* * *
Сознание прояснилось после такого далеко не сразу. Пожалуй, это было именно сознание, раз позволяло ей чётко осознавать себя и собственные ощущения. Возможно, это было как раз тем единственным, что действительно осталось от неё. И первое, что появилось в этой вязкой черноте, что до сих пор окружала бывшую (?) Куклу, — чёткий размеренный стук... Её собственного сердца. Затем, очерчивая границы тела, всё залила тихая пульсирующая боль. Собственно это было и не удивительно: боль шла рядом с ней вот уже целую вечность. Больше пока ничего было невозможно разобрать из-за шума крови. Но одно Хитоми понимала теперь совершенно отчётливо — каким-то образом она всё ещё была жива. И в общем-то всё ещё в собственном теле. По крайней мере ничего к её прежней физиологии не относящегося она не ощущала. Не марионетка, значит... Как итог напрашивался вывод о том, что что-то в плане Господина пошло не так. Совершенно. По краю сознания даже мелькнуло крамольное воспоминание о транспортировке в свитке. Однако прошлые ощущения в корне отличались от нынешних. Да и попутать с чем-то новый препарат было бы сложно. Слишком уж характерный был у него цвет. Следовательно... Одному Шинигами было ведомо, что же приключилось после того, как Мизуки приняла порцию яда. Да и... Питать столь глупые надежды было совершенно неприемлимо. Продолжать лежать... А вот это, кстати, была крайне занимательная мысль. Как такового, ощущения пространства у Хитоми не наблюдалось. Но отчего-то ей упорно казалось, что она именно лежит. По крайней мере, этот вариант был наиболее логичен для выпрямленного состояния её амёбообразного, как его метафорически определяла она для себя самой, тела. Впрочем, амёбы могли хотя бы двигаться. А вот она... Как ни старалась, ничего сделать не могла. Видимо, повреждения были весьма и весьма значительными, если единственное, что получалось, — это хаотически подёргивать и чуть сжимать пальцы. Чего, естественно, было слишком мало для передвижения. И не только... И всё же что с ней произошло? Насколько иллюзорно было то ощущение падения? К собственному разочарованию, определить конкретно, что и насколько сломано, Мизуки практически не могла. До определённого момента. Видимо, её тело медленно, но верно отходило от... От того, что с ней произошло. Наверное, так было точнее, ведь сказать что именно приключилось, было абсолютно невозможно. Однако в то, что целы позвоночник, рёбра и череп, Хитоми практически уверовала, когда удалось совершить более резкое движение каждой из конечностей. Значит, вариант с падением всё же отменялся. Сколько прошло времени с тех пор, как она вынырнула из полной темноты, было невозможно определить. Тело, конечно, ощущалось с каждым разом всё отчётливей, но в плане подвижности всё так и осталось на уровне лёгких подёргиваний. Что ж, наверное, не стоило ждать чего-то большего, учитывая, что именно ей довелось выпить. Исследования Господина она видела разве что мельком, но и этого хватало для осознания всей монструозности золотистого яда. Так что радоваться стоило каждой мелочи. Например тому, что дыхание было достаточно ровным и чистым. И даже не причиняло особого дискомфорта. Даже надоедливая боль была связана явно не с жизненно важными органами. А вот когда её попытку пошевелиться прервало тёплое прикосновение, Хитоми порядком напряглась. Если она всё правильно поняла — её кисть кто-то взял в свои тёплые небольшие ладони. А это, в свою очередь, означало, что пределы комнаты Господина она всё-таки покинула. И рядом явно находился кто-то живой. Вот только доверия к этому кому-то у бывшей Куклы совершенно не было. Далеко не факт, что за всё то время, что она была практически трупом, её тушка не покинула рук Господина. Впрочем, если это было так, то явно будут попытки взломать печать на её сознании. Особенно сейчас. Тепло рук, кстати, теперь Мизуки могла ощущать не только на кистях. Не менее тёплые пальцы явно ощупывали едва ли не всё её тело. И это при том, что то и дело первые руки в это же время удерживали её кисть. А через какое-то время последовала и ожидаемая попытка пробиться в её сознание. Однако Хитоми была к этому готова, да и о попытке взлома её печати волноваться не стоило. Максимум, чего могли добиться чужаки — это отправить её обратно на тот свет. Хотя Вестник вроде как чётко дал понять, что слишком рано её не ждёт. Значит, живые должны быть достаточно сообразительны, чтобы не ломать печать. Теперь же бывшей Кукле следовало поднапрячь все доступные чувства, чтобы как следует оценить ситуацию. Наличие рядом как минимум пяти живых, по крайней мере именно столько она насчитала разных рук за последнее время, нисколько не радовало её. После встречи с Орочимару-сама любой заинтересовавшейся ей живой вызывал не самые хорошие ассоциации. Надо было как можно скорее приходить в себя и проверять что и к чему, пока... Очередное прикосновение больших, относительно четырёх прочих, рук к её кистям и лбу очевидно напомнило о наличии у неё ещё одной немаловажной проблемы. Эти руки явно принадлежали мужчине. А при словосочетании "живой мужчина" в памяти тут же всплывало лицо перебравшего её феромонов Дейдара-сана. Однако, в отличие от прочих, именно эти руки касались обычно только лба и кистей. Ну и пару раз, перехватив под мышками и коленями, поднимали над кроватью. Не более. О том, что она именно лежала и именно на кровати, можно было судить из уже более чётких тактильных ощущений. Так же медленно возвращалась возможность ощущать запахи, что не могло не радовать. Причём сразу с обеих позиций: хорошо, что не прежний острый нюх, и что вообще появился способ хоть немного понять, что творится вокруг. Правда то, что мог уловить её нос, было ей совершенно незнакомо. Хотя со временем можно было разобрать запах каждого из дежуривших возле Мизуки живых и вычленить довольно большую группу запахов, явно относящихся к цветущим растениям. Что означало ни много ни мало, что она не в пещере, не в каземате, а в довольно неплохо проветриваемой и чистой комнате. Так же появилась возможность немного разбирать вкус старательно вливаемых в рот Хитоми жидкой пищи и питья. Слух пока возвращаться не желал, как и зрение. Итого за довольно длительный, как ей казалось, период времени можно было сделать несколько выводов. Пока что её не пытались засунуть в колбу или разобрать на запчасти. Можно даже сказать, что обращались с ней достаточно бережно. Также очень сильно сбивало с толкуи то, что запах как минимум двоих из этой пятёрки был весьма схож с её собственным. Мужчина тоже пах подозрительно знакомо и незнакомо одновременно. Девушка, судя по тонким и гладким небольшим кистям, что регулярно держала её за руку, тоже имела слабый запах, похожий на собственный запах Мизуки. В какой-то момент Хитоми даже посмела вспомнить о Кеншин-сане с его отчётливо золотистыми, как у Мизуки глазами. Но, такой вариант был настолько фантастичен, что подобные иллюзии было крайне опасно питать. Это определённо внушало опасение. Но не настолько сильное, что бы пытаться что-то предпринять до возможности мал-мало двигаться. Безусловно у неё ещё будет возможность всё узнать. Не зря же её столь бесцеремонно выдворили из загробного мира.Глава 2. Мир, заполненный тьмой. Часть 1. Тьма
1 марта 2022 г. в 14:35
Алое марево давно погасло. Наверное, уже вечность назад. Не осталось ничего, кроме всепоглощающей черноты без форм и очертаний. Да ещё разве что ощущения... Ледяные иглы боли, что всё ещё заставляли дрожать всё её существо. Хотелось кричать. Но крик стеклом рассыпался в горле, раздирая его. До сих пор. Биться и метаться в этой бесконечной агонии не позволяли лишь крепко сжимавшие её измученное тело руки. Сильные, привычно холодные и неживые... В этих объятиях было невозможно даже вдохнуть... Но она и не пыталась этого сделать. Воздуха здесь не было — только темнота. Сводящая с ума не хуже боли. Наверное, если бы не эти объятия и шёпот столь желанного голоса, что дрожал и рассыпался эхом в гулкой пустоте... Голоса, что раз за разом произносил её имя. Вновь. Опять. С каждым разом крепче сжимая кольцо рук. Кажется, боль не собиралась отпускать её целую вечность. Вечность, что отмерялась сочащейся по гулким каплям с одной из её кистей кровью, застывая тонкой алой нитью.
Однако вместе с последними остатками тепла и кровь покинула её тело. Боль притупилась, оставшись мерно пульсирующим сгустком где-то глубоко внутри. Алая нить крови прорезала черноту, принеся с собой очертания и фантомное ощущение цвета. Нить, что теперь отчётливо вилась вокруг неживого запястья и скользила к знакомым до боли ледяным пальцам со столь уже привычно окрашенными в тёмный тон ногтями. Пальцами, что сейчас скользили по её лицу, гладили по губам... И медленно отпускали в заполнявшую всё вязкую тьму. Хитоми безумно хотелось обнять в ответ, ухватить хотя бы ткань плаща, чтобы не потерять эту иллюзию Его присутствия. Но тело совершенно не слушалось. А хватка неживых рук становилась всё слабее, пока наконец резким толчком эти самые руки не вытолкнули её вниз, вздрогнув и замерев на последнем движении... От которого веяло очевидным горьким сожалением о содеянном.
Всего одно движение и вокруг не осталось ничего, кроме гулкой пустоты и отчаянного желания протянуть неподвижную руку и ухватиться за Его замершую кисть... Ни лица, ни силуэта. Ничего кроме смутных очертаний, которые так же начинали размываться в уплотняющейся тьме.
"Уходи, Хитоми... Я... Отпускаю тебя...Отпускаю..." — прозвучал Его последний приказ, тихим эхом отдаваясь в сознании, пока чёрная вязкая тьма, словно густая жидкость, не поглотила её, так и не дав выкрикнуть обжигающее всё внутри имя... Имя того, с чьей руки так и не спала алая нить, что так и продолжала тянуться в чёрное "никуда".
Тьма была настолько вязкой, что гасила все звуки и попытки двигаться. В какой-то момент даже боль, что до сих пор пульсировала внутри, угасла. Словно давая понять — это конец. Конец?.. Но когда всё могло быть так просто?.. Только не с ней. Это было уже не в первый раз. Как и протяжный гул туго натянутых струн, что незримой нитью тянулись к ней помимо алой. Гул, что уже в который раз перерастал в истошный срывающийся крик. Надрывный детский вопль, что опять повторял её имя. Кажется, выворачивая всю её сущность наизнанку.
И вновь наступила гулкая тишина, отдающаяся пульсом в висках. И лишь спустя томительную вечность неизвестности, в лёгкие ворвался обжигающе горячий воздух, а руки и ноги утонули в раскалённом... песке?.. С трудом разлепив тяжёлые веки, Хитоми в очередной раз убедилась, что ощущения её не обманули — повсюду в лишённом цветов пространстве, насколько хватало глаз, был мелкий обжигающий песок. И до боли знакомо пахло... Смертью.
— Ты не удивлена, — буднично заметил хрипловатый голос прямо перед ней, материализуясь из тёмного бархана в долговязую фигуру в истлевшем балахоне-саване, какой Мизуки, помнится, носила... Взгляд скользнул по знакомой чёрной ткани. Видимо, подобная одежда была нормой здесь. Только у незнакомца балахон был светло-серым, а не чёрным.
— Шинигами?.. — попытавшись принять мал-мало вертикальное положение, не менее буднично поинтересовалась она.
Тело постепенно начало реагировать, возвращая возможность двигаться, но безумно медленно. Даже привстать на локте оказалось проблематично. Так что стараться разглядеть скрытое глубоким капюшоном и тряпичной маской лицо приходилось из положения лежа.
— Лишь его Вестник, — устало повело кистью создание в балахоне. — Проводник душ, — скрытая тканью голова приподнялась, демонстрируя густого медового оттенка жёлтые глаза. — Вижу, ты ждала нашей встречи, Мизуки Хитоми.
— Не совсем, — горько выдохнув, отозвалась бывшая (?) Кукла, с трудом всё же сев. — Признаться честно, всегда считала, что застряну где-то между мирами... Господин... — голос дрогнул, а алая нить ощутимо натянулась. — Господин Сасори... Не имеет привычки души отпускать...
— Зато она есть у тебя, — отряхнув с рваных пол песок, Вестник сделал шаг к ней, протянув когтистую кисть.
— Не отрицаю, — без раздумий приняв помощь, поднялась на ноги, хоть её при этом жестоко качало, Хитоми. — Моё время наконец-то настало?
— Нет, — едко хмыкнул в ответ Проводник, вскользь коснувшись тянущейся от её мизинца в никуда алой нити. — Я всего лишь пришёл проследить, что ты добралась туда, где тебя ждут, — сделав широкий шаг, он потянул Мизуки за собой, ведь её пальцы всё ещё были плотно сжаты в его руке, что едва не стоило ей падения. — Но живые ещё не додумались, как тебя вернуть... Придётся им немного подсобить.
— Ждут?.. Но... Зачем? — хотела было остановиться Хитоми, что бы преодолеть дрожь в ногах, но преодолеть инерцию движения Проводника оказалось ей не по силам.
— Считай это моей личной прихотью, — неопределённо скользнула в сторону когтистая, перемотанная истлевшими бинтами кисть, легко выровняв её шаткое положение. — Приглянулась ты мне... С самой твоей первой души. Может, ты и не сознавала этого, но ты порядком послужила мне в этом. Компетентных похоронных дел мастеров всё меньше становится. Так что однажды я тебя заберу. К себе. Но не сейчас. У тебя ещё в мире живых незавершённые дела есть. Да и мне столь усердных помощников на замену не найти. Так что... — Вестник остановился и, пристроив шатающуюся Куклу у себя под боком, начал свободной рукой вытягивать из воздуха и переплетать серебристые нити, создавая посреди неподвижных барханов участок движущегося, словно вода, песка.
Отпускать её даже и не собирались. Однако возражать или прерывать посланника самой Смерти Мизуки не видела смыла. Всё, что ей сейчас оставалось — разглядывать рваный саван, длинные когти на руках и ногах да истлевшие на вид бинты, что довольно плотно скрывали всё то, что было не прикрыто саваном. Ни крыльев, ни приписываемой живыми косы у Проводника не имелось. Хотя странный ремень, украшенный костями (судя по виду, это были осколки рёбер, и скорее всего, даже человеческих), намекал на то, что какое-то крупное оружие явно должно было переноситься на его спине. Наверное, бывшая (?) Кукла успела запомнить почти каждый виток бинта, пока длилось невнятное действо, и даже переключить своё внимание на всё ещё обжигающий ноги песок. Правда, в этом мире были лишь оттенки серого и чёрного, что значительно сбивало с толку. Лишённая красок вечность...
— Иди... — Вестнику потребовалось всего одно скользящее движение, чтобы скинуть её, совершенно отвлёкшуюся, вниз, в образовавшийся серебристый песчаный омут. — Ещё увидимся! И... Моё имя... Ши.
Имя Проводника было последним, что услышала Хитоми, прежде чем громко шуршащий песок поглотил её полностью, забиваясь в лёгкие и мешая сделать вдох. Опять. Впрочем, удивления она совершенно не ощущала, только... Боль всё ещё продолжала мерно пульсировать, отмеряя очередную вечность, пока она падала. Неизвестно куда и зачем. Как и обычно. От сего факта даже горчило на языке. Уже второй раз в этом... Мире?.. Её куда-то скинули...
Приземление оказалось, как и ожидалось, далеко не мягким, смяв все внутренности и окатив волной дикой боли. Наверное, её тело сейчас как никогда безумно дёргалось в судорогах. Но об этом Хитоми могла только догадываться по внутренним ощущениям. Вдохнуть по-прежнему было невозможно, но теперь уже из-за сжавшей всё, что можно и нельзя, боли. Правда, на сей раз боль была далеко не фантомной, а вполне реальной. Она накатывала волнами и, казалось, накрывала каждую клетку её тела. Тем не менее, каждую из этих клеток Мизуки чувствовала. А значит, рано или поздно боль должна была притупиться и дать возможность думать хоть о чём-то ещё.
Долгожданное облегчение наступило, принеся новое ощущение, которое было холодом. Практически сводящим с ума и опять же заставляющим тело, теперь уже совершенно отчётливо именно его, крупно вздрагивать. Наверное, ещё никогда Мизуки не желала так тепла, как сейчас. И, как ни странно, тепло пришло от болезненного движения в районе одной из кистей. Которой именно — Хитоми сказать всё ещё не могла из-за дезориентирующей большинство сигналов боли. Чтобы уловить спешно ускользающее ощущение, пришлось порядком на нём сконцентрироваться. Кажется, на это даже среагировали пальцы, немного сжавшись. Однако что-то точно мешало им сомкнуться сильнее. И именно это вновь одарило слабым теплом, легко сжав её кисть в ответ.
Однако облегчение от капли тепла оказалось лишь лёгкой иллюзией перед навалившейся обжигающей горло и лёгкие болью. Её тело наконец-то смогло сделать вдох. И вот теперь это почти разрывало её, заставляя поскорее вытолкнуть это сжигающее пламя обратно... Лишь затем, чтобы упрямое тело наполнило им горло и грудь вновь. Безумно хотелось метаться, но то же тело могло разве что судорожно дрожать.
Кажется, игры с пламенем продолжались очередную вечность, прежде чем дыхание перестало быть сводящей с ума пыткой. Правда, теперь тело вновь дрожало от озноба. С единственной каплей тепла в виде... По-прежнему сжимавшей её собственную кисть руки. Сознание пыталось зацепиться за эту мысль, но пульсирующая боль в очередной раз накатилась штормовой волной. И в этот раз всё уже точно утонуло в вязкой тьме без звуков, очертаний и ощущений...