Бабочка под стеклом

Он был подобен марципановым херувимам, которые стояли за какой-нибудь тривиальной лавочкой, отвечающей стандартным шаблонам. Люди, лицезреющие лекало, проходили мимо, полагая, что в этом пыльном и обветшалом месте не найдётся чаши Грааля. Но, если зайти внутрь, не поддавшись чужим парадигмам, среди неказистых паттернов ты встретишь того самого херувима, который не отвечает запросам своих артикулов. Он особенный: не просто бесхитростный слепок, а изящное изваяние, которое неслышно дышит жизнью, с эйфорией наблюдая за людьми, которые отошли от аттютидов и заглянули в лавочку — он награда для терпеливых искателей паноптикумов. И после его созерцания ты совершаешь дискурс: скромность порождает истинную красоту. В роскошных заведениях зачастую существует нежизнь, которая обладает прекрасной оболочкой. В бесхитростных лавочках тихо-тихо на нас смотрят необычные зрители, которые терпеливо ждут того, кто не поддастся стереотипам и согласится прежде исследовать клише перед встречей с сокровищем. Но у людей нет времени и есть страх всего живого, поэтому они предпочитают увидеть сразу красивую и неживую картинку. — П-простите… — я запоздало заставила себя опустить взор, хотя меня безумно притягивали его гипнотические глаза. Глубокий сапфир, уместившийся, а бархатной огранке, безлунная нощь, в которой скопилась потаённая боль нерождённого, и бездонный океан, хранящий свои необычные секреты. — Я не должна разговаривать с другими людьми. — Полагаю, тебе это внушил Алоис Транси, — несколько устало цокнул незнакомец. — Н-нет! — поспешно начала оправдываться я, словно к нам пожаловала известная делегация, проверяющая состояние прислуги. У меня был шанс раскрыть для них трюизм, но мефистофельский шёпот Алоиса, сопровождённый холодным блеском лезвия ножа на моём горле, вынудил меня смолчать. Как и всегда. — У меня всё хорошо… — Именно поэтому ты дрожишь, как осиновый лист, когда речь заходит о Нём? Строгая нотка, совершенно несвойственная его детскому сопрано, парализовала меня. Только сейчас я осознала, что действительно откровенно дрожу. Я никак не могла привести своё тело в состояние гомеостаза. Меня преследовал синдром атаксии. Разговор с незнакомцем приятной наружности привёл меня в напряжённый тупик. И вертепный херувим, спрятанный в его лике, начал таять воском, искажая и внутреннюю, и внешнюю красоту. Глубокая синь очей будто манипулятивно выпутывала из меня скрытые эмоции, которые я обещала унести с собой в могилу. — Я н-не понимаю… что В-Вы хотите этим сказать… — беспомощно простонала я, мечтая поскорее завершить диалог, который обрёл неприятные ноты. Но я не могла сдвинуться с месте. И зазубренный этикет не выпускал меня из силков, пока не последует приказ. — Скажем так, благородному джентльмену, как правило, претит наблюдать за издевательствами над беззащитной леди, — терпеливо объяснил он. — Я не могу выносить подобную низость, даже если она происходит с незнакомыми мне людьми. Звучит безумно красиво. Но лишь для младенческой сказки. Я выросла на сюрреалистичных преданиях, где всё не то, чем кажется, поэтому я вынуждена постоянно всматриваться в карикатуры. — По этой причине Вы отказываете в танцах плачущей леди Элизабет, юный господин? К нам подошёл высокий мужчина, облачённый в такую же форму, что и Клод. Дворецкий… Слишком прекрасный для этой профессии мужчина. Мне было достаточно лишь мимолётно взглянуть на него, чтобы понять, что он занимает место в сумрачном пантеоне — было в его улыбке нечто иррациональное, вызволенное из самой тёмной изнанки мира. Ясписовые глаза, вороньи волосы и роковая ухмылка, призванная усыплять бдительность. На минуту мне показалось, что я загипнотизирована им, но Сиэль вытащил меня из прострации возмущённым звоном своего гласа. — Себастьян, замолкни! — на его лбу пролегла раздражённая складка, но даже в гневе он казался невинным и нежным херувимом, которого хотелось утешить. Когда злился Алоис, Он извергал перуны, и становился похожим на Левиафана, грозящего заживо поглотить мою нерадивую душу. — Как видишь, я так же беру под своё крыло людей с малым количеством извилин, потому что все имеют право на счастье, — он внезапно направил на меня пристальный взор, забирающийся под замороженную кожу, и провокационно спросил: — Не так ли? Его взгляд ныне принадлежал потустороннему существу. Детская улыбка обрела оттенок чертовщины. Кем же был этот Сиэль Фантомхайв? От него не исходила энергетика непредсказуемости, но он тоже вызывал у меня мурашки, какие только порождаются из эмбриона ярости Алоиса. — Возможно… — сипло промямлила я, не понимая, какую модель поведения мне следует выбрать с этим человеком. После обмана Алоиса я боялась поверить в чью-либо заинтересованность мной. Во мне нет ничего, чтобы зацепиться. Нет ничего, кроме карты гематом, которая вызывает жалость или осмеяние. Для чего сюда пришёл Сиэль Фантомхайв: посмеяться или успокоить? — Что за неуверенность в тоне? — с лёгкой насмешливостью произнёс он, ловко обходя те тропы дискуссии, в которых я могу пораниться мнимым оскорблением. — Алоис Транси настолько сильно запугал тебя, что ты не можешь увидеть в себе личность, которая достойна большего? Напряжение внутри меня росло. Я всё больше прислушивалась к шёпоту логики, которая напевала мне, что занятому аристократу невыгодно проводить время с плебейкой без племени. Под дуновением рассудительности я начала постепенно протирать розоватые линзы, в которых облик херувима обращался в отвратительное ничто. Тревожные импульсы истязали моё тело, призывая совершать необдуманные действия: мне хотелось сбежать, ударить его на панике и неверии, закричать или… прижаться к Алоису, которого я изучила с головы до пят. Неизвестное чудовище всегда было страшнее того, от которого тебе уже доводилось убегать. Затравленная и обезличенная, вместо изучения я предпочитала возвращаться в привычную темницу, где даже умудрилась найти крохотный уголок безопасности. Мне было проще бороться с известностью, чем кропотливо искать спасение там, где я ещё не была. — Скажите, пожалуйста, что Вам нужно от меня? — сохраняя вежливость и спокойствие в тоне, пытливо спросила я, больше не в силах выносить на себе его испытания разума. Хотя, кажется, мой голос всё равно звучал запуганно, как у цыплёнка перед коршуном. — Я всего лишь хочу искренне помочь тебе. Серьёзность, которая сглаживала его ювенильные черты. Я падала в какую-то идиопатическую воронку, где витали мои вопросы, не находящие ответов. Зачем? Зачем это ему? Эти слова мученически горели на моих губах, что я не сдержалась и вытащила их наружу: — Зачем благородному господину оказывать помощь чужой служанке? Я не знала, откуда у меня взялось столько дерзости, чтобы уверенно задавать хоть какие-то вопросы аристократу. Мне бы впору молчать и наслаждаться вниманием того, на кого неотрывно глазели кисейные барышни, завистливо прикрывающиеся веерами, но я всё время искала подвохи. — Потому что в тебе есть нечто особенное. Я неверяще моргнула несколько раз. Это действительно похоже на ванильный бред моего воспалённого ума, который мечтал однажды встретить галантерного принца, что выудит меня из рук абьюзивного чудовища, доказав, что любовь может быть со вкусом нежности. Даже если это всё мои больные фантасмагории, почему бы мне на минуту не поверить в это? Моя иллюзия в его облике всё равно рассеется, не порушив важные фундаменты настоящего, поэтому я ничего не потеряю от веры. Однако… я вспомнила слова того индуса о том, что я должна поблагодарить другого за подарок. — Это Вы заплатили за мои фрукты на рынке? — выстрелил из меня логический в этой ситуации вопрос. Его накрыла солнечная улыбка, словно наложенная золотым стилом полученных лучей. Прогревшись изнутри, я томительно задержала дыхание. — Ну, мужчины не кричат о своих хороших поступках, — скромно отозвался он, на что его дворецкий почему-то усмехнулся в кулак. — Пусть это останется между нами. Ты ведь умеешь хранить секреты, Аида? Он приложил указательный палец к губам, демонстративно и пикантно зашипев. Я почувствовала неожиданную сухость во рту. Моя дифтера покрылась россыпью раскалённых мурашек. Он, должно быть, младше меня на два или три года, но некоторые выражения его лика отдавали зрелым шармом, перед которым я не могла устоять. Возможно, если бы Алоис не растлил меня, я была бы менее отзывчивой к его простым жестам, но сейчас… я горела изнутри и снаружи. — А, Сиэль, мой дорогой друг! — между нами внезапно возник Алоис, невозмутимо оттолкнув нас друг от друга. Я… на время я совсем забыла о Нём. Как я могла? И что будет со мной дальше, когда мы останемся наедине после моего своеволия? Паника стремительно нарастала, но я не подавала виду. — Я так рад, что ты пришёл на мой бал, — Алоис радостно хлопнул в ладоши, и на минуту я позволила себе понадеяться на то, что наказание ко мне смягчится из-за разговора с его близким человеком. — Мне казалось, что то прилюдное поражение в дартсе сильно подкосило тебя. — Я не привык сдаваться, — промолвил с елейной улыбкой Сиэль. — Это очень хорошо, потому что у меня есть для тебя ещё много игр, где ты, возможно, победишь. — Не сомневаюсь. Мне показалось, будто их диалог обратился в дуэль, где они совершали бесконечные ремизы. Только сейчас я увидела в их улыбках притворное дружелюбие. Я не понимала, что здесь происходит, но мне явно не нравилось стоять меж двух огней, которые обжаривали меня с обеих сторон. Я боялась того, что один дёрнет меня, а второй потянет на себя, разделив меня на части. Кому же потом будет нужна потрёпанная кукла? Алоис, словно читая мои мысли, схватил меня первый за запястье, сжав его с такой силой, что я поморщилась. Я не издала ни единого звука при любопытных гостях, тем более при Сиэле, которого мне почему-то не хотелось беспокоить. Что со мной? Я неожиданно поверила в его благие намерения по-настоящему? — А сейчас позволь мне увести мою служанку, — дразняще пролепетал Алоис, уведя меня в угол холла под пытливый взор Сиэля. Между нами установилась неловкая атмосфера. Алоис закружил меня в лёгком вальсе, но я не могла думать о танцах. Я ощущала себя в пещере Еврипида, где были написаны мизантропом многие трагедии, одна из которых могла стать моей реальностью. Я не смотрела в Его глаза, но пыталась растечься мыслью миррой по аврийскому древу. — Если ты ещё раз приблизишься к Сиэлю Фантомхайву, — наконец-то начал Он, захватив мой подбородок пальцами так, чтобы я неотрывно смотрела в Его голубые глаза, под стеклом которых колыхалось жидкое пламя тихого гнева, — я убью вас обоих. Я ощутила себя в столице мрака Юду, где резиденция тьмы творит злостные суды над грешниками. Во главе стоял Алоис, пред которым у меня был бесконечный список проступков, за которые он бы с ликованием отвёл меня на эшафот. Я пыталась сглотнуть крупной ком, но он застрял в горле. Мои ноги, рефлекторно следующие за Его ритмом, подкосились, но я продолжала инертно стирать их. — Н-но… вы же… друзья? — А разве это повод вести себя, как шлюха? — угрюмо пробормотал Он, мстительно сжав мою длань до хруста костей. Я всхлипнула. И пришла в ярость. Это низкое слово никак не относилось ко мне. Может, Он и пользовался мною, как дешёвой вещью, но я сохраняла внутри себя честь, которую не сломят даже домогательства. Можно отказаться от тела, но только не от морального целомудрия. Такое ощущение, что на мне был экслибрис, оповещающий о том, что я не личность. Я вспомнила слова Сиэля о том, что достойна большего, и разозлилась ещё больше. — Я не шлюха! — прошипела я, едва сдерживая слёзы обиды. — Как… как Вы смеете говорить обо мне такое, когда я храню Вам верность? — Я не могу быть уверен в тебе после того, как ты променяла меня на Ханну, — процедил сквозь зубы Алоис. — Я не смогла стерпеть Вашу несправедливость к ней. Но при этом я всегда продолжала выбирать Вас, — мой голос дрожал умирающей бабочкой в Его руках, которая не понимала, за что ей оторвали крылья. — Даже когда мне было очень больно, я была верна лишь Вам. Я ощутила себя рефаимом после своих слов и Его пристального взгляда. Признания человеку, который обесценивал мои чувства до сизифова труда, давались с тяжестью. Я действительно могла сбежать от Него, надавить на Его слабые места, оставить одного в страхе и одиночестве, но я терпела. Потому что мои первые чувства к Нему оказались сильнее. — Аи, ты сделаешь всё, чтобы доказать свои чувства ко мне? — серьёзно спросил Он. Я энергично закивала головой, пытаясь засушить постыдную и ненужную никому влагу в глазах. Я действительно желала раскрыть все свои карты, чтобы Он больше не сомневался во мне. Я хотела найти ту точку опоры, которая удержит наши отношения на стабильности. Даже несмотря на соблазнительную галантность Сиэля, Алоис был мне роднее, и я всё ещё тешила себя надеждами на чудо. Но то, что Он озвучил следом, повергло меня в шок и лишило всяких надежд. — Тогда сольёмся воедино при толпе этих грязных уродов, — Он огляделся по сторонам, бросая презрительный взор на каждого весёлого гостя, в том числе и на Сиэля. — Если я дорог тебе, ты наплюёшь на взгляды этих извращенцев и будешь видеть только меня. Я хочу убедиться в твоей верности. Хочу знать, что тебе важен только мой взгляд. Потому что те, кто не любит меня, должны исчезнуть.