Феникс

Как он и опасался, свободных комнат не обнаружилось. — Просто какое-то нашествие душ в Мэйфу, — извиняющимся тоном произнёс Асато, обращаясь к своему новому знакомому. — Всё занято синигами и пострадавшими от чёрной магии людьми! Нигде не приткнуться даже! — Не страшно, — Карна отнюдь не выглядел расстроенным. — Я могу временно пожить в вашем чудесном саду. Мне не привыкать проводить время под открытым небом. — Нет-нет, шеф ведь сказал… — Я видел, что твой друг очень переживает из-за приказа вашего господина, распорядившегося поселить нас вместе. Нельзя расстраивать твоего друга ещё больше, — мягко перебил Карна. — Это не моё дело, конечно, но юноше следует быть с тобой. Он нуждается в твоей поддержке. — Вряд ли я так уж необходим Хисоке, — с сомнением проговорил Асато. — Это правда. Присмотрись повнимательнее, и ты сам всё увидишь, — Карна опустил ладонь на плечо Цузуки. — Но я не могу оставить вас одного в парке под сакурами. Вдруг что-нибудь случится? Бхадра-сан пропала, и неизвестно, кто её похитил! А если пропадёте и вы? — У меня оружие, — Карна указал на свой лук. — Не позавидую тем, кто вздумает на меня напасть. — Хорошо, — Асато немного успокоился. — Если я вдруг понадоблюсь, вы знаете, где моя комната. Как только появятся новости о вашей сестре, я сообщу. — Благодарю тебя! Снова эти сложенные вместе руки… В них столько гипнотизирующего спокойствия и невероятной силы. Асато не покидало странное чувство, будто, встреться они с Карной раньше, всё могло пойти иначе. А что это — «всё», он и сам не знал. *** Цузуки не дошёл нескольких шагов до комнаты. Мобильный телефон завибрировал. Он выдернул его рывком из внутреннего кармана и взглянул на экран. Неизвестный номер! Сердце внезапно сжалось. Замирая от дурных предчувствий, он механически нажал «ответить» и услышал голос, от которого всегда кровь стыла в жилах, не хватало воздуха в лёгких, а колени слабели: — Цузуки-сан, я снова в игре и на сей раз твёрдо намерен выиграть. — Где ты и что опять задумал?! Отвечай! — выкрикнул Асато, но абонент просто бросил трубку. Из-за накатившего приступа головокружения пришлось привалиться плечом к ближайшей стене. «Он жив. Он выжил… И снова преследует меня». Там, где возникали загадки, всегда появлялся старый призрак, от которого невозможно избавиться — одержимый местью Кадзутака Мураки. *** Это было опасно и неправильно, но Хисока не мог совладать с собой. Гость из далёкой Индии спал прямо посреди аллеи, на опавших розовых лепестках, обняв свой лук и прижавшись к нему щекой. Лучи света скользили по безупречно красивому лицу, золотя тёмные пряди волос, очерчивая контур губ, отбрасывая тени от ресниц. Оранжевые одеяния, столь чуждые для современного мира, почти не скрывали грудь и талию, лишь обрамляли верхнюю часть тела, как изящная рама бесценную картину. «Я буду осторожен. Всего одно касание, чтобы понять, кто он и откуда в действительности пришёл!» Хисока медленно протянул руку и осторожно дотронулся до локтя спящего Карны. Он не ожидал, что будет так… Он много раз испытывал болезненные удары чужих эмоций внутри своей души, но никогда его не выносило за пределы привычной реальности так далеко. Взрывы невероятной силы озаряли небо ярко-красными, огненно-рыжими и иссиня-чёрными вспышками. Кони, слоны, колесницы, люди за мгновение превращались в пыль и песок, разлетаясь в разные стороны под порывами ветра. Рядом с простыми людьми, которые никак не могли повлиять на свою судьбу, сражались боги, заключившие себя в тела людей ради продолжения игры. Хисока понял происходящее на поле боя сразу, мгновенно, без чьих-либо объяснений! Жертвоприношение. Поломанный мир можно было сохранять, только постоянно принося кого-то в жертву. Смерть и боль сохраняли мир в разбитом состоянии, не исцеляя его, но и не давая ему окончательно развалиться. Все безропотно участвовали в поддержании бесконечных циклов страданий, потому что признать мир испорченным и перестать воскрешать мёртвое, дать погибнуть отжившему мешали страх и гордыня. Мельница душ не останавливалась ни на миг. Боги и демоны были бессердечны, а люди несчастны, но те и другие толкали по привычке колесо дальше просто потому, что не знали другого способа бытия. И только четверо присутствующих на поле брани правильно понимали происходящее. Они видели не «борьбу за праведность и уничтожение демонов», а очередной безысходный поворот давно разбитого колеса, которое, увы, некому чинить. Но и эти четверо видящих истину не могли остановить мельничные жернова судьбы. Вращаясь, они безжалостно размололи и эти благостные жизни… Хисока пытался вдохнуть — и не мог. Увиденного было слишком много. Когда-то в душе лучшего друга, вот так же мимоходом прикоснувшись, Хисока узрел бесконечную боль и единственную белую розу, стремящуюся выбраться к свету из глубин непроглядного мрака. Роза боролась за жизнь. И в душе этого спящего лучника, ищущего сестру, тоже не прекращалась битва. Древнее сражение отразилось внутри него, как в зеркале, оставшись там навсегда. Карна всецело и полностью отдавал себя противостоянию обеим противоположностям, ведь в поломанном мире даже то, что открыто объявлялось светом и спасением, являлось на поверку ложью и иллюзией. А потому, встав отдельно от зла и добра, не служа ни демонам, ни богам, Карна признавал настоящей реальностью только своего друга — мужчину-воина с золотисто-карими глазами, каштановыми волосами и мощным телосложением. Никого, подобного этому воину, Хисока прежде не встречал. Он попытался вглядеться внимательнее, чтобы почувствовать, понять, уловить… Но череда видений вдруг оборвалась, выбрасывая его прочь из чужого сознания. — Дурьодхана, — невнятно пробормотал сквозь сон Карна и, пошевелившись, распахнул глаза. Хисока молниеносно отдёрнул пальцы. Карна вовсе не рассердился, обнаружив его рядом. — Почему ты не с Асато? — только спросил он. — Твой друг сильно беспокоится за тебя. Хисока растерялся, а потом вдруг брякнул: — Но как вы можете знать? Ведь вы не эмпат! Карна тихо рассмеялся. — Так уж вышло, что я многое вижу. Мне повезло родиться сыном Солнца и прожить три тысячелетия в Сурьялоке. Скажу сразу, чтобы не возникло недопонимания: ваша богиня Аматерасу — не моя мать. Сурьядэв — мой отец. «Даже солнце во всех мирах фальшиво и разделено на части. Оно поворачивается к кому-то мужской ипостастью, а к кому-то приходит в облике богини, но истинную его суть, скрытую за всеми формами, не может ухватить никто, — невольно мелькнуло в мыслях Хисоки. — А может истинная суть сейчас передо мной?» — Даже сын бога Солнца не может знать всего, — упрямо возразил Хисока, и этой репликой вызвал новую улыбку на лице Карны. — По крайней мере, мне очевидно, что вы с Асато очень близки, — мягко произнёс Карна. — И поскольку впереди вечность, ничто не мешает вам оставаться вместе. У меня в Сурьялоке остался друг. Когда найду Бхадру, вернусь к нему. И вам двоим нет необходимости разлучаться. — Если бы всё было так просто! — внезапно вырвалось у Хисоки. — А есть трудности? — Карна приподнялся и сел, удобно устроившись в позе лотоса и приготовившись слушать. — Есть. И у этой трудности даже имеется имя. Его зовут Кадзутака Мураки.