Пусть щеки и губы мои горят, пусть вскроются снова раны, но я побегу по ступеням вниз, сдвигая ладонью стены. Считая мерцающие огни, пульсацию слыша вены, я брошусь на улицу, врежусь в дождь, ускорившись до предела. Но двигаясь точкой, теряя нить, меняя Арктур на Вегу, я буду упрямо тебя любить весь срок своего побега.
Ивар шёл впереди на пару шагов от Софии, заслоняя её от всего. Он был готов в случае чего принять огонь на себя. Впрочем, взрыв сам нашёл свою цель. Взгляд Винсента было почти невозможно выдержать, и губы Ивара дёрнулись в улыбке. Пауло раскинулся в кресле и на удивление был спокоен. Но лишь на первый взгляд. Особенно ярко о его настроении говорили крупные осколки у стены. Положив дымящуюся сигару в пепельницу, Пауло отбил пальцами дробь по столу. — Откуда же такая нерасторопность, дорогой мой Ивар? Расскажешь, что за болезнь с тобой приключилась? Ты только скажи, если руки тебе не нужны больше. Или настолько уже проспиртовался, что пальцы зажигалку не держат? — Оглядев Лодброка, словно сканируя, Винс поморщился. Любое неповиновение он расценивал как предательство. — Хоть переодеться догадался. — Это вышло случайно, — настаивал Лодброк. Озвучить истинную причину он не мог — погорел бы сразу. Теперь оставалось надеяться, что и Софи не решит противоречить его словам. — Я не просчитал такой вариант. — Случайность, — протянул Винсент, усмехаясь. Власть над Лодброком была действительно велика, он читал Ивара по щелчку. — Ты что-то упускаешь, милый мой. — Ивар сглотнул и приподнял голову. — Ты был не один. — Нет, не один. — Маленький шаг вперёд, и Ивар больше не закрывал Софию своим плечом, теперь она стояла рядом с ним. Смотреть на Винса оказалось и тяжелее, и проще, чем она думала, но чувство вины — которое просто обязано было быть — так и не кольнуло её. Сложно было что-то прочитать по её лицу. Прямой взгляд, уголки губ опущены. — Я пошла против твоих слов. Прости. — Никаких слов не хватило бы, чтобы сгладить её поступок, не говоря уже об измене. Она нарушила слово, что давала ему когда-то, нарушила клятву. Но человек, что стоял сейчас рядом, тоже был в её сердце. — Я должен был высадить её сразу. Не позволить находиться там. — Ивар открыто выступил вперёд, не совершая и шага. Его ровное дыхание и сдержанный тон совсем не говорили об отсутствии волнения. Скорее наоборот. Но он сейчас был не один. И отвечать должен не в меньшей мере. — Эта ошибка дорого стоила всем нам. Знаю. Но также прошу учесть, — речь скорее походила на доклад адвоката в суде для самого себя, для Софии, — что я не имел права ослушаться и её. То, что вы не смогли договориться, — не моя вина. Но приказы, — Ивар поморщился, — я обязан выполнять как твои, так и её. Не так ли? — Винсент нахмурился, но не перебил, позволяя выговориться. Лодброк откашлялся и продолжил: — Она не противоречила в своём распоряжении моему заданию. Поэтому я не смог ей отказать. — Кристоф Ридель уже передал мне предупреждение о необходимости контроля за каждой возникающей монетой на счету кого-либо из моих близких или родных. Пусть я и уверен в своей бухгалтерии, но ни один из вас не имел права противиться моему приказу. — Тяжёлый голос громом разлился по кабинету. Не хватало молний. — И эта нелепая отмазка, Ивар. — Пауло цокнул языком. — Разочаровал. Я всегда был в курсе способности Софии влиять на тебя, направлять и при необходимости пудрить мозги. — Бросив недовольный взгляд на Борромео, Пауло покачал головой. — Но ты обязан был чётко следовать плану, а не эмоциям. — Я действовал так, как считал нужным, — отрезал Ивар с нескрываемой гордостью, — на тот момент. Слишком было людно. Рядом находились дети. — Ивар! Не узнаю тебя! — Винсент зловеще рассмеялся. — Зато узнаю слова моей жёнушки. И знаешь что… — Винсент поднялся из кресла и приблизился к Лодброку почти вплотную, приподняв его подбородок тростью. Ивар оскалился, но промолчал. — Как же мне теперь доверять тебе, а? — Я верен тебе, Винс, — сдавленно ответил Лодброк, сжав кулаки. Хотелось дёрнуться, но он выдержал, смотря прямо в глаза Пауло, пылающие огнём. — Уверен, ты найдёшь способ, как доказать это. — Ты знаешь, Винс, я умею убеждать людей, и если я решила что-то, то буду стоять на своем до конца. — Силы начали постепенно возвращаться к Софии, и её голос становился все ровнее. — Тебе ли это не знать. И что я, как и ты, ничего не делаю просто так. Пускай Ридель сколько угодно проверяет наши сделки — особенно мои, — он ничего там не найдет. В наших силах разобраться со всем этим, не прибегая к радикальным действиям. Ивар не пошёл против меня, и это говорит вовсе не о том, что теперь ты не можешь доверять ему, всё совсем наоборот. Винс, — Софи теперь смотрела мужу в глаза прямо, не опуская взгляд, — ты мой муж, я люблю и уважаю тебя. И принимать решения, действовать я тоже училась у тебя. — Мой приказ звучал чётко и ясно, София. — Винсент сощурился, едва уловив, как сглотнул Лодброк, и усилил давление наконечником трости. Голова Ивара повернулась набок. Пауло будто что-то искал в его реакции, поведении, случайно пророненных словах, но Ивар держался. Пока что. — Не нужно ударяться в философию, девочка. Ты слишком хорошо меня знаешь. Как и то, что я никогда не позволю самовольничать. Никому. — Винсент всё же отошёл от Ивара. Но лишь чтобы озвучить решение: — Вы оба разочаровали меня. Ты, Ивар, что посмел усомниться в правильности выбранного пути. Поэтому я вынужден назначить для тебя проверяющего. За каждый твой шаг будет нести ответственность Густав. — Хочешь унизить меня, Винсент? — взвился Лодброк. — Серьёзно?! Думаешь, что мне есть дело до кого-то, чтобы… — А должно быть! — рявкнул Винсент так, что, казалось, краска осыпалась. — Должно быть дело до каждого. Должно быть дело до исхода каждого твоего поступка. Твой выбор привёл к тому, что место расположенного ко мне кандидата занял напыщенный индюк с манией правильности и справедливости! Радуйся, Ивар Лодброк, что не запретил тебе вообще соваться в мои дела. — Винсент резко обернулся к Борромео. — А что касается тебя, София, то я отстраняю тебя от всех дел. Абсолютно. И ты не посмеешь больше совать свой нос в них. Не посмеешь пытаться оправдать кого-либо и выгородить. — Его тон леденил кровь даже у Ивара, отчего ему тут же захотелось переиграть всё. Последствия решений действительно ударили под дых и выбили воздух. Лодброк очень хотел ощутить сейчас тепло пальцев Софии в своей ладони хоть на секунду, но не мог. Софи потребовалось приложить усилия, чтобы оставить руки сцепленными пальцами, а не потянуться к Ивару и коснуться его руки. Софи не могла видеть его лицо, но ощущала все его мысли. Густав был худшим из вариантов — дотошный, вспыльчивый и слепо преданный Винсу. А её отстранение… Что ж, пускай. Если он того хочет. Это меньшее из зол. — Хорошо, Винс. — Свою гордость сдержать не удалось. Она приняла его решение, но при этом выглядела как непокорное море. — Раз ты так решил, так и будет. — В ней было слишком много Борромео, слишком много Пауло, чтобы проявить покорность, которая наверное сейчас была нужна. Но Софи не дрогнула и не отвела взгляд. — Твоё решение абсурдно. Я не смогу нормально… — Советую замолчать и выполнить. — Винсент начинал злиться. Его верхняя губа дёрнулась, открывая белоснежные клыки. В остальном ни одна мышца не дрогнула. Серебряный тяжёлый наконечник блеснул и застыл перед носом Ивара. Однако Лодброк только улыбнулся, чем вызвал неоднозначную реакцию Пауло: он убрал трость и кивнул. — В тебе есть искра. Но не распаляй из неё бурю в моём присутствии. Мне это не интересно. Трать энергию лучше на свою жену и работу. Ивара пробило, словно подключенного к электрическому стулу. И можно было благодарить всех и вся за то, что в этот момент Пауло повернулся спиной, направившись за стол. Слишком очевидны были эмоции на лице Ивара. — Не смею вас задерживать. Мне ещё предстоит разбирать ваши ошибки. — Винс взмахнул рукой, указывая на дверь. — Благодарю за справедливость, — бросил Лодброк и вылетел из кабинета подобно торнадо. Нужно было выплеснуть всё это дерьмо. И Ивар знал такое место. Лучше, чем следовало бы. Винс больше не сказал ни слова, и Софи вышла в коридор вслед за Иваром. Не так эмоционально и более сдержанно, и с сердцем, полным тревоги. Она догнала Лодброка у подножия лестницы и, пользуясь полным уединением, тронула его за руку. Но сейчас и этот мимолетный жест казался подобным преступлению. — Густав не самый лучший итог, но и не худший. Винс делает то, что должен. Нужно просто переждать, пока стихнет буря. — А она стихнет? — Лишь на короткое мгновение лицо Лодброка разгладилось, но вскоре он отстранился, вновь ожесточившись. — Исход уже ясен: или я прибью Густава, или сойду с ума, сидя на цепи и не имея возможности даже огрызнуться. — Любой шторм заканчивается. — Так хотелось обнять Ивара, ощутить прикосновения его рук, но единственное, что София могла себе позволить, — это стоять перед ним и говорить с ним. — Наберись терпения. Густав сложный человек, но… может, всё не так плохо, как кажется. — Всё изменилось. Этот день изменил Софию, и она это чувствовала. Нет, её отношение к Винсу не стало другим, даже несмотря на отстранение, но Ивар… С ним рухнуло всё, что она так тщательно выстраивала. Лодброк отмахнулся, огрызнувшись. Не лучший способ решать проблемы. — Я и терпение, — хмыкнул Лодброк и усмехнулся. Но нервозности не было. Он и впрямь иронизировал над самим собой. Ведь каждый знал о взрывном характере Ивара. — Мне нужно успеть смыться, пока Густав не прочухал и не прибежал со строгим ошейником. — Тихо, почти шёпотом, даже в чём-то заговорщически. Возможно, стоило поговорить о том, что произошло… Но нет. Ивар предпочёл сперва зализать собственные раны. — Тогда стоит поторопиться. — Софи улыбнулась, хоть и устало, но искренне, и её пальцы всё же мимолетно коснулись его ладони, но в этом поспешном, украденном прикосновении таилось больше, чем в поцелуе.***
Когда ещё Ивару после всех событий хотелось оказаться дома? Да никогда. Это было впервые для него. Аппетита не было совершенно. Сразу пройдя на кухню, по пути быстро чмокнув Киру, Лодброк налил себе чай и, усевшись за стол, стал гипнотизировал ложку в чашке. Ангела была в комнате малыша Вилли, когда услышала, что пришел её муж. Новости расходятся быстро, и о том, что произошло с Риделем, Ангела уже знала. Как знала и то, что теперь оставались лишь считанные дни до его вступления в должность. — Тяжелый день, — констатировала она, войдя на кухню и опустившись на стул напротив. — Не то слово. — Обычно Ивар бы огрызнулся, но сейчас, вымотанный, он только положил руки на голову и выдохнул. — Устал. — Присутствие Ангелы напоминало о словах Винса, о поцелуях Софии, о собственном поступке. Лодброк поёжился, будто по спине провели куском льда. Ангела окинула Ивара долгим взглядом, словно хотела что-то сказать или спросить, но не решалась. Машинально разгладила длинными ногтями салфетку. Переложила в вазочке фрукты. И, наконец, вопрос слетел с языка. — Я всё никак не могу понять, почему ты так поступил. У тебя был приказ отца. Почему ты его нарушил? Ивар нахмурился и с непониманием уставился на Ангелу, будто не услышал вопроса. Перехватив ладонь Энн, он несильно зажал её своими шершавыми и грубыми пальцами. — Зачем тебе это знать? — Толика раздражения всё же присутствовала в его словах, но именно от понимания причины нарушения. — Это любопытство, Ивар. — Ангела улыбнулась, перехватывая его пальцы в свою ладонь. — Чтобы нарушить приказ Винсента Пауло, нужно иметь очень веское основание. Или девять жизней за спиной. Как тебе такое вообще в голову пришло? — Пришло и пришло. — Ивар выдернул руку и усиленно застучал ложкой о стенки чашки. — У меня тоже есть своя голова. — Лодброк замолчал, поняв вовремя, что чуть не сболтнул лишнего дочери Винсента. — Руки дырявые. Опрокинул графин и просрал момент. — А может, дело в другом? — Ангела ненавязчиво погладила тыльную сторону его ладони. — В том, что наша София слишком сердобольная, чтобы сделать всё, как надо, а у тебя не хватает духа ей отказать? — Голос Эни звучал почти ровно, но всё же немного взвился. — Как можно было ослушаться отца, Ивар, когда столько всего стоит на кону?! — Я способен отказать ей! — Лодброк вскочил, отчего стул с грохотом опрокинулся на пол. Даже не задумываясь о последствиях, Ивар навис над Ангелой. — Кажется, мы договаривались, что ты не трогаешь и не упоминаешь Софию. И если тебе интересно, её доводы оказались вполне логичными и… — Лодброк оскалился и отстранился. Можно было бы подумать, что он успокоился, но, улыбаясь, Ивар сложил руки на груди и прислонился спиной к стене. — Ты опять ревнуешь, да? Именно это тебя задело? Что я вдруг послушал не твоего отца, а Соф? Что тебя я вообще никогда ни о чём не спрашиваю? — Он вываливал на Ангелу вопросы, сдерживаясь от разрастающегося желания как когда-то вжать Энн в стену. — Какие аргументы? Она просто пожалела эту семью. — Ангела, как ни странно, пока что балансировала на грани спокойствия. — Думаешь, мы с ней не говорили об этом? Я знаю её позицию. А так же знаю, что жалость — недопустимое чувство. Ты не должен был идти у неё на поводу и нарушать приказ отца. Я не ревную, — было ли это правдой, Ангела и сама уже не понимала, — но как ты злишься, стоит упомянуть её имя… Неужели ты до сих пор?.. — Энн не договорила, прервав саму себя коротким смешком. — Жалость? — вспыхнул Ивар. Нижнее веко дёрнулось, и Лодброк вновь подлетел к Ангеле, сжимая её плечо, не контролируя силу. — Думаешь, мне присуща жалость?! За все годы нашего брака ты не поняла ни хрена? Какая прелесть! — Ивар часто задышал, облизывая губы. Ангела задела ту самую струну, которая и без того норовила лопнуть. — И что я её? Что?! Смирись уже, что так или иначе, она моя бывшая жена. И лучшая, если на то пошло. — Пальцы второй руки Ивара скользнули в тёмные и мягкие волосы Ангелы, и он оттянул их, запрокидывая голову Энн. — Вот как. — Ангела не замечала, что всё возвращалось на круги своя, она понимала лишь одно: на столь важное решение Ивара повлияла София. И мысль эта заставляла слова срываться с её губ, забыв про осторожность. — Я уже не знаю, что тебе присуще. И не знаю, что в твоей голове, но нарушить приказ Пауло из-за бывшей жены, пусть и лучшей… Я никак не могу понять, как же ей удаётся из тебя верёвки вить? Стоит ей сказать, и ты как верный песик… Лодброк с силой сжал челюсть Ангелы, чуть ли не до хруста. — Закрой свой рот! — взревел Ивар, ощущая, как в груди бешено колотилось сердце. Он не мог смотреть ей в глаза, боясь, что она увидит в них тот самый секс в мотеле, поэтому его взгляд метался по лицу Ангелы. Ни из-за одной девушки в его постели Ивар не ощущал чувства вины. Но сейчас, особенно после принятого решения наладить отношения, его колотило, било дрожью. — Ты ничего не знаешь! Хватит! — Я ничего не знаю?! — У Ангелы будто сорвало предохранитель. — Я-то как раз знаю! Ты просто мечтаешь хоть раз трахнуть её, но, упс, тут проблема, между вами стоит Пауло, которого она едва ли не боготворит. Мой отец, да! Даже если она и посмотрит на тебя разок из жалости, она не перестанет любить его! У него сила, а ты и в подметки ему не годишься! — Я тебя убью, — прохрипел Ивар, приблизившись лицом к лицу Ангелы вплотную. — Сверну шею, чтобы ни одно мерзкое слово больше не слетело с твоего поганого языка. И твой папочка мне ничего не сделает, потому что плевать я на него хотел. Да и трахну любую, которую захочу. Кроме тебя. Ты нахер никому не нужна, кроме меня. Усекла? И свои «мой папочка то», «мой папочка сё» вобью в твой ротик по самые гланды! Я один для тебя буду существовать — твой папочка. — Облизнув зубы, Ивар клацнул ими и ядовито усмехнулся. — Любую, и даже её? — Короткий смешок сорвался с губ Ангелы, она знала, что играет с огнём, но не могла остановиться, не сейчас. Она видела, что мужу-то не была нужна, и примирение казалось теперь жалкой фальшью. — Или она так и останется в твоих влажных мечтах? Столько лет, Ивар, мне ведь правда тебя жаль. — Жалей себя! Ты замужем за монстром, рядом с которым, засыпая, рискуешь не проснуться. Жить в страхе, как крыса — вот твоя судьба, дочь Винсента Пауло. Ха! Подстилка Ивара Бескостного. — Он рассмеялся, упиваясь страхом супруги. «Жалей себя! Ты замужем за монстром!» Кирстен, заперевшись в комнате Вилли, наблюдала, как он спал, несмотря на крики из кухни. Он ещё не до конца понимал, что творилось в этой семье. Но вот Кира… По её щекам текли горячие слёзы. Она смахивала их, надеясь, что вот-вот мама и папа замолчат, помирятся. Но они только громче кричали друг на друга. Кира вдруг ощутила, что больше не нужна в этом доме никому. Иначе ведь мама и папа не ссорились бы? Поцеловав брата в лоб, Кира тихо направилась в свою комнату, покидала в маленький рюкзачок несколько вещей и, неслышно отворив дверь, вышла на улицу. Страшно не было, когда она бежала прочь от дома. Ей хотелось спрятаться так далеко, как только можно. Она бежала, пока за руку не поймал какой-то мужчина, стоявший напротив машины — такси! Кира достала игрушечный телефон и быстро залепетала, прислонив его к уху: — Мамочка, прости, я опоздала на автобус. Да, поеду на такси. — Отстранив «телефон», Кирстен сделала вид, будто сфотографировала номера такси и недоумевающего водителя. — Вот. Всё есть. Как зовут вас? — Девочка, ты вообще… — Грузный мужчина ошарашено смотрел на Киру. — Пожалуйста, как вас зовут? Я должна сказать маме. — Фредерик Нилсен. Кира повторила и шмыгнула в автомобиль. — Эй! Ты чего? Вылезай! — Пожалуйста, отвезите меня домой. Я всё уже отправила маме. И если что, то будут искать вас. Фредерик забурчал, просчитывая что-то, но всё же сел за руль. Вскоре, держа Киру за руку, Нилсен позвонил в дверь довольно дорогого дома. Стоило двери открыться, как Кирстен кинулась в объятия Софии: — Мамочка! Прости, эта учительница… Нельзя так много давать заданий на уроке… — Кирс! — Софи подхватила девочку на руки, крепко сжав её в своих объятиях. Она сразу поняла, что-то не так, но в первую очередь надо было избавиться от таксиста. В переносном смысле, конечно. — Сколько я вам должна? — Таксист что-то говорил про воспитание детей, но под жёстким взглядом стушевался. — Дорогая, ты голодная? Сейчас сделаю покушать. — Неохотно отпустив Киру, Софи повернулась к плите и набрала номер её отца. — Чего? — Рычание из трубки говорило о многом. — Вот сейчас совсем некогда. — Ивар смягчился, но совсем немного. Но, видимо, не ответить на звонок Софии он не мог. — Ивар, — Софи прикрыла глаза, игнорируя грубый тон, — Кира у меня. В моём старом доме. Она приехала сюда на такси. Разве что скрипа извилин София не услышала — на другом конце провода повисла пауза. — Понял. Едва ли Кира успела поесть, как в дверь застучали, игнорируя звонок. — Кушай спокойно, милая. — Софи провела по тёмным волосам Киры, вздрогнувшей от громкого звука, и вышла из кухни. — Ты мне сейчас детей перебудишь. — Софи открыла дверь и увидела Лодброка. Жестом велела зайти. — Вы с Энн опять? — Это вышло случайно, — бросил Ивар. Он сам на себя похож не был: взъерошенные волосы, опущенное лицо с впавшими глазами, под которыми покоились тёмные круги. Это уже не был тот Ивар, что достойно держался в кабинете Винсента, а перепуганный отец. Положив шлем на диван, Лодброк вопросительно взглянул на Софи. — Где она? — Кира на кухне. — Софи хотела добавить, что лучше Ивару подождать, но, оценив его вид, просто не смогла возразить. Она поспешила вернуться первой и присела на диван рядом с Кирстен. — Кира, твой папа за тобой приехал, чтобы отвезти домой. Кирстен быстро покачала головой, схватив руку Борромео. — Можно, я у тебя жить буду? Мама и папа не любят никого. А ты любишь. Она ругает папу из-за тебя. А он… Почему он и тебя тоже не любит? — Кира говорила быстро, захлёбываясь словами. Слышать такие слова от дочери было самой жуткой пыткой для Ивара, но он не рискнул подойти, так и оставшись стоять за приоткрытой дверью. — Кирс, — Софи обняла девочку за плечи и прижала к себе. Ивар и Ангела ругались из-за неё? Мелькнула нехорошая мысль, неужели Энн всё узнала? Но Софи прогнала её. — Твои мама и папа иногда говорят вещи, которые не думают. Они любят тебя, дорогая. И они очень испугались, когда ты ушла. Ты ведь знаешь, что нельзя девочке одной уходить из дома. — София не ругала, не читала нравоучений, её голос звучал мягко и приносил успокоение. — Хочешь пойти наверх, к близняшкам? — Они просто не думают, — нахмурившись, выдала Кира, став похожей своей колючестью на отца. — Я только хотела никому не мешать, чтобы меня любили, потому что я — это я. Как ты меня любишь! — Кира, детка. — Сердце Ивара работало на пределе. Оно разрывалось и трещало по швам от прежних шрамов. Но Лодброк всё же шагнул навстречу. Кира вздрогнула, закусив губу, и несколько слёз скатилось по её щекам. Ивар остановился. — Я уже просил у тебя прощения. И сейчас ты нас очень напугала. Всех. Мама плачет. Я не хотел, чтобы так было. Взрослые очень часто ошибаются и не знают, как всё исправить. Но я не хочу, чтобы ты страдала от всего этого. И… если хочешь… Можешь остаться с Софи на ночь. Я не буду против. — Ладно. — Кира уткнулась в живот Софии, обхватив её ручками. — Можно, да? — Милая, — Софи гладила малышку по волосам, — взрослые глупые, и, бывает, обижают тех, кого любят, даже когда любят очень-очень. Иди наверх, посмотри, как там сестрёнки. Нехотя Кирстен отстранилась и кивнула, потерев глазки. Бросив грустный взгляд на отца, она как можно быстрее направилась наверх. Лодброк, вздохнув, сжал переносицу, потирая уголки глаз, чтобы смахнуть влагу. — Где я свернул не там… Софи лишь покачала головой, глядя на Ивара. Не было даже желания высказать ему всё за очередную ссору на глазах у ребёнка. Зачем? Он всё прекрасно понимал и сам. Было только жаль. — Кира сказала, — нужно было что-то сделать, чтобы скрыть нервозность, и Борромео принялась убирать со стола оставшуюся после ужина посуду, — что вы ругались из-за меня. Энн, что?.. — Не совсем. — Ивар взъерошил волосы и, взяв в руки шлем, сел на диван. Он не хотел рассказывать, но, видимо, момент настал сам собой. — Она знает о моём отношении к тебе. Скажем так. И слишком далеко зашла в своих определениях. — Лодброк запрокинул голову, всматриваясь в потолок — он оказался таким увлекательным. — Может, я забываю иногда отстегнуть поводок? — Рассмеявшись, Ивар предпринял попытку уйти от разговора. Следовало бы забрать Киру и вернуться домой, но он вспомнил, что так торопился за дочерью, что примчался на мотоцикле, за руль которого не садился уже лет семь. — Ты можешь остаться с Кирой. — Забыв о посуде, Софи присела на диван рядом с Иваром, не развивая больше эту тему. Она и так знала больше, чем хотела бы. — Не надо тебе сейчас за байк. — Соф, — Ивар свёл брови, наконец посмотрев на Борромео, — я не знаю, что нужно сказать. Но мне дороги мои дети. И каким бы я придурком не был, я их люблю. Не так, как они заслуживают. Не так, как должен любить отец. Может, это вообще и не назвать любовью. — Ивар пожал плечами. — Я не знаю. Но что нам делать дальше? — Этот вопрос мучил Ивара ещё с появления мысли отправиться в мотель. И сейчас, переварив часть случившегося, он понял, насколько загнал себя в угол.