Бабочка под стеклом

День без Его голоса, который по обычаю порхал над нами огромным аргентависом, протекал медленно и вязко, словно Ньютоновская жидкость. Я не знала, чем занять себя, поэтому бродила по пустым коридорам приблудным фантомом, рассматривая картины Ренессансной эпохи. Я размышляла о том, что мне стоит попрактиковать на сегодня инэмури, чтобы этот чёртов день быстрее подошёл к концу. Но мои обязанности вынуждали меня скитаться без целительного сна. И меня напрягала эта удручающая пустота в сердце и сердцевине поместья. Куда все исчезли? Почему я ходила одна, потерявшись во времени? Когда полноценное сознание вернулось ко мне, я поняла, что мне нужна поддержка. — Ханна! Увядшая, я неожиданно взяла себя в руки и начал активно обыскивать поместье в поисках подруги. Но она не откликалась на мой зов. Я растерянно барахталась в артериях безмолвных и бездушных коридоров, как рыбёшка, попавшая в вентвер. Куда она могла пропасть? Как она могла оставить меня в одиночестве в столь тяжёлый период? Да, на почве паники меня начали гнести эгоистичные мысли, от которых мне в моменты трезвости становилось тошно. Но мои мысли прервались, когда я столкнулась на кухне с Тройняшками. Их сольфериновые глаза, отражавшие события Австро-итало-французской войны, неустанно смотрели на меня, внушая подсознательный страх; я никогда прежде не оставалась наедине с этой троицей, которую окутывал мистический ореол. — Вы не видели Ханну? — набравшись смелости, задала я им главный вопрос. Загадочные юноши, обладающие красотой плутоватого Хедрунга, перегляделись по очереди. Моё самообладание почему-то начало эродировать. Меня всегда пугала их манера поведения, и этот алогический страх усилился после известия о том, что они тоже принадлежат к демонической касте. — Не видел, — пожав плечами, беззаботно ответил Томпсон. — Возможно, — серьёзно отозвался следом Кантербери. — Развлекаешься с мисс Ханной, пока господин в отключке? — пригладив сливовые пряди, кокетливо осведомился Тимбер. Меня настигло глубокое недоумение. И мистическая тревога, снедающая признаки спокойствия. Меня удивило и то, как они резко сменили темпераменты, оставшись без надзора Алоиса и Клода; Томпсон отражал кидалта, Тимбер имел задатки уверенного донжуана, а Кантербери, которого выдавал зрелый баритон, казался самым старшим и самодостаточным. Я словно впервые узрела их без этикетных масок. Но мне это совершенно не нравилось. Мои ватные ноги приросли к ковру, который сейчас напоминал мшистую опушку хвойного леса. — Что значит «развлекаюсь»? — подавив импульс дрожи в голосе, уточнила я, всё больше ощущая острое желание сбежать от них. — Я бы посмотрел на это, — полностью игнорируя мой вопрос, ударился в вульгарные мечты Томпсон. Я моргнула несколько раз, пытаясь совладать с растущим беспокойством. — Мисс Ханна хорошо смотрелась бы сверху, — поддержал Тимбер, растягиваясь в Чеширской ухмылке. Как ему вообще хватает совести говорить за её спиной о таких вещах?! Почему они так спокойно развивают эту отвратительную тему? — Нет, она хранит верность господину, — строго вмешался Кантербери, пустив безэмоциональный взгляд на меня. — И мы должны помочь ей в этом. Их фразы болезненным звоном разнелись внутри меня — сорванная панихида по моему здравомыслию. Мои мысли застывают в увечной позе, и я никак не могу распутать их. — О чём… вы говорите? — я испуганно смотрю то на одного брата, то на другого, но все они отказываются внять моему призыву. Паника растёт быстрыми весенними отростками, которые удушают мою выю. Я почти задыхаюсь изнутри, но на последнем вдохе пытаюсь позвать на помощь. — Хан… На мой раскрывшийся рот с неожиданной настойчивостью легла чужая ладонь. Выдержка замирает, с отвращением отшатываясь и раскачиваясь казнённым преступником на верви дряхлого древа, когда я осознаю, что позади ко мне прижался один из демонов. Хриплое, глухое эхо моего голоса липнет желчью к нёбу, расцвета гематомами и затлевая. Я не в силах кричать, но моё горло всё равно раздирается и кровоточит от вязкого, как креозот, ужаса. — Нет нужды звать мисс Ханну, — мне кажется, что вместо Томпсона отвечает яд, разъедающий моё обожжённое дыханием ухо. — Мы может справиться с этим лучше, — вторит ему мелодичный глас Тимбера, обёрнутый демоническим наваждением. Его гладкий лик, очерствевший сейчас, находился слишком близко ко мне. — Не глупи и расслабься, — завершающим аккордом в этой композиции мрачного Адажио прозвучал голос Кантербери. Гром внутри меня ярится, сотрясая покой стенаниями. Тьма уплотняется вокруг меня, зажимает в тисках, кусает себя за хвост уроборосом и дребезжит плачем вдовы. Я начинаю яростно мотать головой, что позволяет мне освободить рот от чужой длани, и кричу воплем испуганного вепря: — Вы совсем с ума сошли?! Почему вы так себя ведёте? — Господин запрещает нам вести себя так, как мы этого хотим, — непринуждённо объяснил мне Томпсон, по-прежнему удерживающий мою плоть обеими руками. Его дыхание палило жаром дракона. — Такой вредный, — капризно фыркнул Тимбер, скрестив руки на груди. — Меня не волнуют его указания, но если все их выполняют, то я тоже выполню со скуки, — безразлично добавил Кантербери. «Что здесь, чёрт возьми, творится?!», — вымученно кричало моё сознание. Мои гнев и мысли снова сворачиваются зигзаговидную форму. Тьма вокруг меня, навеянная напряжением, продолжает разрастаться густой эктоплазмой. После их двусмысленных фраз и действий я могла думать лишь об одном их замысле. — Не смейте осквернять моё тело! Я выпустила весь дух в свой дикий крик, дёрнувшись так, что телесные путы демона выпустили меня на волю. Будучи ослабленной, я пала на колени, но сразу же повернулась лицом к своим обидчикам. Я смотрела на них ошарашенной и взбешёной коброй, которая, несмотря на отсутствие клыков и отравы, была готова обороняться собственным туловищем. Тройняшки осмотрели меня спокойными взглядами, из-за чего у меня будто надвое раскололась голова. Что они задумали?! — Мы и не собирались, — задорно усмехнулся Томпсон, и его зрак на миг сверкнул высокомерием. — Ты льстишь себе. — Я бы предпочёл большую грудь мисс Ханны, но она оторвёт мне голову, как богомол, — с сожалением произнёс Тимбер. — Я трону тебя, если ты сама захочешь этого, — вставил своё мнение Кантербер, который, вопреки смутившей меня фразе, оставался бесстрастной скульптурой. Тьма непонимания и страха становится всё громче, стягивает меня жгутами моральной боли и аккомпанимирует себе экзальтированными стонами мук. Я сжимаю кулаки, пока не начинают трещать костяшки. Смотрю по очереди на их лица, которые не отражают ничего, кроме пустой оболочки аутентичных демонов. Для меня они сейчас не личности, а сосуды с мифической силой. — Мы просто пугаем тебя, — весело осведомил меня Томпсон. — У тебя забавное выражение лица, когда ты в ужасе, — подсобил ему Тимбер. — Ага. Словно животное, страдающее геморроем, — грубо отозвался Кантербери. Мой внутренний вопль отчаяния увеличивается в децибелах. Но куда ещё громче? Как сильно мне нужно разорвать гортань, чтобы с меня сняли полномочия их жертвы? Найдя силы в своём зачахнувшем теле, я доползла до стены, крепко прижавшись к ней спиной. Позвоночник почему-то скрутило склепным холодом, но это придало мне энтузиазм вступить с ними в диалог. — Да что вам нужно от меня?! Юноши снова синхронно переглянулись. Как зловещие статуи горгулий, охраняющих соборы, они вдруг оживали под покровом затмения и вели тихие переговоры, отдающие прохладным ветром. — Заключи с нами контракт, — все три одинаковых лица повернулись ко мне в одно время, в унисон озвучив свои условия. Где-то внутри меня слышится нервный смех, звучащий одиночной трелью камертона. Даже когда он затухает, а я пытаюсь собрать воедино предложения, я всё равно слышу его на периферии. — Что…? — только и смогли выдать мои пересушенные уста. Я заторможенно оглядывала каждого из них, ощущая всё больше холода. — Господин находится в опасности, — начал серьёзно Томпсон. Я вздрогнула. По телу прошлись мурашки при упоминании об этом. — Мы знаем, что ты хочешь помочь ему, — поддержал Тимбер, с малой долей презрения оглядев меня с ног до головы. — Но ты ничего не сможешь сделать со своим хилым телом и навыками домработницы. Его жёсткое замечание пригвоздило меня обидой. Я знаю всё это, но сердце всё равно рефлектирует на констатацию факта уязвлённым шипением. Внезапно все чувства переместились и встрепенулись, словно ими жонглировал злобный Арлекин. Теперь во мне прогрессировало сожаление. Я забыла о страхе и сосредоточилась на том, что я бесполезна для того, кого мне так хотелось защитить от демонов. Тройняшки были правы — я ничего не смогу в этом никчёмном теле. — Мы станем твоим оружием в достижении цели, — воодушевляюще сказал Кантербери. Я сумела поднять на него взор, с которого на секунду схлынула пелена. — И защитим от Клода, — оптимистично добавил Томпсон. — Верно, — нахмурился Тимбер. — Этот ублюдок ведь домогается до тебя? — Он вообще хоть что-нибудь видит в своих запылённых очках? — ответвился от темы Кантербери, который увлёкся небрежными комментариями о дворецком. — Жалкое зрелище. — Твою душу всё равно когда-нибудь поглотят, — Томпсон вновь вернул диалог в русло серьёзных прелиминарий. — Почему бы не сделать это с помощью контракта, который принесёт пользу твоему окружению? — на манер хитроумного и навязчивого торговца сказал Тимбер, давя на меня трактацией. Они все начали подходить ближе ко мне, а стена, к сожалению, не содрагалась под моим весом. — Соглашайся, пока не стало поздно, — уже где-то под ухом я услышала почти утробный голос Кантербери, который стал печатью в наших переговорах. Мой мир, окрашенный в сепию, на минуту обращается в венозное, агоническое небо, которое норовит обрушиться на меня. Железные хмары опускались всё ниже, закрывая тенью просвет на надежды. Демоны, окружившие меня, монотонно шептали о контракте, и их переливающиеся голоса звучали раздражающей и гипнотизирующей увертюрой. Моё сердце, опущенное в мазут, мумифицированное, отдаётся порванными струнами на фоне оваций. Вокруг меня слишком много кровавых глаз, которые потрошат уже привычную мглу. От них мои зрачки устало закатываются, эфир гудит и расплывается болотной рябью, а рот болтает нечто бессвязное, чужеродное, не принадлежащее моему рассудку. — Мальчики, вы совсем не умеете ухаживать за девушками. Подобным тройным напором вы только спугнёте её. Мягкий женский голос, подобно валькирии, всплывает на поле боя, забирая ранненного солдата в лице меня в заветную Вальхаллу, где ручьями стекает панацейный мёд, а над лугом кружится арфный вальс, убаюкивающий терзаемую душу. — М-мисс Ханна! — встревоженно воскликнули Тройняшки, покорно отстранившись от измождённой меня. Голос Ханны, подобно шуму гонга, мгновенно вытащил меня из прострации. Он словно заботливая рука матери, которая способна просочиться сквозь любую преграду, чтобы помочь своему дитя. — Разве у вас нет других дел? — нежно поинтересовалась она. — До пробуждения господина весь двор должен быть убран. Тёплое индиго её очес, впившееся в каждого из братьев, внезапно ледянеет мёртвым океаном, под которым покоятся злобные сирены и умерщвлённые их реквиемами утопленники. Её дальнейшие неразборчивые слова вспениваются ртутью, и взволнованная троица торопливо оставляет нас наедине. Мимолётное пурпурное пламя в её зрачках гаснет, позволяя мне сбросить оковы страха и ринуться к ней, вопреки странной ломоте в теле после разговора с тремя дьяволами. Она смотрит на меня человеческим, сострадательным взглядом, и с ней в моей груди шуршат кленовые-чайные листья, забытые мною бульварные романы, когда-то дарившие женское счастье, и мягкие тени карет, на которые я любила смотреть с окна. Не знаю почему, но меня приятно лихорадило при мысли о том, что при виде меня её демонический огонь уважительно стих. Я чувствовала себя избранной, приручившей чудовище, о котором боязливо шептались различные селения. — Ханна! — я впиваюсь руками в её шею, и моя тревога быстро сохнет в тепле её взаимности, как темпера. Мне так не хватало её. Я почти сошла с ума. С ней бивачная жизнь обращалась в приют, Эдем, уютный чердак, где можно хранить лепестки бессмертных ромашек. — Они… — Я всё знаю, — прервала она меня; её голос затвердел, покрылся коркой разочарования и тоски. Я настороженно отвергла её объятия. — Клод подослал их, чтобы они заключили с тобой контракт. — Но зачем? — я не заметила, как спросила это без удивления. Так естественно, словно его паучьи интриги были чем-то обыденным в поместье, как бранч. Впрочем, так оно и было ведь. — Видимо, он решил убрать тебя иным путём, — помедлив, полушёпотом ответила Ханна, словно страшась ранить мои хрупкие чувства. — Что…? — протянула я; собственная интонация казалась слишком неясной — то ли уставшей, то ли изумлённой, не то обречённой. — Но как контракт повлияет на это, если Тройняшки обязаны исполнять мои приказы? Я могу заставить их убить Клода. — Тройняшек не волнует контракт. Они всецело подчиняются Клоду, как высшему демону. Поэтому в их интересах обернуть твой приказ против тебя, если им так прикажут, — сочувствующе пояснила Ханна. Теперь я почувствовала, как самообладание вновь упало с непрочного каната, но внутренний бурелом попытался укротить приступ. Заметив мою реакцию, Ханна прижала моё бледное лицо к своей груди. — Не волнуйся, я не позволю никому из них тронуть твою душу. — Но ты не сможешь противостоять сразу всем, — незамедлительно парировала я, больше не чувствуя безопасность рядом с её милосердным сердцем. — Я не одна, — Ханна символически заключила мою ладонь в свою, несильно сжав её. От этой манипуляции её сердце ускорило темп, но моё было будто мертво — она впервые не внимало ласке девушки. — Мы ведь подруги, которые должны помогать друг другу? Ханна всё равно что декламирует свою речь, словно пафосные сонеты Шекспира, но мой реалист слышит в них лишь отголоски пустых реприз. Это всё анахронизм, которому мы не должны поддаваться. Сейчас у мира совсем иная философия, и, как бы мне ни хотелось верить каждому её слову, я не могу проиграть настоящему. — Верно, — слабо согласилась я, и в очередной раз отреклась от её объятий, чтобы заглянуть ей в глаза. — Но… сейчас не время для детских рассуждений. Я хоть и глупый человек, но достаточно взрослый, чтобы не верить в сказки, выдуманные напуганными реальностью пессимистами. Ты можешь быть абсолютно честной со мной, Ханна, не нужно успокаивать меня. Она посмотрела на меня с огорчением, словно мать, которая не желала выпускать из своего гнезда отпрыска; такие привыкают пестовать чужую инфантильность, потому что берут всё на себя. Но я бросала ей вызов, твердя, что родители не вечны, поэтому ей стоит заранее подготовить мои крылья к самостоятельному полёту. Своим взглядом я обещала ей летать недалеко, чтобы мы всегда могли воссоединиться. И она услышала меня. Услышала, вкусив горечь от несбывшихся планов, и смиренно устроила мне акколаду, чтобы я смогла защищать и себя, и её. — Шанс на нашу победу ничтожен, но мы можем оттянуть время, объединив усилия, чтобы спасти господина, — серьёзно начала она, точно выстраивая масштабный план по захвату власти. — Но для этого тебе нужно сблизиться с Сиэлем Фантомхайвом. — С Сиэлем?! — громко воскликнула я, едва не подавившись воздухом. Существование этого человека в последнее время начало сильно напрягать меня. Почему теперь, после его визита, все события должны быть связаны с ним? — С врагом Алоиса? Чем он может помочь мне, если в его интересах сломить Алоиса? — Он… Ханна не успела договорить, поскольку под аркой появилась фигура Клода. Мы обе напряжённо замолчали, ответно буравя его недоверительным взглядом. — Господин проснулся, — сухо оповестил он нас. Это звучало как заклинание, как призыв, как врачующая музыка. Моё сердце, плавящееся в черноте, наконец-то восстало, забилось и окрылилось. — Алоис! Я забыла о прошлых перепитиях, потому что моими мыслями завладел возлюбленный. После случившегося я хотела увидеть Его, обнять, спросить о состоянии, просто вдохнуть фимиам Его живого тела. Я неслась со скоростью гончей, которая жаждала порадовать своего хозяина найденным подстреленным селезнем. Но меня резко накрыла слабость. В голову будто ударил огромный молот. Я остановилась в центре коридора, пытаясь отдышаться. Я была уверена, что получила передоз эмоций, поэтому начала двигаться неспешно-хмельными шагами в сторону его горницы. Однако меня тревожило нечто другое. Я не успела проанализировать подробнее своё состояние, потому что уже лежала на полу без мыслей и рефлексов. Затем меня утопили густые чернила бессознательности, после которых я абсолютно ничего не помнила.