Аномалия

      Каждый раз, когда Мишке попадался фильм, где сюжет крутился вокруг людей, отставших от группы и забытых в пещере, в лесу или вообще под водой, он возмущался и искренне не понимал, как такое возможно. Это же элементарно делается: «Посмотрите, кто справа, кто слева – все ли на месте?», и даже в разномастной компании этого будет достаточно. И он продолжал считать это всё преувеличениями и неумелыми попытками выстроить красивый сюжет, пока не обнаружил себя на пустой платформе посреди леса. Тридцать первого декабря. В три часа дня. И никаких следов «Лыжной стрелы».       – Ой, – пискнул рядом тоненький голос, – и что теперь будет?       В первую секунду Мишка не почувствовал ничего, кроме раздражения: они опоздали именно из-за этой дуры. Классическая цивильная девочка из серии «у меня лапки». И что ж тебя в лес-то зимой понесло? «Крепление сломалось, вы мне не поможете?» И смотрит глазами кота из «Шрека»...       Спас. Молодец. Ещё и проконтролировал, чтобы она до места добралась. И дальше что?       А с другой стороны, не останься он с этой... как же её?.. Катей… Светой... Алёной! – и для той всё обернулось бы совсем плохо. Михаил отчётливо представил, как эта кукла в ярком, как с витрины, лыжном комбинезончике уже в сумерках ковыляет до платформы, волоча на себе лыжи, и видит, что электричка ушла. А ведь это – минуточку! – и не электричка вовсе, а дизель, и следующий поезд будет здесь, дай Бог, часа через четыре. А то и все пять.       Ноги после долгой ходьбы на лыжах были словно деревянные, но Михаил тяжело потопал вдоль короткой платформы в надежде найти расписание. Он почти не рассчитывал на успех, но к его удивлению, малюсенький стендик обнаружился на одном из двух фонарных столбов. И оказалось, что Мишка был оптимистом. Следующая электричка должна прийти только в десять двадцать вечера. Если она вообще придёт.       Мишка огляделся, словно надеялся, что где-то в зарослях у дороги прячется тёплый зал ожидания. Или трасса с активным движением. Или вдруг рядом появится компания на снегоходах, у которой найдётся парочка свободных мест. Или случится ещё какое-нибудь чудо. Потому что дело было дрянь.       За спиной скрипнул снег.       – Электрички не будет, да?       – Не будет, – отрезал Мишка и полез за телефоном.       Спросите у любого городского жителя: можно ли замёрзнуть насмерть под Питером? Скорее всего, собеседник покрутит пальцем у виска. В лучшем случае добавит: «Наверное, только по пьяни. Ну, или бомж какой-нибудь». И кукла эта в своём красненьком комбезике тоже, наверное, думает, что ничего страшного не случится, если они опоздали. Потому что скоро придёт следующая электричка. А если не придёт, то можно вызвать такси, которое приедет и заберёт. Или... Да мало ли есть вариантов! Вот только всё упиралось в один принципиальный момент: в наличие связи. Которой, как убедился Мишка, у них не было. И это меняло всё.       – Сеть не ловит, – сообщила Алёна, которая тоже вытащила маленький смартфончик и с умным видом смотрела на экран.       – Вижу, – ответил Михаил, просто для того, чтобы что-то сказать. – В этом году снега полно, если провода порвались и питание на вышку не подаётся... – он замолчал, понимая, что для Алёны это всё – пустой звук. Снова нахлынуло раздражение: будь он один, просто надел бы лыжи и пошёл вдоль железки к городу. Но с обузой в виде сестрицы Алёнушки это был уже вариант отчаяния. – Телефон спрячь под одежду, ближе к телу. Так заряд дольше продержится.       – Это айфон, – пискнула Алёна, но послушно завозилась с застёжкой комбеза. Михаил, глядя мимо девушки, пытался сообразить, что делать.       – У тебя кто-нибудь знает, куда ты поехала? – спросил он, опять-таки больше для очистки совести. Одного взгляда на эту девчонку хватало, чтобы понять: для её окружения слова «контрольный срок» – пустой звук.       – Нет, – помотала головой Алёна. В её взгляде появилось что-то похожее на испуг: похоже, до девочки начало доходить, что они влипли.       – Так, ладно. Меня в разумное время тоже никто не хватится. Значит…       Мишка начал вспоминать, что у него с собой. Запасная тёплая одежда, топорик, мультитул, карта, компас, фонарик, шоколадка, термос с чаем – вроде там ещё много осталось, бутерброды... Он бросил взгляд на пижонистый городской рюкзачок за спиной Алёны. Практически пустой. Да-а...Хорошо хоть, комбез на этой фифе яркий. Впрочем, Мишка готов был поклясться: она выбирала цвет исключительно из соображений «что актуально в этом сезоне», а не потому, что такой в зимнем лесу проще увидеть.       – И... И что нам делать?       – Оставаться нельзя: за семь часов мы тут просто замёрзнем. Но можно попробовать выйти куда-нибудь, это же не сибирская тайга, а Ленобласть, пусть и почти на границе с Карелией.       – Я уже подумала, – Мишка еле удержался от ехидного «Ну надо же!», – Но тут же сеть не ловится. Карты...       – Вот именно, – с долей удовлетворения он полез в рюкзак и зашуршал извлечённой на свет бумажной картой. – Так. Мы вот здесь. Поблизости... Да-а...       Мишка ожидал, что рядом непременно обнаружится какой-нибудь населённый пункт: ведь не просто же так посреди леса появилась эта платформа с замечательным названием «сто тридцатый километр»*. Но если здесь что-то когда-то и имелось – пусть даже какая-нибудь воинская часть – то сейчас, если верить карте, ближайший посёлок был в семи километрах от платформы. А в их ситуации это всё равно, что в пятьсот семи. Конечно, поначалу они с немалыми шансами найдут ведущую в нужном направлении лыжню, но потом придётся идти по целине. Понятно, что торить** предстоит Мишке, но второму идущему это мало поможет: снега, особенно на открытых местах, будет очень много. Мишка критически оглядел Алёну. Не дойдёт. Без вариантов. Но и сидеть здесь – при том, что сейчас-то они разогретые после перехода, а скоро начнут остывать и замерзать – тоже нельзя.       Михаил снова бросил взгляд на карту – и решился:       – До ближайшего населённого пункта чуть меньше десяти километров. Один я бы дошёл. С тобой – нет, – жалеть эту фифу Мишка не собирался. – Но там, – он махнул рукой через пути, – относительно недалеко проходит шоссе. Даже если не поймаем попутку, связь, скорее всего, будет. А здесь нам высиживать нечего.       – Но как же без навигатора?..       Мишка в очередной раз вздохнул и застегнул на запястье ремешок старого компаса. Алёна посмотрела на него как на супергероя.       Они заблудились, причём очень странно, и винить за это Мишка мог только себя. Почему он не остановился и не повернул в тот момент, когда понял, что по всем расчётам они уже должны были выйти на шоссе, а никаких признаков цивилизации нет и не предвидится? Почему попался в классическую ловушку: «Ну, ещё метров сто пройдём, и точно выйдем в нужную точку»? Но продолжал упрямо ломиться вперёд, и остановило его только жалобное: «Я больше не могу» за спиной. И вот тут Михаил замер, оглянулся и выругался.       Поначалу Алёна трындела постоянно. Мишка останавливал её – береги дыхание, мол, и та замолкала, но потом начинала трещать снова. Он слушал в пол-уха, но понял, что был прав, оценивая её возможности. Эту абсолютно цивильную девочку понесло в лес «назло». Назло матери и отчиму, которые улетели на Новый год в Испанию, а она со скандалом осталась дома. Потому что, как понял Мишка, это был уже четвёртый отчим за последние шесть с небольшим лет, и Алёну достало. И девочка решила, что этот новый год встретит одна, даже без компании приятелей, с которыми тоже что-то не поделила. Что погуляет по зимнему лесу – и это при том, что на лыжах она последний раз ходила в одиннадцатом классе. Потом дома закажет что-нибудь вкусненькое и будет смотреть аниме. От последнего откровения Мишку передёрнуло, и он только рад был, когда эта балаболка наконец-то заткнулась. Но сейчас Михаил смотрел на белеющую в сгустившихся сумерках несчастную мордашку и понимал, что совершил ошибку. Задал слишком высокий темп. И завёл их куда-то не туда.       Алёна повторила:       – Я больше не могу. Можно... Можно мы немножечко отдохнём?       – Да, конечно, – прозвучало это зло и раздражённо, но сейчас Мишка злился уже на себя. Алёна немедленно согнулась, тяжело опираясь на лыжные палки, почти повисла на них. Михаилу самому хотелось жадно втянуть ртом холодный воздух, пахнущий примороженной берестой и трутовиками. Последние минут сорок им пришлось жутко петлять, и Мишка замучился искать проходы в ветровале и обходить заросли крушины и орешника. А каким чудом они не поломали лыжи о скрытые в снегу упавшие стволы, он вообще не понимал.       Михаил заставил себя сделать несколько медленных, глубоких вдохов, успокаивая дыхание – через нос, как положено. Скинул рюкзак, вытащил термос и шоколадку. Отломил небольшой кусочек себе, остальное протянул Алёне.       – Спасибо, – благодарно пискнула та и зашуршала фольгой. А Мишка стоял, медленно рассасывая приторно-сладкий кусочек, и пытался сообразить, как такое в принципе возможно.       Получался какой-то бред.       Они шли по азимуту. Практически не отклоняясь. Почти два часа, при этом первые полчаса – по лыжне. Правда, потом та начала слишком круто забирать влево, и они сошли на целину. Но Мишка прекрасно знал, как просто потерять направление, выбирая дорогу в лесу, поэтому на компас посматривал каждые пять минут. И, по всему, они давно должны были выйти к дороге, но никаких признаков того, что где-то впереди – шоссе, не наблюдалось. Зимой, да ещё в тишине, шум даже легковушек можно услышать за пару километров. Вот и получалось, что или за последние полчаса по дороге не проехала ни одна машина... или впереди никакой дороги нет. А ведь судя по карте, там был не просёлок, а вполне себе трасса, пусть и, как это говорят, регионального значения. По ней должны были ездить машины. Даже во второй половине дня. Даже тридцать первого декабря.       Чувствуя себя полным идиотом, Мишка развернул карту, включил фонарик. Да, от платформы до шоссе всего-то три километра, ну ладно, три с половиной. Даже если они ковыляли по два километра в час... Нереально.       Так почему же они ещё не на месте?       Михаил огляделся, словно засыпанные снегом деревья могли подсказать, что произошло, и понял, что ещё, помимо мёртвой тишины вокруг, было не так. Лес. Лес казался слишком дремучим, слишком запущенным. Конечно, дикие, заросшие участки можно найти где угодно, но именно что – участки. А они шли по такому лесу уже... давно. Минимум полчаса, а то и больше.       Мишка снова уткнулся в карту – и с очень нехорошим чувством понял, куда, скорее всего, они забрели. Но это означало, что он накосячил так, как не косячил со средней школы. Рассудок категорически отказывался признавать, что Михаил умудрился, во-первых, отклониться почти на пятьдесят градусов вправо. А во-вторых – и это было ещё веселее – что они отмахали не несчастные три с половиной километров, а все десять. Но как такое могло случиться? В аномальные, геопатогенные и прочие паранормальные зоны Мишка не верил, про обычные магнитные аномалии в Ленобласти слышал, но не такие же мощные! И – самое главное! – они никак не могли идти по лесу без лыжни на узких беговых лыжах с нужной скоростью, чтобы попасть... сюда.       Одно он знал точно: куда бы их ни занесло, идти дальше – самоубийство.       – Так, Алёнушка, – заговорить удалось не с первого раза, горло саднило, да и признаваться в собственном идиотизме – то ещё удовольствие. – Не спрашивай, как, но мы сильно забрали в сторону и впёрлись в заказник. К тому же, похоже, в зону покоя***, и...       Мишка уже собрался объяснять, что это такое, но Алёна, похоже, знала: нахмурившись, глянула на Михаила и хихикнула, напрочь сбив весь пафос момента:       – Остаётся надеяться, что нас не съедят голодные волки.       Алёна храбрилась, но получалось у неё не очень. Михаил фыркнул:       – Да нужны мы им... Зато встретим новый год в зимнем лесу. А завтра, в самом крайнем случае, по своим следам вернёмся. Смотри на это, как на приключение, – он сам не верил своим словам.       Поначалу Мишке казалось, что всё обойдётся. Конечно, о правильной нодье**** можно было только мечтать – в одиночку, да ещё без пилы, это была практически безнадёжная задача. Алёна честно пыталась помочь, хотя толку от неё было... Но в итоге какое-то подобие долгоиграющего костра, да ещё и с отражателем, они соорудили. Мишка приволок толстый ствол, очистил от снега и застелил дождевиком, ещё с осени болтавшимся в рюкзаке – чтобы было, на чём сидеть. Под нависшими лапами огромной старой ели обустроил неплохое укрытие: натащил туда лапника, завалил им положенные на землю лыжи – получилось, на его взгляд, вполне тепло и мягко. Он даже вовремя заметил, что Алёна начала замерзать, всучил ей своё запасное термобельё и свитер, и потребовал, чтобы она немедленно переоделась. На его взгляд, всё было логично, но девчонка почему-то заупрямилась, и вот тут Михаил чуть не сорвался и не высказал всё, что думает об этой цивильной кукле: и о том, какой безмозглой курицей надо быть, чтобы, не имея опыта, отправиться зимой в лес. И о том, что именно из-за неё они опоздали на электричку, и что если бы не она, он, Мишка, давно был бы дома... Остановила его только мысль о том, как это будет выглядеть со стороны: опытный походник, будущий профессиональный спасатель – через год диплом получит – орёт на неопытную девчонку. Так что Михаил вдохнул, выдохнул – и спокойно объяснил, что Алёна вспотела, и если не переоденется, то может замёрзнуть, пусть не до смерти, но до пневмонии точно. И помощь он предлагает только потому, что так получится быстрее. Алёна прониклась, ойкая и трясясь от холода, влезла в предложенные шмотки, застегнула комбез и с благодарным изумлением посмотрела на Михаила:       – А ведь так и вправду теплее...       Тот кивнул, отстранённо обдумывая очень важный факт: когда Алёна переодевалась, то сняла плотно прилегающую к голове шапочку, и оказалось, что она вовсе не блондинка, как уже решил для себя Мишка, а тёмно-русая. Или тёмно-рыжая – в свете фонарика не разобрать. Он уже нарисовал у себя в голове классический образ блондинки из анекдота, а оно вот как, оказывается...       Они сидели у костра, пили чай, разъели половину Мишкиных бутербродов и мармеладных змей из Алёниного рюкзака. Михаил время от времени подбрасывал в огонь сухой лапник – благо, толстенных елей, с которых его можно было нарубить, имелось предостаточно; поглядывал за девочкой на случай, если та опять начнёт замерзать, да рассказывал байки из своего походного опыта. В горы Мишка ходил с пятого класса, так что за десять лет забавных историй у него накопилось много. Алёна отогрелась, успокоилась и даже начала смеяться, восхищённо вертела головой, но отходить от костра не спешила. Девочку можно было понять: здесь было удивительно хорошо, очень тихо и красиво – застывшей, сказочной красотой. Высоченные деревья, проступающие из темноты заснеженными громадинами, тающие в звонком морозном воздухе искры костра, покой и странная безмятежность... Но Михаил ни на миг не забывал, что на самом-то деле он не знает, где они находятся. И успокоительные объяснения про ошибку на карте, магнитную аномалию и потерю ориентации от усталости на деле притянуты за уши. Он вообще был недоволен собой, потому что только сейчас понял, что наделал кучу ошибок. В том числе нарушил одно очень важное правило: не уходить от цивилизации, и не важно, что выступает в роли этой самой «цивилизации» – железнодорожная платформа или обломки самолёта. Вот кто мешал ему разжечь костёр прямо там, у «железки»? И почему, если уж так приспичило переться через лес, он не связал снегоступы? Ведь он знал, пусть в теории, как это делается, и это было бы куда лучше и удобнее, чем, проваливаясь по колено в снег, ковылять между ёлками на беговых лыжах... Так что Мишка всё время ждал очередной гадости и даже не удивился, когда в какой-то момент Алёна вдруг зябко поёжилась и спросила:       – Я не понимаю, мне кажется, или стало холоднее?       Мишка вскинул голову, внезапно осознав, что девушка права. В принципе, в том, что температура упала, нет ничего удивительного: всё-таки зима, ночь – но Мишке казалось, что есть в этом что-то неправильное. Он огляделся, словно рассчитывал найти какую-то подсказку, ответ на вопрос: какого лешего происходит? Вокруг был всё тот же лес – глухой, заснеженный и… зловещий. Тишина перестала быть умиротворяющей, стала мёртвой, стылой, и Мишка неожиданно подумал, что костёр – это, конечно, хорошо, но ночью, в темноте, даже нодью видно издалека. И неизвестно, кто на этот огонь выйдет из окружающей их темноты.       И, конечно же, Алёна уловила, что его настроение изменилось, и тоже начала оглядываться, ещё ничего не понимая, но уже готовясь испугаться – на всякий случай, как маленький ребёнок. И, словно отвечая её желанию, откуда-то издалека донеслись жуткие, ни на что не похожие звуки: не то крики, не то смех. Алёна подпрыгнула на месте, пискнула и вцепилась в Мишкино плечо.       – Это филин. Просто филин, – Мишка почувствовал облегчение: хоть что-то он мог сказать уверенно.       – А-ага, – кивнула Алёна. Она разжала пальцы, но отодвигаться от Мишки не спешила. – Я знаю. Просто очень неожиданно.       Тут Мишка был согласен – у него самого в первый момент сердце в пятки провалилось. А Алёна, видимо, на нервах, продолжала тараторить:       – Знаешь, как они по латыни называются? Bubo bubo. Смешно, да? Я, когда маленькая была, думала, что филины зимой на юг улетают, а на самом деле им здесь мышей хватает, птичек мелких, да они и зайца поймать могут... – Михаил кивал, не особо вникая в этот словесный поток, пока не услышал: – А этот «хохот» типичный очень, это крик тревоги...       Алёна продолжала рассказывать, уже что-то про то, что она думает специализироваться на орнитологии, и, наверное, после сегодняшнего приключения ей любая полевая практика на третьем курсе шуткой покажется, но Михаил совсем перестал её слушать. Алёна, похоже, не поняла, что сказала. А ведь если это был крик тревоги, то вставал вопрос: кто или что спугнуло филина?       «Это что, "Ведьма из Блэр" карельского разлива?» – Мишка вовремя прикусил язык. Он мог только гадать, знает ли девочка-анимешница классику фильмов ужасов, но пугать её без нужды Мишке не хотелось. Вместо этого он, надеясь, что голос звучит спокойно и уверенно, предложил:       – До полуночи ещё далеко, давай в нору залезем. Там теплее будет.       Мишка надеялся, что ничем не выдал своего настоящего мотива. Да, тепло – это было важно, но куда сильнее ему хотелось спрятаться. Логика подсказывала, что это бессмысленно, может быть, даже опасно – забравшись под ёлку, он лишится обзора, к тому же засыпанный снегом лапник – вовсе не защита от хищников (или ещё кого-нибудь?), но иррациональное желание забиться в нору оказалось сильнее. И ведь там действительно будет теплее...       В убежище вроде стало поспокойнее. Они свернулись на лапнике, Мишка обнял Алёну, прижал к себе. Девочка сначала напряглась, но потом, видимо, поняв, что он не собирается делать гадости, упокоилась, завозилась, устроилась поудобнее, и очень быстро засопела носом. Как ни крути, но вымоталась Алёна за этот день изрядно.       А вот Михаил никак не мог заставить себя расслабиться – лежал, вслушиваясь в тишину, ожидая неизвестно чего. Он прекрасно знал, что так лучше не делать, что желание услышать хоть что-нибудь может породить самые настоящие слуховые галлюцинации, вот только остановиться не мог. Но ничего не происходило, и Михаил постепенно начал проваливаться в дрёму, наполненную пугающими звуками – волчьим воем, криками филина, скрипом снега под чьими-то шагами... Но сил не осталось даже на то, чтобы всерьёз испугаться. И он уснул.