Бабочка под стеклом

Я очнулась в том же закутке, овеянным холодом и анафемскими реминисценциями. Голова гудела стаями демонизированных фурий. Я рассматривала эти платиновые витражи под ретроспективой, видя в них аллюзию к настоящему, и это угнетало меня ещё больше, придушивало гарротой безысходности. Лучше бы Он выткнул мне глаза, чем позволил ещё раз пробудиться в том же кошмаре наяву. В душе играл флажолет, завёрнутый диссонансными обертонами, и под его ритм я покачивалась из стороны в сторону ржавым маятником, пока не ощутила режую боль в области ахилловых сухожилий. Осознание втекало в меня медленной волной, но она не облагораживала, а сбивала с ног, вытягивая из меня последние вереницы кислорода. Я рефлекторно попыталась встать, протестировав своё состояние, но уже через секунду мои порезанные ноги подкосились, исписав вензели. Ахнув, я хворо осела на полу. Теперь мне не сбежать; Он позаботился о том, чтоьы я была беспомощной. Я схватилась за голову, в которой шершни будто бились за титул венценосца в тесном улее. Всё внутри меня вибрировало и стонало от переносимых мук. «За что мне это, Боже?», — я неустанно задавалась этим вопросом, уповая на то, что мне однажды дадут ответ. А лучше — милосердие. Я готова терпеть предвечное молчание, если за это меня наградят хотя бы коротким спасением. Возможно, сейчас я даже порадуюсь иллюзии. Желудок внезапно забурлил, и я ощутила ужасающий голод. Внутри будто плавал исполинский кит, который не поглощал ничего с неолитового века. Человеческий организм был настолько слаб, что, наплевав на спесь, начал унизительно искать пищу на полу. Сколько я уже нахожусь здесь? Подобная алчба была взращена несколькими днями, не меньше. Я хотела найти хотя бы одного таракана… Это так отвратительно. Мне было противно от самой себя, хоть я и осознавала, что природу невозможно перебороть. Мои пальцы лихорадочно нащупывали твердь в поисках того, что движется или стыло лежит. Я пыталась сублимировать свои переживания на поиски пропитания. Но, когда я ощутила под подушечками перстов чьё-то мохнатое тело, я рвано выдохнула. Мои дрожащие руки едва подняли крупного паука. От его вида и представления того, как он будет хрустеть на зубах, а к нёбу будут прилипать его вердепешевые внутренности, напоминающие гной, ко мне подкатила тошнота. Желудок свернулся спиралью геликоприкона, чьи острые зубы царапали мои стенки, выплёскивая наружу остаток сока, который ещё поддерживал мою жизнь. Дверь скрипнула, пустив в мою тюрьму Алоиса. Увидев его, я трусливо спрятала руки за спину и попятилась к стене, словно предо мной появилась Лернейская гидра, но он успел проводить мою находку чванным взором. — Какое жалкое зрелище, Аи, — он наморщил нос, подобно крысе, и презрительно высунул наружу язык. — Если бы ты вела себя благодарно, то могла бы сейчас питаться нормальной едой, а не этой мерзостью. Но ты же грёбаная эгоистка, которая не ценит чужую заботу. Я столько для тебя делаю, а ты… Последние фразы Он уже начал цедить сквозь зубы. Его кулаки на мгновение сжались, а жатем расслабились, словно его дуга наконец-то причалила к порту спокойствия. Расправив плечи, он громко произнёс имя Ханны, и с его уст после произошедшего оно звучало, как унизительный шлепок по щеке. В мрачную горницу вошла служанка, чьи глаза были перевязаны бинтами. Я сглотнула сразу несколько комков. Меня словно атаковал пярун. Анафелоуз вслепую, изучающе прощупывая местность, добралась до Алоиса, робко протянув ему пиалу со странной консистенцией. Приняв подношение, он щёлкнул пальцами, и девушка, поклонившись, направилась в сторону выхода, неумело огибая препоны. Несмотря на её предательство, я почему-то альтруистично молилась о том, чтобы её неровная походка не спровоцировала Его раздражение. Слишком много страданий выпало на её долю. Он начал подходить ко мне, вызывая у меня тревогу. «Алоис, Ты мерзкий… Я… никогда не прощу Тебя за то, что Ты родился», — с ненавистью подумала я, добровольно выпустив трепыхающегося паука из оков ладоней — пусть хоть кто-то из нас доберётся до сердцевины воли. Может быть, однажды он вернётся сюда и расскажет мне, какого так долго находиться под благородным светилом Ярила. Может, в знак благодарности он однажды отведёт меня поогреться под исцеляющим лучом ясписа. Звучит глупо и невозможно, но что остаётся делать пленённому человеку, если не строить розовые замки? Меня спасали лишь мои глуповатые мечты. — Эй! — окликнул Он меня. Я подняла на Него сузившиеся глаза, словно в них скоп лся мейбум. — Это может стать твоим, если будешь хорошо себя вести. Он провокационно водил перед моими очами пиалой, из которой исходил соблазнительный аромат, подобный умиротворяющим благованиям. С уголка моих губ предательски стекла тонкая слюна. Я попыталась вобрать её в себя, но на смену ей приходили новые непреодолимые струйки. Я вела себя, как измождённое животное, а Он упивался моими страдания, как инквизитор, наблюдающий за дотлевающим скелетом ведьмы. Мне казалось, что сейчас я сорвусь с цепи, как дикий волк, и озверело наброшусь на предлагаемую пищу. Я бы не удивилась, если бы мне пришло в голову исполнить различные фортели, чтобы впечатлить Его и получить достойную награду. — Открой рот. Алоис, видимо, удовлетворённый моими унижениями, демонстративно разомкнул свои уста, обучая меня, как младенца. Я без колебаний повторила действо за Ним. У меня даже не было внутренних оппозиций. На уме было лишь желание заглушить ошалевшее урчание, ради этого я была согласна отказаться от гордыни. Мне было плевать на возможную сарафанную молву. Я подползла ещё ближе, стирая кожу с коленей. Я охотно потянулась, как доверчивая и любознательная птаха, к протянутой Им ложечке. Я ощущала себя скифом, который наконец-то нашёл вместо миража настоящий колодец с освежающим истоком. Изнутри я колготилась от предвкушения, но внешне сохраняла покой, словно страшась спугнуть Его непредсказуемую милость. И в последний момент это случилось, хотя я не прилагала никаких усилий для Его враждебности; Алоис резко убрал ложку из моего рта, когда я почти ощутила вкус Эдема. Он так издевается? Тогда Ему почти удалось меня довести до ощущения скота, поваленного мором. — Так не пойдёт, — сказал Он со странной, мефистофельской улыбкой, отправив угощение в свой рот. Я опустила голову, не в силах выносить Его издевательства. Всё во мне полыхало калиновым огнём, от которого я заживо плавилась. Мне хотелось изорвать своё горло криком с выразительными панихидами, но мои губы императивно заткнули иудиным поцелуем. Я замерла, словно находилась в руках ваятеля, который лепил из меня послушную и недвижную скульптуру. Мои рецепторы затрепетали от того, что в них проникла пища, и я не испытывала отвращение при мыслях о том, что они находились в заточении рта Алоиса. Я жадно вкушала пищу, как божественное сочиво, не заметив, как впервые на почве новой страсти к жизни ответила ему взаимностью, даже применяя властность и нажим; я одичало сминала его уста, исследуя языком каждый участок чужого рта, чтобы не пропустить и крошки. Я истязала Его настолько исступлённо, что наши зубы бились друг о друга. Алоис на минуту оторвался от меня, чтобы посмотреть, как на перл творения; Его глаза лучились маниакальным возбуждением, сталкиваясь с пеленой в моих, которая была расшифрована Им, как ответная тяга. Он ещё раз грубо притянул моё лицо к своему, впечатавшись в мои зовущие уста. Я чувствовала, что мы идентично возносимся в астральный мир при слиянии, но у нас были совершенно разные поводы; я искала выгоду, а Он внушил Себе, что в этом меркантильном поиске кроется тайная любовь. Никогда в жизни. Я не паду так низко, чтобы влюбиться в своего истязателя. Я больше не буду обманута Его бархатными прикосновениями. И всё же… Иногда от отчаяния мне хотелось представить, что ничего ахового между нами не было и что сейчас это обоюдное слияние влюблённой четы. Так было проще выносить Его ласку. Его ладони поглаживали мои щёки и впивались в волосы, и каждое прикосновение было подобно сну на мягкой цатре. Я проявляла свою первую инициативу, углубляя желанный поцелуй, и от волнения сжимала пальцами Его плечи. Взаимное волнение Алоиса передавалось импульсами в моё тело. Слизывая дарованную пищу с Его губ, я видела перед собой явление паруна. Он отстранился от меня, продолжая нежно смотреть прямо в глаза, любовно поглаживая мои виски, щёки и подбородок. Я никогда не видела столько очарования в Нём. Но я не позволила себе быть обманутой ещё раз. Когда пиала опустела, я принимала Его ласку уже вынужденно, честно проявляя отрицательные реакции; я не могла лгать самой себе, хмель прошла, туманная поволока схлынула с моих очес. Я хотела снова абстрагироваться от Него или провалиться под землю. Алоис, вдохновлённый моей прошлой тягой, опустился ниже, одаривая мою напрягшуюся шею горячими поцелуями. Его тело теснее вжалось в моё. Чужие пальцы, невесомо пощекотвав кожу на ключицах, принялись обнажать мою грудь. Ощутив внутренний протест, я впилась ладонями в Его плечи, не отталкивая, но поддерживая дистанцию от животного натиска. Я покрылась мурашками, когда Его шаловливый язык прошёлся по основанию выи, и, словно парализованная током, по инерции толкнула Его. Алоис, не ожидавший от меня подобного выпада, был глубоко оскорблён; дымка любви в Его глазах сгорела в пламени гнева и острой обиды. — И это твоя благодарность за мои чувств?! — взревел Он, отвесив мне пощёчину. Я упала, затравленно обвив руками свои плечи, и, боясь шелохнуться, замерла, изредка морщась от жжения на алеющей ланите. — Сука! Какая же ты сука, Аида! Ты используешь меня, игнорируя мои чувства. Я должен был морить тебя голодом после того, как ты попыталась сбежать, но я сжалился над тобой. Я хотел заново завоевать твоё доверие, но ты грубо отвергнула меня. Эгоистичная дрянь! Ты такая же, как и все, и я не понимаю, почему я так зависим от тебя, чёрт возьми! Тебе лучше подумать о своём поведении и осознать, что в этом мире ты нужна только мне — все остальные плевали на тебя. Даже Ханна предала тебя. Не доверяй этой скверной женщине или кому-либо ещё — они причинят тебе боль. А я буду всегда вытаскивать тебя из дерьма. Так я осталась наедине со своими самыми страшными мыслями, объятая холодом и одиночеством. «Он прав; у меня никого нет, кроме Него. Но тогда я предпочту полную изоляцию от людей — с самой собой безопаснее». Так я закрыла тяжёлые веки, по-прежнему мечтая о лучшей жизни, в которой не будет Его голоса, улыбки, белокуро-ангельских волос и грязно-голубых глаз, под чьим стеклом трепыхалось моё скованное, почти бездыханное тело.