Niemand

      Было раннее утро, а в особняке Пауло уже не спали. Сегодня весь город ждал результатов выборов, от которых зависело очень многое.       Софи надоело мерять шагами кабинет мужа, и она опустилась в мягкое кресло, устало потерев виски. Диктор говорил долго и нудно, и это стало раздражать. Щелчок кнопки пульта, и стало тихо. Первые предварительные подсчеты в голосовании только начали вестись, но Кристоф Ридель уже лидировал.       — Сейчас раннее утро. За день ещё что угодно может произойти. Мы ещё можем повлиять на результат голосов. — В мыслях Софи придумывала план за планом, как скомпрометировать Риделя, и отбрасывала их все. До этого пресс-центр и служба безопасности политика уверенно обходили ловушки и заминали дела, и нужно было что-то веское. Софи прекрасно понимала, какое решение проблемы видели Винс и Ивар, но хотела обойтись менее кровавым способом, без жертв. Ридель не угрожал им, он был обычным человеком со своей жизнью, детьми, семьёй. Убирать его Софи не хотела.       — Если эта задница опустится в кресло губернатора, он бросит все силы, лишь бы начать копать под нас. — Ивар, сидя на подоконнике у открытого окна докурил очередную сигарету. Сам уже сбился со счёта, какую точно.       — Этого не будет, не нагнетай. — Винсент чинно и неторопливо помешивал в чайной кружке ложечкой, растворяя сахар. Его будто даже не волновали результаты выборов, настолько спокойно он выглядел.       — Ты уже что-то придумал. Поделишься? — Спокойствие Винса говорило само за себя, и София прекрасно знала, что оно значило. Этим утром она даже не замечала ни одной выкуренной Лодброком сигареты.       — Всему своё время, девочка. Ещё не все карты сыграли. Ты знаешь. — Пауло сделал глоток чая из чашки и промокнул губы салфеткой. На его фоне взъерошенный Ивар и впрямь всё ещё казался мальчишкой. — В противном случае у нас всегда есть козырь в рукаве. — Взгляд Винсента упал на Лодброка, и тот на интуитивном уровне повернулся, сперва нахмурившись, но тут же как-то довольно и даже дико усмехнулся. План уже был ему знаком.       — Ненавижу ждать. — Софи потянулась к телефону, словно могла там найти что-то отличное от новостей по телевизору, но не нашла и отбросила в сторону, как бесполезную вещицу.       Стучащий звук нарушил тишину. Ивар, едва не выронив сигарету, достал телефон и побледнел, с силой сжав его в руках.       — Не осталось козыря, — раздражённо бросил Лодброк, взглянув на Винса в ожидании указаний. — Беата не достала ту папку. Тупица. — Раздражённо цокнув языком, Ивар прокрутил в пальцах зажигалку.       — Что ж. — Пауло поднялся, оперевшись на трость. Последнее слово оставалось за ним. И он прекрасно осознавал это. На его лице не мелькнуло ни малейшего сомнения. Винс всё взвесил. — Ивар, твоя юрисдикция.       Лодброк тут же спрыгнул с подоконника, расплываясь в улыбке. С каждой секундой он всё больше напоминал освободившегося волка.       — Винс! — Софи поднялась на ноги и приблизилась к столу мужа. — Не нужно эту ситуацию решать такими методами. Давай найдём другой выход? — Всё нутро противилось такому решению. Интуиция и человечность смешались, посылая общий сигнал, и Софи не противилась им, отчаянно отыскивая другое решение.       — София, это уже решено. Но только из-за доверия и уважения к тебе я готов выслушать твоё предложение. — Подняв ладонь и останавливая Ивара, Винсент кивнул Софи.       — Я не вижу поводов оттягивать лучший вариант. Каждая секунда дорога. Мы уже по сто раз проработали все исходы, возможные и…       — Ивар. — Пауло прервал его довольно резко, отчего Лодброк поморщился. — Мы слушаем Софию. — Ивар закатил глаза и фыркнул, но перечить не посмел.       — У меня нет предложения, — честно призналась София, не собираясь юлить или хитрить — не в её характере такие приёмы. — Но ещё только утро, время есть. Мы можем найти другой вариант. Вместе. — Она шагнула ближе, понимая, что слов недостаточно, понимая, что её слова звучали жалко и неубедительно.       — Просто смирись, что его нет, и позволь людям выполнить свою работу. — Голос Винса налился сталью, предупреждением. — Пока ты хочешь, чтобы мы тянули время и ждали озарения либо помощи извне, Риделя официально объявят новым губернатором. И вот тогда чёрной работы и зачисток будет больше. Мне придётся идти куда на большие жертвы. Я разочарован, что мне приходится объяснять тебе такие вещи. И если передо мной стоит выбор пожертвовать спокойствием моей семьи или никчёмной жизнью жалкого политика, я выберу единственно верный вариант.       Ивар опустился в кресло, выбрав тактику наблюдения. Конечно, он тоже бывало проявлял стремление протолкнуть именно своё видение ситуации, но зубки в исполнении Софии были как минимум любопытны.       — Чёрт, я прекрасно знаю, чем нам это грозит! Но у твоего решения тоже могут быть последствия. Если случится, что следы приведут к нам? Ты сам говоришь, что мы не боги, Винс. Может произойти всё, что угодно. — Софи, наверное, впервые за свою жизнь рядом с Пауло забыла, что такое её хвалёная выдержка, и отбросила всё деланное спокойствие, не скрывая эмоций. Всё внутри противилось этому решению. — У этого политика тоже есть семья, дети.       — Ты сомневаешься во мне? Или в моих людях? — расслабленно произнёс Ивар.       — София просто немного запуталась. И, видимо, забыла, что я ставлю на первое место себя и свою семью, своих людей. И если ради моего счастья и покоя должен кто-то пострадать, то так тому и быть. — Тяжёлая трость опустилась на пол, ставя точку в разговоре.       — Мне жаль их, да, — Софи гордо вздернула подбородок, и не думая скрывать эту свою черту, — но я тоже думаю о своей семье. Есть черта, которую нельзя переходить. Нельзя просто так взять и убрать неудобных людей. Я просто, — запнувшись, она едва не запуталась в словах, — просто прошу поверить мне, без логики, без аргументов. Как ты делал когда-то. — Слова, оброненные Лодброком, обошли Софию стороной, она будто забыла, что они с Винсом в кабинете не одни, глядя только ему в глаза и никуда больше. На самом деле, конечно не забыла, она ощущала присутствие Ивара спиной, но готова была бороться одна с ними обоими. За их же души.       — Эту черту провожу я. — Раздражение Винсента готово было вырваться наружу. И то, как он медленно приобретал почти демонические черты… Даже Лодброк понимал, что терпение Пауло близилось к пределу, и на всякий случай поднявшись с кресла сделал шаг вперёд, не задумываясь, кто и как воспримет этот жест. — Я, и никто другой. Так что хватит пытаться разжалобить меня или заставить раскаяться. Мои грехи тебе неведомы и неподвластны. Оставь эти речи для наивных и доверчивых детей. — Пауло резко обернулся к Лодброку, чудом не уничтожив его взглядом. — Ивар. Прошу. — Растерянно кивнув, Ивар бросил быстрый взгляд на Софи. — Иди! — рявкнул Винсент. Неторопливо Ивар направился к выходу.       Все мысли в голове Борромео путались, а слова всё никак не находились. Винс не услышал её, стараться бесполезно и спорить дальше не было смысла. Софи прекрасно понимала, как разозлила Пауло, но не отказалась бы от своей точки зрения даже под прицелом молний, что метали наполненные яростью глаза.       — Ты считаешь глупостью мои убеждения, — её голос больше не звенел, — но когда-то они спасли тебе жизнь. — Софи поравнялась с Иваром, встретившись с ним глазами, и вышла в коридор.       — Это было действительно глупо, — бросил Ивар, не ожидая ответа. Он просто направлялся выполнять своё дело, которое приносило ему удовольствие.       Софи нагнала Ивара у собственных ворот. Просто открыла дверь машины, ждавшей, пока эти ворота распахнутся, и села внутрь, ничего не говоря. Она прекрасно знала, что это своевольничество ничем хорошим не обернётся, Винс не простит подобную выходку. Но иначе Софи не могла. Она не хотела, чтобы её семья была причастна к такому, чтобы был причастен Ивар. И не была бы собой, если бы просто так оставила всё это.       — Ты чего тут забыла?! — Ивар выглянул в открытое окно, осматриваясь, словно к нему в машину теперь мог запрыгнуть кто угодно. — Шуруй к себе. Не мешайся под ногами. — Ярче всего отмечалась растерянность, которая перекрывалось недовольством.       — Я еду с тобой, — парировала Софи голосом, не терпящим возражений. — Хочу присутствовать при этом.       — С ума сошла, мелкая? — Лодброк заглушил мотор, повернувшись к Борромео. — Тебя ж порка знатная за это ждать будет! Да и вообще, на кой тебе смотреть, как убивают?       — Просто езжай. Я не выйду из машины. Конечно, ты можешь попробовать вытащить меня отсюда силой, но… Здесь вокруг моя охрана. Они не оценят подобный жест. — Софи упрямо поджала губы. — А с поркой я уж как-нибудь разберусь.       — Что мне твоя охрана?! Выматывайся и не мешай работать, мазохистка. — Ивар почти рычал, понимая, что эта упрямая козочка рожками зубы ему поломает, но добьётся своего. Да и стоять вот так перед открытыми воротами, когда на счету каждая секунда… Ивар уже дал отмашку готовиться снайперу и действовать по проработанному заранее плану. Но София…       — Ивар, ты не понял, — вначале щёлкнул блокиратор пассажирской двери, а потом и ремень безопасности, — я никуда не уйду, ты от меня не отделаешься. Я хочу увидеть всё своими глазами. Считай, это уплата твоего долга. — Софи уже давно забыла про оброненные Лодброком посреди пригородных дорог слова, но сейчас они всплыли в памяти очень кстати.       — Да что б тебя, София! — Ивар раздражённо ударил по рулю, едва не заставив машину издать сигнал. — Общение с Винсом из тебя дьяволицу сделало? — Всё ещё колеблясь, Лодброк нехотя завёл мотор и медленно тронулся, выглянув предусмотрительно в окно в надежде увидеть Винса. Но путь был открыт, а София настойчива до скрежета зубов.       Софи молчала, пока машина выезжала за ворота, потом из пригорода. Ни говоря ничего, она смотрела в окно, глядя, как менялись пейзажи. Казалось, что происходящее перестало волновать её, но Софи лишь тщательно продумывала слова.       — За всё время избирательной кампании я изучала Риделя, его дела и окружение и очень много узнала про них.       — Абсолютно плевать, Соф. Вот совершенно. — Ивар попытался сконцентрироваться на дороге. Держа руль одной рукой, второй он подпирал голову, перебирая пальцами волосы. Нужно было продумать оправдание перед Винсом, но ничего не шло в голову. — Я согласился взять тебя, но не слушать.       — У него трое детей, так же, как и у меня. — Софи будто и не услышала, она неумолимо гнула свою линию. — Три девочки. Одна из них прошлым летом ездила в один лагерь вместе с Виктором. Вторая учится в балетной школе. А третья ровесница малыша Вилли.       — Значит, им не повезло с отцом. Какая досада. Так бывает. — Ивар нервно дёрнул плечом, понимая, что задумала София. — Но Винс прав. Я также поставлю своих родных выше. Раз уж иных вариантов нет. И рисковать я не хочу. Я хочу спать спокойно. И вообще, чего я объясняюсь? — Он поморщился и включил радио погромче.       — Их отец всего лишь делает свою работу. — Стоило Ивару убрать руку от мультимедийной системы, как Софи убрала звук. — Пытается сделать этот город лучше. Сложно его винить в этом. И вся его семья сейчас с ним. Ты отдашь приказ, и дети увидят, как умирает их отец. Разве тебе нужна эта кровь на руках? Он не бандит, не убийца, он обычный человек…       — Я тоже выполняю работу, приказ. Ничего больше. Остальное меня не волнует. — Ивар старался держать себя в руках, однако его голос срывался. Не то, чтобы ему было дело до чужой драмы — в его собственной жизни её хватало. Но то, как София старалась точно оградить, словно его поступок был за гранью её понимания, вынуждали Лодброка отгонять совсем неподходящие мысли. — Сгинь, ангелок, у меня свои демоны.       — Этот приказ — чужая жизнь в твоих руках. — Её ладонь сжала руку, лежавшую на руле. — Как ты потом сможешь жить с этим и смотреть в глаза своим детям? Если бы Ридель был ублюдком, я бы и слова не сказала, но смерти он не заслуживает. Не делай это с ним. — Голос Борромео дрогнул, словно она собиралась расплакаться, но кто-то высушил этот сосуд изнутри. — Не делай этого с собой.       — Ты, видимо, забыло, кто перед тобой? Так я напомню. — Ивар сильнее сжал руль, но не скинул руку Софии. — Я убил твоего бывшего с улыбкой на глазах. Выпытывал информацию такими способами, озвучь которые, и твои нежные ушки отвалятся. Я наслаждаюсь криками раненых. И ни один из них мне не снится. Меня не беспокоит совесть. Мне это нравится. — Рот Ивара скривился в дёрганной улыбке. — Привожу в дом любовницу, когда жена и наши дети гостят у вас. Истязаю её или иногда отдаю бразды правления ей. Боль возбуждает меня, как ничто другое. Чужая… Моя… Зависит от моего настроения, дерьмовости дня. Но я всё ещё с лёгкостью смотрю в глаза своим детям. — Ивар рассмеялся. — Так что же я не должен делать с собой, м, принцесса? — Каждое слово буквально несло требование отступиться Софию, скрыться и никогда не подходить. — Не того ты выбрала для исправления. — Джип остановился. Они приехали, и оставалось совсем немного до кафе, из которого всё будет прекрасно видно при желании. Ивар надел солнцезащитные очки и поправил ворот чёрной рубашки.       Ему не нужно было говорить всё это, Софи и так многое знала, а где не знала, там догадывалась. Она никогда не питала иллюзий о том, что происходило вокруг. Любая империя строится на крови, но есть вынужденные жертвы, необходимость в защите, а есть грань, и она точно знала, где эта грань находится. Как и слишком хорошо знала, что всё, о чём говорил Лодбок, — лишь защитный кокон. И что скрывалось под этим коконом, тоже знала. И вместо того, чтобы испугаться его слов или его самого, или испугаться гнева Пауло, который её непременно настигнет, и унести ноги прочь, Софи стремительно рванула вперёд. В буквальном смысле. Потому что, преградив Лодброку путь, она не сумела затормозить и врезалась в него. Рука потянулась к чёрным очкам, сдвинуть их на лоб — ей нужны были его глаза.       — Я знаю, кто ты, Ивар. Знаю слишком хорошо. — В синем море её собственных глаз так странно сочетались мольба и решимость.       — Хватит, мелкая, — огрызнулся Ивар, отскакивая от Софии, как ошпаренный. Он запретил себя такую близость, а уж тем более когда начали вдруг копаться в его душе — в её остатках. И Лодброк боялся. Он действительно испугался, что ещё не всё уничтожил в себе и залил адской смолой. — Или я запру тебя в машине. Привлекаешь внимание.       Софи понимала, что сказала достаточно, дальше решение за Иваром, поэтому молча проследовала за ним к столику, который он заприметил. Но молчание не продлилось долго. Немного покопавшись в «твиттере», Софи нашла уже привычный аккаунт Риделя, который так грамотно вёл его секретарь. Кандидат в губернаторы делился снимками со своими детьми прямо из штаб-квартиры.       — Они все с ним. Как я и думала. Вся его семья.       — Вот и прекрасно. Значит, повезёт перед… кхм. — Ивар проводил взглядом официанта и махнул ему рукой, подзывая. Затем наклонился к Софии через столик. — Услышит голоса своих родных. Всё не в одиночестве. Там ничего почётного нет.       — Его дети навсегда запомнят этот момент. — Софи больше не давила, не умоляла, но в её синих глазах затаилась боль. Сердце болело. Она принимала Винса таким, какой он есть, с его жестокостью и угрозой, которую он в себе нёс. Винсент — это Винсент. Но Ивар… Видеть таким его — это было выше её сил. — Я отказываюсь верить, что ты правда это сделаешь. Ты можешь сколько угодно изображать из себя чудовище, запугивать окружающих. Кого угодно, но не меня.       В глазах Ивара вспыхнуло непонимание, и он нахмурился. Короткое мгновение. Сколько ещё требовалось этой упёртой Софии, чтобы понять, кто такой Ивар Бескостный?       — Официант, где вас всех черти носят?! — Ивар вновь надел очки, и когда наконец миловидная девчушка с белоснежной улыбкой подошла к ним, Лодброк заказал графин домашнего лимонада и два пирожных. — Хватит копаться во мне, Соф. Опоздала. — Он усмехнулся, покручивая в руке зажигалку, но так и не предприняв попытку закурить.       — Мне не нужно копаться в тебе. — Борромео улыбнулась, глядя, как он прятал глаза под очками, но улыбка вышла полная грусти и тоски. — Мне достаточно просто посмотреть на тебя. Мы с тобой так долго делали вид, что нас ничего не связывает. Но я помню слишком многое. А знаешь, что помню лучше всего? Как шесть лет назад, в больнице после неудачного покушения Джонни Болтона, ты не отходил от меня ни на шаг. Тогда ты сказал мне, что будешь рядом. А сейчас рядом буду я. Даже если ты сделаешь это. Я буду бороться за твою душу. — Ещё одна черта, которую она перешла. Но почему сейчас это не волновало?       Ладонь опустилась на стол сильнее желаемого, но тут же Ивар рассмеялся. Глухо и прерывисто.       — Нет души, мелкая. Разодрана и сожжена. — Лодброк отвернулся, наблюдая, как засуетились мужчины в чёрных костюмах возле выхода из соседнего дома. Сигарета тут же легла в губы Ивара. Он щёлкнул зажигалкой, но только чтобы вновь её потушить.       — Не правда, — слетел ответ с дрожавших губ, и одинокие слезинки скатились по щекам Софии. Она больше не смотрела на Ивара, взгляд был прикован к крыльцу соседнего дома, где вот-вот должен был появиться Ридель. — Это неправда. Иначе почему ты прячешь глаза?       — Ультрафиолет. Говорят, нужно защищать сетчатку. Боюсь ослепнуть.       Напряжение достигло почти что своего апогея. Ивар нервно дёрнул головой и взглянул на часы. Ещё каких-то несколько минут, и самый обычный сигнал закуренной сигареты и требование счёта дадут отмашку снайперу работать. Всё было просчитано до мелочей. Кроме того, что увяжется София и вывернет наизнанку его чёртову душу. Ведь осталась-таки и рвалась сейчас, металась, загнанная в тёмную клетку, обмотанная цепями ненависти и одиночества.       — Складно врёшь. — Горькая усмешка тронула побледневшие губы Борромео. Её рука потянулась к его руке, мягко касаясь дрожавшими пальцами. — Мы с тобой всегда были вдвоём против всех. Даже когда любили других. Посмотри на меня. Неужели ты не видишь? Твоя жизнь — моя, так ты сказал мне однажды. А моя жизнь — твоя. И я знаю, Ивар, ты кто угодно, но не убийца. Ты не отнимешь жизнь у невиновного человека. Сними очки, посмотри мне в глаза и скажи, что это не так. Но не лги мне, я всегда знаю, когда ты лжешь.       — Да дьявол тебя дери! — хрипло, сдавленно, чтобы не привлекать лишнего внимания. Зажигалка невзначай выпала из ловких и цепких пальцев Ивара. Как только он наклонился за ней, неловкий взмах головой и очки слетели с лица. Лодброк выдал ещё несколько крепких слов. Поднимаясь, он швырнул очки на стол, но зацепил ручку графина, и всё его содержимое вылилось на его рубашку. Ткань, быстро намокнув, прилипла к телу. — Довольна?! — надрывно рявкнул Ивар, пытаясь как можно быстрее вытереть с себя сладкую и липкую жидкость, но легче плюнуть, чем вычистить такое чистой бумагой. Ивар плюнул и рухнул на стул, опустив голову и устроив ладони на затылке. — Ненавижу. Чёрт. Ненавижу. — Он не осознал до конца, что именно только что сделал, но тело трясло, будто на морозе его окатили ледяной водой. — Ненавижу настолько, что убиваешь меня. — Зубы скрипели, как при сильнейшей боли, разрывающей на клочья.       Софи откинулась на спинку уличного стула, стирая испарину со лба и липнувшие к коже светлые пряди. Чуть поодаль за спиной Лодброка в лимузин садился Кристоф Ридель вместе со своей женой и тремя детьми. Она верила и не верила одновременно. Ивар в самом деле сделал это. Вернее, не сделал. Нарушил приказ — из-за неё. Он её услышал.       — Вода. Надо водой. — Голос предал Борромео и охрип, когда она поднялась на ноги и встала за спиной Лодброка, опустив ладонь на крепкое плечо, и его дрожь передалась и ей.       — Прекрати. — Ивар резко подался вперёд. Уличное кафе — совсем не место для таких проявлений слабости. — Просто прекрати. — Лодброк нахмурился и, нацепив очки, попросил счёт у защебетавших вокруг него сотрудниц. Он не двигался. Все его мышцы словно превратились в камень. Перед Винсом ему ещё предстояло ответить, но сейчас… Что теперь ему было делать с полученной информацией, вбившей внушительный гвоздь в его ладно выстроенную броню?       — Ты сделал всё правильно. — Ни единого колебания, ни намёка на сомнение, отменное владение собой. Софи вернула себе себя прежнюю. — Перед Винсом я отвечу. — Или прежней ей уже никогда не стать?       — Не смей! — Ивар вскочил на ноги, наплевав на все взгляды, устремлённые на них. Дрожащими и непослушными пальцами он достал несколько купюр — явно больше необходимого — и, оставив их под блюдцем с нетронутым пирожным, потянул Софию за руку на выход. — Никогда не смей закрывать меня собой! — рычал Ивар. Мышцы лица дрожали, по нему проскакивали сотни переживаний.       Ноги дрожали и едва слушались, и Софи едва поспевала за Лодброком, но она и не подумала предпринять попытку вырвать руку. Сейчас она не сделала бы этого ни за что на свете.       — Я делала это не раз. И сделаю снова. Потому что только у меня хватит на это сил.       — Слышишь, сильная, — голос Ивара гремел, казалось, на всю улицу, — не смей задвигать меня! Я в стороне стоять не буду! — Дойдя до джипа, Лодброк подтолкнул Софию к машине, но в ту же секунду не позволил открыть дверь, захлопнув её. Его руки впечатались в металл по обе стороны головы Борромео. — Довольна? Довольна властью надо мной? — Ивара метало из стороны в сторону, как дикого зверя, впервые почувствовавшего свободу, но слишком долго находившегося в закрытом вольере. — Отняв одну руку, он провёл тыльной стороной ладони по её щеке и тут же зашипел и скривился.       — Я и не прошу тебя стоять в стороне. — Тяжёлое дыхание едва не сбивало голос. Границы и грани стирались. — Но когда ты будешь отвечать за это, я буду стоять рядом с тобой. Это у тебя власть надо мной, Ивар, — её пальцы осторожно коснулись его лица, словно боясь обжечься, — даже у него нет такой власти, как у тебя. — Эти слова были такими неправильными, такими предательскими, но… это была правда. Правда, которую София так отчаянно не хотела признавать.       Вспыхнувший огонь в глазах Лодброка готов был спалить их обоих. И Борромео снова делала это. Снова своим аккуратным ноготком залезала в затянувшуюся и позабытую рану.       — Чего ты хочешь? Чего хочешь от меня? — Прерываясь на вдох, задал вопрос Ивар. Закрыв глаза, он замер в ожидании. За что она так, когда он только выстраивал свою жизнь, снова пыталась растормошить в нём что-то? Зачем он ей вообще сдался?       — Я хочу невозможного. — Руки отпрянули от его лица, словно Софи совершила преступление и теперь опомнилась, и безжизненно рухнули вниз. Нужно было что-то сделать, велеть ему уйти или броситься прочь самой. Но вместо этого она подалась вперёд, пряча лицо на его груди — вдыхая сладкий аромат лимонада, чувствуя, как гулко билось его сердце. Она взошла на эшафот и теперь опускала голову на плаху, зная, что за нарушенную клятву придётся ответить, но страха не было. Оно того стоило.       — Ты сумасшедшая, — почти взмолился Ивар. Он медлил, прежде чем плотно заключить Софию в объятия. Всё ещё были свежи угрозы Ангелы, видевшей их возле «Игуаны». — Самоуверенная и рисковая. Глупая. — Голова шла кругом. Впервые приказ Винсента был нарушен Иваром так безжалостно нагло. В этот раз Лодброк не вернул себе спокойствие рядом с Борромео. Не вернул здравый смысл и не избавился от уничтожающей его агрессии. Он просто нуждался в гораздо большем, чем объятия. — Зачем ты упорно видишь во мне таком что-то светлое? Зачем? — Лодброк сжался, не желая вновь рассыпаться, но он не мог не спросить об этом. Он отталкивал Софию, а она вновь и вновь возвращалась даже с ещё большей уверенностью.       — Потому что всё это в тебе есть, — тихо ответила Софи, опуская ладони на грудь Ивара. Мышцы напряглись под её руками. — Но ты не хочешь замечать, предпочитая делать вид, что ничего этого нет. Но знаешь, на самом деле мне всё равно. Даже если бы был один только мрак… Я бы шагнула в темноту, не раздумывая. — Руки скользнули по его телу к спине, чтобы заключить его в объятия, и время замерло.       — Глупая. Глупая принцесса. — Ивар покачал головой и, отстранившись, открыл дверь. Сам же занял своё водительское. Он знал город и его окрестности, как свои пальцы: рестораны, бары, гостиницы, конференц-залы, музеи, закоулки…       Джип нёсся по трассе, но словно и не двигался вовсе. Какое-то эфемерное время окутало их. Только остановившись возле небольшого, но аккуратного придорожного мотеля, Ивар припарковал джип так, чтобы он не бросался в глаза с дороги — привычка. Немного подождав, Лодброк наконец покинул салон и, обойдя автомобиль, открыл дверь Софи.       Ивар ни о чем не спрашивал, и Борромео ничего не говорила, не задавала лишних вопросов. Она ступила аккуратными туфлями на серый асфальт как будто в другом мире, другой реальности, где не существовало никого, кроме них. Выдуманные имена, понимающие взгляды администратора на ресепшене — сколько она их таких видела — тёмная лестница, да маленький номер с широкой кроватью и задрапированным плотными шторами окном. Всё это — кино, выдумка, сон. Софи смотрела на Ивара, выбираясь из высоких туфель, выцепив заколку из волос и позволяя им рассыпаться каскадом, коснувшись пальцами первых пуговиц на белоснежной блузке. Желание скрутилось в тугой ком внизу живота и сотнями иголок впивалось в дрожавшее тело. Она хотела его. Теряя рассудок, наплевав на весь мир, на последствия. Сейчас не существовало ничего. Только Ивар.       Лодброк неторопливо и даже аккуратно расстегнул пуговицы на своей рубашке и положил её на стул, не отводя взгляд от Софии. Туда же отправились джинсы и носки. Чёткие и даже до обиды привычные действия. София была так близко. Но от этого сильнее хотелось выставить её за дверь в последней попытке защитить от самого себя. Невыносимое чувство. Но София не уходила и даже не боялась. Ивар шагнул к ней и поправил волосы. Сперва осторожно, а затем уже вдохнул запах её тела, уткнувшись носом в шею.       — Идём. — Ивар вновь взял Борромео за руку и потянул к кровати.       Она блуждала глазами по его телу, подмечая изменения, новые шрамы и рисунки, но так и оставалась стоять на месте, пока Ивар не протянул руку. Вложив ладонь в его ладонь, Софи оказалась на мягкой перине, последовав за ним, как ведомая. Она потянулась к его телу, мягко касаясь руками, губами, считывая каждое изменение. Не было сомнений или ощущения ошибки, лишь огромная правильность. Как будто так и должно было быть.       — Уверена? — всё же спросил Ивар, закрывая глаза всякий раз, когда София касалась его. Его бросало из жара в холод. И он явно не отдавал полного отчёта своим действиям. Правильно или нет — для него перестало существовать уже давно. Единственное, что всё ещё держало контроль над обезумевшим рассудком, — сама София. Она лежала под ним, как в первый раз. Только вот Лодброк не мог выделить ничего конкретного из воспоминаний. Будто кто-то сорвал рубильник, выплеснув все эмоции и чувства разом. Но, смешавшись, они исчезли. Остались только потребности и распирающая боль в груди, предупреждающая о чём-то.       Лодброк спросил Софию, но уже стянул с себя боксеры, откинув их в сторону. Его ладонь плавно выводила по её животу круги.       — Я уверена. — Так странно, но дрожь и тепло расползались по телу вместе. Все чувства вдруг стали выше земного: выше клятв, выше брачных уз. Словно быть с Иваром, чувствуя каждой клеточкой кожи, — самая естественная вещь на земле. Софи провела ладонями по его рукам и плечам, будто осязая силу, что в них заключалась, и сомкнула пальцы на затылке Ивара, приблизив его лицо к себе. — Ивар. — Она попробовала на вкус его имя, как впервые — четыре буквы, такой родной звук. Коснулась губами уголков губ, лба, щек… Целовала его лицо мягко, неторопливо, нежно. Как путник, который долго бродил по пустыне, а потом в оазисе нашёл графин с водой и боялся жадно его испить, прикладываясь маленькими глотками, растягивая удовольствие.       Чуть не взвыв от того, как каждое касание огненным шрамом запечатлялось на коже, Лодброк задыхался. Он ничего не слышал, оглушённый треском рушившихся собственных преград. Ничего не видел — его глаза застлала пелена опасных и столь различных чувств. В нём переплелось всё, что когда-либо было. Тьма медленно пожирала свет, или это свет боролся за своё право существования?       Становилось жутко от того, что все действия Ивара были как отточенные за эти года. Отточенные изменой, его гневом, желанием быть хуже, чем он есть. Но Лодброк всё же целовал лицо Софии, борясь с самим собой. Борясь с треснутым, липким голоском, твердившим, что Борромео для него теперь будет одна из… Тряхнув головой, он откинул мысли впиться зубами в её плечо. Нет. Она не такая же, как он — лучше. Но… Из-за этого «но» он отстранился, чтобы натянуть презерватив и вновь вернуться к Софии.       Опустив голову на грудь Софии, прижавшись к ней, он одним движением, одним толчком, сдвинув преграды, оказался в ней и замер. Ивар задыхался, хватая ртом воздух. Пути назад больше не было. Да и была бы теперь жизнь после скинутых оков? Из клетки-то его никто не выпустил, позволив только ходить по кругу в каком-то ожидании.       Тихий стон сорвался с губ Борромео, и словно кто-то выкачал весь воздух из лёгких, но тут же вернул его обратно. Её ноги стиснули его бедра, руки легки на его шею, спину… Не отпускать. Никому больше его не отдать. Софи вскинула бёдра навстречу Ивару, дрожи больше не было. Только тепло, такое тепло, что оно топило её изнутри. Пальцы легли на его короткие волосы, перебирая их, нежно поглаживая. Софи хотела отдать ему свое тепло, и оно проникало через каждую клеточку кожи. Он всегда был особенный. И всегда был её.       Как бы ни хотел, Ивар боялся смотреть на Софию, боялся увидеть, что всё это мимолётное — порыв под натиском эмоционального взрыва, что накрыл их обоих.       — Соф. — Ивар так хотел сказать что-то простое, личное… Что не мог выдержать её нежности, не мог втиснуть в свою голову понимание, что он этого достоин. Его движения были рваными, прерывистыми. Ивар постоянно сбивался, но не выпускал Борромео.       Софи цеплялась за его спину — нежно, но крепко, — а в голове была только одна мысль: ближе, ещё ближе. Раствориться в нём, стать с ним единым целым, одним организмом. Её тело улавливало каждое изменение, не стремясь задавать свой собственный ритм, но стремясь следовать за ним, куда бы ни привела эта дорога. Она улетала прочь от реальности, всё дальше и дальше.       — Тише, ничего не говори, всё хорошо.       Совпадение, или их тела действительно улавливали друг друга, но ощущая, как менялись движения Ивара, Борромео чувствовала и волны, что становились сильнее внутри неё.       Уткнувшись носом в шею Софии, Ивар мягко и едва ощутимо касался пересохшими губами её кожи. Внизу живота затянуло, и Лодброк хрипло и сдавленно прорычал что-то совсем невнятное. Дёрнувшись ещё несколько раз быстрее, он наконец выдохнул, но так и не смог заставить себя оторвать лицо от шеи Борромео. Её пальцы сильнее впились в каменные плечи. Ивар так и не отпускал Софию, вдавливая в матрас, и она лишь крепче обняла его.       — Прости. — Во рту всё пересохло, отчего голос Ивара едва можно было различить. Он хотел извиниться за всё: за свою несдержанность; невозможность дать что-то большее, чем следовало; за все страдания; за все предстоящие переживания, которые повлечёт его выбор.       Медленно Лодброк перекатился на спину и крепко зажмурился. Ведь открой он глаза, рядом окажется совсем не София, а какая-нибудь очередная девчонка, что повелась на его хорошую игру и образ плохого парня. Накрыв влажный лоб ладонью, Ивар выдохнул. До рваной боли в лёгких хотелось курить.       Софи приподнялась на кровати и подтянула ноги к животу. Она смотрела на Ивара, на замысловатые линии татуировки, значения которой не знала… Ощущение его тела ушло, и стало как-то зябко и даже холодно.       — Я тебя прощаю. — Хотелось сказать, что ему не за что просить прощения, но он захотел так сказать, так чувствовал, и Софи приняла это. — И ты меня прости. — «За всё, что я делала» не прозвучало, но повисло в воздухе. — Но мне не жаль. — Сожаления не было, как и страха перед будущим.       — Мне тоже. Совсем. — А ведь скорее всего должен сожалеть. Должен был терзаться, что только что переспал со своей бывшей, с женой и матерью детей совсем другого человека. Ивар ухмыльнулся. Вероятно, ниже падать уже некуда. Когда-то Лодброк бы с ума сходил от такой близости, но сейчас в нём будто началась великая перестройка всего сознания. Нудная, медленная, болезненная. Он должен был обнять Софию, наслаждаться запахом её волос, впиваться в губы и… Ивар открыл глаза, пытаясь осознать очередную мысль, он боялся причинить боль Софии, затащить в свою тьму, в свой мир, недостойный её. Ведь он уже забыл, как это — быть нежным с женщиной. Стало тяжело дышать настолько, что Лодброк инстинктивно стукнул себя по груди кулаком, пытаясь разбить звенящий распирающий огненный шар.       Софи дёрнулась вперёд скорее инстинктивно, поддаваясь желанию защитить Ивара, что всегда жило внутри неё, поймала его кулак в свои ладони — один его против двух её — и сжала, не давая совершиться ещё одному движению. Её пальцы поглаживали его, крепко сжатые, передавая ту нежность, что она ощущала.       Ивар резко прижал к себе Борромео, настолько внезапно, крепко, что даже сам немного испугался. Это всё же была она — его Соф. Дыхание успокоилось, и Ивар отстранился, возвращая собранность.       — Нужно в душ и ехать. — Проведя дрожащей рукой по влажным волосам, Ивар сел на край кровати. Всё должно было быть совсем не так.       — Ивар? — Софи присела рядом, спустив ноги на пол, её ладонь легка так близко к его руке, что они едва соприкасались, но это «едва» всё же было между ними, создавая иллюзию личного пространства. — Что ты хочешь ему сказать? — Произнести имя мужа, отца её детей, оказалось выше сил, что ей отвели, и это имя повисло в воздухе, так и не прозвучав.       — Всё, как есть, — уверенно произнёс Лодброк. — Почти. — Поднявшись, он быстро оправился, зайдя в ванную комнату, и вернулся. Опустившись на пол рядом с кроватью, Ивар устроил голову на коленях Софии. — Он не узнает об этом. Никто не узнает. — Губы едва касались её кожи.       — Никто не узнает, — повторила София, привычно вплетая пальцы в его волосы. И дело было вовсе не в благоразумии, это чувство ещё не проснулось в ней. Нет, это был момент только для них двоих, то, что касалось их двоих.       Софи привела себя в порядок под прохладными струями душа, но мысли и чувства всё никак не хотели собираться в кучу. Её радар сломался, перепрограммировался и направился только на одного человека. Она не знала, как говорить с Винсом, как вести себя и смотреть ему в глаза, но чувство вины не появилось и в дороге, и даже перед высокими воротами.