Навстречу Тьме

      Когда Морана говорит Кощею о намерении собрать всех своих детей на ужин, он сперва смеётся, хрипловато, надтреснуто, словно ворон беду кличет. И с голых октябрьских деревьев подле дома срываются в воздух серые ворОны, предвещая непогоду. Морана приподнимается на локтях и многозначительно выгибает бровь:       — Не вижу ничего смешного.       Кощей хмурится. Моране отрадно наблюдать, как колючие искры задора рассеиваются в полумраке спальни, а кожа супруга становится бледнее первого снега.       — Погоди, — вскидывает он раскрытую ладонь. — Ты сейчас о каких детях говоришь? О наших или о своих?       — Я же сказала: хочу, чтобы м о и дети собрались все вместе. Я давно их не видела.       Кощей протяжно устало стонет, накрывая ладонью глаза. Морана ядовито усмехается, устраивая лицо на груди мужа и вырисовывая пальцами рунические знаки на бледной коже:       — Не волнуйся, я приглашу только детей. Без их семей и родителей.       — Не легче, — скрежещет Кощей, пытаясь скинуть жену с себя. — Какое счастье: не увижусь с Велесом.       — И Даждьбо-огом… — пропевает Морана, подтягиваясь к самому лицу Кощея.       — Я против.       — А разве я тебя спрашивала? — Морана касается ладонью грубой щетины, заглядывает в серые глаза и улыбается властно и хищно: — Я уже всё решила. И всех пригласила. На завтра. Тебя, кстати, тоже. Как любимого и единственного.       — Ребёнка? — пытается мрачно иронизировать муж.       — Как любимого и единственного, — повторяет Морана, нежно поглаживая подушечками пальцев подбородок мужа, — мужчину. Мужа. Отца…       И пока наморщившийся Кощей не выразил своё мнение в самых ярких фразах, подвластных русскому языку на всех этапах существования, целует его нежно, трепетно, словно бы благодаря.       Кощей сидит во главе стола и потягивает древнее вино прям из открытой бутылки с вызовом глядя на Мару. Она стоит подле стола, облачённая в новое кристально белое облегающее платье до колен, и контролирует марух, накрывающих ужин. Мавки, призванные из Нави, в это время укладывают её волосы в причудливую королевскую причёску. Морана пронзает мужа укоризненным взглядом.       Кощей делает это ей назло, и на него не стоит обижаться: такова его сущность. Но всё-таки холодное негодование слетает с уст упрёком:       — Ты можешь хоть немного побыть приличным отцом?       — Я лучший отец, — Кощей злобно усмехается, приподнимая тёмную бровь, — для своих детей.       Морана кривится и отводит взгляд. Язык обжигает желание напомнить Кощею, как он потерял Мороза, случайно не закрыв путь в Явь, и на землю обрушилось аномально холодное лето, как всю жизнь путал Карну и Желю — близняшек в чёрном, повелевавшими печалью и тоской. Как уделял всё внимание исключительно Мороку, считая его самым «своим» из всех детей. Морана молчит. В конце концов, она тоже была не самой верной женой. Один раз.       Всё, что было, прошло уже сотни лет назад. Сейчас дети выросли и исполняют свои обязанности исправно, держат свою силу под контролем. И иногда навещают их. В Нави. Морана жестом прогоняет марух, и они с мужем остаются один на один. Проверив количество столовых приборов (нужных больше для иллюзии пиршества) и кубков для вина, Мара подходит со спины к Кощею.       — Будешь?.. — супруг поднимает голову и протягивает бутыль. — Этот вечер будет долгим. И зачем оно тебе надо? И почему именно в Яви, как… Смертные?..       Морана отставляет вино на стол и скользит ладонями по груди мужа, разглаживая идеально чёрную шёлковую рубашку. Осторожно прижимается щекой к его виску и вкрадчиво шепчет:       — Мне так хочется… Да и, не все дети могут спуститься в Навь.       Кощей цыкает, и Морана знает, как ему хочется отпустить ядовитый комментарий о Богумире. Но он сдерживается. Вместо этого холодным поцелуем касается тонких пальцев Мары, поглаживает большим пальцем кольцо с обсидианом и шепчет полухрипом:       — А как же «холодное сердце не может любить»?       — Ты меня научил, — с лёгкой, почти незаметной улыбкой Морана касается губами щетины Кощея и отходит к зеркалу, придирчиво оглядывая платье, хорошо севшее по фигуре.       Дети являются вовремя: ровно когда за окном вспыхивают первые точки звёзд, а марухи торопятся зажечь свечи.       Первым приходит Богумир. Нежно обнимает мать, миролюбиво позволяет себя поцеловать и подходит к Кощею. Морана чувствует ледяные остро наточенные лезвия ненависти между мужем и сыном. Первый не может простить, что это ребёнок главного соперника, Даждьбога. Второй не может простить похищение матери. Два сильных воина, лучащиеся противоположной силой и соединённые верностью одной женщине — Моране. Они сдерживают свой гнев с достоинством, подобающим витязям. И сдержанно пожимают друг другу руки.       А потом разбегаются на разные концы стола.       Следом приходят старшие дети Мораны и Кощея: близнецы Мороз и Морок. Бог холодов, всегда сопровождающий мать зимой. И бог лжи, вечно мечущийся где-то между Явью и Навью. Совершенно разные по сущности, но так похожие друг на друга правильными носами, узкими подбородками, острыми скулами и светло-голубыми глазами. Только Мороз бел и бородат, в рубашке и жилетке, а Морок поправляет слишком лёгкую для октября кожанку и встряхивает чёрным хвостиком.       — Мама! — в унисон восклицают они с коварными улыбками.       — Ну, и кто из вас кто? — обнявшись с сыновьями, Морана придирчиво оглядывает обоих.       Дети не успевают ответить, потому что лениво и вальяжно выдыхает из-за стола Кощей, отставляя в сторону кубок с вином:       — Тот, что Мороз — Морок. Тот, что Морок — Мороз.       Сыновья переглядываются совершенно как шкодливые мальчишки, а не мудрые многолетние боги, и разочарованно хором произносят:       — Вертай взад.       А потом уже привычно кувыркаются через голову, через черноту переходя к своему истинному облику. Спрашивают, как Кощей угадал, что они явились перепутанными, чтобы подшутить над родителями. Кощей лишь многозначительно наставительно хмыкает, хлопая сыновей по плечам и что-то коварно нашёптывая им в уши. Морана знает, что в тот день, когда Кощей упустил Мороза, удравшего в облике Морока в Явь, он научился отличать их по малейшему взгляду, по малейшему вздоху.       Научился быть неплохим отцом.       За братьями является Мста. Как всегда, бледная, холодная и немногословная. Лишь в серых глазах пылает ярость оружия.       — Мама… — голос у Мсты елейно-нежный, сладкий.       Но Морана знает, как может ранить он. Сколько одно слово, произнесённое устами дочери, может привести мертвецов. И даже начать войну. И Морана гордится такой силой своей дочери.       — Мста! — ради дочери Кощей даже выходит из-за стола и крепко стискивает дочь в серебристо-красных одеждах в холодных объятиях.       Морана не может дать внятного объяснения, почему из всех детей Кощей отдаёт предпочтение Мсте. Но ей доставляет удовольствие смотреть, как он ведёт Мсту к столу, усаживает рядом с собой, подливает вина и начинает беседу. Морок с Морозом в это время донимают Богумира. А тот, кажется, даже улыбается.       Кощей никогда не был отцом, носившимся с детьми, подобно Даждьбогу, ежеминутно общавшемуся с Богумиром и поучавшему его. Он позволял детям самим совершать ошибки, которые приходилось исправлять им с Мораной. Он позволял им расти свободными от мыслей от предназначений. Позволял им пропитываться и ненавистью, и симпатией к смертным.       И, наверное, оказался по-своему хорошим отцом.       Впрочем, Морана отметает эти мысли, едва на пороге дома появляются Карна и Желя — самые младшие дети Мораны, близняшки, ходящие рука об руку, несущие плач и клич о смерти.       — Которая из них Карна? — хмурится Кощей, склоняясь к Мораниному плечу. — Которая длинноволосая?       Морана смотрит на короткую стрижку Карны, вестницы смерти, потом на длинные чёрные косы Жели, плакальщицы. Обречённо вздыхает и мотает головой. Кощей тут же натягивает на губы улыбку и приветствует Карну:       — Тебе идёт новая причёска.       Словно бы и не путал их никогда.       «Но он хотя бы различает Морока и Мороза при подмене…» — справедливости ради отмечает Морана.       Последним является Сон. Крепкий, с мудростью в синих-синих глазах, с взъерошенными русыми кудрями. Он в большей степени не Моранин сын — Велесов. Все эти сны, сонные параличи, способные сбить с ног даже могучего богатыря, все эти хитрости — это по части отца. Но Морана с заботой проводит ладонью по нежной щеке сына и позволяет себе укоризненно-воспитательный тон:       — Все уже собрались.       — Прости, матушка, — голос у Сна обволакивающий, умиротворяющий; Морана хмурится и концентрируется на словах, чтобы не поддаться чарам собственного сына. — Пришлось оставить полстраны в бессоннице. Повезло ещё, что у студентов микросессия на носу. А у учеников конец четверти. К контрольным готовятся…       Сон легко садится за стол и быстро завладевает всеобщим вниманием. Карна и Желя, одинаково закинув ногу на ногу и подперев руками подбородок, слушают его с упоением и даже восхищением. Смеются над нелепыми ситуациями. Мста холодно и молчаливо потягивает вино из кубка, перекидываясь многозначительными взглядами со старшими братьями. Морок с любопытством обходит комнату, трогая всё, что попадается под руку.       И Моране кажется, что они все снова маленькие дети. Что не было столетий, тысячелетий. Что не было разлук и ссор. Не было войн, предназначений…       А была только такая большая семья.       Морана гордится. Гордится каждым ребёнком. Начиная от Богумира, основавшего город и породившего часть смертных, и заканчивая младшенькими, Карной и Желей, на редкость дружными (уж о том, как сложно уживаться с родными сёстрами, Морана знает не понаслышке).       В гостиной мешаются самые разные запахи, самые разные силы. От соли слёз до сладости яблок. От человеческого тепла до лютого мороза. От воина до лжеца.       — Благодарю, что собрались сегодня, — Морана приподнимает уголки губ, легко обхватывая кубок.       — Мы не могли отказать себе в удовольствии лицезреть мать. Ну и отца тоже, — в унисон усмехаются Морок с Морозом и чокаются кубками.       Все дети вразнобой вторят близнецам. Кощей нежно сжимает руку Мораны, поглаживая жёстким большим пальцем с перстнем её тонкие пальцы. Мара оборачивается на мужа, уголки его тёмных губ приподнимаются в улыбке, а в глазах сверкает восхищение.       И Моране думается, что мать Лада была права, говоря, что любовь — самая могущественная сила из существующих. Её крупицы можно найти даже в самой холодной и колючей душе. Главное, понять, что ты л ю б и ш ь.       Кощей прилюдно целует руку Мораны и предлагает выпить за неё. И дети, самые разные, богатыри и боги, со светом и тьмой внутри, несущие тепло и мороз, несущие плач и удовлетворение, единодушно поднимают кубки с тёмно-красным, как сама кровь, любимым Мораниным вином, улыбаются и чествуют её. Женщину, жену. Мать.       И Морана понимает, что л ю б и т. Она действительно любит всех, кто собрался сегодня в эту ночь в комнате. Она любит так, как только может любить поражённое тьмою сердце.