Without Rain

Не выйдет она из моей головы, нет. И не понимаю, как сдержался в тот вечер уже на остывающем песке; но совершенно не остывшем за эти годы моем сердце. Все это время грезил высказать ей, поругаться, накричать, поцеловать, сжать до боли ее кисти от желания. Но все что смог — ее не впечатлило, и меня тоже. Помню, как мчал тогда к ней в отель на растерзание своей души. Готов был ко всему, пусть хоть убила бы тогда. Но ей, видимо, не интересно было убивать то, что само принесло себя в жертву. Лили сделала это гораздо позже. Когда уехала, бесследно. Не понимаю, как можно иметь такое каменное сердце, как у нее? Не понимаю, как я могу идти на поводу у такой бездушности? Пришлось в тот вечер на пляже врать слишком много, чтобы она окончательно не растоптала меня в своих представлениях. Пришлось прятать от нее боль и шрамы, и все то время, которое я провел в бездне, до того пока снова не увидел ее зеленых глаз в толпе, в том чертовом баре. Мне говорили, что мужчине не может быть больно так сильно, как женщине. И не верили. Мне не верили, что эта сучка сделала с моим разумом! Но, увы, сердце женщины и сердце мужчины бьется совершенно идентично. И его легко можно разбить плавным движением острой шпильки. Ты сделала это со мной, Лилиан. Я всегда чувствовал, и никогда не сомневался, ни секунды не сомневался в том, что ее выстрел в спину оказался, если не смертельным, то с ядовитой пулей. С ядом из ее остывшей крови. Поэтому все эти проклятые годы я мог думать только о ней. Провести их в безнадежных мечтах очередной встречи, встречи, где снова увижу ее. И если не придушу, то буду счастлив вдвойне. От того, что совладал над своей обидой и от того, что снова могу любоваться ее дьявольской красотой и ядовитым языком, который периодически показывается за бархатно-красными губами. А надменная улыбка оголяет зубы, в укусах которых я нуждаюсь, как в самой желанной дозе. И я снова иду на поводу. Как пленник Сирены; плыву на гипнотизирующий стук сердца этой демонической натуры. И пытаюсь отбросить все плохое, что она наговорила мне за эти несколько встреч. И ее смех в ушах — «он был моей прихотью». Нет, не хочу верить в это. Но мы не в водах Сицилии. Мы под палящим солнцем Калифорнии. И я аккуратно присаживаюсь рядом на песок, Лили меня еще не замечает, а вот ее «интересная» подружка начинает испепелять меня взглядом. Это меня смешит. Потому что, как бы она не старалась, но на Лилиан никто не может оказать влияние, о котором она мечтает. И если она искренне захочет, то выберет меня. Когда я оказываюсь рядом с Лили, то начинаю непоколебимо верить в реальность наших чувств и нашей невидимой связи. — Лукас! — она немного испугалась, когда я дотронулся до ее горячего от солнца кончика носа пальцем, — какого черта ты здесь? — У меня тот же вопрос, — кажется, ее зовут Энджи, снимает очки и присаживается поудобнее, — ты, разве, не понял, что я тебе говорила? — Эндж, можно я сама? — Лили ответила не грубо, но дала понять, что это касается только нас. Я улыбнулся. — Как ты узнал, где я? — Это было совсем не трудно. Конечно, я узнал, где она живет. А истории в инстаграме, которые так любит выкладывать Энджи, окончательно подсказали, что Лили проводит свой свободный день на пляже. — Нам нужно поговорить, — мне необходима еще попытка. — Мы уже говорили, — она произнесла это неловко, в надежде, что Энджи не услышит. — Что вы делали? — но она слишком увлечена нами; пытаюсь не обращать на нее никакого внимания. — Лилиан, ты же знаешь, что есть о чем. — Хеммингс, можешь не портить мне день? — когда она смотрит прямо в глаза таким хищным и холодным взглядом, то иногда ее хочется задушить, как и 4 года назад. Ничего не изменилось. Только, правда в том, что далеко не иногда. — Белл, тогда я проведу день здесь, — я знаю, что она не хочет сплетен, поэтому играю на этом. — Нет, Хеммингс, — начинает зло шипеть на меня, почти рядом с моим лицом, — ты уйдешь отсюда. — Я не понимаю, — черт, этот писклявый голос рядом, — если тебе непонятно, что сказала Лили, то я могу повторить. Но я знаю, перед чем Лили не устоит никогда. Да и мне самому сложно сейчас сдерживаться. Опускаю взгляд на ее губы. Без помады. Неприлично притягательные. Она растерянно одергивается от меня, после пары секунд гипноза. И я расплываюсь в улыбке, потому что она сдалась. Как я могу после таких моментов убеждать себя в том, что у нее нет чувств? Есть. И Лили не доверяет себе, когда я рядом. — Только недолго, — она начинает кидать в сумку телефон, наушники и прочую ерунду. — Лили, ты серьезно? — Энджи крайне возмущена. Но Лили уходит со мной. Может, я слишком самонадеян, но что-то подсказывает, что Лилиан всегда будет выбирать меня. — Скоро вернусь. Ступаю по ее следам на песке от босых ног. Радостный, слишком счастливый. — Я не хочу с тобой нигде появляться, Лукас. — Знаю, — уже иду с ней рядом, а она все так же босая по горячему тротуару быстро перебирает ногами в сторону своего дома. Лили открывает дверь квартиры, а я уже жду, когда она закроется. Лучше бы намертво, чтобы никогда не выходить отсюда. Я знаю, чем закончится эта встреча, и ее флюиды слишком сильно влияют на мой разум, чтобы я как то попытался сдержать себя. — Будешь что-нибудь? Лили проходит к небольшому бару на просторной кухне, наполненной солнечными лучами. Вижу волнение в ее движениях и прекрасно знаю почему. Ни один я в этой комнате знаю, чем все закончить. К чему эти пустые разговоры, если мы оба хотим одного и того же? Я подхожу к ней вплотную и резко разворачиваю голой спиной к холодной кухонной столешнице. Смотрю в ее испуганные глаза, но тяжелое дыхание говорит о сильном желании, а не о страхе. Она чертов наркотик, от которого я так и не смог отказаться. Если бывшего наркомана оставить наедине с коксом, вряд ли он удержится и выберет дешевую газировку. — Люк, — она поставила свои маленькие ладошки мне на грудь, пытаясь установить дистанцию, которая уже ничему не поможет. Терпкий запах ее парфюма дурманит голову. Чем-то похож на мужской, но с нотками ее редкого тепла. — Ты же знала, что будет, если мы останемся вдвоем? — улыбаюсь ей в губы, — но выбрала это сама. — На пляже обошлось же? — она дразнить меня, прикусывая свою нижнюю губу. Я рассыпаюсь, что ты делаешь со мной? — Если не хочешь, скажи, — она молчит, — Белл? Лилиан не собирается больше ждать, ее маленькая, но решительно настроенная рука падает мне на шею, притягивая к своим губам со всей силой, на которую она способна. Отрываюсь от поцелуя спустя некоторое время, и целую шею. Ее кожа пахнет кокосовым молочком. А горячее тело от лучей солнца вновь оказалось в моих руках. Оно продолжает таять, как мороженое знойным днем. Губами пытаюсь не упустить ни капли. Я слишком жадный, когда дело касается Лилиан. Я должен, нет, мне просто необходимо насладиться ей всей, полностью, каждым миллиметром. Я чувствую дрожь ее тела. С какой же легкостью оно отзывается на мои прикосновения. Как будто не было этого перерыва, и мы созданы для этого момента. Страсть в ее глазах не дает потухнуть моей надежде в то, что мы все сможем вернуть. Что я смогу вернуть ее себе! Ураган охватывает нас полностью, и я растворяюсь в моменте, в Лили. Солнечные лучи падают на ее обнаженное тело через открытое окно. В воздухе пахнет солью и воссоединением двух, сука, любящих друг друга людей. Как же она прекрасна. От меня ничего не остается, кроме желания быть с ней всегда. За рамками этой квартиры и этой вселенной.

***

Celine Dion — Lovers never die Не могу поверить. Не хочу открывать глаза. Это полет вверх к новым вершинам или вниз снова в пропасть? Лучи бьют прямо по векам глаз. Я лежу на Лукасе, а сердце не может прекратить выдавать меня, и истерично стучится ему в грудь. Что я чувствую? Будто я у штурвала неуправляемого лайнера и передаю управление автопилоту. Мало что от меня зависит; я поддалась мощнейшему импульсу и сейчас прибываю в состоянии экстаза. Но с Лукасом ничего не будет вечно и я через силу открываю глаза, намеренно прерывая кайф, пока это не сделал кто-то другой, против моей воли. Конечно, он моментально замечает, как моя блаженная улыбка медленно трансформируется в осознанное выражение лица, с некой примесью серьезности. — Я скучал, — мне страшно, я не могу ответить ему искренне, что тоже скучала по нему все это проклятое время. — Мы же не будем ничего усложнять? — встаю с него и начинаю одеваться. — Что ты имеешь в виду? — Лукас, у меня Марк, а у тебя Дакота. Мне стоит продолжать? — А если бы их не было? Я чертовски жалею, что мы не можем начать все с нуля. Или можем, но финал не изменится, ни при каких обстоятельствах. Он продолжит испытывать меня на выносливость, а я снова разобьюсь о скалы его равнодушия. Люк не может иначе. — Лили, посмотри мне в глаза, — он настойчив, как будто спящий вулкан просыпается, скоро начнется смертельное для всего живого извержение и мне, вроде, пора бежать, эвакуироваться, но черт… как красота такого природного явления манит к себе, так и меня манят глаза Хеммингса. — И что? — я подхожу совсем близко. Дистанция между нами исчезла, мне больше не страшно прикоснуться к нему, стены снова рухнули. — Я же вижу, что ты хочешь накричать на меня. Ты хочешь высказать все то, что сидело в тебе. Но убей меня, я до сих пор не понимаю, почему ты не сделала это еще раньше, — я продолжаю молчать, — какая ты чужая стала, Лилиан… — Как будто у меня нет для этого повода? — его непонимание ситуации поражает меня до глубины души. — А какой он? Только не молчи. Накричи лучше, — и сейчас мне действительно хочется орать ему в лицо, но я так отвыкла от такой манеры выяснения отношений. — Да это все твоя игра, Люк. Ты до сих пор играешь со мной и знаешь, что я не могу отказать, — отступаю от него. — Да у тебя паранойя! — делает жест в мою сторону «задушить» и хватается за свои волосы, — ты постоянно говоришь про игры. Ты помешалась! Где ты видела игру? — он переходит на крик. — Во всех твоих поступках, без исключения, — слезы подкатывают к горлу, и эта просторная студия становится слишком тесной для вибраций, которые исходят от нас обоих. — Ты просто, — делает паузу, — несносна! Несмотря на все декорации, которые были и все то, что происходило с нами, я лично врал тебе? Я позволил тебе усомниться в своих чувствах? Ответь мне! — его синие глаза и расширенные зрачки испепеляют меня, — ты молчишь, потому что нет. Никогда. Это ты просто исчезла, ты растоптала меня и даже не дала шанса! — Ты ни черта не знаешь, о чем говоришь сейчас, Хеммингс! Не смей обвинять меня, — я уже на пределе, и понимаю, что могу случайно ляпнуть про аборт, и это навсегда испортит между нами все то шаткое и неустойчивое, что есть сейчас. — О чем? О том, что ты просто продолжила, как ни в чем не бывало жить своей жизнью дальше? Я не знаю, о какой чертовой игре ты говоришь, но я не актер. А ты видимо хорошая актриса, — его лицо искривляется, я могу ошибаться, но глаза на мокром месте, как и у меня. Это от сильного крика. Ни как не от боли, нет, — актриса, которая решила хорошо провести время летом, но что-то пошло не по плану, так? И вот здесь твоя игра, а не моя. И все то, что пытаешься навязать мне — все это ты делала сама. — Ты не имеешь никакого права говорить это мне сейчас! Хочется броситься в открытые окна с криками о помощи. Я настолько отвыкла, что совершенно не выдерживаю этого накала. Слезы больше не держатся в глаза. Он вернулся. Люк, которого я прекрасно знала. Злой, дерзкий и прямой. Вот он, прямо передо мной. Теперь я не достойна твоей улыбки и хорошего отношения, верно? — Ты не знаешь, что было со мной, Хеммингс. Просто убирайся сейчас отсюда, — я толкаю его в грудь. — Зачем? Я знал другую Лилина, — он пытается заглянуть в лицо, — за все, что я сейчас наговорил тебе, она дала бы мне по роже, и продолжила бы доказывать поистине свое, а не выгнала бы меня, когда закончились другие аргументы. Это доказывает то, что все, что ты имеешь против меня, тебе элементарно навязано со стороны. — Хорошо, продолжай говорить, я слушаю тебя, — говорю с обессиленной иронией, уже нечего терять; как сильно мне было хорошо с ним пол часа назад, так же сильно мне больно от того, что происходит сейчас. — Ты стала всем удобной. Почему ты окружила себя столькими? — Это мои хорошие друзья, которые были рядом, когда не было тебя. — А кто отогнал меня от тебя? Твоя Энджи, которая не переносит меня? Будь честна с собой и вспомни, какого черта ты не стала выходить на связь. Я помню все слишком хорошо. Я помню лучше, чем ты можешь себе представить, Хеммингс. — Ты просто потеряла себя в этих клубах и среди своих друзей. — Я не потеряла себя, — говорю спокойно, сквозь небольшую улыбку, мокрую от слез. — Да? Тогда почему я тебя не узнаю? Включи голову, ты всегда была одна. А сейчас ты просто передала ответственность за свою жизнь своим друзьям. Проще обвинить Хеммингса во всех грехах, и направить свою злость на него, — он тоже говорит спокойнее, но сейчас мне кажется, что он испытывает ко мне откровенное отвращение, — голову включи, никому больше не приходится сражаться с твоей свободой, потому что проще было убрать ее, чем спорить с тобой всю жизнь. — Я не могла выйти с тобой на связь, потому что не знала, о чем ты думаешь и надо ли это все тебе. — Написала бы, ответила бы мне и узнала. А если тебя действительно волновало, что у меня в душе, то могла бы открыть новые альбомы и все бы поняла. — Ты хочешь окончательно добить меня? — Ты сама себя уничтожила в хлам, Лилиан. От тебя исходит сплошная фальшь, — он накидывает майку и собирается уходить, уже не смотрит мне в глаза, — ты строишь из себя жертву и все эти годы прячешься от дождя, тобою же выдуманного, но его уже давно нет, Лилиан. Выйди из своего псевдо-зонта, — он подходит к двери, — достала, — и хлопает ею. Если раньше мне всего лишь казалось после ссор с ним, что я сумасшедшая. То теперь я просто уверена в этом. Вот она я: стою посреди своей квартиры, не испачканной ранее до этого момента истериками, в слезах, полуголая и облитая с ног до головы чертовой правдой, которую мне еще предстоит переваривать долго. Я хватаюсь за голову и выдавливаю из себя жалкий хриплый крик. А его уже нет. Как будто я снова все сама себе придумала. Этот шторм просто хлопнул дверью, оставив после себя разруху, разворошив прошлое в хлам. Браво, Хеммингс.