Бабочка под стеклом

Сон, словно гигантская артроплерва, медленно и лениво отходил от меня. В первую очередь я поняла, что перестала чувствовать ломоту в костях. До этого мне казалось, будто моими органами манипулирует злокозненный паяц, а я, как эквилибрист, до последнего пыталась удерживать равновесие над пропастью в затхлую неизвестность. Я была уверена, что умру от этой адской боли. Но теперь я, словно исцелённая аюрведой, чувствовала себя как никогда живой. И первым моим желанием под налётом воспоминаний о волнении Алоиса стало увидеть Его и заразить своей бодрой улыбкой. Я… больше не хочу видеть Его слёзы… Пожалуй, Его досада отдаётся во мне болью всей Вселенной и всего нерождённого, и то, что я испытывала до Его горечи, просто мимолётная пыль в уголках глаз — пощипит да пройдёт. Окончательная терапия для выписки — Его радость и ничего больше. — Ах, д-доброе утро! — послышался мне незнакомый женский голос. — Как спалось? Ой, ты же только недавно пришла в себя, а я заваливаю тебя вопросами. Лучше выпей молоко, чтобы взбодриться и дальше расти, а то ты совсем маленькая и худенькая. Я медленно подняла глаза, столкнувшись с девушкой в огромных очках. Несмотря на наличие атрибута, она вела себя, как неприспособленный крот: едва поставила ровно стакан с млеком и перед этим, когда я задрала макушку, успела стукнуть меня не то лбом, не то своим несуразным аксессуаром, перед этим тысячу и один раз извинившись. «Что это за… недоразумение?», — к своему удивлению, подумала я на манер какого-то бурбона, вопреки тому, что я, должно быть, смотрюсь в чужих глазах не менее идиотично. Я должна была толерантно относиться к своим сородичам, но… сейчас я почему-то ощущала злость от того, что не могла увидеть родные лица в столь торжественный момент. — Кто Вы? — хмуро спростла я, не желая церемониться. — И где я? «Ох, точно!», — суетливо зашевелилась эта странная девушка, вызывающая у меня почему-то сплошное недоумение. — Я Мейлин — горничная поместья Фантомхайв, в котором ты сейчас находишься, — дружелюбно представилась она, по-птичьи склонив голову. Но я уже не слышала её болтовню. Меня парализовал голый шок. — Что?! — вырвалось у меня с безумным жаром. — Я нахожусь сейчас у господина Сиэля? — Эээ… да, вот, — растерявшись от вида моего осунувшегося лица, виновато промямлила Мейлин, нервно теребя белёсые пальцы. Моя голова опустела, словно борть древа. Туда влетал лишь синдром палинфразии, под влиянием которого я постоянно повторяла: «Что? Как это возможно? Где Алоис?». Мне хотелось раскачиваться из стороны в сторону ржавым маятником, прижавшись к стене, как психопату. Ведь зачем-то они это делают. Видимо, для того, чтобы утихомирить зашалившие нервы. Я не сразу заметила, что меня окружают другие стены, совсем иная палитра, и когда до меня дошло осознание, я получила ударом током. — Как давно? — после глотка нескольких тугих комов, несмело спросила я, уставившись в одну точку. — Один день. Себастьян вернулся в ваше поместье, чтобы забрать забытые вещь господина, и узнал от дворецкого Транси, что ты мучаешься от неизвестной болезни. Было принято решение оставить тебя здесь, чтобы… — Принято решение? Кем?! — оборвала я её, окунувшись в горнило смятения и истерики. В голове не укладывалось, что Алоис мог оставить меня в поместье врага. — Допустим, вы исцелили меня. Так почему Алоис до сих пор не забрал меня? Почему Он не рядом? Я не заметила, как моя речь стала принадлежать ревностной одалиске, которая забыла своё низшее место в серале. Но Алоис был так ласков со мной, что я больше не смела сомневаться в своей значимости для Него. Он сказал, что я больше не прислуга. И, поверив Ему, я сбросила лакейские кандалы, ощутив толику власти. По крайней мере я могла уверенно требовать своё возвращение к Нему. — Потому что Он… эээ, я… н-не могу… Мейлин почему-то колебалась сказать мне причины, и со временем мне просто надоели её бессмысленные речи. Раскалённые нервы подсказывали, что она, как подобает дворняге ворога Алоиса, просто растягивает время, чтобы Сиэль успел придумать очередной коварный план. Сомнений больше не было — он отравил меня. Для того, чтобы выкрасть под благородным предлогом? От этой мысли у меня вскипел мозжечок. Дыхание в лёгких тоже сократилось. Я позволила себе отдышаться, прежде чем устроить сечу с криведной судьбой. — Я сама всё узнаю у него! — решительно заявила я, зашагав твёрдой походкой к двери. Мейлин бормотала о том, что мне ещё нужно отлежаться, но я плюнула на неё. Ханна, Алоис, где же вы? Здесь всё такое незнакомое и отвратительное. Цвет сапфира в комнатах давил на мою психику, его казалось слишком много, и в нём я видела глаза цепного пса Королевы, которые желали поглотить мою волю. Паника нарастала. Коридоры казались бесконечными. Синий цвет — бездонным. Я будто тонула в хлябе, под которой притаился злой лягва в виде Сиэля, и его гротексный смех неустанно пытался свести меня с ума. «Будь проклят, будь проклят, будь проклят!», — повторяла я заклинанием, надеясь обернуться в балию его ночных кошмаров. Я так хотела отомстить ему, так хотела… Зная о своём бессилии, я бы всё равно рискнула стереть его чёртову ухмылку. Да, я отчётливо вспомнила её. Особенно ту, что была подарена после чаепития. Обведённая дьяволами, она вызвала у меня тошноту, головокружение и нестерпимую злость. И только эта злость привела меня в, так называемый, тронный зал, где спокойно восседал мальчишка — этот наглый отпрыск, что вылез из смердящего чрева дьявола. — Уже проснулась? — невозмутимо уточнил он, положив ногу на ногу. — Доброе утро. «Он сказал «Доброе утро»? Ха! Доброе — когда у ног Алоиса будет его кичливая макушка, покоящаяся на золотом фиале», — зловеще думала я, в глубине души поражаясь тому, сколько в меня вместилось ненависти к нему. Когда-то я была очарована драгоценными сапфирами его глаз, пока не увидела, что они — жалкая подделка; обычные дешёвые камни, выкрашенные кобальтом, чтобы соблазнить своим видом недальновидных юниц. — Это Вы отравили меня, я всё знаю! — озлобленно прошипела я. — Я же тебя и спас, — парировал он. Сиэль спокойно отреагировал на мою догадку, словно не собираясь заточать её в клетку энигмы. Меня напрягала его невозмутимость. Неужели он оказался таким… бессердечным и лицемерным выродком, как говорил о нём Алоис? А я, идиотка, стала пленницей его детской невинности. Как же было больно от собственного идиотизма. У меня едва ли не случилась анфилаксия на ровный глас Сиэля. Ненавижу… Ненавижу его! Отныне и навсегда! — Верните меня обратно к Алоису, я не хочу находиться у Вас! — Даже если бы я не держал тебя, Алоис бы всё равно не принял тебя. — То есть…? — недоумённо спросила я, недоверчиво вглядевшись в его чересчур серьёзное лицо. Здесь что-то не так. Он резко встал со своего места и начал презеционно расхаживать по своему владению, словно Варфоломеф по кровавому шлейфу. И выглядел он, несмотря на миниатюрный рост и внешность фарфорового шедевра, угрожающе. — Да, я отравил тебя для того, чтобы заключить сделку с Алоисом. У меня было противоядие и, чтобы заполучить его, он должен был отдать тебя мне ровно на месяц, — на этих словах у меня вырос ком в горле. — Но яд имел побочный эффект. Как видит твой правый глаз? На этом вопросе я внезапно ощутила удушливое чувство, словно моё горло перевязали гарротой. Мой взгляд механически заметался по комнате. Для полного убеждения я осторожно прикоснулась пальцем к склере. Ощутив естественное пощипывание, я неуверенно обронила: — С ним… всё хорошо. Я нормально вижу. — Тебе повезло. Ты могла ослепнуть, — с бесстрастием врача заявил Сиэль, от чего моё сердце сделало резкий скачок. Так я ещё и могла ослепнуть из-за его садистских игр… Чёртов ублюдок! Я хотела дать ему пощёчину, но ещё больше — хотела вернуться к Алоису и обнять Его, чтобы вкусить редкостный смак надёжности. — Ты не помнишь этого, но после потери сознания ты несколько раз просыпалась в бреду. Тогда мы заметили, что твой глаз покрылся пеленой, словно ты ослепла. Алоис спросил, как долго ты будешь в таком состоянии. Я честно ответил Ему, что ты можешь навсегда ослепнуть. Он посчитал это… отвратительным. — Что?! Бред собачий! Алоис… не способен отказаться от меня из-за такого пустяка… Я снова начала говорить уверенно о Его чувствах, но уже не удивлялась этому. Потому что, несмотря на гематомы, некоторые невусы, которые Он откровенно называл непривлекательными, Он с упоением целовал каждый участок моего тела. И даже когда я была больна, Он был так близок, что даже с уродством Нотр-Дамского горбуна, я бы почувствовала себя королевой Титанией. — Ты права, это ещё не всё, — спокойно продолжил Сиэль. — На грани сознания ты увидела меня, поскольку именно я знал, как правильно давать противоядие. Ты крепко вцепилась в мою руку, — с этими словами он поднял манжеты, обнажив на кисти тёмно-алый след пальцев, которые действительно походили на мои, — и начала выкрикивать моё имя. Его сильно задело это. Впрочем, ты не удивлена тому, что Алоис, как подобает ребёнку с психическими расстройствами, воспринимает всё на свой лад, так? — провокационно напомнил он, от чего моё сердце предательски сжалось. — Он грубо оттолкнул меня и начал трясти тебя за плечи, прося заметить Его. Но ты продолжала повторять моё имя. В конце концов это разозлило Его и о дал волю своему припадку, назвав тебя предательницей. Чувствуешь порез на щеке? Я с ошеломлением притронулась к зоне, которую пыталась не замечать. Щёку действительно жгло. И подушечки пальцев нащупали подозрительную шероховатость. Я не могла поверить в это. Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — Если бы Себастьян не остановил Его, возможно, на тебе бы не было сейчас лица, — заключил неутешительный консеквет Сиэль, посмотрев на меня, кажется, со смутным состраданием. На душе образовалась ледяная пороша. Мне было трудно поверить в происходящее, но всё свидетельствовало о том, что Сиэль говорил сермяжную правду. Мои чувства, вопреки ревмя, пытались противостоять его словам, но… это, видимо, было бессмысленно. Однажды мне уже доводилось сталкиваться с пожирающей пустотой, которую заполнила мнимая любовь Алоиса, но теперь… что будет со мной теперь? Кто и как заполнит такую колоссальную пустоту? Кто отменит чёрный апокалипсис в моём сердце? — Я ведь предупреждал тебя о том, что Он не изменится. Он создал в своей голове идеал, которому ты должна соответствовать, и любое отклонение от него будет сопровождено казнью. Для Него ты вещь, а не личность, — Сиэль подошёл ко мне, упавшей на колени, обезличенной и заплаканной, и присел рядом со мной, отринув графскую гордость. — Аида, ты рождена свободным человеком, а не игрушкой для битья Алоиса. И я докажу тебе это. Так как ты осталась без дома, будешь жить у меня в качестве служанки. С этими словами он протянул мне руку, предлагая переступить праг нового мира. Но я так отчаянно не хотела верить ему. Мне было так больно, что я не смогла ничего сделать, кроме как шумно всхлипнуть и каким-то образом оказаться в его объятиях. Находясь в руках чужого юноши, я всё равно преданно желала тепла Алоиса. Нет, моего любимого Джима, которого не испортит даже эта гнусная история. Я до последнего хотела верить в лучшее.