Бабочка под стеклом

Мне казалось, что я попала в надреалистичный вакуум, из которого не было выхода. Даже малейшей бреши для подачи воздуха. Внутренняя крамола разрывала на части. Я держалась за влажную голову, чувствуя, как она горячеет без солнцепёка. Не могу поверить. Ложь — моё естественное обиталище, мой приют, а лгуны — распространённые таксоны, которые инфицировали меня своей прогрессирующей болезнью. Или… вся эта эпидемия началась с меня, когда я всего лишь пыталась выжить? — Ты могла убить меня! — взревела я, ощутив, как самые светлые чувства к ней упали Сизифовым камнем; я отчаянно, храня ценные воспоминания, пыталась возвести его обратно на вершину, но он безрезультатно оказывался на низине, где дотлевали на выжженной почве чувств некогда приятные отголоски. Ханна пристыженно опустила голову, словно готовясь к декапитации. Я будто переживала ионтофорез; непрерывный ток пульсировал в нервах, заставляя конечности трястись. Я поняла, что некоторые воспоминания тянут на дно. Сколько бы от них ни скапливалось марципана на губах, в прошлом нет будущего, а настоящее застывает в сахарной льдине, замораживая светлый разум. «Отпусти», — требовал строгий рассудок. «Удержи!», — эмоционально молило глупое сердце. — Это был единственный выход, чтобы спасти всех, — продолжила печально Ханна. — Себастьян обещал сохранить жизнь господина в обмен на мою услугу. И твою тоже после окончания договора. — И ты поверила ему? — изогнув бровь, поинтересовалась я с ироничным смешком. — Демоны чувствуют ложь с такой же остротой, с которой коты предчувствуют наступление марта. И он не лгал. — Но лгала ты. Слова слетели, как лязг гильтионирования. Миндаль кожи Ханны побледнел едва ли не до сентябрьского клёна. Но я смотрела на неё без жалости, стилизуя её, когда она передавала яд Сиэлю. Если бы она только предупредила меня, а не плела интриги за моей спиной, страшась реакции, я бы… подсобила ей. Потому что к алтарю любви всегда нужно приносить в жертву собственное сердце. Я бы позволила ему остановиться от отравления, чтобы взамен продлить биение Алоиса. Ханна должна была знать о моих намерениях. Но ей было проще заплести паутину Ришельё. Ну да, конечно, теперь она стала изоморфной своей демонической природе. — Ну и зачем ты тогда пришла сюда? — грубо спросила я. — Предчувствовала опасность, — спокойно призналась она. — И не зря. — Да, она сидит прямо передо мной, — парировала я, надменно вздёрнув голову. Я не понимала, откуда во мне столько дерзости в компании демона, который доказал, что его мягкая оболочка может сгнить, подобно кожуре. Злость кипела столь сильно, что я выключила тумблер с самосохранением, всецело отдавшись мимолётным порывам. Я с трепетом копила драгоценные воспоминания, а теперь, наступая на их червонное золото, с жаром коллекционировала ненависть. — Аида, я не враг тебе, — Ханна насупила в напряжении брови, на что я ощутила ещё больший прилив гнева; мне хотелось, чтобы она сгорала в горниле вины за содеянное. — Разве друзья отравляют? — мои брови снова приподнялись в сардоническом жесте. — Кажется, я пропустила развитие современной дружбы. Очередной взгляд ликтора, за спиной которого угрожающе нависали фасции, перед чьим величием Ханне пришлось приструнить свой норов; она снова стыдливо опустила голову, в привычной манере сковав руки в замок возле чресел. Я пыталась всеми силами подавить жалость. Нельзя проявлять её к тому, кто держит за спиной вострый нож. — Из-за твоих махинаций Алоис возненавидел меня, — во мне говорила обида, сжимаемая мною в кулаках. — Почему нельзя было всё объяснить? Зачем создавать интриги? Впрочем, такова ведь твоя природа, всё в порядке вещей, — горько усмехнулась я, кривя губы. — Ты ведь знаешь, что наш господин… слишком хрупок, чтобы принимать столь ошеломляющую правду. Его душа, которая танцует в огне и не обжигается, могла бы погаснуть от подобного ушата воды, — подбирая мягкое пояснение, неловко прокомментировала Ханна. — Я бы объяснила Ему! — закричала истерично я, указывая ладонью на саму себя, словно пытаясь содрать густую пелену с её глаз. — Ты ведь знаешь, как мы сблизились в последнее время. Я даже узнала Его настоящее имя. Джим… — протянула я, поддавшись порыву воспоминаний, когда Он озвучил его. Слёзы непроизвольно скопились в глазах, рука прилегла к страдающему сердцу, взгляд задумчиво возвёлся к небу. — Такое красивое… Внутренний люнет дал сбой, заставив меня неожиданно разрыдаться. Психика не выдержала давление — слишком много препятствий выпало на её долю. Я закрыла опухшее лицо, обмакнутое в багрянец, чтобы не перебивать мирный ритм природы бесполезными всхлипами. Лишь в ней всё было гармоничным в рассвете лета: птицы свивали гнёзда, обмениваясь любовными кантиленами, цветы великодушно благоухали, травинки шелестели умиротворением. И только я образовала возле себя круг, состоящий из праха надежды и лепестков паучьего лилиума, нарушая идиллистический пейзаж. К сожалению, чёрный цвет, доминирующий в моей жизни, может закрасить любой оттенок. Я устала от лжи, предательств и бренных минут, что я проводила без Алоиса. Реальность спрессовывала меня. Тело превратилось в сито, что пропускало через себя только боль. Внезапно я услышала приближающиеся шаги Ханны. Забыв о своём трауре, я начала поспешно отступать, не желая находиться рядом с ней. Ныне близость с Анафелоуз порождала импульсы отвращения. Однако, прежде чем я успела завопить «Не трогай меня!», она заключила меня в свои объятия. На мои плечи начали постепенно спускаться капли её слёз. «Демоны умеют рыдать?», — ошеломлённо пронеслось в моей голове. «Нет-нет! Она же сказала, что демоны постоянно лгут. Они притворяются людьми, а значит, их слёзы — тоже актёрская игра, которая избавляет от сомнений. Я не должна верить ей! Больше не должна…», — хладнокровно твердила я себе. Но при этом, хоть Ханна и не прилагала никаких усилий, я не могла по собственной воли вырваться из тёмного кольца её рук. Капли, падающие на рамена, будто растопляли ледовый панцирь на сердце. Мне было противно от самой себя. Я хотела избавиться от амбивалентных чувств, но весь мой организм обмяк от обманчиво-провокационной ласки. Ненависть к Ханне уже не так агонизировала меня. Разве только к себе. — Аида, мне жаль, что всё так получилось, — начала, всхлипывая, демонесса, крепче прижимая меня к себе. Моё сердце будто раскололось, покрывшись сеткой страданий. «Не поддавайся», — просила я саму себя, но боль впивалась в каждую клетку, прорастая там корнями. — Больше всего на свете я желаю вам с господином счастья. И меньше всего я хочу быть причиной вашего раздора. Я позволила себе самонадеянно подумать о том, что в моих силах будет уберечь вас от опасности. Но… я просчиталась, — горько вздохнула она. Демонические слёзы перестали обрушиваться на меня градом. Ханна взяла себя в руки, её голос стал ровным, а я продолжала плавиться в изумлении и антиезах. — Я знаю только одно: тебе нужно завоевать доверие Сиэля Фантомхайва. Он — твой главный козырь и главный ключ к сундуку надёжности. Я пришла сюда не только для того, чтобы спасти тебя. Я хотела ещё раз настроить тебя на то, чтобы ты убрала строптивость. В тяжёлых ситуациях враги становятся самыми близкими союзниками. У меня есть только одно условие, — она неожиданно отстранила меня, уперевшись руками в мои плечи. Её прямой взгляд насквозь пронизывал замеревшую меня. — Ни за что не забывай нашего господина. Я не понимала, что она подразумевает под этим, ведь мои чувства были словно актиностелой, что поддерживала жизнь растений. Он был моей флоэмой, которая защищала от внешних и внутренних тревог, моей константой, причиной моего онтогенеза. Как я могу забыть краеугольный камень, без которого рухнет мой фундамент? Даже если мне очень хотелось после Его несправедливого отвержения… После этих слов Ханна высоко подпрыгнула, словно летучая белка, и исчезла в кронах деревьев. Она оставила во мне послевкусие недосказанностей и смуты, и я чувствовала себя чёртовым ипохондриком, который рвал себе нервную систему сомнениями. — Ты в порядке? Я обернулась, увидев Сиэля и Себастьяна, с чьей одежды стекала влага. Видимо, чтобы быстрее добраться до меня, он нырнул под воду, чтобы ускорять лодку. Не удивительно, что Сиэль, будучи чистоплюеем и белоручкой, отказался от самого эффективного метода догнать Ханну — самый короткий путь обычно ужасно тернист. Это для того, чтобы человек ни на минуту не поверил в то, что всего можно добиться по щелчку пальцев. — А… да, — рассеянно ответила я, прекрасно зная, что он спросил это лишь из учтивости. — Себастьян, где та демоница? — Её след уже простыл. Сиэль злобливо скривился от этой новости. Ему очевидно претила Ханна. Но… сейчас я вполне могла разделить его чувства к ней. Поселив во мне мириады сумятиц, она оставила противоречащий осадок в моёп отношении к ней. Наверное, я даже испытала почти невесомое облегчение после её исчезновения. — Зачем она пришла сюда? — подозрительно нахмурившись, спросил Сиэль. — Хотела… спасти меня из лап того человека, — оправдалась я, поспешив перевести тягостную тему. — Вы знаете, кто это? — Эта задача теперь лежит на нас, так что пусть сбавит уровень высокомерия, — небрежно фыркнул Сиэль. — А что касается того человека… Твоя сохранность была важнее. — То есть…? — я непонимающе уставилась на графа. — Мы отложили это дело, — невозмутимо признался Сиэль, от чего я почувствовала возмущённый укол. — Я не знал, что на уме у этой прихвостни Транси, поэтому приказал Себастьяну догнать её. Виконт уже попадался на тёмных делах, поэтому его будет несложно связать с законом. Не факт, что это подействует в связи с процветающей коррупцией, но мы точно узнаем, что это был за человек с ним. — Похоже, он хорошо знает Вас… — задумчиво заметила я. — Поэтому мы обязаны узнать, что это за пёс, — мрачно отчеканил Сиэль, через несколько секунд обратив на меня притянуто укоризненный взор. — А ты, по всей видимости, рождена быть приманкой. Я с вызовом посмотрела на мальчишку. Да, он был прав, но его слова пробудили во мне сенестопатию. Зачем лишний раз напоминать мне о моём прискорбном положении, вспарывая регенирирующую рану? Из рубца всегда сочится больше крови. И не всегда её можно остановить, только приложив палец к сгустку. Иногда требуется покровительство Бога Асклепия. — Это лишь из-за того, что ты связана с двумя семьями, которые хорошо известны в тёмных кругах Лондона. Особенно им известен я, — констатировал мне очевидный факт Сиэль. — Мне жаль, что пришлось втянуть тебя в это. — Вам не жаль, — холодно поправила я. Потому что мне надоела ложь. Наши взгляды скрестились шпагами, брызнув снопом искр. Сиэля напрягал мой проснувшийся норов, поэтому он пытался найти на него чембур. — Каждый в этом мире ищет для себя выгоду, не думая о судьбах других. С этим ничего не поделаешь. Любой человек пытается жить только для себя, — пожал он плечами. — Но, как я уже говорил, я предлагаю тебе ответную выгоду. Под моим крылом ты хотя бы будешь в безопасности. Так что советую вернуться обратно в поместье. «Да, конечно… Вы ведь, как и Ханна, отняли у меня настоящий дом, который я нашла в объятиях Алоиса. Если стану независимой — меня тут же убьют Ваши недоброжелатели. Что я могу сделать в этой ситуации? Я всего лишь пешка, которой управляют чужие руки, испачканные в крови и лжи», — горечно рассуждала я, сжимая кулаки. — А у меня есть выбор? — я направила лезвийный взгляд на него. — Вот и договорились, — сыто ухмыльнулся Сиэль. Его мимика вызвала у меня отторжение. Но… я никогда не смогу рассечь её. Поэтому мне пришлось просто смотреть на неё. С обидой, ненавистью и презрением. Пока нас не окружили люди в чёрных альмавивах. — Похоже, Виконт Друитт всё-таки благоразумно позаботился об охране, — сказал Себастьян, прежде чем меня настигли запоздалые страх и вопросы, когда они вытащили из широких карманов оружия.