Феникс

Обе ассистентки, присланные в помощь, оказались гипнабельными. Дольше минуты с обеими возиться не пришлось. Едва услышав первые звуки заклинания, они сразу подчинились, став послушными, как куклы. Повезло! Сложись всё иначе, пришлось бы сначала пережать им сонные артерии, а чуть позже в помещении непременно вспыхнул бы «случайный» пожар, и жизнь несчастных оборвалась бы так трагически и несправедливо… К счастью, до столь крайних мер доходить не пришлось. Очертить мелом ритуальный круг и заставить магические символы вспыхнуть и засветиться — дело нескольких секунд. Он давно к этому готовился ради возрождения Саки, изучив ритуал до мельчайших подробностей, чтобы провести его быстро и без ошибок. Ничего, и до проклятого мерзавца очередь дойдёт, а пока получит новое тело пленница Энмы, смахивающая на юную демоницу. В новом отделении больницы видеокамеры стоят не везде. Третья операционная от таких нововведений ещё свободна, и это ему очень на руку. Мураки усмехнулся. Бесстрастно посмотрел на двухмесячную малышку, чьё крошечное личико наполовину закрывала дыхательная маска. — Что ж, Миядзаки-тян, я выбрал тебя. Надеюсь, ты не возражаешь? Не обижайся, я буду хорошо присматривать за тобой и непременно сохраню в целости! Стандартная процедура — взять несколько капель крови и отрезать прядку волос… Для души Бхадры материальной опорой была пригоршня земли. Для Кику-тян привязкой станут частички её собственного тела, собранные на заранее подготовленную полоску бумаги с заклятием. Теперь дело за малым. Малышка слаба. Её душа вот-вот отделится от тела. Это даже не убийство. Он всего лишь поможет свершиться тому, что и так без его вмешательства случилось бы. Кадзутака негромко прочитал заклинание, и белое облачко с золотистыми всполохами поднялось над грудью младенца, воспарив под потолок. Вот сейчас главное, не упустить момент, иначе уйдёт! — Сюда, — Мураки показал Кику-тян распахнутую шкатулку. — Иди. Здесь твой новый дом. Дезориентированная душа, не задумываясь, нырнула в предложенное убежище. Заранее подготовленная офуда, пропитанная капельками крови с приклеенной на скотч прядкой волос, одним движением прилепилась к внутренней крышке шкатулки, запечатывая выход. Кику-тян, опомнившись, дёрнулась, но было поздно. — Попалась, — ласково прошептал Мураки. — Больше не сбежишь. Прошу прощения, что не представился, но на подобные церемонии нет времени. Я обязательно сделаю это позже, Миядзаки-тян. Мы с тобой непременно подружимся! Взяв в горсть землю из шкатулки, Мураки равномерно высыпал её на ноги, живот и грудь младенца, теперь уже лишённого души. Из рукава медицинского халата выскользнула тонкая, длинная золотая игла. Как и ритуальный круг, магический инструмент окружали светящиеся символы, увидеть которые смог бы далеко не каждый. — Бхадра, дочь Чхаи и Сурьядэва, я привязываю тебя! — игла вошла в сердце Кику так легко, будто плоть ребёнка была мягкой, как масло. — Я приказываю забыть о том, кем ты являлась прежде. Отныне единственный, кто может управлять твоей волей — тот, кто провёл ритуал перерождения твоей души! Да будет так. Крышка шкатулки захлопнулась с громким стуком. Загипнотизированные медсёстры даже не вздрогнули от резкого звука. И тогда Мураки снова услышал отчаянный вопль, почти на границе слышимости: — Нет!!! — кричала невидимая Бхадра, впервые за много тысячелетий отделяясь от шкатулки и влекомая чужой волей туда, куда ей отчаянно идти не хотелось. — Не надо, прошу! Умоляю! Она невыносимо тяжело отрывалась от привычного места обитания, но всё же в конце концов поднялась к потолку. В отличие от слабой и беззащитной Кику, Бхадра выглядела угрожающе — будто огромный смерч со сверкающими синими молниями и пылающим пламенем внутри. «Увы, никто здесь не обладает особым зрением, чтобы узреть столь величественное зрелище! — невольно подумалось Кадзутаке. — Ни одного синигами рядом… Как жаль, Цузуки-сан, ты не увидишь, какими замечательными способностями я обладаю. Если бы увидел, возможно, начал бы чуть больше меня ценить». Крича от боли, не имея сил сопротивляться, Бхадра, сжавшись до размеров теннисного мяча, внезапно упала на грудь Кику — в точности в то место, куда чуть раньше вонзилась магическая игла Мураки, проложившая для неё путь. Ручки и ножки малышки, начавшие приобретать мертвенный оттенок, несколько раз вздрогнули, будто от сильного электрического разряда. По каждому сосуду быстро протекла голубоватая жидкость, окрасив детскую кровь в необычный цвет, но этот странный эффект тут же прошёл, и кожа снова приобрела здоровый розовый оттенок. — Гм. Кажется, отторжения не случилось, — констатировал Мураки. — Признаков разложения не вижу. Она не задохнулась и не самовоспламенилась. Прекрасно. Теперь будем лечить бренную плоть, чтобы она прослужила новой хозяйке как можно дольше, — Мураки приблизился к операционному столу и тщательно убрал антисептическими салфетками следы рассыпанной земли. Затем прочёл заклинание очищения. Ритуальный круг и символы, светившиеся вокруг него, пропали. Приблизившись к медсёстрам, Мураки щёлкнул пальцами перед лицом у каждой. Обе девушки встряхнулись и отмерли. — Что случилось? — запереглядывались они между собой, пытаясь понять, почему вдруг их сознание выключилось на несколько минут. — Вы, вероятно, чересчур устали. Вы засыпаете на ходу, — очаровательно улыбнулся Мураки. — Но сейчас важно собраться с силами и закончить операцию, чтобы спасти ребёнка. Вы ведь понимаете, да? — Простите Мураки-сенсей, — медсёстры засуетились вокруг стола. — Только не докладывайте главному врачу, что мы заснули в операционной! Мы сейчас же сделаем всё, что необходимо! — Конечно, я не сомневаюсь, — одарив медсестёр ещё одной улыбкой, Мураки перевёл взгляд на пациентку, по-прежнему неподвижно лежащую под дыхательной маской. — Мы спасём этого особенного ребёнка, — вполголоса прибавил он, решительно взявшись за скальпель. *** Хакушаку-сама с изумлением смотрел на одну из новых свечей, появившихся в центральном зале его огромного дворца. Судя по её высоте, гореть свече предстояло ещё довольно долго, десятки лет, но она вела себя странно. То вспыхивала ярким пламенем, то еле мерцала, то гасла совсем и тут же загоралась опять. Внезапно яркий огонь широким столбом взметнулся до самого потолка, едва не закоптив бесценные фрески шестнадцатого века, а потом столб пламени стал уменьшаться, пока не превратился в маленький язычок, как у прочих свечей. Только в центре язычка металась запертой птицей в клетке неприметная глазу синяя искорка. Никто из посторонних, вошедших в зал, не понял бы, что с одной из свечей — непорядок. Но Хакушаку-сама видел чужеродную искру, которой в пламени быть не должно, так же ясно и отчётливо, как свои собственные белые перчатки. — С ума сойти, — хозяин Дворца Свечей задумчиво очертил пальцем свой подбородок. — Что опять творится в мире Живых? С меня хватило периода Муромати, когда от чёрной магии было не продохнуть! И вот опять… Любопытно, обязан ли я сообщить об этом Энме-Дай-О-сама? Впрочем, нет. Полагаю, к проблеме следует привлечь синигами из отдела Сёкан. Значит, я должен рассказать об этой свече, Коноэ-сан? Нет-нет, — рассмеялся Хакушаку бархатным смехом. — Не ему. Я лучше скажу Цузуки. Возможно, в награду за интересную информацию он смягчится по отношению ко мне? Тем более, если верить Ватсону, Цузуки как раз со вчерашнего дня занят поисками какой-то пропавшей души… Готов прозакладывать свою любимую маску, эта странная искра имеет к искомой пропаже прямое отношение. Но лучше пусть Цузуки разбирается, а я лишь помогу. Приблизившись к письменному столу, Граф взял в руки перо и торопливо начертал какую-то записку, сложил её вчетверо, обмотал алой лентой и запечатал сургучной печатью. — Ватсон! — нетерпеливо выкрикнул он в пустоту и на всякий случай громко позвонил в колокольчик. Низкорослый слуга, одетый в стильный смокинг и кокетливый розовый фартучек, но обладающий при этом внешностью восставшего из могилы зомби, просочился сквозь двойные двери главного зала и поклонился господину. — Отнеси это послание Цузуки-сан, — Граф протянул Ватсону запечатанную записку. — И непременно дождись ответа. — А если не ответит? — на всякий случай поинтересовался Ватсон. — Обязательно ответит, — судя по интонациям Графа, он сейчас улыбался. — Я хорошо изучил Цузуки. Он не сможет проигнорировать такую важную информацию. Ступай же! — Слушаюсь, — снова низко поклонившись, Ватсон растворился в воздухе вместе с письмом. — Письмо, красная лента, ответ… Ещё бы сердечко прицепил, — донеслось до Графа недовольное бормотание из пустоты. — Что ты там пролепетал, несчастный?! — прокричал Хакушаку-сама вслед Ватсону. — Ничего, господин! Я вообще всегда молчу, — немедленно откликнулась пустота. — Возьму у Ватари в лаборатории химические реагенты и растворю тебя до состояния белково-углеводной массы, если будешь дерзить! — предупредил Хакушаку, удовлетворённо отметив, как испуганно метнулся в сторону дверей бледно-серый вихрь. — То-то же, — усмехнулся Граф, убедившись, что Ватсон наконец покинул его, — теперь осталось дождаться, когда явится Цузуки, — и Хакушаку-сама с удобством расположился в кресле напротив горящих свечей.