Навстречу Тьме

Всё пропитано стылою злобой; грязная тьма оплетает, сжимает, душит — не вздохнуть. Путы тьмы, лишь обманчиво прохладные и невесомые, вонзаются в невинное тело, врастают в него жгучим клеймом, силой, разрывающей на мелкие крошки. Крик замирает в груди, застывает в горле ледяным комом и рассыпается под хваткой чешуйчатой лапищи.   Морана рвётся прочь, но боль от этого лишь сильнее. Она повсюду: извне и внутри. Пальцы отчаянно впиваются в воздух, сжимаются в кулаки, слабеют. Руки плетьми повисают вдоль тела, а вслед за ними — всё тело лишается сил, животворящих отцовских сил. Весь мир окутывает пелена тьмы. Нет ничего, кроме цели Владыки…   Всё          начинается                           по                             новой…   Морана резко распахивает веки. Перед глазами ещё дрожит сумрак. Но пальцы сжимают гладкие простыни, а сквозь полумрак нетвёрдо проступают очертания спальни.   Морана медленно садится, продолжая стискивать кулаками простынь. Тугой ком поперёк горла никак не желает уйти и давит на грудь, лишая дыхания. Как тогда — бессчётное количество лет назад. Морана прикрывает глаза и медленно выдыхает. Воспоминания, так отравляюще вырвавшиеся на волю и атаковавшие её в самое уязвимое время, по чуть-чуть оставляют рассудок. Холодные пальцы потирают разгорячённые пульсирующие виски.   Прохладная ночь ластится к ногам.   — Как спалось, матушка? — хрипловатый, но, в сущности, мальчишеский голос вдребезги разбивает покой.   — Твоих рук дело? — резко отвечает Морана.   Голос всё ещё по-старчески грубоват и неприятно ослаблен. Обречённо выдохнув, Морана вскидывает голову и открывает глаза.       Сон, длинновласый, как и отец, невесомо вышагивает по её опочивальне. Мягкие кудри его покачиваются и поблескивают в хладном свете, тонкими пальцами он перебирает в воздухе — как будто вытягивает нити воспоминаний из неё, сплетает их них сеть.   — Мне нужно было доказать, что я найду применение слугам, — легкомысленно он пожимает плечами и останавливается. — В самом деле, матушка, меня оскорбило, что вы так споро отказались от моего предложения. Неужели же вы сами не чувствуете, сколь невесома грань меж смертью и сном. Протяни руку — коснёшься недозволенного, сокровенного. Столь же трепетного, как сама жизнь…   Он замирает на вдохе, расплываясь в блаженной улыбке, и Морана лютым снежным вихрем оказывается подле него. Окаменевшие пальцы смыкаются на тонкой шее сына.       Сон вздрагивает всем телом, но растягивает губы в дерзкой усмешке.   — Не смей, — хрипит Морана с нажимом. — Не смей. Никогда не смей более касаться моих мыслей и воспоминаний, иначе узнаешь, почему так страшно было то время!   — Я не хотел причинить вам боль, — глаза сына широко распахнуты, но Морана кожей чует лукавство — оно у него в крови. — Хотел лишь показать, как одной своей волею вы можете помочь людям. Те, чьи грехи при жизни так велики, будут мучиться от них и во снах. Те, кому ещё по силам жизнь свою изменить и верную дорогу избрать, увидят в них истинный путь. Позвольте воспользоваться вашей силою, матушка… Моя царица.   Кончики пальцев подрагивают. Морана заглядывает глубоко в сыновьи глаза и медленно дышит. А потом освобождает его и, сложив руки под грудью, одаряет колючим взглядом. Сон дышит неровно, и руки его так и тянутся к шее, но он сдерживается.   — Ладно, — снисходительно выдыхает она. — Завтра выдам тебе в командование мар. Но только попробуй выкинуть что-нибудь подобное, не посмотрю, чей ты сын.   — Изгонишь из Нави? Это едва ли, — усмехается уголком губ, но тут же отвешивает поясной поклон. — Благодарю за милость, моя госпожа.   Морана не удостаивает сына прощанием. Он улетает так же легко и незаметно, как и появился, оставляя после себя в комнате лишь дурман. Не такой, какой оплетает Велеса — более лёгкий, но от этого словно более пьянящий. Морана выходит из своей опочивальни прочь в одной ночной рубашке.   Терем обманчиво недвижим и тих. Если прислушаться, то можно услышать, как в сгустках темноты шушукается прислуга, как мягко переговариваются мавки и навки, как на каменной кладке за её спиной отпечатываются шаги воеводы. Морана сворачивает к оружейной и, прислонившись плечом к стене, ждёт.   Кощей проносится мимо смертоносным вихрем — по крайней мере, таким его видят люди, — оплетённый пылью и запахом Яви, хвоей, человеческим теплом и металлом. В последний миг замирает и возвращается.   — Отчего ты сегодня мрачнее обычного?   — Не спится, — криво усмехается Морана, утомлённо прикрывая глаза.   Кощей понимающе хмыкает и заходит ей за спину. Тонкие пальцы мягко смыкаются на её плечах. Ядовитенький шёпот вливается в уши:   — А я предупреждал: ничего путного из Велесовой крови не выйдет.   — Молчи уж, — полушёпотом отзывается Морана, виском прижимаясь к его колючей щеке. — У меня нет сил обсуждать твою кровь.   С рокочущим смехом Кощей ловко подхватывает её на руки (Морана не успевает и пискнуть!) и довольно мурлычет:   — Тогда нам следует их восполнить.