Бабочка под стеклом

— Аида, всё хорошо? — Да, я в полном порядке, — быстро буркнула я. Это был мой первый рабочий день, а в моей голове уже купались различные инвективы. — Уже занималась мытьём полов. — Н-ну, просто… Ты ведь ещё не привыкла к новому поместью, вот. Я бы могла помо… Мейлин, щебечущая кропотливой синицей, прервалась лишь из-за своего падения. Кажется, она споткнулась о свою ногу, точно сиволапая аплодонтия. После случившегося пассажа она осознала, что будет лишь мешаться мне, поэтому благоразумно удалилась, извинившись несколько раз. Пожалуй, такие цифры ещё не придумали. Я лишь закатила глаза и, пользуясь оказией, продолжила растирать глянцевитый пол. Мне претили её попытки подружиться. Она не замечает моё откровенное недовольство и пытается построить на нём фанзу, под которой мы скроемся от бедствий и впоследствии объединимся. Но я видела в её действиях лишь аляповатую игру фигурантки. Я не верила в искренность намерений дворняги, которая прислуживала лицедею — питомцы, как правило, схватывают привычки своего хозяина. Кроме того, для меня существовала лишь одна подруга, и все мои платонические мысли были посвящены ей. Я отчаянно сопротивлялась перспективе найти замену Ханне. За изобилием мыслей я не услышала приближающиеся ко мне шаги. Неудачно повернувшись, я случайно задела влажной тряпкой брюки своего нового господина. Я стала белой, словно масскуит. Что-то, приняв серпентную форму, скрутилось на моей шее. Я ощутила на загривке стылое дыхание смерти, утягивающее меня в кургузую амбу. И хоть я давно не получала телесные наказания, я не знала, что из себя представляет Сиэль, поэтому была раздавлена страхом. Я не смела поднять на него взгляд и лишь затравленно наблюдала за его неподвижной тенью над моим плюгавым телом. — Ждёшь от меня удар? — я услышала в его голосе мягкую иронию. Перед моим ликом появилась его субтильно-кукольная длань. Не выдержав, я удивлённо подняла глаза, встретившись с деликатной улыбкой, которая призвана покорить любую панну. — Увы, джентльмен не поднимет руку на даму. Я не хотела признаваться себе в этом, но данный жест, пусть и вынужденный, выбил из-под моей конструкции выдержки анкер, заставив меня смягчиться и покориться. Я ненавидела свою сирую натуру, которая отрекалась от здравомыслия, ристая с раскинутыми руками к тому, в чьих зеницах не было презрения. Не человек, а убогая собака; не личность, а жалкий люмпен, готовый продаться за один флорин. Мне всегда казалось, что женщинам проще жить, чем мужчинам. Но у противоположного пола хотя бы была гордость. Мы же от своей часто отнекивались, принося её в жертву любви, примитивному конкубинату и обманчиво-мимолётной нежности. Потому что мы, женщины, были сотканы из рафинада, и нам постоянно требовалось в чём-то растворяться — в этом был смысл нашего существования. — Господин, не Вы ли несколько месяцев назад чуть не ударили госпожу Элизабет за то, что она взяла без разрешения Ваше кольцо? — между нами появился насмешливый дворецкий, благодаря которому я отрезвлённо отняла свою дрожащую руку. Для меня насилие уже не было диковиной, поэтому я вполне спокойно приняла данную информацию. Однако Сиэль поспешил оградиться колкостью: — Ну, мой дворецкий не считается. Потому что он много болтает, словно женщина, — они обменялись ехидными ухмылками. Тогда я уже заинтересованно обратила внимание на их отношения — в них присутствовала взаимность. Клод же был безразличен к попыткам Алоиса совместно оживиться. Сиэль повернулся ко мне. — В любом случае, я не причиню тебе вред, как твой прошлый хозяин. Да, я сама часто напоминала себе об Алоисе. Но когда упоминание о Нём вылетало с уст Сиэля, я начинала нервничать, словно он осквернял сакральный алтарь. Себастьян, заметив моё смятение, предельно громко шепнул своему хозяину: — Господин, практика показывает, что дамам не нравится, когда потенциальные кавалеры напоминают им о бывших ухажёрах. — Замолчи, — слегка скрипнув зубами, сказал Сиэль. — Оставь нас наедине, — Михаэлис, поклонившись, покорно удалился. Я недоверчиво вздрогнула, когда мальчишка снова обратился ко мне. — Аида, ты умеешь играть в шахматы? — Не очень. — Тогда позволь научить, — вежливо предложил он, предлагая мне присесть за подготовленный стол. Я обвела локацию скептичным взглядом. Недоверие сковало меня рогозовой тканью, от которой всё зачесалось до кровоточащих борозд. — Я не закончила свои дела, — отстранённо отозвалась я, словно овдовевшая императрица, хранящаяся оммаж почившему супругу. — Займёшься ими позже. Это был приказ. И мне пришлось подчиниться ему. Я изумлённо подумала: «Неужели я настолько важна для него, что он будет пренебрегать законам аристократа?». Он объяснил мне правила игры и мы пустили первые пешки в ход. Я поняла, что моя жизнь похожа на шахматное поле, где был объявлен пат. И хоть со стороны казалось, что между нами непринуждённая атмосфера, я спрятала за фермуаром задатки положительных эмоций. — Вам не обязательно так унижаться, чтобы добиться желаемого от меня. С моих уст это звучало резко, словно каждое слово было заточенным ятаганом. Или маузером, чьи пули достигли цели. Ведь на лице Сиэля отразилось непонимание, имеющее послевкусие возмущения. На минуту я даже ощутила мрачное ликование от того, что низвергнула этого ферта с трона нарциссизма. — Унижаться? — он изящно приподнял брови, затем раздражённо изогнув их. — С каких пор естественное налаживание контакта является унижением? — С таких, что Вы делаете это не просто так, — безапиляционно заявила я, шумно шагнув ферзём, сбив его пешку. — Я не глупая. И, несмотря на Вашу помощь, я не собираюсь сотрудничать с Вами. Уж лучше быть одной, чем принадлежать кому-то, как мимолётная вещь. Я выглядела, как гордый хорунжий, но Сиэль, должно быть, видел во мне взрослого, который застрял в эскапизме. Ведь, по сути, я не принадлежала даже самой себе. Мне хотелось думать, что я свободна и имею право выбора, но на деле свобода была у меня лишь в фантасмагориях, куда я часто окуналась, чтобы спрятаться от оскорбляющей правдой реальности. Я не отрицала свои чувства к Алоису, но и не отрицала то, что Он мог внушить мне счастье в неволе с Ним. С подавленной психикой я привыкла чувствовать себя комфортно в Его компании, но часть моего ещё трудящегося разума мечтала о сладкой независимости. — Знаешь, человеческая природа устроена так, что мы во всём ищем выгоду, осознанно и неосознанно, — деловито начал Сиэль, когда его внутренний смех над моей наивной речью подошёл к концу. — Даже если мы захотим с кем-то искренне подружиться, нам с такой же искренностью захочется извлечь определённую пользу от этого человека. Но суть дружеской связи такова, что мы восполняемся взаимообменом, а не тут же расстаёмся, оставляя друга с пустыми руками. Я не отрицаю, что мне кое-что нужно от тебя. Но это не значит, что я не хотел бы сблизиться с тобой ради общения и взаимного доверия. Поэтому хочу задать тебе самый обычный вопрос: чем ты увлекаешься? Он спросил это так, словно между нами не было напряжённых взглядов и недопонимания. Его лицо снова сделалось дружелюбным, как у обычного экстравертного ребёнка, который пытался распространить цветень оптимизма и на меня. Да, он хорошо познал искусство элоквенции. Но я всё ещё не верила ему. Как солдат, который делает экзерциции для укрепления воли, я интенсивно оборонялась против его приторной улыбки. А затем я подумала о том, что это ни к чему меня не приведёт. Чего я добьюсь, скаля зубы? Молчание будет угнетать ещё больше, чем диалог, в котором можно отвлечься. Как говорится: «Держи врага ближе к себе». Чем больше я узнаю о Сиэле, тем сильнее возрастёт шанс найти его слабые стороны. Главное — не углубиться в раскрытие собственных тайн. — Мне нравится психология, философия и, пожалуй, чтение книг, — пользуясь приёмом расслабленной жертвы, ответила я. Сиэль тоже значительно расслабился, когда я подняла белый флажок, отказавшись от боя. — Вот как? — мне показалось, что он проявил аутентичное неравнодушие. — Интересно. В наше время редко встречаются дамы, которые интересуются подобными темами. — Ну, полагаю, в высшем обществе у девушек должны быть другие интересы, которые им навязывает этикет. На самом деле у аристократов не больше свободы, чем у простых людей. Все мы — рабы системы. Его очи скрупулёзно воззрились на меня. И смотрели они далеко не на заурядную внешность. Это тот взгляд-рентген, который проникает в саму суть, в подкорку мозга, пытаясь выведать подлинное досье на владельца. В сапфировом омуте этих глаз я впервые увидела искреннюю заинтересованность и своё человеческое отражение — не материальное, которое можно использовать в корыстных целях. Кажется, только сейчас он сумел разглядеть во мне личность, способную руководствоваться рационализмом. До этого, видимо, я была для него жалким гаером в услужении Алоиса. Но мне претил его скачок во мнении. Я хотела, чтобы во мне сразу увидели живое существо, обладающее чувствами. Хотя… могла ли я сама сейчас разглядеть в нём кого-то, кроме своего нового изувера? — С таким интеллектом негоже делать столь опрометчивый ход, — очередная беззлобная насмешливость на моё жертвоприношение ненужной пешкой. — С Вашим воспитанием невежливо делать замечания новичку, — к своему удивлению, смело парировала я сарказмом. Эфир между нами слегка покачнулся. Сиэль посмотрел на меня уже пытливо, словно я мета, которую ему необходимо прострелить. И вместе с тем он всё ещё был заинтересован мной, как достойным оппонентом, с которым увлекательно вести интеллектуальные дискуссии. — Ты всё ещё злишься или именно в моей компании чувствуешь себя так раскованно? — в его вопросе не было злости или упрека. Простое любопытство. — Честно? — я задумалась, почти сразу осознав, что не желаю импровизировать с ним. — И то, и другое. Беседа с ним для меня походила на неожиданный матрадур, но, кажется, своей непосредственностью у меня получалось попадать в нужный ритм. Сиэля совершенно не смутило моё признание. Более того, он снова безмятежно улыбнулся. Своей энергетикой он сильно отличался от Алоиса, поэтому с ним я чувствовала себя в безопасности. Почти. Я не позволяла бархатному синему свету его глаз закрашивать мои подозрения. — Хорошо, — удовлетворённо выдохнул он, делая свой ход. Очередная моя пешка уходит в сторону. Поле, объединяющее цвета бастра и камелопарда, почти пустое. — В моём мире слишком много лицемеров, поэтому я ценю честность. А твоя злость со временем пройдёт. Ты ведь понимаешь, что это довольно незрелая эмоция? Да, лишь незрелые люди не способны управлять собой. Но существуют и такие умельцы, которые могут обратить недостатки в достоинства. Злость ведёт к борьбе. Когда тебе есть за что бороться, будь то защита идеалов или любимого, ты становишься сильнее. Не всегда хладнокровие и чёткий план могут составить конкуренцию эмоциям, которые выходят из могущественного сердца — миниатюрного органа, которое поддерживает огромный организм. — Я понимаю, что иногда она бывает двигателем к прогрессу. В конце концов дети гораздо сильнее взрослых. — И чем же? — Тем, что у них есть надежда. Казалось, что мои слова попали в метрополию его потаённой боли. Вокруг Сиэля образовалась отстранённо-бездумная аура, напоминающая покрытие мги. Я ощутила резкий укол вины. Для него это больная тема? Даже если и так, я не должна беспокоиться о чувствах человека, который отравил меня. — В нынешнем мрачном социуме одной надежды недостаточно, — заключил прохладно он, поглотив последнюю фигуру на моём поле, которая ещё могла сопротивляться. — Я победил, — буднично объявил он, встав со своего места. Остановившись возле полки с фолиантами, Сиэль обратился ко мне: — Какие книги ты читаешь? — В последнее время часто читала сказки. — Сказки? — его брови скептично поднялись, в тоне снова проскальзнула лёгкая насмешка. — Я предполагал, что человека с такими интересами развлекает нуар. Впрочем, у меня тут залежалась одна, — он протянул мне белоснежную книгу, на которой был изображён здлатокудрый мальчик, унесённый сизыми птицами. — Можешь почитать на досуге. — Разве можно? — удивлённо поинтересовалась я. — Да, я ведь дал разрешение, — пожал плечами Сиэль. — Полагаю, Алоис не позволял тебе такую роскошь? Теперь в кут впала и я. Очередное напоминание об Алоисе накрыло тленовой плёнкой, под которой было трудно дышать. Кумпол разрывался от боли. Сиэль помрачнел, видимо, ощутив за собой вину, но ему было не под силу принести мне подходящие извинения. Я снова сравнила его с Алоисом, подумав, что в этом плане мой возлюбленный, несмотря на инфантильный склад ума, обладал взрослыми чувствами: Ему было не сложно в чём-то признаваться, Его сердце было открытым и прямолинейным, а грудь Сиэля была почему-то зашита, чтобы глупый орган не вырывался наружу. Я задумчиво провела пальцами по обложке книги, где было написано крупными литерами: «Маленький Принц». — А Вы сами совсем не читали её? — К сожалению, я вырос из сказок, — безрадостно ухмыльнулся он. — Но со скуки прочитал несколько глав. В целом непримечательное для меня произведение, однако там была одна интересная мысль про капризный цветок, за которым ухаживал Принц, пока ему не надоело его небрежное отношение. И он ушёл от цветка. Ему стало легче. Ничего не находишь? — он внимательно посмотрел на меня. Я снова померкла на минуту. Осознав свою ошибку, Сиэль перевёл тему: — Сегодня приберись в своей комнате и можешь быть свободна. — Серьёзно? — недоверчиво спросила я. Мне казалось, что он сказал это для того, чтобы я начала снисходительно относиться к нему. — Видишь ли, я не успел составить график слуг. Завтра будет больше работы. Снова улыбка. Очаровательная, свеянная ангелами, улыбка. Смущение и непонимание составили дискомфортное дуо в моей душе. Если это всё для того, чтобы расположить меня, долго ли он будет растягивать эти моменты в убыток себе? И всё же, он мог выбить из меня выгоду силой, угрозами или манипуляциями, но он выбрал щадящий метод — я была благодарна ему за это. — Господин Сиэль, — я не знала, что со мной случилось, но мне стало вдруг любопытно. — А чем увлекаетесь Вы, кроме шахмат? — Мне нравится наблюдать за людьми, — просто ответил он. — За тем, как далеко они зайдут ради своей цели. Оставив флёр загадочности, граф удалился. А я зачем-то усердно смаковала латентный тон в его голосе, отдающий затхлым разочарованием в житие. Что же, раз он связался с демоном в своём возрасте, значит, с ним тоже произошла трагедия. Но чья была страшнее? Впрочем, каждый человек по-своему переживает горе: одни видят пустяк в потере определённых людей, другие теряют смысл жизни; для кого-то поломка вещи приносит облегчения, а третьи со слезами на глазах лепят всё по черепкам. Возможно, мои метания окажутся ничтожной песчинкой по сравнению с его личной трагедией. И, если честно, мне захотелось узнать, что же скрывается за сапфировым омутом его глаз. Я хочу узнать, оправданно ли существуют его внутренние монстры, которые вредят окружающим. Но я боялась увлечься этой погоней, потеряв своё предназначение. Поэтому, прижав к себе книгу, поспешила скрыться в своей новой комнате, чтобы привести мысли в порядок. Но мой слух привлекли посторонние крики с кухни. Я замерла возле арки, прислушиваясь к кляузам прислуги. — Серьёзно?! — это закричал повар, чьё имя я ещё не запомнила. Но его волчий взгляд мне не забыть. По всей видимости, троица подслушивала наш разговор. — Почему ей дали так мало работы? Она что, из хрусталя сделана, поэтому развалится от перебора? — Просто Аида только что прибыла к нам, поэтому господин из доброты позволил ей сначала приспособиться, — вступился за меня садовник Финни, совсем ещё невинное дитя, которое по странным стечениям обстоятельств попало к тёмным рукам Сиэля. — Я тоже пришёл сюда неподготовленным, но меня почему-то сразу поставили возле плиты. — Где Мистер Себастьян убирал после тебя пепел от этой же плиты, — со смешком напомнила Мейлин. — Это было давно и неправда, по молодости и глупости. — Ты, кажется, любишь повторять ошибки молодости. — Хватит уже обо мне! Разве вас не возмущает ситуация в нашем поместье? Почему у этой девчонки, которая прислуживала нашему врагу, столько привилегий? Я вот ей совсем не доверяю! — А я доверяю. Более того, Аида выглядит очень печальной. Мы должны помочь ей в адаптации! — с энтузиазмом почти что пропел Финни. — А я думаю, что она притворяется, чтобы мы все жалели её. Что думаешь, Мейлин? — Нууу… Меня, конечно, тоже немного смущает, что наш строгий господин так добр с Аидой. Но это, наверное, для того, чтобы она быстрее привыкла к новому поместью. Разве вы не слышали, что ей приходилось переживать у графа Транси? Дальше я уже не слушала их разговор. Моему спокойствию сделали кюретаж, и я снова впала в глубокую меланхолию. Да что они могут знать о Нём?! Он изменился! Начал меняться… А потом в моей жизни появился Сиэль и всё перевернулось к чёртовой матери. В последний момент я услышала из уст Мейлин о том, что она рада тому, что я теперь в безопасности и что у неё, возможно, появится первая подруга. Я мстительно подумала: «Не мечтай» и торопливо спряталась за дверью своей комнаты, где, прижавшись к ней спиной, чтобы никто не открыл, начала шумно рыдать. Прикоснувшись к уже зажившему порезу на ланите, я задумалась о том, что Алоис либо не смог бы навредить мне, либо вонзил бы оружие как можно глубже, чтобы я раскаялась.