое не мог. Поначалу, конечно, было неловко, а ещё шинки Тэндзина, как увидели Акинэ, разбежались по разным углам. Но когда она начала говорить… Мы заранее не обсуждали, какие слова она должна произнести, как расположить к себе и преподнести свою историю, однако Аки — умничка! И я не раз ей это говорил. Она извинилась перед всеми: искренне, со слезами на глазах признаваясь, что очень обо всём сожалеет. Поблагодарила Мичидзанэ за его теорию: по словам Аки, теперь она хотя бы разобралась в себе и поняла, что с ней не так. А он в ответ, хоть этого никто и не ожидал, начал за неё вступаться. — Кто сказал, что с тобой что-то не так? Каждый уникален по-своему, и «не так», скорее, с теми, кто, как часть стада, пытается походить на большинство, — он пока не показывал прежней почти отеческой ласки, но и эти его слова трогали за душу. — Не могу сказать, что простил тебя, Акинэ. Но я тебя и понимаю. Поверь, я многое пережил, а уж сколько прочитал, сколько судеб изучил за эти годы… И не сосчитать! Запалив трубку, он глубоко вдохнул дым, а после выпустил его в небо, наблюдая, как белые вихри растворяются в потоке летнего ветерка. — Я считаю — нет изначально плохих людей. Как и Богов, кстати. Каждый становится тем или иным не иначе, как под гнётом жизни и её трудностей. Или же, наоборот, от её благ и привилегий, — Тэндзин кивнул Акинэ, будто показывая, что речь сейчас и о ней в том числе. — Ты никогда не была плохой. Ты нравилась мне с того самого дня, как Ято впервые с тобой познакомил. Я догадывался, что ты не так проста, но плохой тебя не считал. Нет. Как не считаю и сейчас. Он поднял голову, смотря на раскинувшуюся над нашими головами сливу, и некоторое время глядел на неё не отрываясь. А мы не мешали. — На самом деле, это в разговоре с Ято я, уж прости за наглость, делил тебя, будто ты книга, у которой есть начало, а есть конец. Но на деле… нет плохой и хорошей Акинэ. Точнее… сейчас, может и есть, но… просто одна твоя личность отличается от другой. И в этом не слабость, а твоя сила! Ты можешь быть одновременно понимающей, доброй и самоотверженной, а можешь — сильной, выносливой, порой даже дерзкой, однако это нормально, если защищаешь личные интересы, — старик улыбнулся. — Многим недоступно быть сразу в этих двух состояниях. Бывает, люди сначала добрые, а потом черствеют, как засыхающий хлеб, и уже не в силах вспомнить, какими чуткими они были раньше. А у тебя… есть этот дар. Сделав пару шагов вперёд, Тэндзин теперь стоял в метре от Акинэ и, вытянув руку, дотронулся пальцем до её лба. — Тебе просто нужно обрести гармонию, — сказал он тихо. — Две стороны внутри тебя должны стать одной, дополняя друг друга. Тогда ты будешь доброй, но сможешь за себя постоять. Сумеешь отстаивать свои права, при этом никого не обижая. Будешь по-прежнему сильной, но станешь отличать хорошее от плохого. Я так заслушался его, и не сразу обратил внимание на то, что Акинэ плачет. Кажется, старик попал в яблочко, и любимая это поняла. Надеюсь, у неё и вправду получится найти эту самую гармонию, но даже если нет… Я всё равно буду её любить. Что бы ни случилось!***
А вот с Бишамон всё обстояло не так просто: этой барышне объясняй, не объясняй — всё бестолку. Если втемяшила в голову, что ты её враг — разубедить её крайне сложно. Чего говорить, она и на меня до сих пор дуется за клан Ма, хотя уже сто раз выяснили, что я лишь помог. Она бы, дура, умерла там, если бы не я… Но всё равно смотрит косо, хоть и пытается это скрыть. Вот и сейчас она поначалу отказывалась Аки даже на территорию своего замка пускать. Поэтому первой туда прошла Кофуку. Не знаю, что она ей наговорила — не было нашей розоволосой подруги добрый час, но, когда она вышла на улицу в сопровождении самой Бишамон — та согласилась выслушать Акинэ. Моя шинки, как и в истории с Тэндзином, искренне извинялась, но если старик воспринял её слова довольно сердечно, то Богиня Войны внимала Аки с огромным высокомерием и явным недоверием. Однако же сторону нашу приняла: тут уже Казума вмешался, который в середине разговора решил проверить, почему это мы собрались. Он напомнил своей Богине, что у каждого может быть право на ошибку, и если бы мы никогда никого не прощали — в конце концов остались бы одиноки. На этом и разошлись. И хоть осталось ощущение недосказанности, и хотелось вернуть и убедиться, что Биша всё правильно поняла — Кофуку меня остановила. — Поверь! Она с нами. Просто слишком гордая, чтобы признать это, — Богиня Несчастий хихикнула, а после, обняв Аки за плечи, двинулась в сторону храма Эбису. Всё вроде как принимало очень хороший оборот, и даже жизнь начала играть более яркими красками, правда вот… не для Аки. Для неё оставался один, но очень важный вопрос: где Мичи? Она постоянно думала об этом, а я утешал, что всему своё время… Не подозревая, что это самое время почти наступило.pov: Акинэ
Под щекой дощатый пол: шершавое дерево впивается в кожу и ранит её при каждом движении Риотто. Руки, которые мой мучитель всё ещё скручивает в районе лопаток, я почти не чувствую: уже нет желания вывернуться и опустить на пол хотя бы одну из них, чтобы поддержать свой вес. Уже всё равно. Пусть так. Ёрзающие по полу колени тоже стёрты в кровь, и с каждым новым толчком в них всё глубже впиваются занозы. Когда же это кончится?.. — Ну что, нравится? — голос из-за спины тоже ранит, оставляя шрамы не на коже. В сердце. Я молчу. Зажмурившись, стараюсь не думать о том, что происходит. Хочу отключиться. Но Риотто желает, чтобы я была в сознании. — Говори! — рычит он, отпуская запястья и хватаясь за шею, перекрывая мне кислород. — Сейчас я — главный. Так подчиняйся, тварь! Отвечай! Он заставляет меня выгнуться. Пытаюсь, наконец, опереться на руки, но они будто ватные. Не слушаются. Падают вдоль тела. А Риотто, наказывая, двигается ещё резче, жёстче. Но уже не больно. Или… больно, но я не понимаю этого. Не чувствую. Уже ничего. Жду, когда это закончится. — Понимаю, почему Ято променял тебя на Эми: она явно лучше в постели. Не такое бревно, — склонившись, Риотто теперь говорит мне на ухо. — Ну ничего… Акинэ! Я тебя всему научу! Будешь моей подстилкой, когда мы захватим Небеса! Он вновь бьёт меня. Зачем? Ведь я больше не сопротивляюсь. Слёзы стоят в глазах, отчего стены пристани расплываются, словно я смотрю на мир через запотевшее стекло. — Хотя чего это я, с братьями надо делиться! Значит, не моей, а нашей! — он тянет слова, говорит прерывисто, потому как дыхание уже сбилось. — Будешь нашей сукой. Ведь именно такую участь Валаам готовил для тебя с самого начала? Акинэ! Он вновь повторяет это имя, чтобы сделать больнее. Чтобы я не смогла абстрагироваться и отделить прошлую жизнь от настоящей. — Акинэ… Мне больно. Внутри всё скручивает от слёз, которые не могут найти выход. — Аки! Холодно. Я вся мокрая, словно провалилась под воду. — Акинэ, проснись! Что происходит? — Милая! Эй! Проснись же! Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь. Свет настольной лампы рассекал тьму, но я всё равно ещё будто бы там, на дощатом полу. И звук плеска воды в ушах, а в носу запах плесени. — Эй. Я рядом! Успокойся, — Ято обнимал меня. — Я рядом… Меня колотило, точно я и вправду упала в ледяную воду. Воспоминания были такими чёткими… словно это вновь произошло со мной. — Прости, я…я… я тебя разбудила? — скинув его руки, я тут же встала с кровати, дабы убедиться, что могу свободно двигаться. — Прости. — Уже почти утро, — не сводя с меня глаз, Ято кивнул на электронный циферблат часов: они показывали половину шестого. — Ты в порядке? Мне хотелось кивнуть, но не вышло. Я как-то непонятно качнула головой: одновременно и вверх, и вправо, а после начала дрожать. — Иди под одеяло, — Ято приподнял тонкий плед, из-под которого я только что вылезла, но я проигнорировала предложение. — Я хочу кофе, — произнесла я, видя испуг в глазах любимого: он переживал за меня, но я не могла сделать вид, что всё хорошо. — Пойдешь со мной? — А поспать ты ещё не хочешь? — Нет! — тут же громко ответила я, ещё ощущая на коже липкие касания своего насильника. — Я хочу уйти из комнаты, включить свет и побыть на кухне. С тобой. И тут же кивнув, Ято молча встал, накинул халат поверх майки и пижамных шортов, а после приобнял меня за плечи и двинулся в сторону двери. — Когда-нибудь, они перестанут сниться, — шепнул он в коридоре успокаивающим тоном. — Но, пока этого не случилось, старайся отличать сон от реальности. И если всё же получится — зови меня там. И я приду. — Во сне? — удивилась я, немного подрагивая от озноба: ветерок коридора неприятно холодил вспотевшую спину. — Конечно! — не останавливаясь, Ято потянулся ко мне и крепче обнял. — Я сделаю всё, чтобы ты больше не плакала. Даже в мире грёз…pov: Ято
Вечером этого дня снова забежал Мамору. В последнее время он появлялся всё реже из-за страха быть обвинённым в пособничестве возможному преступнику, поэтому я был ему очень рад. И с жадностью ждал новостей. — Одного мы поймали! — сообщил он, и у меня будто сердце в пятки упало. — Его зовут Шин, и если быть точнее — он сам пришёл. В голосе друга были странные нотки, и теперь я начал всерьёз паниковать. — Это шинки члена братства? — еле проглотив ком в горле, спросил я. — Нет, Бог. Но и шинки при нём был, только умер, так и не дождавшись допроса. В голове сразу всплыла картинка того, как мои коллеги, стражники Небес, решили не дожидаться официального разбирательства и применили силу, дабы выпытать из члена братства и его орудия необходимые сведения. И так перестарались, что шинки не выжил. И, видимо, это отразилось у меня на лице… — Нет, это не мы его так, — Мамору потёр кулаки, догадавшись о моих мыслях, — хотя пока не узнал правду — очень хотелось чутка разукрасить личико этому Шину! А потом… короче он, выходит, не убийца, а больше жертва, хотя и ему срок наверняка вкатят. — Не понял… — начал я, но друг вытянул руку, заставляя меня замолчать. — Слушай, меня ждут — я и так уже опаздываю. Я просто забежал сказать, что новый свидетель вам жизнь не подпортил, а остальное завтра, ладно? — Мамору уже шёл к выходу с территории храма Эбису. — Встретимся на празднике! Я вас, кстати, туда сопровождаю: еле уговорил начальство выпустить вас прогуляться. — Правда? — я уже засиделся в этом доме, поэтому обрадовался перспективе погулять. — Но… ты хоть в двух словах… — Некогда… — бросил друг и исчез в голубоватых лучах. А я отправился в дом в ожидании, что Аки уже проснулась и расскажет о том, кто такой Шин. Надеюсь, он нам друг, а не враг…***
Акинэ проспала до утра, но, когда проснулась, я сразу же поделился новостями. — Шин? — она очень удивилась, а после её глаза загорелись. — Это бывший хозяин Мичи! Он о ней ничего не говорил? — Не знаю, — я покачал головой, понимая, что снова рушу надежды Акинэ. — Может и да, но Мамору про это умолчал. Сказал, на празднике всё объяснит. Я взял паузу, давая любимой время переварить услышанное. — А ты Мичи, выходит, у этого парня на камиринге забрала? — я немного запутался в именах. — Нет. Там вообще другой Бог был, — Аки отбросила одеяло и спустила ноги с кровати. — А Шин — член братства. Мы с ним дружили, и я, как только Мичи появилась, попросила его дать ей имя. И Шин согласился: всё поначалу было хорошо, но он не сладил с её чувствами. Ну… ребёнок, и всё такое. И Рамон этим воспользовался — с подачи Валаама дал моей малышке имя. — Так он её ненавидит! — я опять ничего не понимал. — Зачем давать имя шинки, к которому у тебя неприязнь? — Чтобы меня позлить… — пробурчала Аки, насупившись. — Но вообще понять, что у этого мудака в голове — сложно. Да и не важно это! Сейчас меня, наоборот, греет мысль, что он не будет причинять ей вред, потому что на девочке его имя. Не мазохист же он в самом деле… Я знал, что это такое себе утешение, а особенно вспоминая День Работы и праздник любования сакурой… Вряд ли связь Рамона с Мичи остановит его от рукоприкладства. Но вслух говорить об этом не стал. А после мы начали собираться и уже через час ждали Мамору у входа в храм Эбису. Я — потому что очень хотел, наконец, выйти отсюда и прогуляться. Пусть дом друга сложно назвать четырьмя стенами, однако же и это пространство надоедает со временем. Да даже само понимание, что не можешь куда-то отправиться — жутко давит. Не представляю, как Акинэ жила с тем ошейником так долго, не принадлежа самой себе. Я бы свихнулся… Юкинэ — тоже был счастлив покинуть наше временное пристанище. Он соскучился по Казуме и ещё несколько знакомым, с которыми подружился совсем недавно, в этом году. Они тоже обещали быть на мероприятии, поэтому мой паренёк был на низком старте, предвкушая хороший день. А вот любимая, конечно, ждала Мамору ради сведений о Мичи, но по итогу за нами явился совсем другой парень. Сообщив, что будет нашим провожатым на праздник, он перенёс нас в самый большой парк Такамагахары, а после ответил, что покидать эту территорию без его ведома нам нельзя. Вообще, по-хорошему, он должен быть приставлен к нам во время всего нашего здесь нахождения, но паренёк, которого я видел впервые, похоже, не слишком горел желанием несколько часов находиться в компании незнакомцев, поэтому довольно быстро ретировался. А мы остались наслаждаться отличным деньком. Юки, правда, сразу же убежал, заметив знакомых, а мы вот с Аки принялись степенно прогуливаться по парку. Кстати, о празднике: первого июня в Такамагахаре все собирались на своеобразный фестиваль, посвящённый будущему сезону дождей**. Изначально считалось, что если Райдзин, Бог Грома, не проведёт в этот день соответствующие ритуалы — июнь на Земле будет засушливым, а урожай погибнет. Но на деле мало кто верил, что это как-то влияет на погоду… Просто вошло в традицию. А так как в Японии крайне редко во второй половине месяца небо не поливало жителей проливным дождём — прекращать это своеобразное празднование никто не спешил. Да и для одного только Райдзина в этот день была работа — остальные просто отдыхали и лишь пытались всячески его поддержать: кто словом, а кто и подарком. Единственное но: Аки никак не радовалась нашей вылазке. — Если бы не поступила так, как должна была — сегодня в семь часов и пятьдесят шесть минут утра*** мы с братством напали бы на Небеса… — она, разумеется, говорила это не с той интонацией, что, мол, жалеет, однако же в её голосе сквозила грусть. — А после, возможно уже через час или два — я была бы мертва. Такой ведь приказ, выходит, отдал Валаам наёмникам. — Тогда почему не радуешься? — спросил я, немного злясь. — Да, мы не в самом выгодном положении, зато все живы и здоровы! Ведь неясно, как бы и для нас с Юки всё сложилось — в стороне мы бы точно сидеть не стали. Я вдруг на миг представил, как спокойно и не торопясь собираюсь на работу, а в это время враг прорывает слабую оборону дворца. А после, как мы с Юкинэ одновременно и рвёмся в бой, и вместе с тем страшимся увидеть знакомое лицо в рядах братства. — Зато Мичи точно была бы в безопасности: с Кофуку и Дайкоку, — Аки не сразу поняла, что сказала, но после прикрыла рот рукой. — Прости, это прозвучало ужасно эгоистично, я знаю! Я очень рада, что никакого нападения не было и что вы с Юкинэ не пострадали. Но… Я постоянно думаю о моей девочке, и сейчас… сейчас… Она смотрела куда-то в сторону, а после вдруг закричала: «Шин!» — и бросилась бежать, увидев знакомое лицо. А я — за ней. — Шин! Стой! — запыхавшись, Акинэ уже догоняла бывшего члена братства, когда тот наконец услышал её голос и остановился. — Кинха? — я не слышал, как он это сказал, но прочитал по губам. — Привет! — Аки с разбега врезалась в парня, а тот сразу же обнял её, поглаживая по спине. Меня даже ревность кольнула, но я поспешил с ней справиться: если бы Аки хотела уйти к другому — давно бы это сделала. — Не ожидал тебя здесь увидеть. — А я тебя! — любимая даже улыбнулась. — Рада, что ты жив! Да и… ты не под стражей? Сейчас она проявляла вежливость, но даже невооруженным глазом было видно, как Аки топчется на месте от нетерпения. Хочет поговорить о Мичи. — Меня посадили… типа, под домашний арест — нельзя в мир людей. Чувствую себя ребёнком, который провинился перед родителями! — он хохотнул. — А по поводу того, что жив — поверь, это чудо! — Шин перевёл взгляд на меня, а после… улыбнулся, будто давно меня знает. — А ты Ято? Очень рад познакомиться! Не скажу, что Кинха… — Акинэ! — поправил я, стараясь при этом оставаться дружелюбным. — Я тоже рад. Наверно, у меня на лице было написано, что на деле я не сильно-то счастлив, но Шина это не остановило. — Извиняюсь, — однако, он всё же немного смутился. — Акинэ про тебя не рассказывала, но я всё же наслышан! У братства ты как бельмо на глазу! — Они у меня тоже… — не без иронии буркнул я, обнимая Аки за талию. — Мы вчера узнали о твоем орудии. Сочувствую! Я знал каково это: терять того, кто дорог. Один раз я пережил смерть Хиёри, а потом… был уверен, что и Аки погибла. И хоть это оказалось не так — я помню эти несколько недель. И они были ужасны! — А как я тебе сочувствую! — Шин посмотрел на мою шинки, и его веселье и радостный взгляд — погасли. — Я бы очень хотел помочь, правда! Но… — Да ладно, — она пожала плечами и улыбнулась. — Выпутаемся как-нибудь. Конечно, тяжко приходится, но я хотя бы свободна. Начала высыпаться! Она пыталась не показывать уныния, что её преследовало, однако Шина её улыбка не трогала. Он по-прежнему был как в воду опущен. — Эм… Акинэ. Ты ведь… Ты ведь… знаешь, что случилось? — спросил он, а я ощутил, как волнение сжало внутренности. — О чём ты? — любимая тоже напряглась. — Не говори, что Валаам сможет выкрутиться и выйдет на свободу! Я тогда точно наложу на себя руки! — Нет, но… Они же приходили за тобой? — вопросом на вопрос ответил Шин, переминаясь с ноги на ногу. — Кто? — спросили мы с Аки одновременно. — Наёмники! — прошептал тот, взяв нас с моей шинки за руки и уводя в сторону, под ветви раскидистого дерева — подальше от невольных слушателей и свидетелей. — Они ведь… — Спалили дотла наш дом, да, — кивнув, я уже очень хотел расстаться с этим парнем и попробовать вновь вернуть радость этому дню, но он не собирался прекращать разговор. — А ты знаешь, зачем они это сделали? — Шин смотрел то на меня, то на Аки, причём переводил взгляд так быстро, будто у него нервный тик. — Ну, наверно, отомстить? Ведь без Валаама они лишились заработка и перспектив… Думаю, причина очевидна! — А вот и нет, — глубоко вздохнув, бывший член братства некоторое время молчал. — Они ищут тебя! Боятся тех, кто может свидетельствовать против них. Небеса всех служащих на уши подняли — ищут Богов и шинки, кто был заодно с Богом Алчности. И братство об этом в курсе. Шин приподнял брови, а я тем временем понимал, что он говорит вполне логичные вещи. — Хочешь сказать, они думали убрать свидетеля? — спросила Аки, не на шутку удивившись. — Но ведь если бы могла — давно их сдала! Я же знаю — они просто наёмная сила. Что сказали — то и делают. Уж в чём в чём, а в этом я их понимаю. Я нервно дернулся, когда эти слова повисли в воздухе. Ещё слишком свежи были воспоминания о её слепом подчинении Валааму и… той ночи в разгаре бала… — Да, но… — Шин хотел что-то сказать, но Аки продолжила: — Тем более, помимо меня, в братстве была ещё куча народу. И все друг друга знают, и могут сдать! — пожав плечами, Аки будто извинялась. — Я не думаю, что ты прав. Скорее всего, им просто захотелось пар выпустить да отомстить! Тем более в доме том я давно не живу — шанс, что я могла быть там, один из ста. Подняв голову, любимая принялась рассматривать дуб, крона которого была настолько пушистой и густой, что возле его ствола казалось, что наступили сумерки. — В том то и дело, что почти никого не осталось… — тихонько прошептал Шин, опуская голову вниз. — Я вначале был вроде как в безопасности и попал в ряды тех, кого Рамон и остальные приняли за своего. Но после они поняли: их решения мне не нравятся. И тогда — напали. Я защищался, как мог, а после сумел улизнуть, но… Ясуши ранили. Когда мы добрались до Аматерасу — он почти не дышал. Но, кажется, Акинэ не слышала последние слова. Как подкошенная она чуть не упала, но схватилась за ствол дерева, а я, взявшись за футболку, попытался унять жгучее чувство нарастающего ужаса. — Как это… никого… не осталось, — на каждом выдохе произносила она, возвращая себе равновесие, пытаясь унять дрожь в руках. — Прости! — Шин покачал головой. — Не представлял, что придётся принести плохую весть. Я был уверен, что ты знаешь. Я уже понял, что произошло, но пока не хотел этому верить. Ждал, что не прав. Как ребёнок, надеялся, что ошибаюсь. И не представлял, что будет дальше. — Мичи? — спросила Аки, с надеждой поднимая взгляд, пытаясь сморгнуть выступившие слёзы. Но стоявший перед нами мужчина не ответил: лишь с грустью покачал головой. Давая понять, что девочка, которую Акинэ так любила… Малышка, что была единственным светлым пятном в том чёрном водовороте… Что та, кого она считала дочерью… погибла. И жизнь будто разделилась на до и после. И сердце больше не хотело биться. И огромная, всепоглощающая тоска и скорбь накрыли мою шинки тяжелейшим грузом, который не скинуть. Её губы затряслись от наступающей истерики, а от горечи утраты сердце буквально разлетелось на тысячу осколков, которые, похоже, впились в каждую клеточку тела, заставляя Акинэ выть от боли. — Нет! Нет! Нет! — повторяла она, падая на землю. — Это невозможно. Это неправда. Она жива. Скажите мне, что она жива! Шин, прошу! Умоляю, скажи, что она жива! Моя девочка… Моя девочка! Но он вновь качнул головой. — Прости! — было видно, что ему не по себе: он тоже горевал по Мичи, хоть и недолго был её хозяином. — Я пытался её спасти! Я дрался за неё, но… Один против шестерых — сама понимаешь. За это и попался. Меня с Ясуши долгое время держали взаперти — не знаю, почему не убивали. А когда мы сумели выбраться и предприняли попытку к бегству… Прошло больше двух недель. Он смотрел только на Акинэ, будто кроме них двоих в мире никого не существовало. И я понимал его: Шин чувствовал свою вину и ответственность. Ведь и я даже сейчас ощущаю некую связь с той же Томонэ… Хотя она давно уже не моя. — За что?! — Акинэ уже была убита горем, но пока ещё… будто не до конца осознавала правду. — За что они убили ребёнка?! Она ни в чём не была виновата! И ничего бы никому не сказала! Я попытался утешить любимую, но понимал: то, что она чувствует — унять так просто не получится. — Я не хочу… — замялся Шин, но после рьяного крика Аки: «Говори!» — дополнил: — У неё старались выпытать, где ты сейчас, но она не сказала. Не уверен, что ей вообще было это известно, но они… Акинэ, лучше тебе не знать всего. Прости, что рассказал об этом, может не нужно было… Но она его больше не слушала. Окончательно повалившись на землю, Аки свернувшись калачиком, не обращая внимания на прохожих и мир вокруг. Обняв голову руками, будто мечтала закрыться ото всего: точно там, в её личном мирке, Мичи была жива и здорова. — Я знаю, она тебе как дочь была. Мне очень жаль, — прошептал Шин, сглатывая ком в горле. — Ещё раз прости. Мне нравилась эта девочка. И она не заслужила такого конца… Он собирался уходить, а я тем временем снова ощутил, как к шее будто приложили лёд. И словно увидел картину: душа Акинэ, надрываясь от горя, просит помощи, а Кинха, садясь рядом, берёт её за руку, подчиняя себе её разум и чувства. Одновременно забирая свободу действий, но даруя возможность переключиться на злость и желание отомстить. — Где? Где они? — поднявшись, крикнула Аки, когда её знакомый уже отошёл от нас на приличное расстояние. — Знаю, ты никому не выдал эту тайну, но прошу, скажи! Да, хоть бывший член братства и не говорил это вслух, я понимал: он знает адрес места, откуда ему удалось сбежать. Но Небесам он этот секрет не раскрыл: братство может вставить ему палки в колёса и нехило подпортить жизнь. Возможно даже, если бы его шинки не ранили — Шин и вовсе бы не отправился на Небеса: опять-таки, потому что орудие могут допросить. Но сдавшись именно в тот момент, он показал: братство убило его шинки за то, что он хотел отправиться с повинной. Он как бы показал себя с той стороны, которая ему выгодна. Поэтому не зря Мамору назвал Шина жертвой, а не преступником. — Ты знаешь, на что я способна, поэтому не зли! Отвечай! — Аки уже пышила агрессией, и казалось, эта странная аура вокруг неё уже видна невооруженным глазом. И этот гнев меня пугал… Любимая забыла про всякую конспирацию, и я страшился, что она может сделать глупость. Хотел было сказать, что нам не нужно знать местонахождение нового состава братства. Что Аки вновь могут допросить и таким образом найти новых свидетелей, но она, кажется, и так понимала, чего я хочу. — Не смей меня останавливать! — рыкнула она, обращаясь ко мне, наблюдая, как Шин неуверенно возвращается назад. — Я всё равно это сделаю! Любимая почти не шевелилась, но при этом дышала так часто и прерывисто, точно готова была взорваться. Хотя это и не совсем было ложью: гнев, ярость и ненависть переполняли её настолько, что сдерживать их было практически невозможно. — Аки! — тихонько позвал я, надеясь обратить на себя её взор. — Мне жаль, но это ничего не исправит! — Да мне плевать! — крикнула она во всё горло. — Знаю, ты сейчас в ответе за меня даже больше, чем когда бы то ни было, но я всё равно пойду на это, предав твою веру. Я сделаю всё, чтобы эти подонки прочувствовали боль в каждом своём суставе, в каждой мышце, в каждом сантиметре кожи! Я сделаю так, чтобы они умоляли меня остановиться! Но… Она вдруг смягчилась, переводя взгляд на вновь остановившегося в паре метров от нас Шина. — Ты не можешь, — дополнил я очевидные вещи. — Клинка у тебя нет, а значит, без помощи Бога ты бессильна. Я понял, почему она начала этот разговор, но боялся в глаза сказать, что не готов жертвовать ею или Юкинэ ради мести, которая уже ничего не изменит. — Прости, — мягко продолжил я, кладя руку Аки на плечо, — но их убийство не вернёт девочку к жизни. Не затянет душевные раны, не облегчит боль. Ко всему этому добавится ещё и вина, поверь мне! Оно того не стоит. — Да?! — с раздражением спросила она, скидывая мою ладонь. — И если бы я не убила Риотто — тогда ты бы не жаждал расквитаться с ним за то, что он сделал со мной? Скажешь нет? Сомневаюсь! Чёртов эгоист и лицемер! Не дожидаясь моего ответа, она упала и со всей силы начала бить кулаками по земле. Но боли не чувствовала, по крайней мере физической — сейчас в Акинэ играл адреналин. — Я хочу отомстить… — просипела она. — Пожалуйста! Подняв голову, она посмотрела на меня, почти умоляя. — Сделай это, и я больше никогда тебя не потревожу. Ты понимаешь, о чём я, Ято! — со мной явно говорила Кинха, и это было… крайне странно. Будто сейчас Аки не просто осталась в стороне, а выключилась. — И ты уверена, что тебе это необходимо? — холодно спросил я, делая шаг назад: мне было жутко от того, что моя шинки готова променять то немногое, чего мы добились, на глупость. — Уверена, — ответила она, теперь смотря на Шина, внимательно следившим за развернувшейся перед его глазами драмой. — Хорошо, — сам от себя не ожидая, согласился я, подавая ей руку и помогая подняться. — Но помни, что это твой выбор.pov: Акинэ
Когда мы переместились в то место, которое описал Шин, сердце в моей груди пропустило удар, а вдох так и остался в лёгких. Напряжение завязалось тугим узлом где-то под рёбрами. А в душе всё вновь заклокотало от горя. Здесь погибла Мичи… И если верить Шину — это случилось ещё двенадцатого мая. То есть все эти дни, желая ей спокойной ночи или разговаривая со своей малышкой, я… общалась с тенью. И братство… а точнее то, что от него осталось, должны были заплатить! Ту цену, которую я посчитаю достойной. Я понимала, что поступаю глупо, но так же и осознавала: если не отомщу, буду жалеть об этом вечность. Да и скольких ещё эти ублюдки истязают, покалечат, убьют… Если их не станет — мир только обрадуется! И если Валаам когда-нибудь окажется на свободе — будет меньше тех, кто готов вновь вставь под его знамёна. — Ты точно уверена? — Ято был со мной непривычно холоден, но я не придавала этому значения. Пусть злится, сколько хочет. Мне плевать. — Да, — сорвалось с губ, а на языке остался островатый привкус будущей мести. — А ты? — Пойду за тобой. Я же обещал, — это тоже было сказано не с нежностью — с горечью. — Я своё слово сдержу, но… — Да-да. Ответственность на мне, — меня бесили его страх и неуверенность. — Пошли! Мы были у небольшого заброшенного дома, который, на первый взгляд, был нелюдим, но по указке Шина мы отправились прямиком в подвал, ведь именно там, по его словам, была оборудована целая штаб-квартира. Особо не конспирировались. Не крались. Не пытались не шуметь. Я не хотела нападать исподтишка, пока члены братства не смотрят. Пусть видят, кто их убьёт! Пусть осознают надвигающуюся гибель и боятся! И когда мы, наконец, оказались в тёмной и душной комнатушке, с радостью смотрела в их глаза — зная, что свет в них скоро потухнет. — Ого! Вот это да — у нас гости, ребята! — Рамон показал зубы, улыбаясь, однако сразу же призвал своих шинки — так же поступили и его братья. Все, кроме, Хикки, разумеется. Было странно видеть шестерых Богов и понимать — это всё, что осталось от армии Валаама: Рамон, Митсуо, Шуичи, Чикао, Хирото и новенький, который пробыл в братстве всего пару месяцев, но успел показать, как бывает жесток — Нобу. И у каждого из них, насколько я могла судить, осталось по паре орудий, тогда как изначально их было по пять или даже шесть — видимо, часть шинки тоже стали жертвами, не пройдя отбор на верность Валааму. — А вы быстро, — в голосе Юрэцу было полно сарказма, и он даже зевнул для наглядности — показывая, как сильно нас заждались. — Я прямо и не заметил, как время прошло! Правда, ребят? Он держался чуть в стороне, за братьями, которые могли его защитить — ведь сам он перед нами был бессилен. — Да она просто по дочурке соскучилась, — снова вставил Рамон, обращаясь к Хикки. — Вот и пришла навестить! Все заржали. А я ощутила, как тоска беспощадно вгрызается в сердце холодными зубами… Но виду не показала. У меня будет время погоревать, но я не доставлю этим ублюдкам радости увидеть меня сломленную! — Да уж, удивлён, что Кинха не пришла раньше. Та малявка так визжала — я думал на другом краю света слышно! — Нобу упал на колени и, сложив руки перед собой, посмотрел наверх. — «Мама, мамочка, спаси меня, спаси! Мне больно, перестаньте! Мама!» И вновь шквал смеха: похоже, братство считало, что оно в безопасности, что мы с Ято пришли на убой, и нет иного варианта, как наш с ним проигрыш. — И где же ты была? — Рамон сделал шаг вперёд и, склонив голову, почти что прошипел, будто ядовитая змея. — Где была мамочка, пока маленькую Мичи разрывали на части? Забыв, что я безоружна, что не могу причинить им серьёзного вреда, я кинулась на братство с голыми руками. И если бы Ято не схватил меня за талию и не остановил — дралась бы с ним до последней капли крови. Я бы выцарапала им глаза, сломала конечности… Я бы кусалась и била их, пока были силы, но не отступила бы! Но сейчас всё ещё оставалась на месте, удерживаемая хозяином. — Вы чудовища! — кричала я, пытаясь вырваться из хватки любимого. — Что она вам сделала?! Как вообще можно такое сотворить? — Проще простого! Для этого нужен лишь острый клинок! Хотя… кому я рассказываю! — Хикки засмеялся, давая пять Чикао. — Перед нами же гроза орудий, неуловимая и непобедимая Кинха, друзья! Та, что за год убила больше, чем все мы вместе взятые. Прямо, королева меча! А с ней ещё и изменщик — хозяин! Гроза Небесного войска, который так устаёт на работе, что не может понять, та ли баба в его постели! Теперь я почувствовала, что и Ято не на шутку разозлился. Он был готов призвать меня, тогда как наёмники Валаама тоже начали разминаться: кто-то крутил своим оружием, кто-то поворачивал голову из стороны в сторону, а Рамон хрустел пальцами — это его любимый ритуал перед поединком. — Значит, можно сказать, нас ждёт царский поединок? — пошутил Шуичи, но теперь уже смеяться никто не стал. Все лишь приняли боевую стойку, потому как и мы с Ято были готовы вступить в бой. — О да, друзья! — Рамон поднял своё меч, указывая им на меня. — Время размяться!pov: Ято
Кровь капала с катаны, пока я переводил дух. Враг был повержен, и почти все тела исчезли: или переродившись, или навсегда покинув этот мир. Осталась лишь кровь, куски одежды, разрушенные предметы и пыль от покалеченных бетонных стен: Акинэ была слишком острой и не контролировала свою силу, поэтому пострадала и сама постройка. Хотя, один Бог ещё был жив, вот-вот готовый испустить последний дух. Рамон. Моё орудие будто специально не добило его сразу, однако раны нанесло смертельные: участь этого ублюдка была решена, но он пока ещё дышал, предпринимая слабые попытки проползли к выходу. — Верни меня, — попросила Аки и, когда я призвал её в человеческое обличье, подошла к бывшему коллеге, сев перед ним на корточки. С ненавистью смотря ему в глаза. — И стоило оно того? — спросила моя шинки с… каким-то даже понимаем и сочувствием. — Ты ведь мог избрать другой путь. Не быть таким… Она пыталась подобрать нужные слова, но они не шли с языка. — Мог, — захлёбываясь кровью, ответил Рамон, улыбнувшись кровавым ртом. — Но тогда было бы не так весело! Кажется, этот Бог совсем не ценил жизнь и воспринимал её как игру, которая может дойти до финала, а может закончиться, не успев начаться. — Ну так чего не смеёшься? — в Аки вновь бушевала буря из беспощадной и всепоглощающей горечи утраты, но она терпела. Не показывая этого врагу. — Боюсь выплюнуть лёгкие, — буркнул Рамон не без иронии и, повернувшись на бок, сплюнул кровь со рта, а после закашлялся. Это напомнило мне, как умирал Риотто. — Но согласись! Я играл красиво! — Ты играл, как последний отброс! — Аки повысила голос и, схватив наёмника за шею, повернула его лицом к себе. — Просто скажи, неужели убийство ребенка могло доставить удовольствие? За что ты так с ней? Я хочу… попробовать тебя понять! В её голосе уже была дрожь. — Потому что мне это нравится! Смотреть, как другие… недостойные, получают ту участь, для которой были рождены! — злобный смех умирающего Бога плавно перешёл в кашель, но, когда он вновь смог говорить — делал это с удовольствием, будто каждое слово было сродни наркотику, приносящему кайф. — Ты ведь понимаешь, о чём я, правда? Ты ведь знаешь секрет… Но договорить он не смог. Поднявшись, Акинэ наступила на его горло, перекрывая кислород. Видимо, она знала то, чего не знал я, потому как для меня слова Рамона были лишь пустым набором слов. Но не для моей шинки. Я отчетливо ощущал, что ярость уже заполняла её настолько, что других чувств в ней словно и вовсе не осталось, однако… она этого не показывала. Не просила меня добить его. Просто смотрела, как Рамон хватает воздух кровавыми губами, пытаясь скинуть её ступню. Ждала. Не наслаждалась, но не сводила с этого ублюдка глаз, пока он, наконец, не дёрнулся в последний раз и… не исчез несколько секунд спустя. — Надеюсь, ты попадёшь в ад, — проговорила Аки, смотря на кровавый след, оставшийся от Рамона. — Там тебе самое место! А после повернулась и долго смотрела мне в глаза, ничего не говоря. Только беззвучно плакала. Было ощущение, что ей сейчас важно просто знать, что я рядом. Вот она и не сводила с меня печального взгляда. А я в свою очередь думал о том, что необходимо отсюда выбираться, но сил не было. Этот бой был сложным: и с физической, и с моральной стороны. С Юки было бы проще: мы угадывали мысли друг друга, действовали сообща. С Акинэ же было иначе: я, кажется, только и делал, что сдерживал свою шинки — ведь она могла разрушить гораздо больше, чем просто заброшенный дом. Она была очень сильной, но это не радовало, а ужасало. Столько в ней было злобы, ненависти… И всё это никак не могло найти выход. Убийство мучителей Мичи ничего не дало, как я и говорил, но я, по крайней мере, сделал то, что обещал — был с любимой. — Легче ведь не стало, да? — с грустью спросил я, наблюдая, как она пустым взглядом смотрит на покорёженные стены. — Теперь они хотя бы больше никого не убьют, — безжизненным голосом проговорила она, не чувствуя облегчения. Боль утраты была всё такой же сильной. — Чем я могу помочь? — участливо спросил я, прекрасно понимая: мне нужно стереть кровь с рук и одежды, а после вернуться в Такамагахару. Но торопить Аки не стал. Надеюсь, нас ещё не ищут… — Перенеси меня в одно место… — произнесла она, задумавшись. — И я постараюсь больше ни о чём тебя не просить.***
Было похоже, что всё в этой комнате осталось нетронутым. Каждая вещь лежала на своём месте, до щемящей боли в груди напоминая о маленькой хозяйке, которая больше никогда к ним не прикоснётся. Мы были в теперь уже заброшенном (а когда-то секретном) доме Валаама, где жил он сам, а также орудия и наёмники, с помощью которых он хотел свергнуть Аматерасу. И хоть приходить сюда было ещё более рискованно, чем в нынешний штаб братства — за этим местом могли следить Небесные стражи — я вновь пошёл на поводу у Кинхи. Точнее… теперь уже Акинэ. И комната, где мы сейчас стояли, принадлежала ей и Мичи. Хоть по размеру она и была небольшой — здесь царил какой-то незримый покой, а маленькие детали, попадавшиеся то тут, то там, добавляли уюта: картины, книги, рисунки, детские игрушки, украшения, мягкие подушки — чего тут только не было! И всё это было дорого Аки… и всё напоминало о ней. Мичи. Когда мы только переместились сюда и подошли к двери комнаты, любимая на миг остановилась на пороге, не решаясь зайти. Здесь будто витал дух той, кого она так любила, к кому всем сердцем спешила после каждого боя. Той, кто смогла сохранить в Аки частичку себя, не дав всепоглощающему пламени Валаама спалить её. Мичи была единственной ниточкой, что держала Акинэ от падения в бездонную пропасть под названием отчаяние… Сделав шаг и зайдя в комнату, она осмотрелась, глотая слёзы: ведь каждая деталь напоминала о чём-то, вызывая в памяти воспоминания того, как хорошо здесь было совсем недавно. Нет, это место наверняка не было раем для Аки — скорее, другим миром, где можно было стать собой, не бояться и не переживать, где можно было перестать думать о будущем и прошлом, а просто наслаждаться настоящим, в котором маленькая девочка, говоря искреннее: «Мама», протягивала рисунок с неумелой подписью «Я и Кинха». Дойдя до середины комнаты, Акинэ остановилась возле небольшого шкафа, на ручке которого, на вешалке, висела синяя детская футболка. — Я помню, как гладила её, пока Мичи спала. Чтобы она надела эту футболку для нашей вылазки в магазин, — Аки плакала, но при этом говорила спокойно: если бы не мокрые от слёз щеки, можно было подумать, что ей не грустно. Она, похоже, выгорела… Хоть это и не навсегда — скоро боль вновь, увы, вернётся. — Если бы знала тогда, что она так и не сможет её надеть… Медленно проведя пальцами по хлопковой ткани, Акинэ будто представляла, что трогает не просто вещь, а ту самую дорогую и бесценную девочку, которую у неё так несправедливо отняли. Она словно хотела почувствовать её тепло, ощутить биение сердца под тканью, но… ничего не могло вернуть Мичи. — Её звали Сора, — вдруг сказала Аки, и я сначала не понял, о чём она, но после догадался: так звали малышку, когда она была человеком. — Так мне Шин сказал, когда только дал ей имя. Он ведь увидел её жизнь и… смерть. И поведал мне её историю. Сняв майку с вешалки, Акинэ сжала ткань в руках, поднося её к лицу, прикладывая к щеке, вдыхая её запах: возможно, он ещё чувствовался — еле заметный, почти выветрившийся после стирки, но её! Мягкий, нежный, сладкий… — Она была чудесным ребёнком! Только вот с родителями не повезло: отец ограбил магазин и его посадили, а мать… Даже будучи беременной, она не переставала колоться, однако девочка родилась нормальной. Здоровой. Чудо, не правда ли? — Акинэ будто видела Мичи при жизни: как она бегает во дворе с другими детьми, иногда падает, но не плачет — поднимается и, спокойно отряхнув колени и ладошки от песка, бежит играть дальше. — Она прожила почти пять лет, но выглядела меньше и слабее своих ровесников: её плохо кормили и не ухаживали за малюткой. А в день, когда до её пятого дня рождения оставался месяц, её мать ушла из дома, найдя себе кавалера под стать, и забурилась с ним в каких-то развалинах с несколькими дозами героина… А про дочь забыла. Кивнув самой себе, Аки перевела на меня взгляд, без слов спрашивая: как так можно? — Три дня девочка ела всё, что могла найти и до чего дотягивалась. А после… Рисовала. Так она отвлекалась от голода, — повернув голову, Акинэ посмотрела на лист бумаги, лежавший на столе. Я тоже взглянул на него: там, кажется, были нарисованы Акинэ и Мичи. — Она так и умерла, с карандашом в руках. До последнего надеясь, что мама вернётся. Она ждала её! Верила и всё равно её любила. Несмотря ни на что! А она её бросила… Дала погибнуть! Упав на колени, Акинэ зарылась лицом в по-прежнему крепко сжимаемую ею футболку, а я смотрел на это и мечтал, чтобы моей шинки стало хоть немного легче! Жалел, что нельзя повернуть время вспять и всё исправить. Горевал по девочке, которую, кажется, тоже полюбил. _________________________ От автора: Авторы порой могут показаться жестокими, но сюжет есть сюжет… Увы. Над этой частью было пролито больше слёз, чем над всей трилогией. Поверьте, у меня тоже есть сердце… и оно разбито. ________________________ К этой главе нет ОСТа… Не смогла найти правильную песню или музыку, которая могла бы передать настроение главы. Но… есть этот стих. Часы остановились. Движенья больше нет. Стоит, не разгораясь, за окнами рассвет. На скатерти холодной не убранный прибор, Как саван белый, складки свисают на ковер. И в лампе не мерцает блестящая дуга… Я слушаю молчанье, как слушают врага. И в сердце только горечь. И боль в груди растёт. И кажется, что это — точно не пройдёт. Мне хочется кричать на мир, что так жесток! А после на всё плюнуть. И взвести курок… Хотя во мне и так уже огромная дыра. Где девочка была моя — теперь лишь пустота. И всё, чем я когда-либо так сильно дорожила, Вдруг сделалось ненужным. Вдруг сделалось чужим… ________________________ P.S. Прости меня, моя девочка! Обе моих девочки…! Я люблю вас! P.P.S.Мичи — ты навсегда в моём авторском сердечке!