Пророк-11

             Адмирал Ральф Шельвез стремительными тяжелыми шагами вошел в зал, коротко махнул рукой вытянувшимся в струнку охранникам – вольно. Бросил папку бумаг на прикрученный к полу металлический стол и раздраженно выдохнул. Это разбирательство длилось уже слишком долго, а командир Всеземного Космофлота однозначно не причислял себя к сторонникам затянутых решений.       Надо было наконец определяться.       - Ведите, - сухо буркнул Шельвез.       Конвой задержался где-то на полминуты – скорее всего, его ожидали в соседней комнате, временно переделанной под камеру. Военные преступники – особая категория заключенных, проходящая под юрисдикцией армейского трибунала. А если конкретно – адмирала Ральфа Шельвеза, который больше всего на свете не любил подобные дела.       На самой войне все было просто – враги и надежные друзья, четкие линии пятимерной карты; эскадрильи и десантные отряды, количество выживших и численность погибших в очередном рейде.       - Конвой свободен, - коротко приказал Шельвез, пристально вглядываясь в безучастно замершего перед ним мужчину.       Он помнил его, как помнил каждого из кадетов Академии, у которых он четыре года назад принимал присягу. Но тогда во взгляде Виктора Герина, будущего пророка-11, горела упрямая решимость во что бы то ни стало доказать – себе, эммери, всему космофлоту Земли – что есть нечто за пределами человеческих возможностей.       Они все хотели что-то кому-то доказать тогда.       Сейчас лицо Герина было осунувшимся от усталости и постоянных допросов, а серая сталь в глазах была припорошена сухим налетом пепла.       Словно было наконец решено то самое уравнение, над которым четыре года бился аналитик – и этот ответ выжег в нем все остальное; словно на него были брошены все силы, все способности, вся неколебимая воля.       - Что же ты хотел доказать, Герин? – беззвучно пробормотал Ральф себе под нос.       Бывший пророк чуть приподнял голову.       - Простите, адмирал?       - Ничего, - сухо отозвался Шельвез. Раздраженно покосился на кипу бумаг, потарабанил пальцами по столешнице. Пристально взглянул на замершего перед ним мужчину, но Герин не отвел глаз. – Вас обвиняют в измене и предательстве интересов Земли.       Выражение лица аналитика не изменилось.       - Мне это известно, сэр.       - Хотите что-нибудь добавить? – поинтересовался адмирал, коротко кивнув на бумажные копии допросов. – Без протокола, Герин. Здесь нет прослушек.       Та же безэмоциональность.       - Никак нет, сэр.       Шельвез вздохнул.       - То есть вы не знаете, зачем эммери потребовалась вся эта затея с военной агрессией. И просто поверив им на слово, вы провели боевое координирование, практически уничтожив Третий Флот и восемь десятых мирного населения Аргоса. Позволили ящерам доставить вас на планету и помахали им ручкой на прощание. Бросьте, Герин. Я не аналитик, но идиотом тоже никогда не был. Вы человек не того характера.       Ему показалось, что плечи бывшего пророка чуть дрогнули, но голос не изменился.       - Проверка на детекторе лжи не выявила аномалий, сэр.       В подтексте явственно прозвучал вопрос: "вы же не думаете, что можно обмануть детектор лжи?"       Шельвез смотрел на неподвижного аналитика и уже не был так уверен.       ....- Дай мне поговорить с ним, - попросил Герин.       Ровный зеленый огонь сигнального маяка поднимался высоко к небу. Стандартная процедура; и Виктор был уверен, что его найдут, как только эвакуационно-спасательные службы доберутся до разгромленного Аргоса в поисках выживших.       А потом...       Что потом?       Полностью заряженный бластер лежал рядом на песке; зеленоватые блики отражались от блестящего корпуса и впитывались в мокрый песок.       "Он – это я."       Разум, разумеется, знал, кого Герин имел в виду. Сознанию высшего порядка, имевшего прямой доступ к мыслям и эмоциям человека, не требовалось пояснять.       - Что же тогда остается от личности? – произнес Виктор, запрокидывая голову.       Небо Аргоса вспыхивало тысячами маленьких огоньков – это продолжали сгорать в атмосфере обломки многочисленных эммерских и земных кораблей, создавая гибельную, но прекрасную иллюминацию.       Это было красиво.       "Один – это часть целого, Виктор Герин".       Пророк был готов, но все равно вздрогнул, закусил губу, когда слишком знакомый голос телепатическим касанием скользнул по его сознанию. И сразу всплыло в памяти то последнее, горячо-острое, невыносимо-мучительное чувство надвигающейся смерти на дистанции двух секунд. И ослепительный взрыв – и...       ...общность.       - Прости, - хрипло выдохнул Герин. Просить прощения у мертвых – дурной тон, но он не мог ничего с этим поделать. Горько-насмешливо передернул плечами. – Я оказался не слишком хорошим координатором, как видишь.       "Ты сделал то, что должно."       Ну конечно, это же Ксанокс, а Ксанокс просто не мог ответить иначе. Ксанокс не мог обвинять его в том, что он предпочел победу – другу.       Виктор бездумно зачерпнул ладонью горсть песка, ссыпал обратно. Качнул головой, зачем-то сказал вслух, словно пожаловался:       - Сложно решить.       "Ты решил за всех людей, Виктор Герин, - ему явственно послышалась едва заметная насмешка в хриплом голосе оттенка изумруда и серебра, - а теперь не можешь сделать выбор за себя одного?"       Наверное, он должен был почувствовать себя виноватым.       Но на чувства не было сил.       "Я могу рассказать тебе, о том, кто я теперь, но ты услышишь лишь треть, хэш-шайр. Я могу показать тебе единое-в-целом, но ты не увидишь больше половины, потому что эти цвета за гранью твоего спектра. Я могу дать ответы на все твои вопросы – но ты не поймешь этих ответов, потому что не готов к этому знанию и не сможешь быть готовым в этой жизни. Ты должен решить сам."       Единое-в-целом.       Спектр, состоящий из мириада индивидуальных полутонов.       Гармония музыки, сплетенная из отдельных нот.       ...ты хочешь стать ее частью, пророк-11?       ...Или предпочтешь все же остаться человеком? Предпочтешь не сворачивать с пути, не обманывать смерть, узнать, что же уготовано за чертой твоему роду, твоей расе?       ...шагнуть в неизвестность?       Он не мог выбрать.       - Что будет с эммери, если связь разрушится? – спросил Герин просто, чтобы заполнить вдруг повисшую тишину-пустоту, отрешенно ловя взглядом блики на набегающих волнах. Вода не так сильно подчиняет взгляд, как огонь, но от нее исходит какое-то вечное спокойствие, гармония созидания.       На огонь он уже достаточно насмотрелся – там, когда сжигал корабли и планету.       "По предварительным расчетам около сорока процентов не вынесет нервного шока, - Виктор все еще слышал голос Ксанокса, но понимало, что сейчас отвечает не только Ксанокс – весь Разум задействует аналитический резерв. – Смерть или утрата контроля, обращение в шеерахи. Оставшаяся часть адаптируется к изменившимся условиям через одно-два поколения. Эммери живут в среднем в три раза дольше людей, Виктор Герин."       Пророк коротко кивнул.       Сигнальный маяк горел сильно и ярко, выбрасывая сноп зеленоватого света. Его заряда хватит еще на семнадцать часов – более чем достаточное время, чтобы спасательные службы могли засечь координаты. Более, чем достаточное время, чтобы определиться с решением.       Более чем.       - Ты так уверен во мне и в людях, - хрипло пробормотал Герин, толком не зная, к кому обращается – к Ксаноксу или ко всему целому. – Так уверен, что я не расскажу ничего о вашей настоящей цели, о причинах вашей войны. Так уверен, что люди – люди, чьи родители и дети погибли от ваших бластеров – не разнесут в клочья этот Аргос, чтобы он не достался никому, чтобы вы тоже узнали, что такое настоящая смерть...       Две бомбы класса Z-0, установленные на полюсах – и все живое перестанет существовать, и будущая планета-дом превратится в абсолютно, бескомпромиссно мертвый шар, дрейфующий в вечной пустоте космоса.       У людей так хорошо получается уничтожать.       Так хорошо получается ненавидеть.       "Я уверен. Ты не расскажешь, - безмятежно отозвался Ксанокс... или Разум. – Цель уже достигнута и жертвы были принесены. Губить еще больше ради абстрактной мести – нерационально."       Пророк сухо засмеялся.       - Нерационально! Ты совсем не знаешь людей.       "Я знаю тебя, Виктор Герин."       Крыть было нечем.       Небосвод вспыхнул ярче обычного – в атмосферу вошел особенно большой обломок. Аналитик сощурился, поискал глазами Персефону, местное солнце – она была практически незаметна за продолжающейся иллюминацией. Разум рассчитал все идеально правильно – в этой системе, состоящей из одной планеты, людям больше делать нечего.       Разве что убивать из мести.       - У нас есть еще время, - негромко произнес Герин. – Поговори со мной о добре и зле, друг-в-эйрае... пока я не сделал выбор.       Отрешенно рассматривая зазоры между плитками пола, аналитик поймал себя на мысли, что перестал следить за речью Шельвеза уже около двух минут назад.       Осознание этого факта особых эмоций не вызвало.       Герин чувствовал, что устал – устал от допросов, от постоянно окружавших его людей, от их чрезмерно назойливого внимания и безуспешных попыток вытащить из него истину, которую он знал, но не мог рассказать.       Вернее, не хотел.       Иммунитет к эммерскому вирусу сделал его невосприимчивым к любым видам пси-сканирования, которыми только владели земляне; детектор лжи равнодушно считывал показания и выдавал абсолютно не соответствующие истине данные. Но непогрешимость этого теста была слишком заученным постулатом, который Герин не собирался опровергать.       Земля не должна была узнать правду.       Он обещал.       К счастью, на физические воздействия, против которых у него никакого иммунитета не было, следственный департамент не пошел. Виктор отмечал это ровной галочкой "повезло" и бесстрастно ждал того, что будет дальше.       Земля сняла военное положение две недели назад, бросив все ресурсы на восстановление и помощь пострадавшим колониям. На рубежах все еще продолжали дежурить боевые эскадры, но и их вскоре собирались расформировывать.       Когда Герин впервые доложил о произошедшем, и о том, что война закончена, ему, разумеется, не поверили, но сейчас...       ...сейчас люди вновь осторожно начинали прощупывать мир.       Ветки вероятностей были хрупкими и рассыпались стеклянным крошевом.       Прошло тридцать семь дней и четырнадцать часов после того, как он в последний раз слышал голос Ксанокса.       Прошло тридцать семь дней и четырнадцать часов после того, как в его сознании и грудной клетке поселилась всепожирающая, ослепительно холодная пустота.       Когда он объяснял Ксаноксу-Разуму, что не может уходить, не завершив дела, не может умирать, не узнав, что станется с Землей, не может сбежать, не прочитав многостраничные списки погибших по его приказу – это звучало правильно и логично. Когда он объяснял, что выбрать будущее-после-смерти эммери, известное и до невозможного заманчивое, будет словно предательством того человеческого, что было до самого Виктора и продолжало жить в Викторе, потому что он был человеком и просто не умел перестать надеяться – это звучало достойно и справедливо.       Герин и сам верил в это – потому что неизвестность страшит, но она же и притягивает, как притягивает бездна, заставляя делать последний шаг. Он считал, что у него хватит на это силы и выдержки.       Но Виктор Герин, пророк-11, не учел одного.       Один раз прикоснувшись к совершенной красоте, невозможно жить, потеряв ее.       Это было страшнее любой костедробильной ломки, это было мучительнее любой пытки, потому что где-то внутри, там, где раньше была звезда, теперь осталась дыра, медленно, но неумолимо перемалывающая его в свою сингулярность.       Уже трижды Герин просил – умолял – дать ему бластер с зарядом на одного, когда сдавала даже его железная воля, когда искусанные в кровь губы шептали бессмысленные призывы, на которые звезда больше не могла ответить.       Он хотел понять, что было бы с эммери, утратившими связь – он понял.       Испытал на себе самом.       И поэтому Земля не должна была узнать истину.       Одно только еще удерживало его на краю – слабая, едва заметная нить; струна, что разорвалась во время гибели серебристого фрегата – но отголосок ее еще вибрировал где-то под шестым ребром – эйрае.       А может быть, он просто придумал себе эту дрожь, чтобы хоть как-то заполнить пустоту ничто? Может быть, это просто его галлюцинации?       Может быть, он уже сходит с ума?       Может...       - Герин, - окликнул его Шельвез, и аналитик с трудом заставил себя сконцентрироваться на настоящем моменте. – Не знаю, что там происходит у вас в голове, да и не уверен, что хочу знать, но... вы считаете, что поступили правильно? Вы – лично вы – повторили бы все это, если бы у вас была возможность?       Виктор молча смотрел на него почти полминуты, и в его взгляде опадали клочья пепла от сгоревшей звезды.       А потом коротко кивнул.       - Да.       Адмирал вздохнул. Рывком подвинул к себе документы, расписался – резче, чем обычно. Вбил дополнительные указания в компьютер, отложил стилус; тот послушно прилип к намагниченному краю экрана.       В конце концов, пока что все слова пророка-11 оказывались правдой...       - Свободны, Герин, черт с вами. Считайте, что с этого дня я восстанавливаю вас в должности. Можете потратить пару дней на то, чтобы навестить родных, а потом бегом марш в Женевский Центр – у пророков сейчас просто уймища работы по восстановлению всего того, что ваши эммери успели развалить.       Мужчина молча наклонил голову.       - Слушаюсь, сэр.       Шельвез еще несколько секунд вглядывался ему в глаза, пытаясь найти хотя бы отголоски привычных чувств – облегчения, радости, пусть даже злости – но безуспешно. Как будто бы для самого Герина ничего не изменилось.       Как будто бы ему на самом деле было все равно.

***

      Небольшой истребитель раскаленной стрелой промчался через атмосферу планеты, у поверхности изменил направление и на бреющем полете ушел к западным широтам. Приборы фиксировали опасные погодные условия – за бортом было около минус сорока пяти по Цельсию и начиналась морозно-колючая буря. Сорвавшийся с цепи ветер мотал легкий аппарат из стороны в сторону, грозя в любую минуту швырнуть его на скалы, и виртуальный интеллект корабля изо всех своих электронных сил пытался доказать пилоту, что стоит как можно быстрее отсюда убираться.       Пилот, в который раз проигнорировав показатели датчиков, задал курс на зону повышенной радиации.       "Опасно для жизни. Высадка не рекомендуется."       Пилот коротко подтвердил команду, и ВИ смирился.       Пролетая над полуразрушенными, обледеневшими и заброшенными городами Терции Аргоса, Виктор Герин заставлял себя вспоминать.       Вспоминать все, что случилось тринадцать месяцев назад, вспоминать сгорающий мир и поименно перебирать всех, кто умер в этот день. И тех, кто умер от радиации некоторое время спустя – лучевую болезнь на последних стадиях вылечить слишком сложно даже для современной медицины.       Его истребитель промчался над береговой линией – Герин знал, что здесь он зажигал сигнальный маяк, ожидая эвакуации.       Сейчас под ним был только лед. Океаны Аргоса замерзли.       "Входим в зону повышенной радиации".       Герин прислушался к себе. Ему показалось, что едва ощутимая вибрация в грудной клетке передалась по позвоночнику выше, тревожной дрожью ожидания отозвалась в сознании. Было ли это предостережением, одобрением или очередной иллюзией его изможденного разума, Виктор не знал.       Но это была его последняя надежда.       - Что такое эйрае, Ксанокс? – вслух у пустоты спросил Герин. Криво усмехнулся. – Ты так мне толком и не объяснил ничего.       Эта связь образовалась до того, как он пришел на планету-дом, до того, как заработал вирус; связь между теми, кто ближе, чем враг, теми, кто ближе, чем друг – и пусть даже все остальное было лишь биологическим вмешательством в организм, но...       ...что такое эйрае, Ксанокс?       ...пусть личность и разум становятся частью общности, что происходит с душой?       Истребитель опустился на небольшую площадку – раньше здесь был космодром, но здания и ангары разрушились, когда сверху лил дождь из обломков. Отсюда уже можно было видеть недвижную громаду упавшего крейсера – до него оставалось несколько городских кварталов, но приземлиться там было попросту негде.       Впрочем, уровень радиации и так зашкаливал.       Герин активировал защиту скафандра; тонкая герметичная пленка растеклась по телу, полностью отрезая его от внешнего мира. На щиток закрывшего лицо шлема вывелись тревожные показатели окружающей среды – долго здесь не продержаться. В истребителе были установлены системы деконтаминации, но при сильном облучении без профессиональной медицинской помощи не выжить.       Пророк откинул дверь, неловко выбрался наружу.       И пошел вперед, к останкам крейсера.       Карте вероятностей не хватало данных для анализа – он многое не успел спросить тогда у Разума. О многом не подумал, не посчитал важным.       ...сколько времени потребуется вирусу, чтобы вступить в силу?       ...сможет ли эта версия вируса, объединившая в себе ДНК людей и эммери, справиться с его иммунитетом?       ...достаточно ли будет этого, чтобы войти в контакт?       Слишком много неизвестных, чтобы узнать точный ответ. Слишком ограничены знания, чтобы пытаться предсказать.       Оставалось лишь надеяться.       Время истекало. Герин остановился – искореженный мертвый остов крейсера "Вальгалла" возвышался впереди огромным небоскребом, и, если верить словам Разума, где-то здесь должен был произойти синтез, где-то здесь зарождался – зародится? зародился? – новый вирус эммерской общности.       Пророк-11 отрешенно взглянул на сизо-серое небо; пальцы машинально пробежались по поясной панели, вручную деактивируя защиту скафандра.       И в лицо Герину обжигающим холодом дохнула вьюга.