***
Прикосновения до боли родных рук к спине даже через довольно плотную ткань платья стирали все мысли, что тревожили Софи. Звук расстёгивающейся молнии, и мыслей почти не осталось. Ужин длился целую вечность, и оказаться в спальне, закончив его, было отдельным удовольствием. Борромео нужно было лишь две вещи: тёплый душ и горячие объятия Пауло. — Спасибо. — Платье скользнуло, повторяя изгибы тела, вниз, и Борромео перешагнула через него, оборачиваясь к Винсенту. Казалось бы, глупо благодарить за такой пустяк, как молния на платье, но она благодарила не за это — за заботу, от которой всё тело окутывало теплом, и становилось так легко и спокойно. — Не стоит переживать за поведение Ангелы, она лишь любимая дочь любящего отца, и я хорошо понимаю её, сама была такой. Маминым кавалерам доставалось только так. — Тёплая улыбка с лёгким оттенком тоски промелькнула в глазах Софии и тут же улетучилась, на мгновение возвращая в детство. Всё же она скучала по семье и по Италии. — Хочешь сказать, что карма существует? — Винс усмехнулся, вдохнув аромат тела Борромео. — Все прекрасные женщины в детстве были весьма плохими и непослушными девочками. — Ужин для Пауло хоть и прошёл нелегко, но гораздо лучше, чем он думал. И сейчас усталость брала своё. Казалось, он так не переживал даже из-за ошибок в работе. — Ты знаешь, я не верю в Бога. Я верю в земное правосудие, то есть в то, что всё, что мы делаем — плохое или хорошее — обязательно вернётся к нам. — Сократив последние отделявшие их сантиметры, Софи привычно устроила голову на широкой груди Пауло, защищавшей её от всех бурь, а её руки обвили его торс. — Вот во что я верю. И я знаю, что это работает. — На этой земле, — Винсент одарил Борромео поцелуем в макушку, вложив всю свою силу, направленную на заботу и оберегание этой хрупкой с виду его девочки, но невероятно стойкой и выносливой, — не встречал ещё конкурентов себе. Подумываю теперь организовать церковь имени себя. — Он сощурился, пряча улыбку. Софи улыбнулась, и легкая трель её веселого смеха наполнила комнату. — Ты дьявол, Винс, вот ты кто. — И, привстав на цыпочки, она увлекла его в долгий поцелуй.***
— Интересно, — Ангела небрежно скинула туфли на высоченном каблуке и изящно рухнула на кровать. И тут же приподнявшись на локтях, окинула Лодброка горячим взглядом, — сколько она продержится. — Долго, Эни, — буркнул Ивар, осторожно стягивая с себя футболку. — Уверен, что долго. Но разве тебе есть чего бояться? — Нападки Ангелы в сторону Софии иногда веселили Лодброка, но чаще напрягали. Ведь любое необдуманно брошенное слово могло повлечь не очень-то хорошие последствия. Но чего можно было ожидать от импульсивной итальянской крови, впитавшей эгоистичные замашки с самого детства? — Конечно нет, — Ангела фыркнула и недовольно дёрнула плечиком — ответ Ивара пришёлся ей не по душе. Но Пауло быстро забыла о нём. Приблизившись к Лодброку, она настойчиво прошлась кончиками пальцев по мускулистому телу, тут же ставшему твердым. — Люблю, когда ты называешь меня так. — А что ты не любишь, когда я делаю? — Ивар хищно улыбнулся. Его глаза сверкнули опасным огнём, когда он схватил Ангелу за запястья. Это походило на нездоровую игру: Ивар доказывал свои способности в общении с дочерью того, у кого он и учился всему. Другой бы воспользовался этим и мог бы опуститься до низкого унижения, учитывая чувства Ангелы, но Ивар чувствовал эту грань и никогда не переходил. — Когда ты медлишь. — Эни прижалась к нему всем телом, прогибаясь в спине. Язычок прошёлся по её нижней губе, увлажняя её. В серых, как у её отца, глазах тлели угольки, готовые разгореться в опасное пламя. Ангела Пауло точно знала, чего хотела, и как это получить. — И тебя не смущает папочка за парой стен? — Ивар наигранно удивлённо изогнул бровь, немного отстраняясь. Красивая и молодая девушка была готова прыгнуть на него. Лодброк не был железным. Особенно когда мягкая и горячая грудь так призывно упиралась в его не менее горячее тело. — Папочка позаботился о шумоизоляции… — сладко протянула Эни. — К тому же, пускай смущает он. Мы можем пробраться в его джакузи, — добавила она многозначительно, — или остаться здесь. — Да ты не уступаешь в дьявольской силе. — Едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться зубами в плечо Ангелы, отчего явно возникли бы вопросы на утро у остальных, Ивар прорычал: — Раздевайся живее. Торопить её не требовалось. Плавным движением избавившись от платья, Ангела переступила через него и толкнула Ивара на кровать. Оказавшись сверху, она знала, что такая власть не продлится долго, но всё же, жадно впиваясь в губы Лодброка, упивалась ею. — Даже беременность тебя не остановит, верно? — Ивар всё же не удержался. Его зубы впились в запястье Ангелы с нескрываемым наслаждением. Ангела вдруг поморщилась — настолько мимолётный жест, что его сложно было заметить. Другое прикосновение хотелось ощутить на своей коже, но она поспешно заглушила это чувство. — Нет, — ответила она с хитрой улыбкой на пухлых губах и тут же поспешила добавить: — Но будь осторожнее. — И сама поразилась, как легко и достоверно это прозвучало. Да, пока никакого ребёнка в её животе не было. Но теперь это лишь дело времени. — Как получится. — Ивар разгорячённо облизнулся и дёрнул бёдрами наверх, напоминая о месте Ангелы рядом с ним. — Ты знаешь меня. — Его грубые пальцы прошлись по нежнейшей коже, оставляя следы на её рёбрах. Возбуждение било внутри Лодброка, и эрекция упиралась в тело Ангелы. Приподнявшись, он обвёл языком её грудь, усмехнувшись от несдержанного стона, и вновь оттянул зубами сосок. Даже сейчас в Иваре не теплилась жалость и даже малейшее желание контроля. Только власть, всё сжигающий контроль и острое возбуждение, вязавшее тугие узлы. — А ты хочешь быть сверху? — Вопрос будто бы с каким-то подвохом. И секунды на ответ. Ангела выгнулась, со сладким стоном отзываясь на грубые ласки Лодброка, немного откинулась назад и накрыла его тело горячими ладонями. — Я хочу того, что хочешь ты. — Глаза Эни жадно горели, и действительно, она была готова на всё. Она хотела только одного — Ивара. А каким — не имело сейчас значения. Ивар поморщился, будто хотел услышать другой ответ. Как она вообще умудрилась по уши влюбиться в него?! Самовлюблённая, гордая и непоколебимая, острая на язык дочь Винсента Пауло рядом с Иваром становилась покорной и мягкой. Невыносимо податливой. Это злило, раздражало и только сильнее пробуждало желание довести-таки до той грани, когда бы она поняла, что за зверя готова была назвать мужем. — Сама это сказала. Довольно грубо и совершенно не заботясь ни о комфорте Ангелы, ни о своих травмах, получая наслаждение от утопания в этой самой боли, Ивар подмял Эни под себя и, дёрнув за лодыжки, жёстко проник в неё, не давая опомниться, набирая темп с первого же движения. Ангела кричала и извивалась. То ли от боли, то ли от наслаждения… Только вот Ивара, сконцентрированного на удовлетворении собственных низменных потребностей, интересовало только насколько горячо и узко было внутри Ангелы. Он врывался в неё вновь и вновь, покрываясь потом, рыча, когда Эни впивалась в его спину ногтями, и тут же скидывал её руки. Но это распаляло его ещё сильнее: он оставлял следы зубов на её теле. Пока наконец не завёл её руки над её же головой, болезненно сжимая запястья. Чувствуя, что Ангела уже приблизилась к оргазму, Ивар навалился на неё всем телом, ускорившись до максимума и, прикусив кожу на её шее, прорычал, и вязкая горячая жидкость излилась внутрь дрожащей Ангелы. Лодброк, тяжело дыша, не торопился переворачиваться, уткнувшись носом в грудь Эни. Она получала какое-то извращенное удовольствие от этой жесткости, грубости, переполнявших его, живущих в каждом его движении, заставляющем ее утопать в нежных простынях — так контрастировавших с Иваром Лодброком, но только ему Ангела могла позволить подобное. Только с ним она была слепа и глуха, и податлива как пластилин — делай всё, что захочешь, только будь со мной, но ни с кем другим. Сносило крышу, и Ангела мстила ему: кусая солоноватую кожу, оставляя следы ногтей на крепкой спине, мстила и получала удовольствие одновременно. Их секс походил на тайфун, и когда тайфун стих, наступил штиль. И снова она не торопилась, обнимая его, порхая ставшими мягкими прикосновениями по его спине и не думая больше ни о чем. Ивар небрежно наконец поднялся, вспомнив в кои-то веки про нежелательность нагрузок в ближайшие дни. И то по большей части именно из-за усилившейся тупой боли в грудине и в области рёбер. Подмигнув Ангеле, он накинул приготовленный халат и, прихватив пачку сигарет, вышел на кухню. Ветер пробирался под кожу леденящими объятиями из открытого окна. Лодброк чередовал затяжки с глотками виски прямо из бутылки. Как-то смутно представлялось ближайшее будущее, а мысли о ребёнке упрямо колотились в голове, отзываясь нарастающей тревогой. Дети. Свадьба… Обо всём этом Ивар уже как-то думал. И, оказалось, так давно. Тени города мелькали за окном, словно накатывающие неизбежные события.***
В свете луны, пробиравшейся в спальню сквозь не до конца закрытые шторы, лицо Винсента походило на чуткую работу итальянского скульптора. Софи залюбовалась им невольно, словно в первый раз, и нежность к этому властному мужчине затопила её. Но Пауло крепко спал, а ей захотелось пить, и Борромео тихонько свесила ноги на пол, накидывая на плечи мужской халат. Невесомыми шагами она проследовала до двери и тихонько прикрыла её за собой. От кухни тянуло прохладным воздухом, и Софи запахнула халат плотнее. Под ним не было ничего, их с Винсентом одна на двоих привычка, жест, доступный только им и делавший еще ближе. Перешагнув порог широкого проёма, Софи поняла, что не спалось не только ей. — В кабинете Винса хорошая вытяжка, — произнесла она тихим голосом. — А здесь окна и воздух, — отрезал Ивар, запахнув неторопливо халат. Он не смущался — этого никто не мог дождаться. Однако на каком-то потайном инстинкте одним привычным щелчком сигарета зашипела, встретившись с пепельницей. Лодброк тихо выругался и залил неприятие виски. — Да ладно. — Софи пожала плечами, возражать и спорить не было никакого желания, слишком много умиротворения и спокойствия было в ней, но сигарета уже потухла в пепельнице. Взяв из холодильника бутылку минеральной воды, она наполнила стакан и прошла немного дальше, чтобы остановиться у высокого окна. Отсюда открывался вид на центр города и с высоты небоскрёба даже редкие машины казались сплошными игрушками. Хотелось спросить, как он, всё ли в порядке, но вместо этого София молча устремила взгляд вниз, на полупустую улицу. — Эх, София. — Лодброк ловко соскочил с подоконника, со странной безмятежной улыбкой подошёл к Борромео и мягко обернул её к себе за локоть. — Ты не меняешься, — усмехнулся он, ощущая, как голова кружилась от всего: от виски, новостей, невозможной близости… — Меняюсь, Ивар. — Мягкая улыбка осветила лицо Софии в полумраке просторной кухни. — И ты меняешься. Год назад мы были другими людьми. А пройдет ещё год, и нас нынешних не будет. — В её глазах промелькнуло удивление: как давно она не видела его в подобном настроении, но что было тому причиной? — Только не в привычках. — Лодброк закрыл глаза и откинул голову назад, будто прислушиваясь к себе, но тут же вновь посмотрел на Борромео и мягко устроил руку на её плече. Однако следующий жест получился настолько спонтанным… Ивар быстро нагнулся и жёстко прижался своими губами к губам Софии, тут же отстранившись с неестественной улыбкой. Алкоголь и табак — стандартный набор запахов Ивара Лодброка. Софи не раскрыла губ, но и не отступила, не оттолкнула его от себя, позволяя этот минутный порыв, вдыхая привычный запах. Её пальцы коснулись его лица, повторяя так хорошо знакомые очертания скул в мягком и таком обыденном жесте. Ничего не промелькнуло между ними. Пауло — её жизнь. Непреложная истина осталась непоколебимой. Но Ивар всегда будет на своём месте в её сердце, и этого тоже не изменить. Ещё один взгляд, и Софи будто что-то уловила, но не смогла распознать сигнал. — Иди спать, Ивар. — Просто дела налаживаются. — Ивар вернулся на прежнее место и вновь щёлкнул зажигалкой, сжав губами сигарету. Он не бросился на Софию, но и не мог отрицать полученного тепла от этого момента. Борромео покачала головой в непонятном жесте: то ли соглашалась с ним, то ли возражала. — Я рада за тебя, — ответила она просто и искренне, но интуиция вдруг выдала фортель, совершенно не соглашаясь с разумом, и сложно было распознать этот сигнал. Софи вернула взор к окну и допила воду. Не было больше ни одной причины оставаться на кухне, и отойдя к мойке, София оставила там стакан. — Будь счастлив. — Обернулась она с улыбкой, прежде чем уйти. Хмыкнув, Ивар поморщился от такого пожелания Софии. Нужно было возвращаться в спальню, но Ивар лишь нервно стянул пояс с халата. Жар прошёлся по всему телу, что стало трудно дышать. Видимо, алкоголь был лишним при таких волнениях. Кровь точно отлила от головы, потому как думать стало совсем уж трудно. Коротко и совсем неуловимо облизнув губы, Лодброк поморщился, прикрыв глаза, ощущая как всегда сладкий вкус Софии. Ивар злился на себя, на свои больные и неконтролируемые чувства, но не мог с ними ничего поделать, отчего злился еще больше, распаляя самого же себя. Едва слышная усмешка остановила уже собиравшуюся выйти из кухни Софию. Она обернулась, глядя как разъехались полы халата под его руками, открывая обнажённые участки тела и реакцию… Которую ей точно не стоило видеть. И что-то сломалось внутри. Нужно было идти в другую сторону, но София вернулась назад. Поймала в тонкие руки края халата и перехватила пояс, возвращая всё на свои места. Вглядываясь в темноте в лицо Лодброка, она пыталась понять, что с ним происходило — что-то было не так. — Уже примеряешь роль мамочки? — Ивар и хотел бы больно отбросить её руки, но не мог себе этого позволить. Вместо этого он отскочил от Борромео, ослабил халат — ведь иначе кожа начинала плавиться, — обнажив накачанную грудь, и принялся пить воду прямиком из-под крана. Виски долбило в голове собственный ритм, а сердце подпевало ему. — Что с тобой происходит? — То, как он снова дёрнул халат — Софи показалось, будто он пытался сбросить невидимые оковы. Это Ангела должна была разбираться в нём, не она. Но Борромео шагнула вперёд, и её рука в мягком, но ощутимом жесте опустилась на его плечо. Ставшим нормальным за всё это время рваном и непозволительно грубым движением Ивар переместил Софию, заключив между стеной и собой, прижав бёдрами ещё плотнее. Он был чертовски возбуждён после всех свалившихся на него событий, и спонтанного быстрого секса с Ангелой явно не было достаточно для того, чтобы угомонить разрывающий изнутри пожар. Тяжёлое дыхание сопровождалось бешеным ритмом сердца и вспышками в глазах. Лодброк скалился, как вырвавшийся на свободу зверь, но ничего не предпринимал. — Не понимаешь, да? — усмехнулся и прошёлся языком по зубам. София вскинула руки — как единственную преграду между ними — упираясь в его обнажённую влажную грудь, чувствуя его возбуждение, чувствуя как напряглись мышцы под её ладонями. Собственное дыхание предательски сбилось с ритма. Она уже видела этот оскал, это взгляд — устремлённый на неё же — несколько лет (по ощущениям целую вечность) назад, в тесной каморке в доме Рагнара Лодброка. Как тогда от него пахло духами Марго, так и сейчас веяло сладким ароматом Ангелы Пауло. — Ты скажи. — Прямой взгляд глаза в глаза, пересохшие губы. Не то нападение, не то оборона. — А зачем мне это? — Ивар сильнее вжался в Софию, удерживая равновесие лишь на локтях, прислонившихся к стене. — Зачем тебе знать? Тебя же теперь Винс трахает. До меня разве есть дело? Её руки скользнули по его груди выше, мимо плеч и остановились, где короткие волосы почти касались пальцев, легли на затылок. Софи подалась вперёд, уничтожая считанное расстояние, разделявшее их. Она обнимала его — обнимала так крепко, словно хотела защитить от самого себя. — У меня своя жизнь, у тебя своя. — Слова были жесткими, но их смысл никак не вязался с мягким голосом, обволакивающим в попытке принести успокоение. Почему цена её счастья оказалась столь велика? Виски словно сломал ту хрупкую, ещё не одеревеневшую тонкую стенку, за которой он спрятал свои чувства и эмоции. Убить их было невозможно. Боль приносила временное успокоение, и оно проходило, если не подпитывать вновь. Лодброк знал всё это. Но сейчас… — Моя жизнь была твоей. — Наверное, от собственных слов и собственной беспомощности Ивар вспыхнул. Его огонь не гас, видимо, никогда. Ещё сильнее прижавшись, что кислорода едва хватало ему самому, Лодброк стиснул пальцы на рёбрах Софии, будто хотел проверить, билось ли её сердце. Слёзы выступили на глазах Борромео, но вовсе не от боли, что причиняли сжимавшие её руки, проникавшие чуть ли не под кожу, нет — боль, что источалась из Ивара, передавалась Софии через каждую клеточку кожи — её и его кожи — была в сто крат выше. София не шевелилась, хотя было трудно дышать. Только мягкими прикосновениями её пальцы гладили кожу на его затылке. — Пожалуйста, забудь всё, забудь меня. — Тихий голос, словно кто-то невидимый держал её за горло, так походил на мольбу. Ивар ощущал эти слёзы где-то в своём горле. Они застряли, так и оставшись солёно-горьким комом. Быстро закачав головой, он отстранился, словно уже спас Софию от языков пламени, приняв их на себя, как в той злополучной картинной галерее. Она уже была счастлива. Не с ним, но счастлива. Ему же оставалось только гордо вскинуть голову и доказать, что его жизнь не похожа на ежедневное перебирание осколков прошлого, где постоянно не хватала одной и той же детали. — Прости, прости, я… — Ивар зажмурился, как от кошмара, и глубоко, рвано вздохнул. — Я не хотел делать тебе больно. Не хотел пугать. Просто перегнул. Перегнул с алкоголем, с обидой, этими отношениями… Не хотел больно… Не тебе. — Некоторые слова почти исчезали, едва сорвавшись с языка. — Ты не напугал меня. — Сложно было говорить, когда ком по-прежнему стоял в горле. — Софи чуть помедлила, прежде чем убрать руки — скользнув по кромке халата, они упали вниз. — Иди спать, правда. — Завтра будет новый день, и всё пройдёт, эта ночная встреча покажется им обоим только сном, мимолётным сновидением. Она могла бы сказать все это вслух, но не сказала. Как и не сказала, что чувствовала ту ловушку, что смыкалась вокруг него: ещё один брак по чужой воле, вот только в этот раз с нелюбимой женщиной. И предостеречь его от этой ловушки София не могла, этого пути не избежать. А это значило, что они всегда будут в жизни друг друга — почти родственники. — Нет, ты… Ты правда заслужила то, что имеешь. — Лодброк усмехнулся и потёр глаза, щипавшие до одурения. — В хорошем смысле. Он подходит тебе больше. Но у меня своё счастье. — Разведя руки в стороны, Ивар закатил глаза и прорычал, поспешив наконец запахнуть халат. — И за это прости. — Наверное, именно так выглядел момент, способный заставить Ивара смутиться. Но он только прищурился и предусмотрительно прихватил из холодильника бутылку с водой. — Ты женишься на Ангеле, войдешь в семью, и наши пути уже больше не разойдутся. Мы будем пересекаться, и не важно, что мы не хотим этого. — Софи вернула себе спокойствие, и её голос едва ли что-то выражал. — Один бог знает, что было бы, проснись сейчас Винс или его дочь и пойди сюда. Нам нельзя так ошибаться. — Она говорила не «ты», а «мы», словно это всё были и её поступки, чувства тоже. Отчасти так оно и было. — Да. Наследником мне было бы уже не стать. — Нервно усмехнувшись, Ивар провёл ладонью по затылку, где ещё недавно были руки Софии. — Я пойду. Вдруг Ангеле потребуется чего. Чёрт её только знает. — Всё будет хорошо. — Очередная чёртова попытка заставить поверить в лучшее, которые она всё никак упорно не оставляла. Ивар медлил, и Софи тоже, словно какая-то неведомая сила удерживала её на месте. — Ну да. — Согласно кивнув, Ивар прижался спиной к столешнице, перебрасывая из руки в руку бутылку. Он колебался, но откинул расчёты. — Я, кажется, отцом буду. — Уголок губ дрогнул в кривой улыбке. Когда он слышал эту новость от Ангелы, она казалась невероятной, неосязаемой… Но стоило ему озвучить, как внутри что-то щёлкнуло. Не должен был он сообщать о таком Софии. Это было нелепо и неправильно. — Ангела ждёт ребёнка? — Софи оставила попытку вернуться в спальню — сна больше не было — и забралась с ногами на широкий подоконник, скользнув мимолётным взглядом по пейзажу за окном: над городом собирался рассвет. — Что ж, поздравляю. Ты хотел детей. — Она улыбнулась, потому что должна была это сделать, но казалось бы расслабленный взгляд подмечал реакцию, которую Софи пыталась понять. Значит, она была права, предположив подобное во время ужина. — Винс будет рад. Как и я. — Хотел вроде бы. — Лодброк провёл ладонью по волосам и пожал плечами. — Но это же многое меняет. Прекрасная пара и прекрасные наследники. Завтра я расскажу Винсу. Может, теперь не захочет открутить мне голову. — Тихий и глухой смех. — Но я рад, что наконец буду отцом. — Он взбодрился, будто выпил несколько энергетиков. — Это серьёзный шаг. Важный. И я готов к нему. Укрепление в праве наследия. — Прежние мысли о том, чтобы сместить Софию, стали в один миг глупыми и смешными. — Ты прав, это действительно всё меняет. Огромная ответственность, но ещё большее счастье. Ты будешь хорошим отцом. — Каждое слово было отточено и взвешено в быстром неуловимом процессе в её мыслях. Софи говорила искренне, но… Но как всегда было «но». До нелепого паршивое. Если бы она не видела его лицо, не читала эмоции в его глазах, когда он прижимал её к стене, когда прижимался к ней, как к спасательному кругу, она бы ему поверила. Но не сейчас. — Я всё же пойду. Ангеле лучше не волноваться, а видя нас рядом… — Ивар сглотнул и направился к выходу. — Наверняка будет пышная свадьба. Ведь как иначе? — Рассмеявшись, Лодброк покачал головой, будто не соглашаясь с самим собой. После случившегося он теперь и близко побоится подходить к Борромео. Грела мысль, что с Эни можно будет вновь зарыться в боль с головой. — Вам двоим это решать. Иди уже, — отозвалась Софи с тёплой улыбкой. Идти спать уже не было никакого смысла. Скоро приедет доставка из ресторана, и у неё осталось время, чтобы принять тёплую ванную с ароматной пеной, а потом, после завтрака, привычная беготня и встречи, распланированные в ежедневнике, в котором почти никогда не было свободного места.