Бабочка под стеклом

— Боишься? Глубокие сапфиры в огранке проницательности изучающе оглядывали мой лик, обтянутый корпораловым полотном. Перед тем, как сесть в карету и рассматривать стремительно проносящиеся пейзажи, я не понимала, насколько серьёзным станет для меня это задание. Ныне я мысленно обтирала сударием пот с лица и остервенело сжимала кулаки, чувствуя себя стеснённой в этом цветастом кимоно. Уже стемнело, но в сумерках отчётливо переливались узоры на ткани, пульсирующие пугающим оттенком илитона. — Да, боюсь. Не было смысла скрывать свой естественный страх. Однако на фоне невозмутимого Сиэля он казался мещанским клеймом, на который презрительно взирали представители пэрства. Почему мне, рождённой чернедью, захотелось в один миг стать выше? Потому что мне не хотелось, чтобы он осуждал меня за эти глупые эмоции. — Страх — неотделимая часть человека, когда его провожают в неизвестность, — словно прочитав мои мысли, успокоил он меня своей снисходительностью. — Ему страшно идти одному, поэтому он берёт себе спутника. И пусть он вызывает смесь неуютных ощущений, в дальнейшем его можно приручить привыканием. Понимаешь? Я механически кивнула, чтобы отбросить его тень сомнений, но сама оставалась в своём бездонном вакууме отрицательных мыслей. Душное пространство давило на меня со всех сторон, инфецируя безысходностью и каталепсией. В очередной раз я посмотрела на невозмутимого Сиэля, который больше не вызывал злорадное желание задеть его бравадой. Я видела в нём юного тамплиера, который с благородством нёс свой бренный крест во имя Соломона, и это пробуждало весь спектр восхищения. — Давно Вы выполняете подобные поручения? — осторожно спросила я, пытаясь отвлечься беседой. Однако именно в этот патетичный момент мне стало искренне любопытно, когда к нему пришли эти силы. — С одиннадцати лет, как занял пост графа. Я едва ли не поперхнулась. В горле вырос исполинский ком, который я пыталась несколько раз проглотить. Но он бесконечно рос, точно представитель альгофлоры, чтобы впутать меня в свои скользкие и ледяные тиски. Сиэль был миниатюрным, словно куколка-пудреница, но в моих глазах он значительно возвысился, заняв пьедестал если не героя, то его эпигона. — И Вам не бывает страшно? — сглотнув, робко спросила я. Глупый, ужасно глупый вопрос. Я не знала, чем руководствовалась, когда задала его. Но Сиэль взглянул на меня без сени порицания. — Страх — большая роскошь для меня, — на бескровных устах появился росчерк печальной ухмылки, которая имела привкус ржавчины. — Тьма поглощает все эмоции без остатка, чтобы было проще передвигаться по её вязкой тропе. Он ещё юн, но уже рассуждает, как взрослый. Более того, он превзошёл их миллениум, оказавшись кем-то большим. Когда он был таким, за ним хотелось следовать, и чувствовалось, что его крохотный плащ укроет от всех бед. И вместе с тем для него хотелось стать второй эгидой, которая закроет от пуль и шпаг, стоит первой защите проломиться под массивным гнётом. Странное скопление эмоций не давало спокойно думать и дышать, пока я не поддалась срамному порыву: — Могу ли я взять Вас за руку? Сиэль резко повернулся ко мне. Наши взгляды, изумлённый и смущённый, встретились в одно время, и эпилогом их встречи стало поспешное отстранение, абстрагирование от отклика. Но через некоторое время он спокойно уточнил: — Зачем? Будничный вопрос, который вызвал у меня буйный приток волнения. Я и сама не знала, для чего требую от него невозможного после всех тех колкостей, которые бросала ему моя неотмщённая душа. — Знаю, что очерню Вас своим прикосновением, но… У меня нет оправданий, к чёрту их, — вспылила я, поняв, что эти реверансы ни к чему. — Мне надоело лгать и придумывать себе алиби. Сейчас я честно скажу, что человеческие соприкосновения порождают чувство защищённости, и мне они как никогда необходимы. Такой рациональный человек, как Вы, должно быть, не поймёт мой низменный порыв, но… я просто хотела рискнуть. Какое-то время он пристально разглядывал меня исследующим взором, будто я была адвентивной для него. А затем взгляд смягчился, стал каким-то отеческим, покровительственным, словно ему пришлось оказать услугу несмышлённому ребёнку с умением искренне благодарить и запоминать доброту. — Не пойму, — с дразнящей полуулыбкой подтвердил он, добавив: — Но разрешу. С этими словами, почти не глядя на меня в смущении, он отзывчиво протянул ко мне раскрытую ладонь. Я несмело вложила руку в его владения. Он находился в перчатках, поэтому я не сильно тревожилась о том, что могу запятнать его своими лакейскими следами. Вместо этого я ощутила себя в Вифлеемских яслях. Страх покорно расступился перед этим человеком, который передал мне свою строптивую энергию. — Значит, тьма поглощает не все эмоции, — сделала вывод я, улыбнувшись своим светозарным мыслям. — Или Вы ещё сопротивляетесь. Похоже, своим замечанием я пошатнула сотканный идиллией мир, поскольку Сиэль неловко отдёрнул руку. Я заметно расстроилась, ощутив внутреннюю пустоту. Однако и этих секунд соприкосновения было достаточно для того, чтобы я впала в сладостное забвение. — Ты часто говоришь неуместные вещи, — фыркнул он. — Похоже на болезнь. — Люди лечатся людьми, — пожала я плечами, всмотревшись в его серьёзные черты лица, которые всё ещё делали его свежим и прекрасным, как юношу Нарцисса — Поэтому я верю в то, что мне однажды передастся Ваше хладнокровие. — Было бы неплохо, — одобрительно улыбнулся он. — Ты должна понимать, что рациональность является залогом успеха во многих свершениях. — Поможете мне с этим? — Леди будет невежливо отказать. Даже если у неё слишком болтливый язык, — усмехнулся он, на что я тоже отозвалась улыбкой. Я вспоминала этот яркий момент, его редкостную улыбку, от которой вибрировало тело, и танцевала со всей душой, без лишнего стеснения. Я отринула косность, поддаваясь эхокинезу — повторяла плавные движения за Сиэлем. Форганг поднят, маски сброшены, искушение активировано, терпение на вершине цепочки действий. Мы сливались воедино под медленный ритм, как изящная вода, и расплёскивали вокруг себя соблазнительную энергию. Барон, наблюдавший за нами, восторженно поглощал нас взглядами. Мы так вжились в роль с Сиэлем, что я не чувствовала в нём отвращение, а в себе — скованность на дешёвой сцене, где могли бы торговать настоящими куртизанками. Последний акт, где мы, лишившись стыда, прижимаемся к друг другу, отбрасывая веера. Действо говорит о том, что мы отказались от непорочных традиций гейко, отдавшись клеймящей страсти. Аксессуары с шумом падают на хлипкий деревянный пол, и выступление заканчивается хлопком наших соединённых дланей. Лбы прижаты к друг другу, взгляды спаяны, дыхание горячит кровь в унисон. Держимся до тех пор, пока барон не требует бенефиса. Мы, взмокшие и раскрасневшиеся, отрываемся, унимая дикое сердцебиение. — Кажется, у нас получилось? — шёпотом спросила я, тяжело дыша. — Надеюсь, это было моё последнее выступление здесь, — раздражённо буркнул мальчишка, от чего мне, вопреки напряжённой атмосфере, захотелось хихикнуть. Мы находились в каком-то затхлом помещении, которое напоминало мрачный мавзолей. Мужчина, который наблюдал за нашим танцем, не казался монстром: статный, с аккуратной бородой, одетый в патриционный наряд, он излучал благородство и щедрость. Но внешность обманчива, я помнила рассказы Сиэля о нём. За красочной обложкой всегда могут притаиться зловещие строки, между которыми застрянет твой покой, и мрачные фронтисписы, пронизывающие взглядом чтеца. Перед нами встал разодетый, словно павлин, Лау, заменивший скудные бутафории. — Райские колибри, обученные особому искусству, чтобы соблазнить Вас, барон Беррингтон, — указывая на нас, торжественно промолвил он. — Неправда ли они чудо? — Потрясающе! — наконец-то заговорил мужчина. Голос его был нежным, почти что ангельским. — Такие изящные движения, такие невинные лица… Сколько им лет? — Они в самом расцвете для того, чтобы вознести Вас на небеса. На минуту, зардевшись от заявления Лау, я повернулась к Сиэлю. На его утончённом лице отпечаталась мысль: «В самом прямом значении этого слова, дорогой барон». Мимолётно на его губах, которые будто впитали краску кветеньской розы, заиграла мстительная ухмылка. В этом женственной облике вкупе со злобной гримасой он олицетворил демоницу Барбелу, бывшую до грехопадения самым дивным ангелом. — Звучит заманчиво, — шоколадные глаза барона одобрительно сверкнули, оценивающе пройдясь по нашим фигурам. Он без раздумий указал пальцем на меня. — Хочу её. «Что?!», — этот звенящий вопрос, должно быть, всплыл во всех макушках соучастников данной махинации, поскольку растерялся даже Лау. Мне обещали нетронутость, роль жалкой декорации на фоне основных событий. Именно по этому я, собирая осколки разрушенной иллюзии безопасности, посмотрела на Сиэля с автоматическими обвинениями. Моя плоть адски дрожала. И озноб усилился от того, что он взглянул на меня с тем же недоумением. Вся моя жизнь разом была закрашена серым флейцем. — Только одну? — рассеянно уточнил азиат. — О, не сочтите меня грубияном без вкуса, — барон миролюбиво поднял руки, алчно разглядывая Сиэля. — От второй тоже глаз не отвести, но… видите ли, финансы сейчас не позволяют такую роскошь. «Финансы? О чём он говорит? Это похоже на неправдоподобное оправдание. Может, с учётом того, что Сиэль известная пешка на тёмной доске Лондона, его планы разгадали и решили применить их против него?», — панически думала я, чувствуя, как сердце истлевает где-то в районе гортани. — Для такого человека, как Вы, я могу предоставить особую скидку, — в этот раз взяв себя в руки, с артистизмом, как истинный трейдер, предложил Лау. — Вы слишком добры ко мне, — оживившись, ответил барон, но в его голосе всё ещё сквозили сомнения. С каждой секундой я теряла надежду на лучшее, проваливаясь в бездну отчаяния. — Всё для Вашего удовольствия, — проворковал азиат, настойчиво склоняя клиента на свою сторону. — Однако мне неловко, поэтому вынужден отказаться, — неловко прокомментировал барон. — Прошу Вас, не уговаривайте меня, иначе моё сердце разорвётся. Я и без всех этих любезностей понял, что Вы — находка. И я буду счастлив и дальше сотрудничать с Вами. В будущем Вы ведь сможете предоставить мне таких же неземных красавиц? Какое-то время, судя по взгляду Лау, он сопротивлялся затее Беррингтона. Но, кажется, сохранив ещё один козырь, он успокоился, покорно подозвав меня ближе к барону. Кардио забилось с утроенной скоростью уже в пятах. Глотая сотню комков, я подступилась к мужчине, который смотрел на меня без похоти, но с интересом, словно я была диковинной зверушкой. Следом за мной внезапно подошёл Сиэль, впившись в мой локоть хваткой тоскующего по земному мертвеца. — П-пожалуйста, возьмите и меня тоже! — взмолился он тоненьким, точно девичьим голоском, в котором сквозила мольба всего живого и неживого. Огромные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, быстро хлопали, вызывая и жалость, и мимолётную зачарованность этим невинным цветком, распустившимся во вьюге. — Моя старшая сестра… Я не хочу оставлять её! Она обещала мне, что мы всегда будем вместе… — Ох, так они сёстры? — барон удивлённо приподнял брови, сострадательно оглядывая профессиональную актрису, за париком которой наверняка пряталась ехидная улыбка. Он был уверен в своём успехе. И я, сама ставшая жертвой его игры, поверила в нашу удачу. — Да, господин Беррингтон, — подтвердил Лау, с театральным вздохом покачав графитовой головой. — И мне бы не очень хотелось разлучать таких преданных друг другу нимф. Я был уверен, что Вы возьмёте двух сразу, поэтому уже пообещал им неразлучность. Вот почему я готов сделать Вам такую большую скидку. Признаюсь честно, они мои любимицы. Особенно младшая сестричка, у которой большой потенциал. Вы только взгляните в её глаза — это синие бриллианты! Барон внимательно вслушивался в оды азиата, а Сиэль, переминаясь, пускал на мужчину покорённые взоры. В конце концов, когда Беррингтон присел на колени возле него, я облегчённо вздохнула. Несмотря на невинный образ херувима, маленький граф был подлинной реинкарнацией дьявола. Не чувствовал ли Себастьян себя ущимлённым на фоне человека, который приручил стихию демонического подчинения? — Тебе будет совсем тяжело без сестры, верно? — заботливо поинтересовался мужчины, поглаживая по ланите вздрогнувшего Сиэля. Он, должно быть, мысленно уже тысячу раз плюнул в лицо барону. Но вслух, одарив его трепетной улыбкой, высеченной Элизиумом, сказал с демонстративным заиканием: — Д-да, господин… Не представляю, что я буду делать без сестры… И Вы… Вы кажетесь м-мне… очень приятным. Барон польщённо расхохотался, ласково теребя иссиня-чёрные пряди Сиэля. Затем резко отстранился, сделавшись холодным и непоколебимым. — К сожалению, всем нам приходится взрослеть. И я надеюсь, что в следующий раз, когда мы встретимся, я сумею узреть расцвет твоей зрелости, малютка, — с этими словами он обернулся к безэмоциональному Лау, сказав в такт с моим треснувшим сердцем: — Это моё окончательное решение. А теперь, если вы не против, мы удалимся с этим чудесным цветком, — его хищнечиский взгляд направился на трясущуюся и побледневшую меня. Липкий и ледяной ужас насильно овладел мною. Меня вели за руку в неизвестность, а я оборачивалась, говоря взглядом провожающему Сиэлю: «Вы ведь обещали, что всё пойдёт по плану». Он смотрел на меня с безысходностью, не в силах изменить сюжет, а я смотрела на него, как на злостного предателя.