The Sword and the Crown

Моргана плетет нить заклинания медленно, вдумчиво, шепчет неведомые слова и сгибает длинные пальцы, вырисовывая в стылом воздухе замысловатые спирали и треугольники. Глаза ее сверкают янтарем, который расплавляет обычно штормового цвета радужку постепенно, искра за искрой, пока Моргана, герцогиня Корнуолльская, не исчезает, а на ее место приходит Верховная жрица. Неумолимая, прекрасная и… опасная. — Не стоит тратить силы на такие пустяки, — угрюмо бормочет Артур, скидывает с плеч теплый плащ, подбитый соболиным мехом, и накидывает ей на плечи. Хрупкая фигурка Морганы сгибается под его весом, и это кажется странным: огромная сила, заключенная в столь слабую оболочку. Отчего-то эта мысль приходится ему по нраву. Длинная череда размышлений о том, что, возможно, еще есть надежда на то, что Моргана все еще может в нем нуждаться, прерывается треском разгоревшегося огня в камине. Она с наслаждением протягивает руки к огню, грея замерзшие пальцы. Артур знает, что теперь ей почти всегда холодно. С тех пор, как Моргауза попыталась украсть ее магию, Моргана мало говорит, мало ест, да ее вообще мало… Артур вспоминает, как раньше, стоило ей только войти в бальный зал Камелота или показаться в дверном проеме его покоев, весь мир будто замирал, и каждая тень, каждый солнечный блик на стене становились лишь отражением ее смеха или взгляда из-под темный ресниц. — Это не пустяки, — тихо отзывается Моргана, не глядя на Артура, словно зная, что он отчаянно желает этого. — Зима на Оркнеях суровая, да и неизвестно, что нам делать дальше и от кого ждать помощи. Огонь помогает направлять ход мыслей в правильное русло. Артуру хочется спросить, направлял ли ее огонь, когда она решила стать его врагом, когда возжелала мести за гонение ее народа, но он молчит, сжав зубы, и Моргана наконец-то смотрит на него. И столько всего кроется в этом взгляде, что им мгновенно становится нечем дышать. — Зачем ты пришел? — вымученно выдыхает Моргана, будто обвиняет его, будто желает знать, почему она вынуждена вновь терпеть его рядом. Это больно, это так больно, что Артур невольно пятится назад. — Зачем спас меня? Ты ведь знаешь, что я убила бы тебя не задумываясь. И это было так просто, Артур, — во рту становится сухо, и он чувствует себя так, будто с него снимают кожу, — ненавидеть тебя. Неужели ты не понимаешь? У меня нет выбора, кроме как ненавидеть тебя. — Почему? — выдыхает Артур, и сам не понимает, как оказывается перед Морганой на коленях, как сжимает ее ладони, скользит пальцами по острым скулам, оставляет лихорадочный поцелуй на холодном лбу. Уже очень давно он не чувствовал себя так правильно, не чувствовал себя собой, не ощущал себя дома. — Почему, Моргана? Вернись в Камелот, займи свое место в Совете, займи место рядом со мной… — С тобой? — она вырывается из его хватки. Плащ спадает с плеч, обнажая белоснежную кожу, и Артур едва ли может противиться, когда соблазн дотронуться до нее так велик. — С тобой и Гвен? С тобой в качестве твоей «дорогой сестры»? Выдашь ли ты меня замуж, когда тебе это будет удобно, Артур? Оставишь ли при себе, чтобы я нянчила твоих детей? Нет, это не доля Жрицы, и я не приму это. Артур замирает, пораженный, раненный и, возможно, даже убитый. Все тайны его сердца, сказанные чужими губами, оказываются не темными, тягучими, алыми, как ему казалось. Они радужные, они искрятся, они — это правда. Это любовь, жизнь, смерть и судьба. Возможно, это их погибель. Моргана испуганно выдыхает, — так не полагается делать Верховной жрице, но она делает, — когда губы Артура накрывают ее. Он жаден, он груб, он заявляет свои права на то, что запрещено всеми законами во всех религиях, и лишь тонкий голос где-то на задворках сознания, шепчущий о том, что им следует сдаться, заставляет Моргану ответить на поцелуй. Робко, неуверенно, как в тот день много лет назад, когда Артур украл у нее невинную детскую ласку, а мир казался намного проще. — Ты — моя жизнь, Моргана, — шепчет Артур, стягивая с ее плеч тяжелый бархат платья, толкая ее на мех плаща, любуясь тем, как быстро вздымается грудь под его прикосновениям. Будто это он обладает магией, а она всего лишь девушка, всего лишь герцогиня, всего лишь влюбленная. — И будь я проклят всеми богами, старыми или новыми, если я еще раз позволю кому-то прикоснуться к тебе. Когда-то давно Артур пообещал ей, что всегда будет защищать от всех невзгод. Моргана поверила ему, по доброте душевной, по наивности или от того, что глаза его сверкали стальной решимостью. Кто бы мог подумать, что она будет молить Богиню лишь о двух вещах. Чтобы Артур сдержал свою клятву. Чтобы он не останавливался.