There is a place in Paris, Pont des Arts. Sometimes in the mornings I sit on the bench there and I watch the people make a wish and lock it in a lock on the bridge. They throw the key into the Seine. All day they do this. Mothers, lovers, old men. Watching the key sink into the water and their secret is locked forever. Real, and, at the same time, magical. — Alma Dray
***
Ресторан «L’Auberge DAB», Париж Её пальцы, обтянутые кожаной перчаткой, нервно постукивали по фарфоровой стенке чашки. Кофе был наполовину выпит, а решение по-прежнему не принято. По крайней мере, ей хотелось обманывать себя в этом. В небольшом ресторанчике, который она выбрала для завтрака и своих размышлений, практически никого не было. Для французов утро никогда не начиналось так рано, а вот Хенли «поторопил» самолёт. Он приземлился в аэропорту Шарль де Голь в восемь утра, и Ривз вот уже час пыталась сделать выбор, который на самом деле предрекла себе, пройдя регистрацию на рейс и заняв место в самолёте. Теплый уют внутри ресторана обволакивал, и фокусница позволяла минутам медленно перетекать из одной в другую. Маленькие столики, разделённые стеклянными ширмами, подсвечивались тусклыми лампами. Тем удавалось создать интимную атмосферу даже в промозглое февральское утро. Она сидела за одним из столиков у окна. Её поза оставалась напряжённой, но всё же пряталась за иллюзией расслабленности. В это утро она по-особому чувствовала своё тело: кожу, к которой прилегала одежда, кровь, отбивающую ритм в монотонной пульсации вен. Бороться с ощущением принадлежности было невозможно. Её взгляд упал на пятиэтажное здание, которое полностью поглощало собой вид из окна. Внизу живота моментально свело. Он был там. В номере «48», но ей не было необходимости знать это наверняка, чтобы чувствовать его присутствие. Власть над ней, казалось, работает словно радиоволны, подчиняя себе даже на расстоянии. Хенли отвернулась и уставилась на чашку с кофе. Рядом с блюдцем лежал белый конверт, который за последний месяц стал её проклятием. Мысли крутились вокруг здравого смысла: «Я не хочу делать из точки запятую». Ривз верила в это утверждение, словно в постулат религии. Она знала, что это то, чего она хочет. С другой стороны, она также знала, что сейчас допьёт кофе, попросить счёт, перейдёт дорогу, поднимется на четвёртый этаж отеля и постучится в дверь номера «48». «Две недели. Никаких правил». Чуть помятый в середине конверт «противостоял» её прожигающему взгляду, пока она тщетно пыталась уничтожить воспоминания о его содержимом в голове. Вместо этого, два коротких предложения превращались из угловато-написанной строчки в ярко-светящуюся вывеску. Хенли поднесла к губам чашку и сделала глоток. Кукольные черты её лица исказились в гримасе — кофе остыл и стал противным. Это была третья чашка. «Зачем тянуть время?» — уговаривали демоны внутри. «Затем, что я могу передумать!» — мысленно послала она «желание» во Вселенную, заранее зная, что оно окажется не услышанным. Хенли и сама не верила в эту мысль, с чего бы в неё поверили «высшие инстанции»? Всадница выдержала два дня. Не воспользовалась билетом из конверта, разорвав его и выбросив в мусорное ведро за три дня до отъезда, а через четыре слепо пересекала холл аэропорта Лос-Анджелеса с единственным намерением — улететь в Париж первым возможным рейсом. Вселенная умела платить по счетам: фокусница просидела в чистой зоне пять часов, а потом маялась ещё одиннадцать без возможности сбежать от пассажирки с вечно плачущим ребёнком. В столицу Франции она прилетела измождённой. За последние дни ею была использована половина тюбика консилера — скрыть мешки под глазами оказалось не такой уж простой задачей. Она не помнила, когда в последний раз нормально спала. Всадница снова повернулась к окну — там по-прежнему «стояло» напоминание о её будущей ошибке. Здание вряд ли могло «переехать в другой квартал» за пять минут. Ривз тяжело вдохнула. Прикосновение кислорода к лёгким отдалось болью. Тело кричало о «непригодности» этого воздуха. Лёгкие требовали: «нам нужно его дыхание». Хенли повернулась и естественным жестом попросила к себе официанта. Через пять минут в пальто, которое не потрудилась застегнуть, она заходила в отель с дорожной сумкой, перекинутой через плечо. Ладошка сжимала широкий ремешок сумки и белый, слегка помятый конверт.***
Сердце отбивало ритм, вторя глухому стуку каблучков полусапожек. Она уверенно шла по холлу четвёртого этажа, оставляя за собой мелькающие по сторонам двери номеров. Несмотря на внутреннюю борьбу «взглядов и ценностей» в её движении отсутствовал любой намёк на нерешительность. Плавная походка приобрела в некотором смысле оттенки деловой. На лице лежал отпечаток глубокой сосредоточенности. Хенли остановилась перед дверью: небольшая металлическая пластина в виде ромба, украшавшая дверь, указывала — она на месте. Цифры, образующие номер «48», были изысканно выведены, словно пытались обмануть гостью обещанием: «за дверью ждёт сказочный мир». Ривз фыркнула, ощущая прилив ненависти, направленный к позолоченному числу. Хуже всего было то, что она знала: виноваты не цифры, а она сама. Всадница поднесла кулачок к двери и оставила три коротких удара. Внутреннее «я» моментально нацепило на себя кольчугу воина, схватило копьё и встало в оборонную позу. Жаль, что всё это было тщетно. Никто не открывал. Хенли раздражённо прикусила губу. Он намеренно издевался над ней. Она снова постучала. Между бёдрами всё горело — она ещё даже не видела его. Через десять секунд дверь распахнулась, и фокусница выпалила недовольно: — Я знала, что это был ты! — Но сомневалась. Меня это забавляло, — Дэниел смотрел на неё исподлобья. Гнев в его глазах отражал раздражение в её. Хенли почувствовала слабость в коленках. Тон голоса напомнил ей о контрастах: он оставался расслабленным, тихим и практически равнодушным, а в ответе всё равно сквозила огненная ярость. Будто он плавил металл у неё на глазах. — Ты опоздала на два дня. Ривз заставила мускулы на своём лице замереть, несмотря на их желание отпраздновать маленькую победу хитрой улыбкой. Она окинула Всадника взглядом: тёмные волосы спадали на лицо и требовали укрощения парикмахером; глаза несли бремя усталости и раздражения, под ними залегли тёмные мешки; в руках, одна из которых держалась за дверь, а вторая упиралась в его таз, сквозило недовольство; белая рубашка и тёмные брюки сидели великолепно. Он, как и она, страдал эти два дня. Её тело стало магнитом: она чувствовала, как каждая её часть стремиться к нему. Это тягучее ощущение приносило боль. — Думала принять или не принять твое предложение. — Лжешь, — прокомментировал он. Хенли встрепенулась. Пока между ними оставался порог, иллюзия противостояния приобретала свою реальную форму. — Давай сюда сумку, — статично приказал иллюзионист. Всадница скинула ремешок с плеча, протягивая «багаж» фокуснику. Тот выверенными движениями взял его и, не меняя позы, небрежно бросил за дверь. Со стороны можно было подумать, что происходит передача краденых алмазов, и фокусник сейчас протянет ей сумку с деньгами. Ничего не появилось, а за время «передачи груза» их связь взглядов ни на миг не разорвалась. Хенли процедила сквозь зубы, надеясь, что пытается убедить его, а не себя: — Я не поменяю своего решения. — Я и не прошу, — продолжал истязать её взглядом иллюзонист. — Не брошу Райана. — Меня это не волнует. — Только две недели. Атлас впервые позволил себе проявить намёк на эмоции. Он слегка поморщился: — Двенадцать дней. Ривз тонула в темнеющей радужке глаз иллюзиониста. В её мыслях блуждал вопрос: «Как ему удаётся так контролировать своё дыхание?» — его грудь оставалась практически недвижимой, в то время как сердце напоминало заключённого, яростно бьющегося о решётку одиночной камеры. Хенли знала, что это так — её сердце было точно таким же преступником. Она нарочито медленно кивнула головой и получила своё доказательство: рубашка стала вздыматься от быстрого дыхания, а рука Всадника в пылком жесте втянула её в номер, цепко ухватив за блузку. Хенли почувствовала, как лопатки глухо ударились о поверхность двери. Дэниел остервенело вторгся в её рот, уничтожая всё кроме ощущения глубокого резкого поцелуя. Он никогда не тратился на медленные переходы от нежности к страсти. В этом плане Атлас функционировал абсолютно противоположно. Ривз портила его рубашку: коктейль из ярости и страсти позволял пальцам, всё ещё спрятанным под перчатками, сжимать хлопок, оставляя на нём неизгладимые помятости. Дэнни отрывался от губ, чтобы оставить свои следы на обнажённых участках её тела — их было не так много. Руки иллюзиониста судорожно расправлялись с одеждой, отбрасывая полы пальто в стороны, расстёгивая блузку, задирая вверх юбку. Изнурение и усталость на время испарились. Их заменила смесь дофамина и норадреналина. Хенли застонала, когда он резко прижал своим тазом внутреннюю часть её бёдер. Дэниел оторвался от шеи, оставляя покраснение и попытался сосредоточиться на том, чтобы расчистить себе чуть больше пространства для реализации фантазий — блузка и нижнее бельё явно мешали. Ривз, избавившись от перчаток, расстёгивала его рубашку. Фокусник хрипло спросил: — Как перелёт? — он по-прежнему вдавливал её в жёсткую поверхность двери. Она втягивала в себя его дыхание вместо воздуха. — Ужасно, —Хенли возмущённо оголяла торс. — Ненавижу твои рубашки. Она и правда их не выносила. Каждая пуговица была её истинным врагом. Она не переваривала их за то, что те замедляли её путь к желаемому. — Я ненавижу твои колготки, — бросил в обратную фокусник, стягивая с согнутой в колене ножки тонкую, полупрозрачную ткань. — Хен, до спальни далеко. Девушка хмыкнула, то ли от его слов, то ли от успеха борьбы с рубашкой: — Забудь о ней, — ответила она нетерпеливо и прижала его корпус к себе. Белый хлопок спикировал на пол.***
Ей нравилось отдавать всё внимание своим ощущениям, в то время как его язык скользил от её живота к груди. Несмотря на усталость она выгибалась ему навстречу, позволяя родным рукам путешествовать по слегка влажному корпусу. Дэниел нависал над ней, а его рот по-прежнему подчинял себе. Однако после того, как вся ярость и страсть были выплеснуты, для него настало время нежностей. Ему всегда было трудно с Хенли в такие моменты. Каким-то образом ей удавалось обманывать его бдительность и вызывать желание быть слишком откровенным. Это всегда мешало, поэтому он довольно быстро научился маскировать жуткое чувство расслабленности поцелуями, лишающими возможности «поделиться всеми секретами». На этот раз он снова прибег к этой тактике: Дэниел не отрывал от неё своих губ, пока она засыпала в его руках. Фокусник чувствовал себя счастливым. Все нотки горечи и мысли, их приносящие, были откинуты на задворки его разума. Он не думал ни о чём: знать, что «она здесь и она его», было более чем достаточно. По телу разливалась расслабляющая теплота. Усталость возвращалась, и у него уже не было сил бороться. Он оставил очередной поцелуй на линии ключиц и поднял голову, ища её взгляд: — Я рад, что ты приехала, — слава были настолько тихими, что, казалось, норовили потеряться в и без того молчаливой атмосфере умиротворения. Хенли устало улыбнулась. В линии её губ проявилась вся борьба, через которую фокуснице пришлось пройти, прежде чем признать поражение. Эта была одна из черт Всадницы, которой так восхищался иллюзионист. — У меня не было выбора, — так же тихо сказала Ривз, легонько прикасаясь к его губам. Пряди тёмных волос падали ей на лоб и щекотали, выманивая из фокусницы ещё одну улыбку. В обычной ситуации Дэнни непременно съязвил бы что-то вроде «мы оба прекрасно знаем, что он был», но его «уязвимое я», заполненное любовью, ни за что бы не позволило таким словам слететь с губ. Вместо сарказма он задержал на ней свой взгляд, полный невысказанного чувства. Хенли приняла его, отвечая тем же через усталость, что окутывала сном словно самым тёплым одеялом. — Нам надо немного отдохнуть, — заметил фокусник. Ривз усмехнулась, крепче обнимая его. Их губы нашли друг друга, сливаясь в ещё одном чувственном поцелуе. Он оказался последним всплеском сил. Буквально через считанные оба заснули, так и не посмев разорвать связывающие их объятия. Проснувшись лишь к вечеру, Хенли обнаружила, что была не единственным «изнурённым». Судя по тому, как крепко спал Дэнни, Всадница быстро сделала вывод — он тоже жил словно сомнамбул последние дни. Акварельно-синие мешки под глазами лишь подтверждали эти мысли. Она разбудила его для того, чтобы перекусить. Ребята поужинали в номере, не особо утруждаясь на наличие дресс-кода, а затем снова провалились в сон, оставив желание «заняться любовью» тлеть в их объятиях до рассвета.***
По утрам Дэнни больше всего нравилось находить Хенли рядом. Видеть её миниатюрное тело в его рубашке, чувствовать, как каждый изгиб прижимается к нему, а ножка «обнимает» бёдра — всё это дарило отличное настроение и бодрость. Но думать о том, что просыпаться так каждое утро было бы сущим благословением, он себе строго запрещал. Вместо этого Атлас стягивал с фокусницы единственный предмет одежды, которому она доверяла своё тело, и медленно выводил из сна нежными ласками. Ривз в свою очередь нравилось засыпать в его руках. Влюблённые доводили друг друга до исступления, а потом не в силах «распутать» переплетённые конечности засыпали, разделяя одно дыхание на двоих. У фокусников всегда было обострённое чувство времени. Оно выступало в качестве союзника, оно давало свои преимущества в запутанном мире магии и иллюзий, оно сохраняло им жизни. Однако в этот раз, оно обещало стать их противником. Любовь способна обманывать время, но и время способно обманывать любовь. На первые два дня после «воссоединения» время остановилось. Оба застряли в лимбе, единственным указателем к которому стала табличка «не беспокоить» на ручке двери их номера — она бессменно несла свой пост, охраняя мир двух человек. Те, практически не вылезали из постели. Они заказывали еду в номер, сами меняли постельное белье и лишь изредка покидали границы спальни. Хенли обожала смотреть за Атласом, когда по вечерам он выходил из душа и останавливался у окна, чтобы хоть на пару минут сосредоточить свой взгляд на чём-то, кроме неё. Она рассматривала прямые линии его тела, и ей казалось, что они заставляют вытянутую фигуру выглядеть так, словно та была высечена из камня. Даже худоба и лёгкая сутулость создавали то, что ей виделось непризнанным произведением искусства. Иногда она проявляла слабость и позволяла себе думать, что это шедевр принадлежит ей и только ей. Она ревновала его к целому миру. — Я мечтал увидеть, как смотрится на тебе этот кулон с момента, когда забрал его из ювелирного, — в один из вечеров проговорил Дэниел, рассматривая обнажённую фокусницу. Она стала воплощением огня и всех его оттенков: яркие волосы приобрели красные нотки, тусклый свет прикроватных ламп оставлял на светлой коже тёплые языки жёлто-рыжего пламени, а золото кулона на тонкой цепочке игриво поблескивало, спускаясь к груди. — Я не снимала его ни на минуту. Ты мог «наслаждаться» видом каждый день, если бы обращал внимание, — хитро улыбнулась Ривз. — Кто сказал, что я не обращал? Мне просто мешала твоя одежда. Дэнни часто ставил её перед собой и, намеренно принижая себя, преклонял колено, чтобы языком и губами рисовать узоры на её животе — для него это был своего рода священный обряд. Маленькая фигура таяла под его прикосновениями. Атлас не сводил с неё взгляда, отмечая, как она реагирует на каждое из них. Он был зависим от её реакции. Ему хотелось беспрестанно дарить ей удовольствие, будто это был единственный шанс доказать свои чувства. Ни один из них не произносил заветного слова на букву «л». На четвёртый день они решили расширить свою Вселенную. В «программу» дня стали входить прогулки по всё ещё холодному городу, обеды и ужины в уютных ресторанчиках и развлечения вроде посещения достопримечательностей и походов в галереи. Одним утром Хенли сидела на каменной столешнице в ванной, а её взгляд с наслаждением наблюдал за тем, как Атлас заканчивал бриться. Ей больше нравилось наличие лёгкой небритости, но, с другой стороны, отсутствие щетины всегда напоминало того паренька, который семь лет назад смог увлечь её совокупностью своих противоположностей, быстрой речью и насквозь пронзающим взглядом. Лезвия электробритвы скользили по острым углам скул, монотонно жужжа. Фокусница, откинув голову назад, зачарованно смотрела за «таинством», не в силах сдержать улыбку. Через некоторое время звук прекратился, и ей понадобилась пара мгновений, чтобы привыкнуть к навалившейся тишине. Иллюзионист подмигнул и принялся смывать с лица остатки пены. Ривз редко чувствовала себя счастливой. Этот момент дарил ей это сокровенное ощущение. Непослушные волосы парня то и дело норовили попасть под воду. Всадница ухмыльнулась: — Скоро будешь зачёсывать их назад, чтобы хоть что-то видеть. Дэниел потянулся за полотенцем в её руках, отвечая: — Да ну, мне не пойдёт. Девушка приподняла брови в удивлении: — С чего ты взял? Будешь выглядеть, как все эти холёные бизнесмены или молодые пираты. — Звучит, как насмешка, — ехидно парировал Дэнни. Игривые искры в глазах выдавали его под частую. — Я заеду к парикмахеру, но чуть позже. Может через пару недель. В воздухе витал приятный освежающий аромат его лосьона, от которого Ривз определённо была зависима. Ей нравилось чувствовать этот запах на его коже, нравилось, когда этот запах был рядом и напоминал о себе по утрам. Хенли снова посмотрела на копну тёмных волос: — Не надо. Оставь. Мне так нравится. Атлас задержал на ней свой взгляд. Она совмещала в себе хрупкость и необъятную силу. В её образе сияла внутренняя нежность и женственность. Волосы и черты фарфорового личика время от времени напоминали о львице, спрятанной глубоко внутри. Повелительно раздвинув её ноги ладонью, он подошёл ближе и чувственно поцеловал, прижимая к себе. Хенли беспрекословно поддалась. Но дальше поцелуя они не зашли. Их «программа» торопила к очередной поездке — та обещала стать занимательной. Дэнни вернулся к своему делу и со словами «я подумаю» принялся убирать бритву и косметику на место. Ривз всё ещё ощущала на своих губах освежающий поцелуй. Её привлекали отточенные движения рук, и на миг она задумалась, всё ещё слыша его реплики в своей голове: «Может через пару недель». Сердце неприятно ударилось о рёбра. С того момента, когда она постучалась в дверь номера «48», они напрочь забыли о времени. Но оно о них не забыло. Блеск влюблённости в глазах моментально померк. Вместо него, в них появились страх и боль. — Я знаю о чём ты думаешь, — раздался голос Дэнни. Фокусница посмотрела на него, не успев спрятать эмоции. — Откуда? — Всегда с лёгкостью читал тебя, — хмыкнул парень, и его рот изогнулся в натянутой улыбке. Романтичный туман быстро рассеялся. За ним время отсчитывало дни, часы и минуты. Хенли попыталась оборониться: — Я тоже хорошо читаю тебя, но за четыре дня не заметила ни ра... — Потому что я думаю об этом, когда ты спишь, — прервал её Всадник. В глазах Хенли застыл немой вопрос. Дэниел попытался прогнать серьёзность со своего лица. Мускулы поддались «со скрипом». Он ответил: — Не хочу влиять на твоё решение. Мои мысли и мнение по этому поводу… Они только мои. Просто забудь об этом на время, — он перекинул полотенце через плечо, надевая на лицо беспечную маску, — нас ждёт Лувр, так что я бы на твоём месте поторопился. Французы, конечно, любят эпатаж, но появиться там в одном бюстгальтере и юбке… Ривз рассмеялась. Не столько из-за комментария, сколько из-за взгляда, которым он её оценил. В нём было столько неприкрытого восхищения и задора, что фокусница просто не смогла устоять.***
Никогда ещё они не позволяли себе столько вольностей. Атлас и Ривз всегда полностью доверяли друг другу наедине, но в публичных местах, в окружении незнакомых людей, даже простое соприкосновение ладоней для них оставалось под строжайшим запретом. Это был их секрет. Тот, что каждый предпочитал прятать под простынями спальни, куда запреты не добирались. Однако в этот раз, Атлас не обманывал. Правил не существовало. Они провели в музее практически весь день: бродили по выставочным залам, держась за руки; изучали шедевры мирового искусства, греясь в объятиях друг друга; то и дело срывали с губ лёгкие поцелуи. Любой, заостривший на фокусниках своё внимание, сразу бы сделал вывод — это скорее всего молодожены во время медового месяца. Реальность не была такой сказочной, но от этого градус переполняющего их чувства не изменялся. Оба светились от счастья, разделяя минуты в единении друг с другом. За ужином в небольшом ресторанчике Хенли попыталась вытянуть из Дэнни рассказ о его прошлом. Попытка не принесла результатов. Он помрачнел и довольно быстро свёл разговор, к менее серьёзной теме. Однако Ривз смогла «просветлить» атмосферу вечера весёлыми воспоминаниями их совместной работы и историями о небезызвестных Ленни и Илае. Смех то и дело перемешивался с очередными словесными попытками соблазнить. — Ладно, — смеялась Всадница, — у меня к тебе серьёзный вопрос. Атлас нахмурил брови словно думал, что это поможет ему выглядеть сосредоточенным. Танцующие уголки губ всё равно предали: — Ну, давай, — разрешил он. Хенли сделала театральную паузу, дразня его интерес: — Помнишь наш разговор по поводу розы и послания? Иллюзионист многозначительно дёрнул бровями. Фокусница, зная все его жесты, приняла этот как согласие. — Ты сказал, что этим заставил меня выбрать именно нужную тебе комнату в качестве моей спальни. Почему? Дэнни откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и уставился на неё заинтересованно: — Есть предположения? Ривз смерила его взглядом полным невысказанного желания. Иллюзионист инстинктивно прикусил нижнюю губу. — Их слишком много, чтобы озвучивать. Давай, Атлас! Признавайся, — в голосе плескалось нетерпение. Молодой человек подтянулся к ней, сокращая расстояние между ними до подобающего общественному минимума. Шёпот щекотал шею: — В той комнате кровать на пару дюймов шире, Ривз. Послышался её заливистый смех, наполнивший атмосферу игривыми нотками. Уже через полчаса они вернулись в отель, чтобы Дэниел смог на практике показать: «зачем ему так нужны были эти дюймы?».***
В морозное утро восьмого дня, влюблённые стояли на середине моста искусств. Прохожих можно было пересчитать по пальцам. Холод зимы всё ещё не отпускал. Голубое небо несло на себе серый отпечаток ушедшей ночи — оттенки, сливаясь в один, ложились на горизонт плотным слоем. Бледное солнце с трудом пробивалось, освещая серый пейзаж. Худые скелеты деревьев совсем не сочетались с величием изысканной архитектуры. — Уверен, что хочешь сделать это? — спросила фокусница, выпуская на волю очередное облачко пара своим дыханием. Дэниел задумчиво посмотрел на небольшой металлический замок в своей ладони. Хенли слегка подёрнула плечами — промозглый холод пробирал даже через пальто. Атлас по инерции прижал Всадницу к себе, растирая рукой её спину. Тепло принялось вытеснять противную мерзлоту. Ривз закрыла глаза от наслаждения. — Да, — произнёс он отстранённо. Его мысли явно касались каких-то важных вещей, о которых он вряд ли мог говорить. — Я просто… — Сомневаешься? — ухмыльнулся иллюзионист, смотря на неё. Взгляд девушки убеждал в обратном: — Нет. Но ведь это серьёзно. Вроде признания… Быть может, даже больше, — слова прозвучали тихо, но она должна была их сказать. Чтобы быть уверенной: Дэниел вкладывает в этот «обряд» столько же, сколько и она. На деле, он вкладывал даже больше: — Так и есть. Это всё что я могу дать тебе, Хен. Фокуснице пришлось сглотнуть. Комок, подступивший к горлу, никуда не исчез. В голове возникла очень чёткая мысль: «Я никогда не полюблю кого-то больше, чем люблю тебя». Вслух этих слов она не произнесла. Атлас мысленно умолял о прощении. Вслух он не сказал ничего. Вместо этого, Всадник протянул ей замок, отдавая вместе с ним своё сердце. Его дыхание смешалось с её. Хенли взяла дар в ладошку и сжала его, надеясь навсегда остаться в этом мгновении: в его руках, с его любовью на ладони, в единении. В голову пришла мысль, что это момент даже сокровеннее обмена кольцами во время бракосочетания. Молчание говорило громче любых признаний. Всадница посмотрела на него и высвободилась из объятий, чтобы завершить таинство. Дэнни наблюдал за её трясущимися то ли от холода, то ли от волнения руками. Он мысленно записал себе напоминание «согреть её пальцы своим дыханием», как только всё это завершится. Девушка повесила металлический замок среди сотен таких же «собратьев» разного вида и размеров. Ключ плавно провернулся, навсегда закрывая внутри их главную тайну. Хенли вытянула его из замка, и он упал на её ладошку. Она не почувствовала прохладное прикосновение металла — рука стала такой же холодной. Их глаза оставались прикованы к замку. Тот разительно отличался от всех остальных, что висели на мосту: сотни пар оставили там свои клятвы, но все они казались не истинными — секреты неподвижно висели, порой друг на друге; их покрывали острые сталактиты инея. Оставаясь ярким пятном среди серо-синих застывших обещаний, замок фокусников казался единственным настоящим и живым. Дэнни на секунду подумал: «Сколько времени пройдёт, прежде чем их клятва станет такой же безликой, как и сотни других?». Почему-то, он был полностью уверен в том, что этого никогда не случится. Он знал, что если вернётся на мост через десять лет, то сможет с лёгкостью отыскать замок, спрятавший в себе то чувство, что ни он сам, ни Ривз не хотели. То чувство, которому оба в итоге проиграли. Хуже всего было осознавать, что если через десять лет он и вернётся сюда, то сделает это один. Ривз поднялась и раскрыла перед ним замёрзшую ладошку. В ней лежал ключ: — Всё ещё можешь передумать, — усмехнулась она грустно. Дэнни схватил ключ и, не раздумывая ни секунды, выбросил его в воду. Фокусница замерла. Её губы расплылись в улыбке, глаза нашли его взгляд — в нём выражалась железная уверенность. — Из нас двоих ты всегда сомневаешься больше, — сказал Атлас и, притягивая её лицо, заставил девушку прижаться к нему, как можно ближе. Хенли прикоснулась к нему тёплыми губами. У неё было всего несколько секунд, чтобы доказать «как он не прав». Поцелуй беспрекословно доказал отсутствие сомнений и магическим образом превратил секунды в минуты.***
Ривз открыла глаза, моментально ощущая, что Атласа нет рядом. Она повернулась: его часть кровати пустовала, подушка вернулась в своё исходное состояние — он не спал уже долгое время. Она выскользнула из-под объятий тёплого одеяла и, накинув его рубашку, на цыпочках пошла в гостиную. Волны рыжих волос, слегка спутавшись, спадали на плечи. В гостиной было немного прохладнее. Она нашла иллюзиониста, сидящим на подоконнике с бокалом виски в руке. Хенли обняла свой корпус руками. Дэниел размышлял над чем-то, устремив свой взгляд на мерцающие огни ночного города. Его обнажённый торс был согнут, выдавая внутреннюю уязвимость. — Ты не спишь? — Всадница нарушила тишину. Атлас вздрогнул, выходя из своих размышлений. Он остановил свой порыв повернуться и посмотреть на неё. Вместо этого, он сделал глоток обжигающей горло жидкости и размеренно произнёс: — Иди в постель. Замёрзнешь. Хенли приподняла одну стопу, чувствуя, как по телу норовит пробежать холодящая дрожь. — Пойдём со мной. — Я приду позже, —голос снова был холодным. Она не знала от чего мёрзнет больше: от прохладного воздуха или его тона. Ривз отвернулась. В пару десятков шагов она могла оказаться у тёплой постели, готовой согреть её. Он думал о том, что она не может простить его. Хенли знала это. Она понимала, что должна оставить его с этими мыслями. Решение разбивало сердце обоим, но она не могла поступить иначе. Пережитый кошмар лишил её выбора. И он это понимал. Девушка сделала пару шагов в направлении спальни, но затем, передумав, резко повернулась и подошла к Дэнни, нарушая его «личное пространство и время». Заснуть без него всё равно было невозможно, а постель ни за что не смогла бы согреть её так, как его руки. Она приблизилась, и Атлас, не посмотрев на неё, обвил руку вокруг её талии, прижимая к себе. Он спрятал лицо, прислонившись к плоскому животу. Влажные губы прикоснулись к коже. Ривз казалось, что её сердце вот-вот разорвётся на части. Было невыносимо осознавать, что центр разрушения находился внутри неё. Ладони по-матерински легли на его голову. Тело пронзила ноющая печаль. Она закрыла глаза, не доверяя своим слёзным каналам. Губы тихо спросили: — Можно мне посидеть с тобой? — Лучше не надо. Ответ резал острее бритвы — она слышала в нём любовь. Из глаз покатились слёзы. Какое-то время они существовали в недвижимом молчании. — Дэнни… Если бы я смогла… — Я не хочу «если», — отрицательно покачал он головой. Ей приходилось напрягать слух, чтобы разбирать то, что он тихо произносил ей в живот. — У нас с тобой всегда всё было сложно. Пускай так и будет. Ещё есть время. Этого хватит. «Этого никогда не хватит!» — прокричал её голос в голове, так и не сумев вырваться наружу. — Пожалуйста, согрей меня, — она попросила сквозь слёзы, наклоняясь, чтобы поцеловать его в макушку словно ребёнка. — Дай мне минуту. Я сейчас приду, — проговорил Атлас и выпустил её из объятий. Так и не удостоив Хенли ни единым взглядом, он пошёл в ванную, на ходу допивая виски из бокала. Это было явным нарушением — обычно он не дотрагивался до неё, когда в его крови присутствовал алкоголь. Ривз зажала ладошкой рот, пытаясь подавить всхлипы. Она ненавидела себя, мечтала выцарапать себе глаза и вырвать сердце, чтобы те перестали мучить её каждую минуту. Песочные часы перевернулись. Оставшееся время больше не было шансом проявить любовь, оно было шансом её утопить. Дэнни надеялся, что на это способен алкоголь. Надежды не сбылись. Хенли прошмыгнула в спальню, стряхивая с лица слёзы. Её мозг лихорадочно отсчитывал злосчастную минуту. Она ждала, думая о том, сможет ли он хоть на пару мгновений повернуть время обратно? Когда Дэниел появился, его лицо не выражало абсолютно ничего — оно превратилось в мрамор. Он стянул с себя джинсы, влез под одеяло и накрыл её своим телом. Через считанные минуты, Ривз убедилась: ему отлично удавалось создавать иллюзии. Он дарил ей ещё одну, исполняя желание о перевёрнутых песочных часах. Он подарил ей целую ночь.***
На следующее утро, Дэнни получил удар под дых. Хенли принимала душ, а он как раз наливал себе содовой, когда заметил на одной из нижних полок барной стойки две баночки таблеток: рядом с противозачаточными стоял ещё один пластиковый контейнер противного рыжего цвета. Атлас взял его, поднёс ближе, чтобы прочитать назначение. Моментально ярость затопила его. Антидепрессанты. В первую секунду он отчётливо представил, как сворачивает Ривз шею — внутренние монстры искали любой способ насытиться яркими фантазиями. Разум титаническими усилиями пресёк его желание ворваться в ванную и, придавив её к стене, заставить поклясться «больше никогда не прикасаться к этому дерьму». Иллюзионист попытался думать рационально. Двух секунд хватило, чтобы понять: если бы он так и поступил, она бы начала пить эти таблетки горстями. На зло ему. Из ненависти к себе. Поводов было более, чем достаточно. Дэнни сжал пузырёк, стараясь обуздать гнев. Как же он ненавидел Хенли в этот момент! И как она только могла додуматься до такого?! На информационном стикере контейнера числилось имя врача, прописавшего «медленный наркотик» Всаднице:«док. Пол Реммер».
Она не обратилась к своему врачу. Или та отказала ей. Второй вариант был явно более вероятным.Таблетки были выписаны в Калифорнии, на имя Эмбер Уоллес. С самого начала стоило ожидать от неё чего-то подобного! «Кто бы ты ни был, ты — покойник, Реммер!» — Дэнни чертыхался про себя, мечтая стереть подонка с лица земли. Шум воды прекратился. Это заставило Атласа выйти из своих размышлений и попытаться хоть как-то разрешить ситуацию. Было чертовски трудно: в нём соединялись любовь и ненависть, эмпатия и эгоизм, боль и жалость. Он не знал, как себя вести: высказать ей всё сейчас? Позволить ярости и эмоциям улечься и поговорить на холодную голову? Как сделать так, чтобы в её мире больше не было этих «пуль замедленного действия»? Единственным рациональным решением стало избавиться от таблеток. Он высыпал их в ладонь, а пузырёк успел забросить в карман своего пальто. Когда она хватиться таблеток, то скорее всего найдёт его. Мало, что могло остановить Хенли. Она вышла из душа и не нашла иллюзиониста в спальне. Промокая волосы полотенцем, Всадница появилась в гостиной. Дэнни крепко сжимал каменную столешницу барной стойки, перенося всю силу взрывного темперамента в попытки разломить камень. Зубы готовы были превратиться в крошку. Он процедил: — Ты закончила? Ривз хмыкнула, поглощенная невинностью своих действий: — Я была долго? Прости, не заметила время. Хоть бы постучал, если нужно было. Атласа спасло то, что она не видела его лица, обматывая волосы в полотенце. Губы исказились от злости, и он рванулся, в секунды пересекая гостиную, чтобы по неосторожности хлопнуть дверью ванной комнаты. Ему и так с трудом удавалось сдерживаться. Руки тряслись, и он хотел сомкнуть их вокруг её шеи, а лучше того подонка, чьё имя уже было внесено в его «чёрный список» после главного противника в лице Брэдли. Фокусник высыпал таблетки в унитаз и нажал на слив. Ядовитое лекарство исчезло, а Дэнни сдавил голову руками, мысленно возвращаясь в подобие нормального состояния. Теперь у него стало на одну причину больше мучиться без сна по ночам и заниматься постоянным самобичеванием. Он винил себя. Настоящим виновником было слишком хрупкое сердце фокусницы — оно не могло справляться с таким количеством ненависти хозяйки к самой себе.***
Хенли сквозь смех парировала шуткой на очередную реплику Атласа, подходя к барной стойке. Пока иллюзионист раздевался после их вечерней прогулки, у неё было несколько минут, чтобы прошмыгнуть в гостиную и принять… Она нащупала лишь один пузырёк таблеток и её сердце пропустило удар. Голос Дэнни, доносящийся из спальни, превратился в монотонный звук, сдавивший её уши. Она присела и обнаружила пропажу на нижней полке — антидепрессанты исчезли. «Он знает». Когда она ворвалась в спальню, десятки мыслей крутились вокруг: от того, как глупо было оставить таблетки там, где он мог их найти, до тех, где она готова была разорвать его на части. Как он посмел забрать не принадлежавшее ему?! — Где они? — сорвалась Хенли, мысленно отмечая, что её неспособность сдерживаться наверняка была вызвана завершением действия прошлой таблетки, принятой вечером ранее. Атлас прекратил расстёгивать свою рубашку и уставился на неё без каких-либо попыток отрицать своё причастие к исчезновению«ядовитых успокоительных». «Так вот почему ты весь день был сам не свой!» — наконец поняла Ривз, складывая кусочки ребуса воедино. — Выкинул. — Ты не имеешь права трогать мои вещи и уж тем более избавляться от них, когда тебе заблагорассудится! — А ты не имеешь право принимать это дерьмо, — гневно парировал Всадник. — Это не тебе решать! Ты можешь не лезть хоть в одну часть моей жизни?! — Они не помогут. Что бы с тобой не происходило, анти… — Что бы со мной не происходило?! — на грани истерики воскликнула Ривз. — Что бы со мной не происходило?! Ты смеешь заявлять мне как жить после того, через что я прошла?! Атлас постарался ухватиться за рассудок несмотря на то, что собственный пыл моментально подогревал кровь в его венах: — Я знаю, что было тяжело, Хенли… — Нет, — она отрицательно завертела головой, ощущая физическую необходимость утопить накрывающую её боль. — Просто верни то, что принадлежит мне. — Я уже сказал, что избавился от них! Ривз остервенело уставилась на него, ненавидя каждой клеточкой своего существа. Прочитав подтверждение сказанных слов в его глазах, она рванулась в гостиную, всё ещё отказываясь верить в то, что он мог поступить с ней так жестоко. Снова. Дэниел бросился за ней. — Как давно ты принимаешь? Хенли не отвечала, она перелопачивала все предметы мебели в поисках лекарства. Одну за другой она открывала и закрывала полки комода, не находя искомого. Как же он не понимал? Таблетки возвращали фокусницу в реальность. Иногда ей казалось, что, когда Дэнни вернулся из мёртвых, он забыл забрать из тёмного царства её. — Как давно?! — продолжал допытываться Всадник. — Не твоё дело! — Моё! — Иди к чёрту! — прокричала она, отрываясь от поисков, чтобы отправить в его сторону полный желчи и злости взгляд. Шкаф для верхней одежды попался на глаза, и она бросилась к нему. «Он не мог просто выкинуть их!» Хенли схватила его пальто и нагло полезла в карманы, зная, что это единственный способ заполучить таблетки обратно. Она не замечала, что Дэниел следовал за ней по пятам, то и дело что-то крича в не меньшей ярости, что и она сама. Пальцы нащупали баночку, и она с облегчением выдохнула. За минуты поисков ей вспомнились ночи, когда она в прямом смысле сходила с ума, снова и снова опускаясь в кошмар, которым обернулось для неё последнее выступление. Боль отравляла даже её дыхание. Антидепрессанты давали шанс забыть о произошедшем. Всего одна таблетка позволяла ей спать, позволяла не просыпаться в холодном поту ужаса, что преследовал её по пятам; позволяла всегда помнить, что он жив, а всё, что произошло, было всего лишь иллюзией, затянувшимся трюком. Они спасали фокусницу. Он не мог отобрать у неё спасательный круг! С чувством облегчения она достала баночку, но её надежды снова разбились на острые осколки. — Как ты вообще могла додуматься до этого?! — пробился сквозь шумовой заслон её паники гневный голос Дэнни. Она сжала пустую баночку, задыхаясь от страха и злости. Затем обернулась и бросила её в него, крича: — Чёрт тебя подери! Атлас схватил её за руку в секундах от летевшей к нему пощёчины. — Посмотри, что ты делаешь! — надавил на неё он, хватая второй рукой за плечо, чтобы встряхнуть. Из глаз Ривз брызнули слёзы. — Ты всё у меня отобрал! — Они не нужны тебе! — Всё! Дэнни замер, удерживая её, словно в тисках. Он настолько резко столкнулся со своим страхом лицом к лицу, что полностью потерял способность к действию. Всадник снова увидел её настоящую, раненую, уязвимую. Все маски слетели словно высохшие лепестки розы. — Ты ведь сказала, что вери… — Я пыталась, — взмолилась фокусница, глотая слёзы. — Правда пыталась! Но каждый раз, когда я думаю о том, что ты хотел сделать… — Я бы не пошёл на это! Не смог бы. Хенли, я бы ни за что… — Нет. — Ты не веришь мне? Всадница замотала головой: — Нет разницы. Нет разницы решился ты на это или нет. Нет разницы врёшь ты или говоришь правду. Каждый день я живу с тем, через что ты заставил меня пройти… — Это был не я! — Не важно! Я всё равно каждое утро должна говорить себе, что ты жив, Дэнни. Каждое чёртово утро! А потом видеть тебя и вспоминать всё снова и снова. Посмотри на нас. На меня. Это темнота в моей голове... Ты не представляешь, как с ней трудно жить. Я сломана. Разрушена до основания, а теперь делаю это и с тобой, потому что не могу вырвать это дурацкое сердце из собственной груди! — Я уеду. Если хочешь, я уеду, и ты больше никогда меня не увидишь, — предложил Атлас, не осознавая, что тем самым лишь подтверждает её слова. — Исчезновения всегда были моей прерогативой. Фраза вызвала у Дэнни новую волну гнева. — Ты остаёшься в команде. Это не обсуждается. Посмеешь и дальше губить себя, поставлю своей единственной целью мстить тебе до конца моих дней. Не смей больше принимать эту дрянь! Ты поняла меня?! — он грубо встряхнул её, заставляя поморщиться. — Это жестоко, — сквозь слёзы промямлила Хенли. — Мне плевать. Поклянись! Она, протестуя, замотала головой. — Поклянись, чёрт бы тебя побрал! — закричал он, приказывая. Слёзы полоснули её щёки. Она снова чувствовала свою слабость. Губы слипались: — Клянусь. Он выпустил её из рук, и она зашаталась из стороны в сторону. Дэнни сжал ладони в кулаки, подавляя желание поддержать её. Ривз нашла в себе силы устоять и скривить губы в неудавшемся подобии улыбки: — Значит теперь я в ловушке? — Я не могу изменить прошлое, — ответил Атлас. — Но буду бороться за твоё будущее несмотря ни на что. Ривз хотелось перестать существовать от разрывающих ненависти и любви к одному человеку. Она не сдержала слёз. — А я за твоё. Дэнни кивнул, крепко сжав челюсти. Он развернулся. В спальне лежал его свитер. Пока он одевался, Хенли всё продолжала стоять, не понимая уходит ли он навсегда, или оставляет её лишь на время. Она не знала, какой из этих вариантов был лучше, но больше и не чувствовала способности решать за себя. Может она вообще не хотела, чтобы он уходил? Или никогда не встречался ей, никогда не вставал на пути… — Я заберу вещи позже, — подошёл к шкафу Всадник. Серебряные капли снова скатились по её щекам. Она не понимала, как ему с такой лёгкостью удавалось возвращаться в спокойный тон, спокойное состояние, спокойную жизнь. Дверь захлопнулась.Хенли вздрогнула и дала волю рыданиям. Она плакала до тех пор, пока голова не гудела от слёз и всхлипов. Ненавидя себя за слабость, Ривз принялась искать телефон, чтобы позвонить ему. Это означало бы полностью потерять самоуважение и себя в целом. Умолять его о пощаде. Найдя телефон, она замерла, рассматривая экран и не решаясь нажать на вызов. Когда она успела пасть так низко?! И был ли у неё ещё хоть один шанс на то, чтобы подняться? Смахивая противные солёные слёзы, она набрала сообщение:«Умоляю, вернись! Ещё три дня».
Затем стёрла и отправила вместо него:«Ещё три дня. Ты обещал».
Заставив себя подняться, она побрела в спальню. В голове всё путалось и даже ноги заплетались. Она с трудом добралась до постели.***
Он постарался как можно тише открыть и закрыть дверь, когда вернулся ближе к утру. Хенли не спала. Она лежала, подтянув к себе колени и смотрела в пустоту. Дэниел, зная, что совершает очередную ошибку, будучи не в силах отказать ни единой её просьбе, бесшумно прошёл в спальню, стянул с себя свитер и лёг рядом, обнимая. — Спасибо, — прошептала она спустя некоторое время. Приподнявшись на локоть, он посмотрел на неё, целуя в щеку чуть погодя. — Ты очень бледная, — он нахмурился. Где-то далеко-далеко в глубинах его сознания этот факт больно уколол иллюзиониста. Страх разлился по венам. Когда-то он уже видел эту бесцветную бледность на её щеках. Она же, не ответив, перевернулась, обнимая его и зарываясь в объятия тёплых рук. Они лежали в тишине, пока Дэнни не почувствовал лёгкий поцелуй на своей шее. — У нас мало времени, — тихо констатировала Всадница. — Знаю.***
Последние дни были погружением в ад. Двое больше не покидали номера. На двери продолжала висеть табличка «не беспокоить», но теперь она вряд ли была «стражем влюблённых».Она стала надзирателем двух утопленников. Секс превратился в единственное оружие. Они перестали разговаривать — сначала им казалось, что это кража драгоценного времени, потом они поняли, что просто не способны скрывать эмоций даже в скупых попытках общаться. Десятый день пытался обогнать время. Медлительная чувственность уступила место быстрому темпу, который создавал для них иллюзию движения вперёд. Они надеялись «взять от времени» всё и даже больше. Все потребности понизились в приоритете перед ощущением слияния двух тел. Им просто необходимо было постоянно чувствовать друг друга рядом, разжигать внутри костры, мучить страстными поцелуями и доводить до предобморочного состояния бешеной дикостью. На утро одиннадцатого по их головам ударила правда: они не вылезали из постели не потому, что пытались «подарить» друг другу как можно больше незабываемых моментов, а для того, чтобы дать связывающему их чувству любви иллюзию рутины. Словно существовало какое-то магическое число обладания, способное убить любовь. Вот почему они больше не тратились на нежности и ласки: оба хотели показать «вот, что случиться с нами через пять лет совместной жизни». По всем правилам и законам любовь должна была сгореть: она должна была стать пеплом в костре рутины и привязанности, бездушного секса, полного отсутствия общения и понимания. Если бы они смогли проделать многолетний путь за пару дней, оба наконец обрели бы свободу.***
Последний день стал катарсисом. В голове всё шумело. Хенли разрывало на части. Кроме плотской, низменной страсти на уровне животного, её раздирала моральная и физическая боль. Она чувствовала, как он в очередной раз резко вторгается в неё, как его ладони соскальзывают с липкого тела, как сбитое дыхание обжигает её шею, и не знала, что её хотелось больше: плакать или смеяться. Всего в ней было слишком много. Ощущение того, будто в ней сошлись два магнитных полюса выворачивало наизнанку. Она боролась с тошнотой. Щека неприятно впечатывалась в стену с каждым его толчком. Он пытался помочь ей, вторгаясь ладонью между её бёдер, чтобы облегчить резкое проникновение — она убирала его руку, не желая для себя ни малейшего шанса на временное освобождение. Дэниел истязал себя. Каждым толчком он словно старался выбить из них это чувство, доказать самому себе насколько ужасен и невыносим, сделать себя недостойным её после того, как его разум и сердце позволили чувствовать обратное. Ему не нравилось придавливать её к стене и механично вдалбливаться в крохотную фигуру, слышать, как она стонет не от блаженства, а от боли, мучить её, не давая времени на передышку. Но хуже всего было слышать, как она заставляет его проделывать всё это. Ривз быстро научилась использовать его слабость, потому что сама ею являлась. Раз за разом она убеждала его продолжать, вымаливая эту пытку то приказным, то умоляющим тоном. Атлас не мог ей отказать. Когда она впилась ногтями в его ягодицы, чтобы принудить войти в неё до конца, он яростно оттолкнул её, ругаясь. — Это слишком! — Заткнись и делай, что я прошу! — она выглядела разъярённой. Ноздри раздувались, в глазах было столько злости и ненависти, что они стали чёрными. Дэнни ещё раз убедился: он всегда пробуждал в ней дьявола. — Останови меня! — прорычал он, выполняя приказ. Перестала спасать даже похоть. В голове крутилась мысль, что он её убивает. Девушка продолжала вести, истязая обоих. Она жмурилась от боли. Рука Атласа, лежащая на её животе, казалось, ощущает его же толчки внутри неё. Всё переворачивалось. Хотелось кричать. Дэниел сходил с ума, снова и снова повторяя про себя, что только так можно избавиться от чувств. Когда он кончил, с его губ сорвался полурык-полустон: — Я не могу! Не могу отпустить тебя! — тело накрыло её, и она больно прикусила губу, чтобы не чувствовать удовлетворения, которое всегда обволакивало, когда он заполнял её собой. Он прижал Хенли к себе, держа словно в клетке. Повернувшись, чтобы обнять в обратную, она поддержала: — Ты сможешь, Дэнни, — её пальцы зарылись в его мокрые волосы. — Ты сможешь. Ему показалось, что она стала ещё меньше. «Ещё пару раз, и она исчезнет», — тревожно раздалось в голове. Он сжал её липкое тело сильнее, стараясь нагреть теплом, которым сам уже не обладал. Они простояли в объятиях достаточно, чтобы успеть наладить размеренное дыхание и начать замерзать. Комок в горле Атласа не прекращал душить. Иллюзионист храбро сносил пытку. Когда Хенли ушла в душ, Дэнни свернулся на кровати, мечтая перестать существовать. Он вспомнил про её антидепрессанты и решил, что сделал правильно, избавившись от них. Если бы они всё ещё были в номере, он бы лично выпил их все сразу. Это было бы слабостью, но как выдержать боль, которая не проходит, а лишь становиться сильнее? На протяжении семи лет, он боролся с влечением к Ривз и готов был пойти на крайние меры, чтобы победить его. Но как далеко нужно было зайти, чтобы победить любовь? Всадница стояла под горячей водой и пыталась прийти в себя. Её обжигал кипяток и всё равно не мог согреть. Она сходила с ума и думала только о том, как сбежать из номера, чтобы в ближайшей аптеке купить обезболивающее. Для души или тела? Она не знала. Её решение приехать к нему было ошибкой. Нужно было остаться в Лос-Анджелесе, мучить саму себя, но хотя бы не мучить его. Она вспоминала с какой болью на лице он боролся с ней, и ей хотелось, чтобы кипяток оставил на её коже ожоги четвертой степени. Однако, утопленники были пловцами. Дэниел, позволив себе пару минут слабостей, взял себя в руки. Хенли, убедившись в том, что вода не может стать её палачом, вытерлась и, ощущая, как от её разгорячённого тела исходит пар, впервые одела халат, а не его рубашку. Когда она вернулась в спальню, Атлас смерил её серьёзным взглядом: — Мы больше не спим вместе, — отрезал он, ссутулившись на кровати. — Ну уж нет, — Хенли приподняла подбородок и скривила губы, не соглашаясь. Вернулось ощущение того, что они всегда были противниками. Всадник оставался непоколебим. Его тон приобрёл профессиональные ноты. Он больше не предлагал. Он ставил её перед фактом: — Хватит. Я даже не трахаю, я насилую тебя. Никогда не был обогащён моралью, но это слишком даже для меня. — Ты не понимаешь, так нужно. — Ты сама прекрасно видишь, что это не работает. Посмотри на себя! Ты завтра не сможешь ходить. Сколько синяков я должен оставить на тебе, чтобы ты наконец поняла — это не пройдёт?! Глаза Хенли стали влажными. Она продолжала заниматься слепым самообманом. Дэниел ранил её острым лезвием правды. — Какой у нас выход? — развела она руками. — Смириться, что это не пройдёт, и двигаться дальше, — заключил Дэнни, смотря на неё исподлобья. Она могла видеть мурашки на его коже. Мысль приводила его в ужас. — Ты сможешь это сделать? Я — нет. — Мы оба сможем, — тихо ответил Атлас. — Откуда такая вера в меня? — саркастично спросила фокусница. Дэниел поднялся и подошёл к ней, инстинктивно ища синяки на хрупком теле, завёрнутом в махровый халат: — Я слишком долго с тобой работал. Забыла, что я знаю тебя, лучше, чем ты сама? Ложись в постель. Я вернусь через пару минут. Он хотел поцеловать её, но решил для начала смыть с себя хотя бы внешний налёт отвращения к самому себе. Пока Ривз глотала слёзы, он пытался согреться под кипятком, даже не представляя насколько они с ней похожи. Как и обещал,Атлас вернулся, чтобы сжать в объятиях и нежно поцеловать. У них оставалось меньше суток до отъезда. Боль от переполняющей любви была невыносимой. Они всего лишь лежали в объятиях друг друга, а казалось словно их опустили во все круги ада одновременно. Никакая физическая мука не могла сравниться с тем, что происходило внутри. Дэнни гладил её волосы и старался «убаюкать», чтобы заменить страдания сном. Она давила в себе слёзы, чтобы хоть как-то соответствовать тому «образу сильной женщины», который он в ней увидел. — Я чувствую к тебе тоже самое, что и ты ко мне, — пролепетала она, зарываясь в его плечо и целуя приятно пахнущую кожу. Дэниел усмехнулся: — Я тебя ненавижу, Ривз. Хенли крепче сжала его в объятиях: — И я тебя, Атлас.***
Будильник, заревев, разбудил их обоих. Хенли потянулась к телефону и сразу же издала стон: её пронзила резкая боль. Дэнни со всё ещё сонными глазами приподнялся на локти, обеспокоенно наблюдая за ней. Фокусница инстинктивно повела рукой к источнику боли. Казалось, будто она во второй раз за свою жизнь лишилась девственности. Между ног всё саднило. Ей пришлось сделать шумный вдох, чтобы остановить вырывающийся из горла стон, вызванный прикосновениями пальцев. Они причиняли боль. Атлас выругался, принимая сидячее положение. — Всё в порядке, — проговорила Хенли. — Ни хрена не в порядке! Дай посмотреть, — он попытался стащить с неё одеяло. Она не позволила. Вместо этого, Всадница ударила его прожигающим насквозь взглядом, накинула халат и, стиснув зубы, встала с постели. Она побрела в ванную комнату, не оборачиваясь и не произнося ни слова. Было видно, что каждый шаг приносил боль. Движения стали угловатыми, из них исчезла присущая ей плавность. Дэниел знал, что она жмурится и сжимает челюсти на каждый шаг. Всё внутри него переворачивалось. Он злился на неё за такие методы и злился на себя за излишнюю податливость её чарам. — Пора собираться, — тихо проговорила Хенли. Атлас нервно выругался себе под нос и встал с постели.***
С момента пробуждения они не обмолвились ни словом. Словно два абсолютно чужих друг другу человека они просто делили номер и пространство, но больше не пересекали свои миры. Легче было вынести изоляцию, чем единение. Дэниел чистил зубы, Хенли укладывала свои вещи в сумку. Он застёгивал рубашку, она собирала волосы в хвост. Находясь в одной комнате, они вели себя так, будто никого не было рядом, включая друг друга. Словно это было обычное утро для каждого из них в незнакомом номере отеля, но в столь знакомом одиночестве. Даже их глаза не встречались. Они не разговаривали. Обо всём кроме самого важного, никто и не думал. Но о любви говорить не было смысла: её существование ничего не меняло, она не могла стереть произошедший кошмар в конце операции с Лорганами. Как бы ни были сильны их чувства друг к другу, фокусница не могла заставить себя переступить через ту линию, что провели между ними. Задумывался ли Атлас, что это было сделано намеренно? Задумывалась ли Ривз? Их сборы были закончены на полчаса раньше. Хенли села на край кровати и рассредоточено уставилась на свою сумку: та словно постулат лежала на изысканном стуле и вызывала у неё отвращение своим тёмно-синим цветом, всегда ассоциирующимся у Всадницы с одиночеством. Дэниел, застегнув свою сумку-багаж, проверил, что документы лежат в боковом кармане, и сел рядом с Ривз. Фокусница не шелохнулась. Её мир по-прежнему был вдали от него, хоть она сидела всего в нескольких дюймах. Атлас посмотрел на неё. Она ощутила на себе его взгляд, но проигнорировала, шумно сглатывая. — Что скажешь Райану? — По поводу? — вопрос прозвучал равнодушно. — По поводу ссадин. — Я не собираюсь раздеваться перед ним в ближайшую неделю. Ты преувеличиваешь. Синяков нет. — Именно поэтому ты не дала мне даже взглянуть не тебя? — ядовито бросил Дэнни. — Боже, Атлас, как же ты не понимаешь, что я не могу чувствовать на себе твой взгляд?! — Я не могу тебе в этом помочь. — Да я знаю! — вспылила она, повернувшись и уставившись на него. — И антидепрессанты не смогут. Ты поклялась, малыш, — иллюзионист приподнял её лицо, еле уловимо касаясь костяшками пальцев подбородка. Хенли шмыгнула носом, отворачиваясь: — Не называй меня так. Несмотря на слова, мысленно она умоляла его каждый день шептать ей это прозвище на ухо. — Я всегда буду звать тебя так, — пообещал фокусник. — На зло. Ривз хмыкнула. «Спасибо». — Твоя клятва. Это единственное, что прошу у тебя я. Девушка положила свою голову ему на плечо, а ладонь на шею, нежно запуская тонкие пальцы в волосы на затылке. Дэниел приобнял её, приглашая в свой мир. Они слушали тишину, борясь с желаниями, которым суждено было остаться несбыточными. Атлас проговорил вслух, рассекая тихим голосом недвижимый воздух: — Ты не представляешь, как сильно я хочу тебя поцеловать. — Представляю, — ответила Ривз, прижимаясь сильнее. — Я тоже хочу, но не выдержу поцелуя, Дэнни. Не сейчас.***
Покинув номер и окунувшись во внешний мир, оба обрели иллюзию сил. В такси они сидели на заднем сиденье и непрерывно смотрели друг на друга. Их ладони лежали рядом, не соприкасаясь. Снова два изолированных мира. В глазах по-прежнему плескалась неприкрытая любовь. Хенли поняла, что она будет видеть её всегда: найдёт под слоями сарказма, ехидства, мрачности, серьёзности, каким бы не был его взгляд. Дэниел понял, что никогда не сможет смотреть так на другую женщину. Со сколькими бы он не спал, скольких бы не целовал — она всегда будет единственной. Как солнце на его карте Таро. Как солнце в мрачном сером небе. Аэропорт жужжал бесконечным движением и звуками. Все куда-то торопились и спешили. Никто не застывал в моменте. Фокусники вошли в главный холл, на секунды теряясь из-за давления большого пространства. Всё внутри было серым. Мелькающие люди в разноцветной верхней одежде, казались настолько ненужными, что тоже становились всего лишь фоном. Большие овальные табло и вывески с навигацией выглядели как тёмные плевки в серой окутывающей массе. Двое прошли регистрацию, получили посадочные талоны и, сравнив билеты, направились к выходам на посадку. — У нас соседние гейты, — проговорил Дэнни, указывая на выходы с номерами «23» и «24». Хенли с кровоточащим сердцем посмотрела на «развилку их путей». Двенадцать дней пролетели слишком быстро. Она бы так хотела отмотать их назад, чтобы снова войти в отель, постучаться в его номер и ощутить себя в его объятиях, зная, что он не выпустит её из них как минимум неделю. Она повернулась к нему, кивая. — Напиши, как только приземлишься, — проинструктировал иллюзионист. — Ты тоже. Дэниел кивнул. Хенли ещё раз окинула его взглядом: ни одного мужчину она не считала таким красивым. Точнее, она всегда считала его самым привлекательным парнем, но теперь видела в нём мужчину. Он перестал существовать только в её спальне и вышел в свет внешнего мира. С момента их встречи семь лет назад он здорово изменился: худой мальчишечий силуэт сменился какой-то строгой статью, подчёркнутой классическим пальто; взгляд стал опытнее и нёс в себе историю его жизни со всеми взлётами и падениями; черты лица стали мужественнее, а волосы превратились в ещё больших бунтарей. Он нравился ей таким. Даже несмотря на то, что мужское начало в нём подавляло её воинский дух. — Мне жаль, что так вышло, — сказала она. Когда-то давно она смирилась с тем, что любит его, и чувство, созвучное для неё с понятием боли, жилó внутри, не давая ей свободы ни на минуту. Но она никогда не хотела тех же мук для Дэнни. Атлас сымитировал блеклую улыбку. — Мне тоже. Хенли приподнялась на цыпочки и коснулась губами его губ. Лёгкий поцелуй был больше похож на взмах крыльев бабочки. Дэнни посмотрел на неё. Та печально улыбнулась. Это было прощание. На минуту мир остановился. Всё вокруг замерло, оставляя только их двоих, разделяющих взгляд полный любви и безысходности. Когда двенадцать дней назад, он втянул её в гостиную номера отеля, то мысленно поклялся себе, что ни за что не будет пытаться изменить её решение. Ощущая на губах тающий поцелуй, он бросил сумку на пол и, в один шаг приблизившись к ней, вторгся в её рот самым чувственным поцелуем, который когда-либо дарил за всю свою жизнь. Это были нарушение, мольба, доказательство чувств, признание вины и просьба о прощении одновременно. Его мягкие губы и требовательный язык переплетались с её, умоляя вернуть его в её мир. Он просил стереть из памяти всю боль, просил дать ему ещё один шанс, просил позволить быть рядом с ней. Он признавался в любви, нарушая своё обещание. Ривз даже не поняла, когда именно поцелуй закончился. У неё кружилась голова, всё внимание было сосредоточено на ладонях, удерживающих её лицо. Она медленно открыла глаза, находя его взгляд и отчаянно втягивающий воздух рот. — Ты так целуешь меня… — Как? — спросил он хрипло. — Я не могу описать, — пролепетала Ривз, всё ещё приходя в себя. Уголок его губ приподнялся в печальной ухмылке. Он использовал единственную попытку. Нарушить правило во второй раз было бы сущим невежеством. Хенли обняла Всадника. Она втянула его запах в лёгкие и, прошептав «я всегда буду твоей», отошла назад. Руки Дэнни обессиленно упали. Он проводил её взглядом и, как только она исчезла за воротами выхода номер «23», направился своим путём. Всадник передал симпатичной работнице аэропорта свой посадочный талон, та вернула его, напомнив номер места и пожелав «отличного полёта». Он не слышал, что она сказала, но получив талон обратно, по привычке побрёл по протяженному коридору. Его ждал самолёт и новая жизнь. Он думал о Ривз. Поступь стала механической. Быть может это случилось потому, что он действительно оставил своё сердце в её руках. Вынув телефон из кармана, Дэниел набрал сообщение и отправил его другу:«Пол Реммерс. Проверь его по своей базе и вышли мне всю информацию. Он выписал Хенли антидепрессанты».
***
Три дня спустя, Лос-Анджелес, Калифорния Идя в кабинет отмеченного чёрной меткой врача, Атлас не чувствовал ничего кроме решительности и стального хладнокровия. Илай следовал за ним, выглядя по-особому официально в непривычном для него чёрном костюме. Он так прикипел к зелёному и белому, обычно составляющих его врачебный гардероб, что в классическом костюме даже его поступь слегка изменилась. Молодая секретарша с ресепшена попыталась остановить их, но Дэниел, бросив на ходу «нам назначено», перестал её слушать. В итоге, когда иллюзионист вместе с Такером, широко распахнув дверь, вошёл в кабинет доктора Реммерс словно к себе домой, медицинский секретарь ввалилась за ними со словами: — Я говорила им, что у вас приём. Мужчина глубоко за сорок, с узкими глазами и чуть вздёрнутым носом, отвлёкся от разговора со светловолосой пациенткой, чтобы посмотреть на двух незнакомцев, сразу же заставивших его сжаться, словно нашкодившего котёнка. Что-то предостерегающее было в молодом человеке с тёмными спутанными волосами и не терпящей возражений линией рта. Солнцезащитные очки занимали почти половину лица, скрывая глаза, который, доктор готов был поспорить, не излучали добро. Спутник незнакомца, темнокожий молодой человек, тоже не дышал доброжелательностью, держась, словно прочный гранит, без каких-либо эмоций. Атлас нарушил молчание, обращаясь к непрошеной секретарше и стыдливо прикрывающейся пациентке в медицинском халате: — Вон из кабинета. Сейчас же, — одна мысль о том, что в этой комнате сидела Ривз, возможно точно так же дрожа в медицинской сорочке пока ублюдок-Пол смотрел на неё и выписывал таблетки, оправдывала в голове Дэнни даже вину за убийство. Вот почему он взял с собой Такера. Ему нужен был тот, кто мог остановить его, на случай… — Доктор Раммерс, — начала было секретарша, но резко побледневший мужчина кивнул в соглашении, и женщины заторопились в приёмную. Илай подметил, что этот Пол Реммерс довольно-таки трусливый тип. Такеру нравилось делать выводы из наблюдений за людьми. И он всегда держал их при себе. Это было безобидное хобби… Но очень занимательное. Как только в кабинете остались лишь мужчины, Такер закрыл дверь, а Дэниел уселся в кресло и вальяжно положил ноги на письменный стол дока. Реммерс смотрел на него с широко раскрытыми от паники глазами. Атлас спросил: — Вы знаете, кто я, Пол? Тот резко замотал головой, отрицая даже то, что его зовут Пол и что он вообще был рождён на этот свет пятьдесят два года назад. — Возможно так, вам будет легче, — Дэнни снял очки и уставился на мужчину леденящим взглядом. Тот звучно выдохнул, чувствуя болезненный укол сердца. Когда месяц назад в его кабинет под видом пациентки вошла одна из Всадниц, он сразу боязно подумал, что хорошим это не кончится. Теперь перед ним сидел второй фокусник, которого искала вся страна и боялись все богачи. Мало что могло сулить Полу хороший исход. — Я перейду сразу к делу, док. Недавно, вас навестила одна моя знакомая… — Я… Я… — Дайте мне закончить, — иллюзионист отрезал его тщетные попытки связать два слова. Он принял самый равнодушный вид и стал смотреть на свои ладони, вычурно рассматривая пальцы, играя ими со светом, пробивающимся через жалюзи на окне. — Она попросила вас об услуге, несомненно, конфиденциальной, даже заставила вас подписать необходимый документ, я прав? Реммерс, не способный сглотнуть комок, образовавшийся в горле, кивнул. Атлас косо посмотрел на Илая, замечая еле-заметную ухмылку последнего. Он же говорил, что от Ривз не стоит ожидать опрометчивости. — Вы получили хороший гонорар, а взамен пообещали оказать ей одну небольшую услугу. Так вот, Пол, теперь в вашей услуге нуждаюсь я. Но вместо гонорара, я сниму вашу давно отсиженную пятую точку со сковороды, которую только что поставил на самый жаркий огонь. Повторяю свой вопрос. Вы знаете, кто я, док? Реммерс, по-прежнему не получив обратно разрешение говорить, снова кивнул. Илай мысленно сравнил его с автомобильным аксессуаром-собачкой, который только и умел, что кивать по ходу движения машины. — Отлично, — прокомментировал иллюзионист. — Значит, вы также в курсе, что я могу уничтожить человека, какая бы репутация не стояла у него за спиной. Миллионы долларов на пожертвования или годы добросовестного стажа ведущего специалиста в престижной клинике Лос-Анджелеса. Ничего из этого не устоит, если за дело возьмусь я. Это вам тоже понятно? Такер предвидел реакцию Пола. Тот снова кивнул. — Великолепно. И да… Ещё ходят слухи, что меня не особо волнуют моральные ценности, но очень… очень волнуют привлекательные женщины. У вас ведь уже взрослая дочь… Время и правда летит несказанно быстро! — Что вы хотите? — прохрипел Реммерс, сжимая подлокотники кресла. Илай подошёл к Дэнни и прошептал на ухо: — Легче, ты доведёшь его до инфаркта. Кто тогда нам поможет? Атлас еле-заметно опустил голову и, нацепив самую невинную улыбку, ответил: — Дело, можно сказать, пустяковое! — он убрал ноги со стола и поднялся. — Моя знакомая продолжит навещать вас, по той договорённости, что имеется между вами. Вы продолжите давать ей то, что она у вас просит, но содержимое мы слегка изменим. Всадник посмотрел на Такера, и тот достал из внутреннего кармана пиджака прозрачный пакет с бледно-жёлтыми капсулами. — Я хочу, чтобы вместо той дряни, что ты прописал, ты отдал ей вот это, — похолодевшим тоном приказал Дэниел, подойдя к доктору и облокотившись на край стола. — Никаких комментариев ей давать не надо. Таблетки выглядят идентично. — Согласно врачебной практике, я не имею право выдавать те лекарства, чьё содержание я не… Атлас с хлопком опустил руку на лежащую перед доктором планшетку с бумагами и, не отрывая от него взгляда, смял бумагу, заставляя Пола вздрогнуть и ещё сильнее вжаться в кресло. — Согласно врачебной практике, я должен превратить твоё жизнь в ад, и я сделаю это, если ты будешь и дальше задавать глупые вопросы. — Хорошо, — пискнул Реммерс. — Не волнуйтесь, это просто плацебо, — решил пожалеть трусливого беднягу Илай. Дэнни мысленно пожурил друга за простодушие. — Видишь, всё не так плохо. Думаю, мы поняли друг друга прекрасно. Не стоит пытаться обмануть меня. Время от времени, я буду проверять её «лекарства», чтобы быть уверенным — ты ничего не напутал. Но надеюсь, такой ситуации не возникнет, верно Пол? — иллюзионист хитро улыбнулся, и Реммерс подумал, что не понимает, как вся страна может быть по уши влюблена в человека, способного прогонять холодный пот по его спине одним взглядом. Для большинства он был фокусником, для Пола — преступником. А вот его напарница оставила у мужчины лишь самые тёплые воспоминания. Она не давила. Скорее хитростью заставила его нарушить несколько правил… И жалостью. Он проникся сочувствием к её нескрываемой хрупкости. — Верно? — Да-да, — промямлил доктор, вспоминая об угрозах. Мольба сама слетела с губ, а он и не понял, что повернул кресло к фокуснику, смотря на него снизу-вверх, словно прося о пощаде. — Пожалуйста, не трогайте мою дочь. Она только закончила медицинский колледж. — Тише-тише, — успокоил его Всадник. — Мне просто нравится заботиться о будущем. Никогда не знаешь, когда может понадобиться помощь симпатичной медсестры. Её ведь Мэтти зовут? Неплохое имя. Ей подходит. — Атлас, — послышался предостерегающий голос Илая. Дэнни хмыкнул, мысленно соглашаясь. Возможно, он перегибал палку. Но разговор касался Хенли и её безопасности. Здесь не было лимитов ни для совести, ни для добродетели, ни для жестокости. — Я буду держаться как можно дальше от вашей семьи, пока вы сдерживаете своё обещание передо мной, идёт? Реммерс, мучаясь с отдышкой, проговорил: — Идёт. — Я привезу вам новую дозу, когда эта закончится, — добавил Такер. Пол снова кивнул.***
— Ты всегда так наседаешь на них? — пристёгивал ремень безопасности Такер, десять минут спустя оказавшись в машине Атласа. — Я сегодня не в духе. Обычно, стараюсь не быть настолько прямолинейным. Илай хмыкнул. Гораздо привычнее было видеть фокусника без очков и в расслабленной позе. — Почему ты считаешь, что она продолжит принимать антидепрессанты? Она ведь дала тебе обещание… — Потому что Ривз, как и я, выполняет только те из них, что даёт добровольно. Это даёт неплохую свободу действий. Я выбил его из неё. Верить в то, что она будет следовать моим указаниям, всё равно, что верить выпадению случайной карты в моей колоде. — Знаешь, вы стоите друг друга, —заключил Такер, рассматривая профиль друга. — Ты и Хенли. — Не знаю, что сказать тебе на это, — Атлас повернулся к нему, медля с заведением мотора. — Разве что, ты тогда ошибался, говоря, будто она знает как важны для фокусника здоровое сердце и организм. — Она знает. Просто ситуация хреновая. Ты и сам в курсе. Что вы решили? — Держаться друг от друга как можно дальше. Она будет пробовать с Кемпом. Я сам по себе. Такер нахмурился, размышляя о чём-то в уме. От Всадника это не скрылось: — Что? — Вы когда-нибудь перестанете играть в глупцов и рискнёте? — Так будет лучше для обоих. Она заслуживает нормальную жизнь. — Хочешь сказать с тобой она её иметь не может? Атлас нервно выдохнул. Ему не нравилось обсуждать это с Илаем, да и с кем-либо другим раз уж на то пошло. — Таддеуш будет использовать её против меня, если… — Чёрт бы тебя побрал, Атлас! Ты что первый день в этом мире? Устрани Таддеуша и строй с ней нормаль… — Ты так говоришь, будто это карту перевернуть! — А ты так говоришь, будто хватаешься за любую уловку, лишь бы сбежать от чувства, в котором сам же и признался! — Меня хочет придать земле как минимум десяток человек, и с каждым днём они растут в геометрической прогрессии! Я не стану подвергать её опасности! — Ты ищешь отговорку! — Да, чёрт возьми! Она никогда не простит меня! Доволен?! — взревел Атлас разъярённо. Его грудная клетка резко вздымалась, пока фокусник сдерживал свой гнев под рёбрами. — Значит вы никогда не сможете быть вместе… — сухо прокомментировал Такер, не планируя проявлять ни капли сочувствия. — Да, — процедил Дэнни. — И ты будешь всю жизнь смотреть на то, как её обнимает другой, как она выходит замуж, заводит с ним семью… — Пошёл вон из моей машины. — Как она целует его и как выходит с ним в свет, держась за руку… — Я сказал, вон из машины, Такер! — ненавистно прорычал Атлас. — Как она делит с ним постель и будит по утрам… — Ты просто хренов ублюдок! — Скажи, что вы никогда не будете вместе! — давя, поднял голос док. — Скажи, что это невозможно! — Это невозможно!— прокричал Дэниел, впившись пальцами в руль, вместо шеи Илая. Слова зазвенели и повисли в салоне. Такер не отрывал от друга своего взгляда. Атлас терялся в резонансе последней фразы. Она давила на уши. Дэнни почувствовал тошноту. — Какой же ты иллюзионист, если существует то, что для тебя невозможно? — спокойным, слегка хрипловатым после крика голосом, проговорил док. Дэнни расслабил пальцы и закрыл глаза, понимая, что Илай только что разрушил хлипкий карточный домик его доводов. Он убеждал себя ими с момента прощания с Хенли в аэропорту. Пытался заставить себя думать, что так правильно. — Я не умею всё это. Хранить верность, слушать и терпеть. Принимать совместные решения и не закрываться от неё. Такер впервые позволил себе лёгкую улыбку, которую фокусник не увидел, оставаясь поглощённым своими мыслями. — Когда-то ты не умел тасовать карты и завязывать ботинки. Научился же. — Иди к чёрту! На это ушли годы. — Ты так страдал с ботинками? Атлас хмыкнул, открывая глаза и находя снисходительную улыбку дока. — Это трудно, но не невозможно. Я имею в виду, тебя и Хенли, — сказал он. — Но если ты сдашься, проведёшь остаток дней, жалея, что отдал жизнь, предназначенную тебе, другому. — Откуда ты знаешь, что мне предназначено?! — Хенли слишком долго тебя терпела, чтобы быть всего лишь прохожим на твоём пути. — И давно тебе это известно? — Даже слишком, — усмехнулся Такер. Атлас покачал головой, отворачиваясь от дока. Десятки мыслей атаковали. «Я всегда буду твоей», — слышал он её голос. Это не означало, что она простила его, но собственник в Дэнни был слишком удивлён тем, как в течение столь долгого времени он позволял себе думать, будто сможет отказаться от неё. Она принадлежала ему. Так же, как он принадлежал ей. С болью и любовью. С ненавистью и страстью. Одно целое двух схожих противоположностей. Нужно было составить план действий «по возвращению в жизнь Ривз» и «устранению дракона Брэдли». Со вторым сложностей было меньше. — Чёрт, сколько же роз надо ей подарить, чтобы она простила меня? Илай сел в кресло поудобнее и, расслабившись, откинул голову на подголовник. — Ну, прежде всего её любимые цветы — ирисы. — Чего?! — Брови Атласа прыгнули вверх от удивления. — Откуда ты это знаешь? Такер повернул к нему голову и приподнял уголок губ в ухмылке: — Я наблюдателен. Заводи мотор. У нас много работы. Начнём с Таддеуша.