***
Средняя школа — тот ещё цирк с конями. Туда, по мнению Пеппер, некоторым её учащимся и дорога. Им сообщили, что самый ответственный, делающий успехи в учёбе и не пренебрегающий правилами ученик однажды сможет занять гордую должность старосты, и Пеппер всеми усилиями старалась соответствовать ещё маячащей где-то в далекой перспективе должности, держать имидж и пресекать любые действия, идущие вразрез с понятиями дисциплины и порядка. Её волосы всегда уложены в причёску: Пеппер уже одиннадцать, и она заплетается самостоятельно, без помощи матери, а для этого встает утром пораньше и с каждым месяцем проводит у зеркала всё меньше времени, постепенно набивая руку на косичках, хвосте без «петухов» и пучке, который получается у неё лучше всего, ибо Пеппер так же собирает волосы в подобную причёску на танцах. Её одежда безукоризненно выглажена и пахнет кондиционером для белья. Юбка до острых колен, белые гольфы, начищенные перед выходом туфли. Пеппер всегда тихо радуется, когда на праздники мама дарит ярко упакованный в розовую обёртку набор детской косметики: с блёстками, картинками бренда кукол и многообещающими надписями из серии «сияй, как звезда!», но на деле очень редко ею пользуется: во-первых, не представляется случая, во-вторых, ей жалко расходовать такую красоту, а в-третьих, Пеппер отчего-то чувствует себя глупо и неуверенно, и блеск с ароматом жвачки хочется как можно скорее стереть с губ, стоит «настоящим местным звёздам» школы пройти мимо неё. А ещё у Пеппер обострено чувство справедливости. Именно поэтому, как она считает, на её плечи ложилась отважная миссия защищать Хэппи Хогана в любых передрягах, пусть этот здоровяк был выше её на добрую голову и почти в два раза габаритней: детская «пухлость» сошла с его тела, хотя оставалась на юных щеках, так что толстяком Хэппи называть было неуместно — он просто рос не по дням, а по часам, и, если раздавался в ширь, так только размером костей. Это прекрасно понимала она, однако не понимали другие мальчишки и особенно противные девчонки. Среди дразнивших его мальчишек, как правило, всегда был он, и Пеппер неслась жаловаться учителям, сбивая тоненьким корпусом все двери, едва в списке виновника тех или иных разборок значилась фигура Тони Старка. Тони Старку двенадцать, его не заботит ничего, кроме интересных задачек по математике, сборки моделей самолётов у Роуди дома по воскресеньям да видеоигр, и не раздражает ничто, сильнее Вирджинии Поттс. Из-за этой стукачки у него столько проблем, что однажды директор настоял на визите отца в школу. По возвращении домой Говард не отчитывал его, но одного разочарованного взгляда хватило, чтобы Тони почувствовал себя втоптанным под плинтус. Он не сделал ничего ужасного: просто бросил пару потешных фраз в адрес этого безвольного болвана Хогана, однако ведь на правду не обижаются. Ну, подумаешь, ещё в драку влез: так ведь и это за дело, Барвелл заслужил все свои тумаки. Но нет. Рядом непременно должна была оказаться Вирджиния Поттс, в красках доложившая о каждой его оплошности. Не будь она девчонкой, Тони с удовольствием наградил бы оплеухой и её, но это оставалось только пределом мечтаний. Впрочем, лицом на мальчишку невзрачная Поттс походила более чем; в то время, как многие девчонки уже начинали втихушку таскать у мам косметику и неумело подводить глаза карандашом за углом дома, глядя в маленькое блестящее зеркальце, а затем — судорожно смывали свой боевой камуфляж в школьных туалетах, Вирджиния Поттс ходила примитивно-скучной, сливающейся своей бледной кожей с белыми стенами. Тони как-то подслушал разговор отца с мистером Поттсом, из которого узнал, что их чета ходит на выходных в местную церковь, и нисколько не удивился, когда воображение живо нарисовало Вирджинию в монашеском одеянии — так естественно оно на ней сидело. Тони ходил, угрюмей тучи, каждый раз, когда ему доставалось из-за её дотошной правильности, и в самых тёмных мыслях мечтал однажды разделаться с ней наиболее изощрённым способом. Каким именно, он, конечно, не представлял, но от всего сердца грезил призрачной возможностью расквитаться за каждую её выходку. Усугубляло мрачное настроение состояние погоды: дожди и серость в Кенте были настолько частыми явлениями, что солнечные дни в году можно было сосчитать по пальцам. Тони же всегда тянуло к теплу, и с каждым годом он всё серьёзней ненавидел этот город и с завидной регулярностью интересовался у отца, когда же они, наконец, переедут в бизнес-центр региона — Сиэтл. Скрашивало бурное подростковое негодование только общество Роуди, с которым он был неразлучен настолько, что со временем они стали одинаково говорить, перенимать привычки, заимствовать мимику и невольно «зеркалить» друг друга. Проблему с предстоящим переездом Тони давно разрешил, уверив лучшего друга, что на совести Джарвиса останется их нынешний дом в Кенте, и что Тони будет приезжать сюда каждые выходные — от Сиэтла до Кента ничтожные двадцать миль, полчаса пути. Так он и жил мечтами о новой, более захватывающей жизни в Сиэтле, на которую нагляделся во время вечерних просмотров кинофильмов, не всегда предназначенных для детских глаз, а Поттс… что ж, если она однажды доведёт его окончательно, Тони всегда мог гаркнуть и поставить выскочку на место: девчонки — жутко ранимые создания, а задеть их в столь сложном возрасте — задача, проще некуда.***
Провинциальный Кент — как одна большая пьянка. Именно так думает Тони, обосновываясь на летних каникулах в своём старом детском доме под чутким, но не очень строгим надзором Джарвиса, усматривающего в его подростковой взбалмошности со своим истинно английским, ироничным юмором не бунт против системы, а научный эксперимент, подтверждённый множеством практических исследований, где сам «мистер Старк» — лишь очередная лабораторная мышь, возомнившая, что сможет одурачить опытного ученого. Роуди знакомит его с ребятами, с которыми играет в школьной футбольной команде. Он приглашает на вечеринку тех парней, кто любит покидать с ним мяч в баскетбольную корзину на площадке, где они практически выросли. И с особой серьезностью, конечно, подходит к вопросу приглашения девочек, каждая из которых обещает прихватить с собой минимум по одной подруге. Закупившись всеми, соответствующими антуражу шумной тусовки, составляющими, вроде горы чипсов и пива, они собрались в коттедже одного из приятелей Джеймса по имени Клинт, который Тони понравился сразу своей простотой и лёгкостью на подъём. Бартон его ровесник, как и большинство приглашённых, однако он обмолвился, что к ним ненадолго подтянется его шестнадцатилетняя подруга с парочкой приятельниц, которые дадут фору любым семнадцатилетним барышням. Тони не против; в конце концов, в Сиэтле он успел разгуляться среди такого количества девушек, что в их числе была даже одна студентка колледжа. В том, что Клинт не соврал, Тони убедился лично и едва не поперхнулся пивом. Его подружке было место на обложке модных журналов, желательно — в одном нижнем белье. Ярко-рыжие волосы, полные губы, обтягивающая самые аппетитные части тела одежда… Роудс, заметив подобную реакцию, в шутку попросил его ради приличия поднять с пола челюсть и протереть тряпочкой накапавшую на паркет слюну, однако Тони настолько увлёкся зрелищем, что пропустил его шпильку мимо ушей. — Полмира за то, чтобы потрогать эту задницу, — поделился он и снова отхлебнул из бутылки. Один из приятелей Роуди, заслышав его реплику, скептично фыркнул: — Мечтай. Клинт оторвет тебе руку и засунет в задницу прежде, чем ты к ней прикоснешься. Тони смерил Сэма — а так звали темнокожего баскетболиста — оценивающим взглядом. Словно прикидывая, насколько серьёзна угроза. В ответ на его неверие Сэм Уилсон пояснил: — У неё парень — какой-то крутой военный. Сержант, если не ошибаюсь, но я не уточнял. Он старше нас и в ус не дунет, как размажет по стенке. — А при чем тут тогда Бартон? — на лице Тони отобразилось недоумение от упущения логической связи. — Клинт — лучший друг Наташи. Не получишь от её парня, так прохватишь по первое число от него. Он за неё… — Наташа, — с немного наигранным, мечтательным вздохом пропел Тони и цокнул языком, не дослушивая до конца тираду о явно неровно дышащем к своей подружке Бартоне, — ещё и иностранка… жизнь была ко мне благосклонна до этого момента, — взгляд, пристально сканирующий толпу, вдруг зацепился за девушку, к которой Наташа подошла, взяла за руку и что-то прошептала на ухо. Тони рассеянно моргнул; на мгновение ему показалось, что в глазах у него двоится, и он видит перед собой близнецов, однако незнакомка была немного выше ростом и, несмотря на одинаковые прически, имела более светлый оттенок волос. — А это кто? На первый взгляд, они даже одеты были одинаково, но чем дольше Тони на них смотрел, тем большую разницу отмечал. На Наташе была обтягивающая чёрная юбка и небесно-голубая, открывающая внушительную для своих лет зону декольте рубашка. Сексуальная классика. Оттенки одежды её подруги сперва казались идентичными, да только юбка, как выяснил пытливый взор, была не чёрной, а тёмно-синей, многослойной, из лёгкой, летящей ткани, и кофточка скорее напоминала легкомысленную шифоновую майку с рукавами-крылышками на плечах, испещрённую почти незаметными, белыми и жёлтыми цветами. — Ты о рыженькой или чёрненькой? — Да вот эта, — Тони нетерпеливо кивнул в сторону девушки, засмеявшейся с какой-то шутки Наташи. Судя по всему, они действительно были близки: дамы общались, едва не соприкасаясь носами, и не распускали переплетённых пальцев. — Вторая. — А, — отозвался понимающе Сэм. — Её зовут Пеппер. — Пеппер, Пеппер, Пеппер… — шестерёнки закрутились в мозгу Тони Старка с такой скоростью, что он всерьёз обеспокоился, как бы не взорвалась его черепная коробочка. — Не могу понять, где слышал это имя. — Эй! — от резко прозвучавшего, громкого голоса Роудса он едва не вздрогнул. Девушки, стоявшие у лестницы, тоже обратили на него внимание. — Какие люди! — будто только что увидев Наташу, Джеймс отсалютовал ей бутылкой пива. Тони хотел было возмутиться, как его друг, знакомый с такой красоткой, посмел держать сей факт от него в секрете, но не успел: полные губы Наташи растянулись в улыбке, и она потянула свою подругу за руку, направляясь к дивану, на котором сидела их троица. Оказавшись в непосредственной близости, Наташа нагнулась, заключая Джеймса в объятия. Тони на мгновение выпал из реальности, наблюдая за грудью, столь издевательски мелькнувшей перед его носом. — Роудс, — мягко протянула она с приятным акцентом. Впрочем, в глазах Тони она даже дышала приятно. — Ты куда пропал? Последний раз я тебя видела в начале марта. — Закрутился, — если бы не тёмный оттенок кожи, Роуди бы наверняка выглядел красным, как помидор, — сама знаешь, как оно бывает. Тони очень хотелось его передразнить. Он чувствовал себя невидимкой и не желал с этим мириться. — Тони Старк, — нарочно громко произнес он, привлекая к себе внимание, и вместо того, чтобы одарить фирменной улыбкой прекрасную Наташу, вдруг заметил, как показавшаяся из-за спины подруги вторая девушка в одночасье крутанулась волчком, поворачиваясь к нему едва ли не спиной. Она явно вознамерилась уйти. Догадка коснулась его сознания прежде, чем мозг успел обработать информацию, и раньше, чем Тони успел дать отчёт собственным действиям, он выпрямился на диване и потянулся к ней, хватаясь за тонкую руку. На него изумлённо смотрела Вирджиния Поттс — призрак из прошлого ни с кем не спутаешь. — Приятно познакомиться. И вправду: есть, наверное, в жизни каждого мужчины так называемые «роковые женщины», которых выметаешь из своей судьбы поганой метлой, а они берут и возвращаются. Одна и та же история, по цикличному, закручивающемуся спиралью сценарию. Только, безусловно, перед ним стояла значительно улучшенная версия Вирджинии Поттс. Откровенно говоря, увидь Тони её в толпе случайно, никогда бы не признал, однако слишком уж много совпадений сплелись воедино, раскрывая перед ним карты. У этой Поттс были длинные, скрывающие почти всю спину до самого копчика, волнистые волосы: более светлые, чем в детстве, очевидно, не раз выгоравшие на солнце, напоминающие рябь моря в лучах заката. Она значительно вытянулась за минувшие годы, но осталась всё такой же худой, с острыми ключицами, некрасивыми в своей угловатости плечами. На смену детским щекам пришли скулы, слегка поблескивающие от розоватого румянца косметики. Накрашенные ресницы, накрашенные губы. Мало что напоминало ему того раздражающего «гадкого утёнка», но всё же назвать Поттс красавицей в привычном понимании слова у Тони не поворачивался язык. Он был заинтересован. Азартная игра из детства под кодовым названием «найди десять отличий». Весь вечер Пеппер его как будто бы избегала, но Тони не был бы собой, если б не выловил её в одной из комнат, отрезав потенциальные пути к отступлению. Не даром таскался, как дурак, с двумя бутылками пива. — Могу составить компанию? — сыграть приятное удивление от столь «неожиданной» очередной встречи ему удалось настолько натурально, что Тони мысленно себе поаплодировал. Пеппер улыбнулась смущённо и несмело, поджимая и одновременно закусывая нижнюю губу. — Я… — ей пришлось принять протянутую бутылку, — прости, я не пью. Конечно, можно, — немного невпопад, ответила она. Уже что-то, рассудил Тони и подошёл ближе, упираясь локтями в подоконник рядом с ней. Пеппер смотрела в окно; Тони решительно не понимал, что интересного она могла увидеть в темноте ночи. Он отпил из своей бутылки, прикидывая, как бы удачней завязать разговор, как Поттс внезапно обратилась к нему с несвойственным запалом: — Слушай, это, конечно, звучит ужасно глупо и несвоевременно, но я вспомнила, сколько хлопот тебе доставляла в детстве и… и поняла, что это ужасно, — она хмыкнула с лёгкими нотками нервозности. — Я была невыносимой занудой, прости. Мне так стыдно сейчас за это. Было в её робости нечто очаровательное; это не то очарование, которое пленит в девушке, на которую смотришь и не представляешь, на сколько тебя хватит, дабы удержаться от поцелуя, но то, с которым по необъяснимой причине взгляд вновь и вновь возвращается к лицу, как будто мозг упускал в чертах что-то важное. Тони шире расставил локти, касаясь рукой её оголенной кожи. — О, брось, — ему самому теперь казались смешными их детские перепалки. — Зато есть, что вспомнить, и провести приятную параллель с настоящим. — Приятную? — казалось, она действительно не понимала, что он с ней флиртовал. — Более чем, — Тони посмотрел на неё тем многообещающим взглядом, каким обычно смотрел на всех девушек, с кем планировал «более чем» просто пообщаться. Какая цель могла оказаться более доступной на вечеринке в городе, ставшим почти чужим, чем старый «привет» из прошлого? К тому же, это попросту интересно: пронаблюдать трансформацию той-самой-зануды в юную, расцветающую девушку, с которой можно не ругаться, как на старый лад, а трансформировать энергию в более плодотворном русле и поставить галочку возле имени умницы, отличницы да пай-девочки. Однако спешить он не хотел. Ситуация напомнила Тони охоту на дикого зверька, так удачно вписывающуюся в атмосферу загородного дома Старков, сокрытого в тени леса, всегда мрачного из-за того, что солнцу почти не удавалось проникнуть сквозь тернистые ветви. Пеппер расспрашивала его о жизни в Сиэтле. Он был рад рассказать: что-что, а умение говорить о себе значилось на первых позициях талантов Тони Старка. Пару раз их уединение нарушили, однако, очень скоро поняв, что парочка увлечена собственным диалогом, не намереваясь делить его с прочими, удалялись. Пеппер так и не пригубила принесённого им пива. Впрочем, сам Тони почти опустошил очередную бутылку, и оттого сделался более развязным и решительным, чем обычно. Он позволял себе приобнимать Поттс за плечи. Трогать её волосы, неожиданно оказавшиеся действительно приятными на ощупь. — Тебе идут длинные волосы, — щёки Тони слегка покалывало от выпитого. Он решил было накрутить одну из прядей на палец, но гладкий локон выскользнул из руки. Очень некстати представилось, как эти самые волосы можно наматывать на кулак. Тони взглянул на её губы. Воображение живо нарисовало картинку осевшей перед ним на коленки Поттс, и эти чёртовы волосы, за которые можно потянуть, заставляя спуститься поцелуем к низу живота, и после… — Выглядишь прекрасно, — голос прозвучал значительно ниже. Пеппер, казалось, тоже это заметила. Надавив ладонью на поясницу, Тони заставил её распрямиться, оторваться от подоконника, поравняться с ним. Одежда Пеппер Поттс всё такая же идеальная, как в детстве, но более игривая, и пахнет от неё не кондиционером для белья, а парфюмом. — Спасибо. Пеппер не смотрела на него: в сторону, будто ища поддержки у стен, но только не на него. Тони хотел видеть её глаза. Всё ещё обнимая за талию, свободной рукой он огладил её щеку, очертил большим пальцем нижнюю губу и слегка приподнял подбородок, заставляя взглянуть на себя. Ему оставалось не больше пары сантиметров, чтобы поцеловать её. Тони успел почувствовать тёплое дыхание. — Прости, — она резко отвернулась, и Тони глупо ткнулся в щёку. — Прости, я не могу, Тони… — он очертил губами линию челюсти, скользнул поцелуем к шее, — пожалуйста, у меня есть парень. — И что? — он не особенно соображал, что говорил. — Что?.. — Пеппер на мгновение растерялась от его дерзости. Тони, воспользовавшись случаем, резко подался вверх и прижался к мгновенно напрягшимся в возмущенном протесте губам. — Стой! — ладошки с силой упёрлись в его грудь, отталкивая. Это немного отрезвило. — Что ты делаешь? Тони смотрел на неё и терялся в водовороте непонимания, щедро приправленного раздражением. Где он прокололся? И что она вообще о себе возомнила? Пеппер ждала ответа. Впрочем, очень быстро поняла: не дождется. Она скептично то ли вздохнула, то ли фыркнула. Ловко потеснила не сопротивляющийся корпус в сторону, направилась к двери. Со стороны могло показаться, что она чувствует себя свободно и высокомерно, но Тони видел, как напряжённо вытягивалась в жёсткую линию спина. Словно в самом деле ожидала, что он набросится на неё и изнасилует. Тони раздраженно хмыкнул собственным мыслям, когда дверь за ней затворилась, и осушил остатки пива до дна. О, какая фантастическая самоуверенность для провинциальной дуры. Конечно, дуры; как была ею в пятилетнем возрасте, так и осталась. Тони некоторое время простоял у окна, прохлаждаясь и унимая волну закоренелой, пробудившейся из далёкого прошлого с процентами злости. Некоторые вещи, определённо, никогда не меняются: как Вирджиния Поттс, оказавшаяся ещё большей ханжой, чем прежде. Несмотря на курьёзное начало тусовки, Тони Старк провёл вечер отлично, очень скоро познакомившийся с высокой миловидной блондинкой, танцующей в гостиной. О Поттс он вспомнил лишь тогда, когда Наташа (ну, не мог он оторвать от этой фигуры взгляд, несмотря ни на что) окликнула некий двухметровый шкаф, назвав тот «Роджерсом», и именно к этому шкафу прицепилась Поттс, не бросившаяся на шею прилюдно, но коротко обнявшая и переплётшая пальцы в ладони, которая по габаритам могла бы сравниться с её лицом. Тони бегло осмотрел так называемого «парня» и пришел к неутешительному выводу: они друг друга стоили. Чопорные, скучные, старомодные. После недолгой беседы с собственным альтер-эго он даже признал, что рад нынешнему положению вещей: глядишь, замани Поттс в постель, она б потащила его под венец. А если она, ко всему прочему, ещё и девственница, проблем бы после точно не обобрался. Пеппер не любила вечеринки, предпочитая шумному веселью спокойный досуг наедине с собой, но просьба лучшей подруги была для неё приоритетней любых принципов. Составить компанию в походе по магазинам, проехаться вместе до парикмахерской, втянуться в какую-нибудь сомнительную авантюру… пока Баки нёс бремя службы и отдавал долг родине, Наташа искала всякую возможность от души развлечься. Пеппер не сказала бы, что умела читать мысли других людей, но у неё возникало странное чувство, будто Наташа потихоньку изгаляется над всеми его запретами, в которых ясно прослеживалась простая забота и беспокойство. Ничем хорошим не закончился и их сегодняшний выход в свет. По крайней мере, для Пеппер. Она ничего не рассказала о Старке (не при Стивене же, в самом деле), но, сжимая тёплую и уверенную ладонь Роджерса, чувствовала, как её мелко потряхивает от пережитого. Потому что общество Старка не на шутку взволновало, и Пеппер ощущала себя загнанным в угол клетки зверьком, который не мог понять, мазохист ли он, которому всё это по нраву, или рационалист, пытающий совершить побег подальше от греха. Безоговорочно, Пеппер любила Стива. Он всегда был с ней нежен, вежлив, внимателен и, когда нужно, давал волю эмоциям; сколько бы Роджерс не производил впечатление агнца божьего, целовался он прекрасно: глубоко, чувственно, так, как ей и нравилось. Но на этом — всё. Слушая впечатления Наташи о близости с Баки, Пеппер ощущала себя не в своей тарелке. Стив никогда не переходил ту черту, за которой обозначалось её нижнее белье, и со временем это начинало не столько злить, сколько формировать необоснованные комплексы. Конечно, она понимала, что Стив — человек «старой закалки», подходящий к таким вещам, как первый в жизни его девушки секс, с чрезмерной серьёзностью, но сегодня она впервые оказалась на грани настолько близко, что стало страшно, и рядом оказался далеко не Стивен. И меж тем страх неожиданно пленил. Запретностью, напряжением. Она месяц ходила со Стивом на свидания, прежде чем он решился её поцеловать, а Старк действовал с таким вопиющим нахальством, что это невольно почти очаровало. Становилось ясно: этот человек уверен в себе до паталогической степени, и будь в жизни Пеппер больше алкоголя и меньше Роджерса, она бы вряд ли смогла ручаться за свои действия. Пеппер было стыдно от собственных мыслей, но воображение уже подкинуло образ, в котором она ответила на поцелуй Тони Старка. Одёрнув себя и окрестив самыми нелестными эпитетами, она дождалась, когда машина Стивена остановится на красном сигнале светофора, и, щёлкнув ремнём безопасности, спешно потянулась вперед, целуя удивлённого её действиями Стива. Забыть. Как страшный сон. Словно ничего и не было. Впрочем, Тони Старк действительно о ней забыл. Пеппер видела его ещё на трёх вечеринках, куда её затаскивала Наташа, и все три раза она уговаривала составить им компанию Стивена, который не любил лишний раз выходить из дома от слова совсем. Роджерс на подобных мероприятиях неприкрыто скучал. Пеппер — сходила с ума от необъяснимой злости, видя, как Старк зажимает очередную податливую девицу, да откровенной ярости на саму себя, что в глубине души представляла, а как бы всё сложилось, если бы в тот раз она его не оттолкнула. Обнимал бы он её ныне так же, как своих мимолётных подружек? Вряд ли; от трезвого осознания становилось ещё горше и — совестно, ибо Стив не заслуживал подобного предательства, пусть даже в самых отчаянных мыслях. Пеппер никогда не подходила к нему близко: боялась. Глупо? Безусловно; чего же тут бояться, когда встречаешься с такой горой мышц, как Стив Роджерс? Но боялась она не Тони Старка, который обращал на неё ровно столько же внимания, сколько на стены вокруг себя. Боялась увидеть лишённый интереса взгляд в непосредственной близости на фоне того, как многозначительно смотрел он на неё раньше. Всего лишь один чёртов раз, болезненно выжженный в её памяти. Никто так прежде не глядел на неё: с откровенным желанием, с неминуемым предвкушением. Даже Стивен, когда им доводилось оставаться наедине. И от этого взрывался мозг. Старк хотел ей воспользоваться, как вещью, а она умудрялась страдать от того, что он этого не сделал. «Я тебя не понимаю», — говорила Наташа укоризненно, совсем для себя нетипично, качая головой, и Пеппер хотелось ответить: я тоже ничего не понимаю. На последней вечеринке она даже умудрилась впервые в жизни напиться, случайно узнав, что следующим утром Тони Старк возвращается в Сиэтл, и она абсолютно ничего не может поделать с этой ситуацией — и, главное, не должна. Пеппер падает на колени восседающему с выражением крайнего недовольства Стивену, ластится и обзывает бесчувственным сухарем, твёрдым, как скала, под всеми этими наглухо застёгнутыми рубашками. В глазах Роджерса мелькает что-то нехорошее; или Пеппер это кажется. Но реакция ей нравится, и она вознамеривается довести Стива до точки, дабы посмотреть, как он сорвётся. Предпочтительней всего — на ней. Да только Стивен оказывается крепче любого металла. Он сообщает Пеппер, что эта вечеринка для неё подошла к концу, и направляется заводить машину. Пеппер за ним не следует: она заявляет, что не сдвинется с места, пока не допьет с Наташей очередную налитую порцию, задней мыслью отмечает, что её подруге не на шутку влетит, когда контракт Барнса подойдёт к концу, и опрокидывает в себя стопку текилы. Старк появляется за её спиной неожиданно. Изумлённый мозг на мгновение перестаёт мыслить, и ноги, лишившись опорных команд центра, подводят её; Пеппер шатается, однако Тони, заметив, как кренится её корпус куда-то в сторону, вовремя успевает поймать за талию. — О, — только и выдала коротко Пеппер, разглядывая плывущее лицо до тех пор, пока оно не перестало двоиться. — Вашингтонская блудница! — она произнесла фразу тихо и тут же захихикала от осознания собственной дерзости, соседствующей с глупостью. — А знаешь, я думала, ты более разборчив. Но, судя по твоей, — запнулась, позабыв заготовленное слово в адрес дамочки, которую тискал Тони Старк, — пассии, тебе вообще всё равно, кому присовывать. Щёки горели: от стыда, от выпитого, от… волнения. Вопреки ожиданиям, Старк не злился: он смотрел с интересом, а на последнем слове и вовсе весело качнул головой, как если бы был натурально восхищён. В центре гостиной темно; огоньки гирлянды, освещающие стены, не распространяют свет на подобные расстояния. До них, казалось, никому не было дела: каждый в подвыпившей толпе промышлял в направлении собственных интересов и общался с теми, кто пресловутый интерес представлял. Пеппер думала, что, не держи её Старк, она бы давно упала, ибо думать о том, что она навалилась на него нарочно, вдыхая острый запах парфюма, сигарет и спиртного, не хотелось совсем. От Старка физически исходил жар и неосязаемая, но ярко ощущаемая энергия. И, о боже, он был ещё ближе, чем в прошлый раз. Её мысли то и дело, вновь и вновь, особенно ярко — теперь, — возвращались к тому вечеру. Мысли, которых она сама в глубине души хотела. Хотела раскалённого взгляда почти чёрных глаз. Его кончик носа на её щеке. Он ведь лишь коснулся её, еле-еле; а она уже готова была растечься перед ним на полу, растопленной субстанцией проскользнуть сквозь касающиеся поясницы твёрдые пальцы и… так нельзя. Боже, нельзя. Пожалуй, она бы простила себе эти эмоции, будь на его месте кто-то другой, кто-то, кто не этот взбалмошный, самовлюбленный выскочка. Так не должно быть. Не с ним. А если бы было?.. Почувствовав разливающуюся внизу живота эйфорию от совершенно безумной мысли, что сейчас он вновь стоит перед ней — только протяни руку — она вздохнула, ощущая, как кружится хмельная голова. Скользнула взглядом к его сжатым губам… Тони наклонился к ней, по мнению Пеппер, не столько для того, чтобы заглушить играющую музыку, сколько чтобы свести её с ума. — Нет, мисс Поттс, — губы, словно нарочно дразня, едва касались уха. — Я более чем разборчив. Желание податься навстречу этим губам оказалось в такой степени болезненным, что Пеппер была готова захныкать, когда он начал медленно отстраняться. На мгновение ей подумалось, она прямо сейчас предаст гордость, все понятия о чести, верность Стивену и саму себя, да привстанет на носочки и вернёт ему тот единственный «недопоцелуй», однако мысль о Роджерсе слегка отрезвила, и Пеппер стыдливо отстранилась, пряча глаза. Она шла сквозь толпу к выходу, крутя в голове, как заезженную пластинку: не оборачивайся. И очень вовремя, ибо Стив двигался ей навстречу, едва пересёкший порог. Всю дорогу до дома они ехали молча. Стивен, определённо недовольный её выходкой, даже перестал злиться, столь сильно вытеснило былое негодование беспокойство за её замкнутость. Роджерс остановился неподалеку от дома Поттсов, нарочно не доезжая до следующего поворота. Прежде, чем он заговорил, Пеппер почувствовала, как лицо обжигают горячие слёзы, солёной влагой собирающиеся в уголках губ и стекающие по шее к платью. О чём хотел заговорить с ней Стив, она так и не узнала: Роджерс встревожился не на шутку, когда Пеппер, давясь слезами, срывающимся и требовательным голосом буквально приказала: «Поцелуй меня». Как бы он ни планировал подобное событие, как бы ни хотел отговорить от бездумного поступка, отказать Пеппер означало, быть может, немедленный разрыв отношений и неминуемую истерику, ибо слушать его, взывающего к здравому смыслу, она бы не стала; попытаться остановить — что ж, с тем же успехом Стивен мог попробовать удержать голыми руками взлетающий с площадки вертолет. Она всё ещё всхлипывала, дёргая пряжку его ремня дрожащими пальцами, но больше не плакала — это, рассудил Стив, уже хорошо. Он старался сдержать её ретивость настолько, насколько позволяли обстоятельства, и, быть может, совсем немного ему это удалось. Стив никогда не находился в столь беспомощном положении, как под напором этой девушки и её руки, неумело оттягивающей резинку белья. — Ш-ш, подожди, — Стивен чудом удержал её за бедра, когда Пеппер, ловко скинув балетки, потянулась к его сидению и взгромоздилась на колени. Чудеса, не иначе, как ему удалось протиснуть руку между кожаным креслом и дверцей да щёлкнуть рычажком, позволяя сидению отъехать назад, освобождая хоть немного пространства. — Не так быстро. Конечно, он был расстроен, что их первый раз происходит вот так. Но, по крайней мере, он мог ещё повернуть события таким образом, чтобы первая в жизни его любимой, хоть и немного сумасшедшей, девушки ночь не оказалась максимально ужасной и болезненной. Стив с обречённым вздохом вздёрнул кромку её платья и мягко, успокаивающе поцеловал солёные от слёз губы.***
Если бы Тони Старка спросили, в какой момент его жизнь полетела под откос, ему пришлось бы крепко призадуматься. Разочарование стало настолько постоянной эмоцией в глазах Говарда Старка, что однажды утром Тони просто понял: оно его больше не задевает. Ему двадцать два, почти двадцать три, в этом году он закончит ВУЗ и официально отправится в свободное плавание, где не будет ни стабильно закреплённого за ним места в кампусе, ни, он был уверен, родительской поддержки. Главным образом финансовой — уж с Говарда стало бы поизгаляться над его беспечностью и несамостоятельностью. Возможно, именно потому он топил свою заведомо несостоявшуюся жизнь в спиртном и дешёвых, не задевающих чувств объятиях, каждый раз вспоминая колкое: «Я думала, ты более разборчив». Злость на её правоту порой доводила до ручки, и Тони втрахивал очередную холёную дамочку в матрас с такой жёсткостью, что она впервые за ночь по-настоящему, без наигранной фальши вскрикивала. Они, как корабли, мерно проплывали в море его жизни, не останавливаясь в порту дольше, чем на неделю (что случалось редко). Одинаковые, пустые. Красивые безжизненной красотой. Дорогие, тщательно отшлифованные, роскошные игрушки. Некоторые, конечно, привлекали его взор красотой натуральной, но с такими дамами повышался риск, что одна из них рано или поздно вознамерится кинуть якорь в его одинокой гавани, и Тони придётся дюжими усилиями поднимать нырнувшую было тяжёлую цепь обратно. Он не хотел, чтобы это повторялось снова: необоснованно, беспричинно, выжигая все жизненные силы. Чем больше он старался не думать о Вирджинии Поттс, тем назойливей она проникала в его мысли. Главным образом всё крутилось вокруг того, что Тони понимал: ему никогда не разгадать самую сложную загадку, кои он так любил с далёкого детства, и никогда не познать, что же представляет из себя на самом деле Вирджиния Поттс. Её последний поступок разжёг в нём настоящий пожар любопытства, но, как то часто бывало, нужные люди встретились в самый ненужный момент. Тони честно пытался анализировать, что именно могло его зацепить (со временем он признал попытки это отрицать бесполезными) в среднестатистической… если не дурнушке, то во всяком случае не красавице (а вот в этом настойчиво продолжал себя убеждать). Она не могла похвастать ни выдающимися формами, ни соответствующим канонам совершенства личиком. Таких девушек — плюнуть некуда, на каждом углу каждого провинциального городка. Её глаза не блестели неповторимым оттенком, сравнимым со звёздным сиянием, а тонкие губы с трудом поворачивался язык назвать выразительными. Не отпускала лишь мысль о том, что всё не то, чем кажется на первый взгляд. А ещё он почти ничего о ней не знал. Образ складывался из обрывков воспоминаний, настолько несвязных между собой, что они едва могли дать ему примерный взгляд на картину в целом. Рыжий кот, рыжие волосы. Умная, возможно, даже слишком, — не могла не быть. Наверняка прочла множество книжек; как иначе? Занималась танцами — это он помнил точно, а ещё видел на её страничке в соцсетях фотографии в шифоновой тренировочной юбочке и потрёпанных пуантах. Может, играла на каком-нибудь музыкальном инструменте, — такие дотошно-правильные девочки всегда бередят нервы пиликаньем на скрипке или звучанием расстроенного пианино, — а, может, нет, спросить было не у кого. Несколько лет встречалась с таким же идеальным Стивом Роджерсом (о том, что они расстались, Тони рассудил по удалённым совместным фотографиям). Судя по комментариям на всё той же интернет-странице, до сих пор водила тёплую дружбу с Хэппи Хоганом да рыжеволосой Наташей. Жила в Сиэтле. Первое время это было похоже на испытание: знать, что она по насмешке судьбы учится так недалеко от места, где он вырос, и запрещать себе хоть как-то пытаться её найти. Нет; нечего тревожить прошлое, рассуждал про себя Тони и шёл напиваться на первую студенческую вечеринку, на которую только получал приглашение. О том, что с его разгульным образом жизни однажды они встретятся вновь, Тони догадывался, хоть и отрицал до последнего из чистого упрямства. Их общим знакомым мог оказаться любой человек, однако выступил в пресловутой роли самый неожиданный. Олдрич Киллиан был знаком Старку по не лучшим дням его бунтарской юности. Пусть сейчас он значительно поработал над собственной внешностью и оставил круглую сумму в кабинетах логопедов, психологов и стоматологов, для Тони он оставался ботаником, обществом которого он пренебрегал, пользовался и не задумывался, что однажды это как-то сможет выйти ему боком. Он часто обращался с людьми по-свински; Тони этого не отрицал. Но с возрастом многое начинаешь переосмысливать, и воспоминания плотоядными червями гложут по ночам на пару с совестью. Просить прощения за былые злодеяния перед возмужавшим Киллианом казалось глупо, хотя Тони понимал, такой человек столь просто ничего не спустит ему с рук и, в общем-то, был готов к любому удару в спину. Кроме этого. Олдричу Киллиану исполнялось двадцать три, он арендовал целый коттедж для подобного торжества, и на праздновании собственного дня рождения поднял первый тост за тех, кто якобы поддерживал его на протяжении самого длительного периода жизни, и в частности за ту, кто якобы стала его светом, музой и наполнила бытие смыслом — самую близкую подругу, в отношении которой он проявлял явно далёкие от дружеских намерения. Сердце громыхнуло и застряло в глотке, когда толпа расступилась, пропуская вперёд девушку. Олдрич Киллиан посмотрел на него с самой хищной, победной ухмылкой и поднял стакан с виски, говоря громко и четко: — За Пеппер! У него было гораздо больше шансов доставить ей неприятности, чем составить хорошую «дружескую» компанию, это было совершенно точно. Пеппер расцвела, превратившись из невзрачного кустика с робкими бутонами в самый настоящий, не похожий ни на один в саду цветок. Она обрезала свои прекрасные длинные волосы, но это лишь прибавило ей женственной, зарождающейся зрелости. Летящие платья и цветочные принты сменились строгой, обтягивающей юбкой с длинным разрезом сзади. Балетки с бантиками — высокими, тонкими шпильками. Строгий, шёлковый нежно-розовый топ можно было бы назвать скучным, если бы он не обнажал всю спину едва не до самого копчика, представавшую взору каждый раз, когда она оборачивалась. Некстати подумалось, что с таким кроем на ней нет бюстгальтера. Аккуратная серебряная подвеска с маленьким, блестящим бриллиантом. Ничего лишнего. Чистое совершенство. Она смущённо улыбнулась и отпила из стакана искрящуюся пузырьками газированную колу, не заметив ни взгляда Киллиана, ни присутствия Тони. Как тот мог узнать о его странном увлечении Поттс, он не имел представления. Однако Тони вынужденно признавал, что недооценивал окружающих его людей слишком часто. Он старался не налегать на спиртное и по большей части оставаться в тени, украдкой наблюдая за тем, как Киллиан подносит Пеппер очередной стакан колы. А затем что-то пошло не так. Пеппер поднялась с дивана и резко пошатнулась, ухватилась за ближайшую стену и чудом устояла на каблуках. Стакан выскользнул из ослабевшей руки. Стекло со звоном разлетелось, привлекая внимание нескольких стоявших рядом человек, но не самой Пеппер. Тони, всё ещё не желая обнаруживать себя, подошёл ближе, умело скрываясь за чьей-то широкой спиной. Киллиан, конечно же, в одночасье нарисовался рядом с ней. — Прости, мне нехорошо, — Тони больше разобрал фразу по шевелению губ, интуитивно, нежели услышал. А вот голос Киллиана звучал четко: — Ничего, это всего лишь стакан, — он небрежно переступил через осколки и взял её под руку. — Что с тобой? Может, лучше выйти на воздух? — Я… не знаю. Мне нужно в уборную. Злость закипела в нём с такой силой, что Тони не сразу сообразил, как всучил в руки первому попавшемуся человеку собственный виски и порвался к парочке сквозь толпу, расталкивая недовольных, возмущённых и сыплющих в его адрес оскорблениями гостей. То, что Киллиан провожает её не в туалет, стало ему ясно ещё до того, как они направились к лестнице, ведущей в сторону спален. Тони перескочил через две ступени и буквально влетел корпусом в дверь прежде, чем бы она успела защёлкнуться на замок. Происходящее заволокло дымкой бессознательного и запредельно жестокого. Тони не помнил, куда подевалась Пеппер, стоило ему схватить Киллиана за грудки и впечатать в стену только затем, чтобы было удобней целиться по лицу. Не помнил, в какой момент комната заполнилась посторонними людьми, кто включил свет, кто вскрикнул: «Разнимите их, ну же!», и кто кого намеревался поколотить в то мгновение, когда перед его лицом возник незнакомый парень с кудрявыми, тёмными волосами, в квадратных очках. Очки он запомнил больше всего, ибо именно об эти стекла порезался кулаком, и острая вспышка боли на мгновение вернула его в реальность. — Дерьмо, — выругался Тони, бездумно сплёвывая кровь на когда-то бежевый ковер. Разбитая губа саднила, половина лица горела огнём, а левый глаз решительно ничего не видел. Первым делом он подумал о том, что разбил неудачно попавшему под руку парню очки. — Тебе в глаза стекло не попало? Парень, облачённый в синюю рубашку и немного старомодный, тёмно-серый костюм-двойку, осторожно стряхивал с манжет осколки. — Нет, — коротко оповестил он, и у Тони слегка отлегло на сердце. — Пеппер, — увидев её, сидящую и лицезрящую стеклянным взглядом происходящее, не до конца, кажется, осознающую, что происходит, Тони шагнул к кровати, отталкивая ещё одного типа, разнявшего его с Киллианом, и игнорируя угрозы самого Олдрича. — Здесь есть врач? — Тони опустился перед ней на колени, обеспокоенно вгляделся в лицо и пришёл к неутешительным выводам. — Тони? — она дышала шумно и часто. Пеппер словно бы действительно впервые за вечер его увидела. — Что ты здесь делаешь? — Я врач, — подал голос тот самый парень, которому Старк разбил очки, — без месяца дипломированный. Уведите его, — неожиданно решительно для своей невзрачной внешности проговорил он, кивая на взбешённого Киллиана, не желавшего оканчивать поединок, и несколько особенно здравомыслящих человек, на удивление, его послушали, — девушке плохо, освободите, чтоб вас, помещение! Вспышка агрессии со стороны наиболее спокойного визитёра расшевелила окружающих. Гости стремительно покидали спальню, товарищи Киллиана безуспешно пытались угомонить пресловутого, однако, стоило последнему человеку выйти за порог, парень-без-очков резко захлопнул дверь и заперся изнутри. В несколько быстрых шагов он отворил окно, снял по пути пиджак и ловко расстегнул пуговицы на манжетах, направляясь к Тони и Пеппер. — Брюс Беннер, — коротко оповестил он и жестом заставил Старка потесниться. — Высоко квалифицирован в биохимии, но с таким тоже справлюсь. Вы с ней?.. Беннер взглянул на него многозначительно. Тони растерялся на мгновение, после чего отрицательно мотнул головой: — Мы… друзья детства, — формулировка появилась в голове спонтанно и легко легла на язык. Брюс коротко кивнул, как если бы не желал вдаваться в подробности. Тони хотел задать ему вопрос, но забыл, что было на уме: звонкий, яркий женский смех разорвал с трудом воцарившееся в комнате спокойствие. Пеппер откинулась спиной на кровать, осмотрела блестящими глазами стены, потолок, и засмеялась сильнее, закрывая ладонями лицо. Тони растерялся ещё сильнее, так и продолжая сидеть на полу в нелепой позе и глядя на Поттс так, словно всё это происходило не с ними. Брюс качнул головой каким-то своим умозаключениям. — Нехорошо, — он присел на кровать. — Пеппер? Ты меня слышишь? Пеппер слышала: она отняла руки от лица, взглянула на Брюса, тяжело дыша и с силой закусывая губу, сдерживая смех. Светлые щёки порозовели от румянца. Утвердительно кивнула. — Можешь подняться? — Брюс протянул ей руку. Пеппер согласно вложила свою ладонь в его, однако сдвинуться с места у неё не получилось, и она коротко прыснула над собственным провалом. Беннер придержал её за спину, помогая занять относительно вертикальное положение; Тони, наблюдавший за происходящим, нарезал нервные круги по комнате. Брюс выудил из кармана телефон, включил фонарик и быстро посветил ей в глаза. Пеппер не успела воспротивиться, а когда сморщилась и протестующе заворчала, мобильный Беннера уже исчез так же быстро, как и появился. — Что он ей намешал? — Вряд ли что-то качественное, — Брюс внимательно оглядывал лицо Пеппер, которая, заслышав реплику Тони, посмотрела на него. Старк мысленно похвалил нового знакомого: пока та отвлеклась, он ненавязчиво коснулся пальцами такого же худого, как в шестнадцать, запястья, нащупывая пульс. — Скорее всего, синтетические опиоиды: то отпустит, то накатит. Действуют недолго, но отходить будет тяжеловато. — Сам-то откуда знаешь? — на первый взгляд, Брюс Беннер понравился ему, но горький жизненный опыт научил Тони не доверять каждому встречному без серьёзных на то оснований. Брюса его подозрительность, впрочем, не смутила. — Я учусь с Киллианом на одном факультете. Дружить никогда не дружили, но пересекаться доводилось; кое-что о нём могу рассудить. А что до этого, — он спокойным кивком указал на Пеппер, — я ведь уже говорил, наука — моя самая сильная сторона. Пеппер вновь привлекла к себе внимание очередной волной смеха. Оказавшись в центре событий и заметив это, она впервые решила попытаться объяснить причину веселья: — Здесь играет музыка, ты так ходишь, и я не знаю, почему, но мне тут же представилось, что ты в костюме Элвиса Пресли, белом, со шляпой, и ходишь «лунной походкой», как Майкл Джексон, а вокруг ярко-зелёные, кислотные, неоновые стены, — запальчиво, сбивчиво проговорила Пеппер и разразилась самым настоящим хохотом, отчего в уголках её глаз выступили слёзы. Музыка, действительно, играла на первом этаже, но никто, кроме Поттс, не обращал на неё внимания. — Ей нужен свежий воздух, хороший сон и здоровая пища, — резюмировал Беннер, придерживая Пеппер за плечи, когда она, загибаясь от смеха, упёрлась лбом в его ключицу. — Для скорого эффекта лучше промыть желудок. Тони, активно соображавший, задумчиво кусал щёку изнутри. Он кивнул: — Знаю одно такое местечко. Отсюда можно выйти через чёрный ход? Вести автомобиль практически одной рукой и с одним глазом было отчасти проблематично, но Тони справлялся и не с таким. Трасса в столь поздний час пустовала, фары новенькой «Ауди» выхватывали из густой темноты монотонный ряд хвойных деревьев. В зеркале заднего вида Тони периодически наблюдал, как Брюс Беннер пытается запомнить дорогу, но поворот, ведущий к государственному заповеднику «Тайгер Маунтин», всё равно пропустил. Они почти подъехали, когда с заднего сидения послышался голос Пеппер, возвестивший, что ей холодно, и раньше, чем Тони включил бы печку, Брюс одолжил ей свой пиджак. Загородный дом «прекрасной принцессы» и военного с весьма хорошим жалованием возвышался среди густого леса громоздким, мрачным монстром, отстроенным в стиле хай-тек. Чёткая, максимально простая геометрия, голые, бетонные стены с металлическими конструкциями, многочисленные окна от пола до потолка. Здесь было светло днём и довольно мрачно — ночью. Судьба развела Старка с Наташей, как и свела прежде, не при лучших обстоятельствах, но её номер по-прежнему хранился в списке его контактов. Друзья с таким умом и определённым уровнем влияния никогда не бывали лишними. Помощь в перемещении Пеппер не понадобилась: излишняя веселость её покинула, и теперь она передвигалась самостоятельно, кутаясь в пиджак Беннера и глядя ничего не замечающим взором себе под ноги. Тони позвонил в дверь. Некоторое время никто не спешил её открывать. Впрочем, ему на руку: появилась возможность придумать, как совладать с гневом этой рыжей бестии до того, как ему разнесут голову ближайшим предметом до выяснения всех обстоятельств. К счастью, дверь открыла не она — Джеймс Барнс, кажется, возник в проходе в одних пижамных штанах. Вполне возможно, их поздний визит был не совсем кстати. Говорят, встречать гостей в таком виде — дурной тон. Хотя по мнению Тони — весьма интересно. — Пеппер? — он сразу узнал лучшую подругу своей спутницы жизни. Холл осветился приглушёнными, желтоватыми бликами. А вот это нехорошо. — Джеймс, кто там? Боже! Весь вид Натальи Барнс говорил о том, что она испытывала весьма смешанные чувства: от раздражения при виде Старка до ярости от состояния Поттс. В общем, спектр один. Тони решил поскорее умыть руки: — Мы с дня рождения Киллиана. Он ей чего-то намешал, я решил, лучше отвезти её к тебе. Пеппер буквально передали в руки Барнсу: тот повёл её в дом. Брюс, не зная, что делать, неловко прошёл следом. — А ты какого чёрта забыл в Сиэтле? — Вообще-то, я тоже был приглашён. И ты должна спасибо сказать, что я оказался в нужное время в нужном месте. Судя по взгляду Наташи, сказать она, действительно, хотела много, но мало что перекликалось со словами благодарности. Беннер с любопытством разглядывал гостиную: тёмный, глянцевый ламинат, пушистый молочно-белый ковер, диван из кожи бежевых оттенков с подушками на тон светлее, авангардные светильники, встроенный в стену электрокамин, пока Пеппер скидывала туфли на высоком каблуке. Откуда-то из-за угла появилась чёрная кошка, принявшаяся обнюхивать новую обувь. Лихо — так её назвал Барнс, когда та порвалась укусить тонкий каблук. Ситуацию спас он же, окликая разъярённую Наташу: — Родная, ты не могла бы принести аптечку? Вы заходите, не стойте на пороге. Тони впервые за долгое время чувствовал себя не в своей тарелке, однако повиновался. К его обуви подошла вторая кошка — белая. — У вас что, приют? — Это Альпина, — пояснила Наташа, возвращаясь в гостиную. — Кошка Джеймса. И, кажется, пинать её под бок было не лучшей из идей Тони. Благо, удержался. Брюс решил держаться компании, оставив его наедине с собственными мыслями. Тони старался отвлечься от недавних воспоминаний, безбожно просачивавшихся в голову при виде сидевшей к нему спиной Поттс. Повернись время вспять, он бы без раздумий поступил так же. И дело не только в ней, пожалуй — в Киллиане и сжигающем нервы осознании, что такими ослами земля полнится. Сегодня — Пеппер, а кто — завтра? А сколько ещё молодых и привлекательных девушек страдает от того, на какую низость способны те, кого язык не поворачивался назвать мужчинами? При любой догадке о том, что было бы, не окажись он рядом, у Тони кулаки чесались. Он не был самым порядочным человеком, далеко не был. Но чтобы так — хотелось вернуться и надавать придурку дополнительных тумаков. Мысли о том, как он хотел бы врезать Киллиану, не успели осесть в голове: в неё летит большая кухонная салфетка, судя по запаху, пропитанная антисептиком. — Держи, — запоздало предупреждает Наташа и зябко скрещивает руки на груди, кутается в чёрный шёлковый халатик. — Хорошо, что ты привёз её сюда. Старк знал этот тон: Наташа была признательна ему, но тихо и за несколькими бетонными стенами. — Напиши завтра, как она. — Не останешься? — вопрос был риторическим, они оба это понимали. — Я своё сделал. Утром у меня самолёт до Пало-Альто. — Я думала, ты поступил в МИТ. Тони бегло состроил гримасу. — Этого ждал от меня отец. А ожидания Говарда не значились в приоритете деяний Тони Старка. Наташа ничего не ответила. Лишь произнесла на прощание: — Уверена, она хотела бы тебя поблагодарить. Тони на мгновение замер в дверях, но не обернулся. — Знаю. Всё же он был убеждён, что сумятица в душе мужика — это его проблема, и с больной головы перекладывать на здоровую не стоит.***
«Уважаемые пассажиры, с вами говорит командир воздушного судна. В связи с неблагоприятными погодными условиями, мы вынуждены совершить посадку в аэропорту города Уналашка, штат Аляска. Просим вас занять свои места, убрать откидные столики и привести спинки кресел в вертикальное положение. Авиакомпания приносит извинения за доставленные неудобства и предлагает...» Вирджиния Поттс дышала напряжённо, не зная, злиться ей или беспокоиться. Она открыла створку иллюминатора, завидев, как стюардесса проходит вдоль рядов, напоминая некоторым пассажирам о необходимости поднять спинку кресла. Погода и впрямь мало радовала: несмотря на не столь поздний час, уже смеркалось, и летящий против самолёта снег напоминал сплошной белый плен, в который их угораздило попасть. Уши начало закладывать, и Пеппер лишь недовольно вздохнула, чего, впрочем, слышно не было; да, дела. Небольшое гражданское судно направлялось в Южную Корею через северную часть Тихого океана. Как и полагалось при планировании маршрута, вдоль пути, разбросанные на приблизительно равные расстояния, находились несколько аэропортов. Снегопад, в действительности, не был настоящей причиной экстренной посадки: капитан никогда не сообщит пассажирам о неисправности самолёта. Стихийные условия так же не препятствовали полёту, ибо прогнозы погоды составлялись заранее. Основание для такого рода манёвра имелось лишь одно, связанное напрямую с технической частью, о которой пассажиров извещать не положено: обледенение. Поскольку судно было малых размеров, оно летело на нижних эшелонах, где воздух на порядок холодней, а погода — без прочего не подарок. Самолёт смог бы продолжить свой маршрут до точки назначения, если бы не вмешался ещё один случай: во время посадки судно вылетело за взлётно-посадочную полосу и не смогло стартовать дальше. Этого бы не произошло, когда посадочная полоса не оказалась бы покрыта льдом — в аэропорту городка с населением немногим меньше пяти тысяч человек за этим на сей раз не уследили. «Судьба», — скажут одни. «Случайность», — опровергнут иные. О первом подумала Вирджиния Поттс, садясь в поданный авиакомпанией автобус и направляясь в самый крупный из трёх отелей города (и тот — на сотню мест). От второго утверждения, попади в похожую ситуацию, отмахнулся бы другой человек, работавший механиком в порту самого большого города Алеутского архипелага на Аляске, являющегося важным торговым и коммерческим центром по добыче рыбы и краба в регионе. Да вот незадача: ему летать больше было незачем, и для передвижения он ныне предпочитал свой горячо любимый внедорожник.***
Завернувшись в кокон из тонкого одеяла на кровати, скрипевшей старыми пружинами матраса от каждого движения, молодая женщина задумчиво постукивала ручкой по губам. Конференция в Сеуле, далеко не первая в её научной деятельности, начиналась через два дня, но Пеппер хотелось прилететь пораньше и немного отдохнуть от рабочей суеты в самостоятельно импровизированном мини-отпуске. Она оканчивала обучение на степень доктора права, являющуюся достаточной для занятия адвокатской или юридической деятельностью, но для полного удовлетворения собой и своими достижениями ей было необходимо потратить ещё один год для получения степени магистра права, которая позволила бы Пеппер устроиться в крупную международную компанию. А ещё она бы не была собой, если бы не замахнулась на Гарвард — оттого перед ней возникла столь острая нужда в пополнении (ну, ладно, переполнении — но когда сертификаты бывали лишними?) собственного портфолио публикациями в журналах, на тематических сайтах и свидетельствами участия в крупных мероприятиях по её специализации. У Вирджинии имелись рекомендации, небольшой опыт на должности помощника адвоката, самостоятельные работы над правовыми обзорами, прекрасный потенциал и особое рвение достичь поставленных целей. Она даже не упускала возможности узнать что-то новое для улучшения своего черновика мотивационного письма — что не говори, а она была из тех, кто выкладывается на 200% для реализации задуманного. «Этих юристов, как собак резаных», — говорила бабушка. Бабушка много чего говорила из лучших побуждений, но Пеппер продолжала стоять на своём, и, если ей удалось убедить самую непробиваемую женщину из числа своих родственников в целесообразности собственного обучения по данной специальности, то, Вирджиния была уверена, она пробьётся через стену неприступности самых скептичных работодателей. Она прекрасно сдала вступительный тест: эссе получилось даже лучше, чем она писала прежде дома, готовясь к любым оказиям; задания по чтению; а также тесты на аналитическое и логическое мышление. В конце концов, бабушка гордилась ей больше всех, и ещё долго рассказывала соседкам о том, какая у неё смышлёная внучка — даром что её гены, само собой. Пеппер Поттс тратила очень много сил на строительство своего идеального будущего, но была вынуждена признать, что идеальным на десять из десяти оно не станет ещё лет пять. Сперва — образование. Затем — работа мечты, и для продвижения по карьерной лестнице ей придётся трудиться на износ. Лишь после всего этого оставалось место на то, что у нормальных людей называется личной жизнью, обречённо вздыхала про себя Пеппер. У неё порой даже не оставалось времени на фитнес. Что уж говорить про желание завести домашнего питомца, которое появилось сравнительно недавно, спустя достаточно долгое время после того, как не стало Персика, или... Она вздохнула и отложила ручку. Захлопнула ежедневник, придя к выводу, что писать ей сейчас абсолютно нечего. Или про желание завести отношения с порядочным мужчиной. Стив был таким мужчиной. Они до сих пор изредка поддерживали контакт, но Пеппер понимала: к сожалению, их пути давно разошлись, а сойтись вновь и на сей раз окончательно им было не суждено. Не она его идеальная партия. Как и он — не «принц» из её «сказки». После Стива в её жизни была парочка ухажёров. Особенно в ту сладкую пору, когда она только получала степень бакалавра в Сиэтле. Сладкую, если не считать того инцидента на дне рождении Киллиана, напомнила она себе, но от былой злости уже не осталось даже тлеющих углей — всё затушил ветер времени. Студенческие вечеринки в её жизни случались редко, но те легко совмещались с учёбой, а в душе ещё витал дух юности и вседозволенности. Не нужно было работать. Утреннее похмелье не заставляло до вечера ходить с головной болью, в состоянии овоща, ненавидящего весь мир и каждую бактерию в частности. «Крутые парни» действительно казались крутыми, а не полными придурками без перспектив того достойного будущего, к которому стремилась она. Один, конечно, был, но она старалась о нём не вспоминать и считала исключением, доказывающим правило. Спустя несколько лет симпатий в её жизни поубавилось, когда-то популярные мальчишки стали теми, кто был ей уже не интересен, застряв в своём интеллектуальном развитии, по нескромному мнению Пеппер, где-то между пятнадцатью и двадцатью годами, а те, кого она считала себе ровней, уже обзавелись спутницами жизни. Как говорится, хороших собак разбирают борзыми щенками. Со временем мечты и надежды найти родственную душу если не сошли на нет, то по крайней мере приблизились к катастрофичной точке отрицания возможностей. Пеппер казалось, «её» человек либо ещё не родился, либо уже, как ни прискорбно, умер. Вряд ли, думала она, ей может повезти встретить кого-то, кто стал бы ей ровней на ментальном и интеллектуальном уровне, кого-то с такой же глубокой и сложной натурой, кого-то, с кем она сможет быть собой настолько же, насколько не притворствует наедине со всеми тараканами в своей голове. Вирджиния Поттс не считала себя самой умной, волшебной и изумительной, но к своим годам, медленно подбирающимся к отметке «тридцать», уже себе цену знала. Ей не нужен был принц Монако — достаточно было бы того, кто стал бы ей самым близким человеком, лучшим другом, названным братом и опорой в лице одного мужчины. Такие есть. Она верила и знала — Хэппи или Стив тому яркие примеры. Правда и Хоган пока не мог себе найти девушку подстать, так что, Пеппер думалось, проблемы с поиском подходящего партнёра работали в обе стороны. А пока у неё было то, что без прикрас назвалось лёгкими романами с ухаживаниями без перспектив на будущее для неё. Последним был Кристиан, полгода назад — такой же законченный трудоголик, которому она однажды не перезвонила, и который больше её общества не искал. Понимая, что водоворот мыслей грозит унести её в меланхоличные дали сожаления об утраченных возможностях в угоду карьеры, Пеппер решительно выбралась из одеяла. Тело тут же покрылось мурашками, а босым ногам захотелось нырнуть в уютные домашние тапочки. Надо развеяться. Да поужинать, в конце концов. Расчесав немного распавшиеся от влаги кудри, она на цыпочках добралась до джинсов и влезла в тёплый безразмерный свитер. Согрела внезапная мысль о глинтвейне, и Пеппер очень понадеялась, что в этом городке ей удастся сыскать хоть что-нибудь похожее на пряное горячительное питьё.***
Ресторан при отеле «Гран Альютиан» имелся, однако Вирджиния Поттс не была бы собой, если бы не воспользовалась маленькой предоставленной возможностью исследовать городок почти на краю мира, предпочтя зимней прогулке вечер в компании свежих морепродуктов и старенького телевизора в номере. Неподалёку от отеля располагался бар «Норвежская крыса» и «Ресторан Амелии». Второй находился чуть подальше, и, хотя идея выбрать заведение, в названии которого числилось слово «салун», не казалась ей самой удачной, всё же ноги понесли Пеппер в бар. Если проводить вечер антуражно, то только так. Бар не встретил её шумом и огромным количеством посетителей, и женщина немного расслабилась. Она насчитала две компании: пару молодых парней и девушку у барной стойки да небольшую группу мужчин в возрасте — за столом. Немного подумав, Пеппер предпочла сесть за бар. Как бы дружелюбно не выглядели постояльцы, а лёгкая паранойя ей была присуща. — Готовы сделать заказ? — девушка подошла к стойке бара прежде, чем она успела рассмотреть первую страницу ассортимента меню. — Ещё нет. Пять минут, пожалуйста. Вежливая улыбка безотказно спасала её всегда. Девушка кивнула. — Могу посоветовать нашу фирменную пиццу «Цыплёнок барбекю». — Пиццу я одна вряд ли осилю, — Пеппер сказала это больше самой себе, переворачивая ламинированные страницы. — Тогда сандвичи. Они подаются с картофелем фри и соусом, лично мне очень нравятся. — Никак нашла новую цель, которая не просит «как обычно»? — мужской голос, раздавшийся прямо над ухом, привлёк внимание обеих девушек. Несмотря на откровенную нахальность выпада, девушка, исполнявшая задачи официантки и барменши единовременно, и бровью не повела. — «Как обычно» бывает только у тебя. После сменяющееся на «повторите». — Простите, — мужчина, на вид едва старше неё, повернулся к Пеппер и улыбнулся. Ей отчего-то показалось, натянуто. — Мы с Вандой видимся чаще, чем бываем дома. Я ей уже порядком надоел. — Не льсти себе. Ты у меня уже вот где сидишь, — девушка провела ладонью возле горла, однако искренней злобы в её интонациях не было. Впрочем, Пеппер привлекло отнюдь не это. Юго-восточный акцент сильно резал слух. Вирджиния невольно сощурилась, отмахнувшись от того факта, что пялиться подобным образом на незнакомого человека — сущий моветон. Она постаралась «вычеркнуть» из зоны обзора старую кожаную куртку с меховой оторочкой, клетчатую рубашку и небрежную щетину, сосредотачивая внимание на глазах. Тёмный шоколад, который когда-то она назвала ярким и греющим — про себя, конечно; но такой колюче-чёрный в ненастную погоду. Смуглая кожа. Вздёрнутый, нахальный нос. Если его побрить и причесать по-человечески… Мужчина повернулся к ней, и Пеппер поняла, что его диалог с Вандой давно завершился. — Тони?.. А вот эта эмоция уже не была наигранной. Чистый интерес, граничащий с медленно подбирающимся удивлением и осознанием. Ему потребовалось несколько мучительно долгих для неё секунд, прежде чем он ответил: — Поттс? Пеппер Поттс, что ли? Её смех стал подтверждением, и в следующий миг Тони уже подорвался со стула, сгребая её в неловкие, но ностальгически-знакомые объятия. — Боже! Ты… ты… что ты здесь делаешь? Я не видела тебя с того самого вечера, я искала тебя. Вообще-то, я ни с кем из той компании не поддерживаю связь, кроме Наташи, конечно, но года два назад я разговаривала с Роуди, и он сказал, ты окончил Стэнфорд… — Стой-стой, это разговор не одной бутылки. Ванда, две порции сандвичей и две пинты светлого нефильтрованного. Запиши это в мой чек. Тони Старк присел на соседний стул, развернувшись к ней полу-боком.***
— Знаешь, когда мне было шестнадцать или семнадцать, я была влюблена в тебя. — Что? — Тони отрывается от пинты и смотрит на улыбающуюся молодую женщину. — Когда мне было… — начинает она терпеливо, но уже не столь уверенно, однако он её перебивает: — Ты несерьёзно, — он отводит взгляд. — Мы виделись всего-то… а сколько, собственно, раз? Пеппер оттягивает ворот свитера и смеётся. — Тони. Разве девочке в таком возрасте много надо, чтобы потерять голову? Ты выглядел крутым парнем, на которого вешались все девчонки. А ещё спас моего кота в детстве. Мне тогда казалось, у нас есть что-то, вроде связи. Это было так глупо. — Твой кот, — Тони тоже смеётся, но не столь весело. — Да, помню что-то такое. Но я был героем, а? — По меркам шести лет — определённо. — Она замолчала ненадолго, макая в соус картошку. — Ты всегда подавал надежды. Ну, мне так казалось, во всяком случае. Тони покрутил в руках пинту, не зная, чем их ещё занять. Была влюблена. А когда ей было за двадцать, влюблён был он. Тогда, увидев её в тот проклятый вечер, он понял, что только её красота могла поспорить с роскошью всех моделей, что у него были, потому что была настоящей. Настоящей в своей простоте и искренности, в румянце на щеках, россыпи веснушек и искорках в голубых глазах. Тони тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. — Может быть. Многие на меня ставили. Отец так особенно. — Ты только назло ему уехал на Аляску? Он пожал плечами. — У меня не было профессии мечты, которой я бы горел. Я окончил Стэнфорд. Довольно неплохо, если не кривить душой и не хвастать. Наверное, я бы мог осесть в Силиконовой долине и сколотить миллионы на разработках новых технологий. — Но? — Но с возрастом стал понимать, что меня больше тянет к тишине и покою, чем к роскоши. Я бы стремился к высотам, если бы было, ради кого стараться. Ради семьи, которую нужно обеспечить, или чтобы доказать всем, что способен на большее. — Он покачал головой. — Как видишь, семьёй я не обременён, а друзья давно живут своей жизнью, так что доказывать, по большому счёту, некому и нечего. Я чиню корабли, потому что умею это делать. Такой у меня склад ума: механик от Бога или вселенной. Я живу в непретенциозном доме на отшибе, потому что мне этого хватает. Смотрю бейсбол и выпиваю по вечерам в баре, потому что мне нужно разгружаться после работы. Всё просто. — Ты сказал, что не обременён близкими связями. Почему? Ещё бы Тони хотел себе ответить, почему открываться ей даже спустя столько лет казалось так просто, но решил, что это очевидно: Пеппер Поттс — единственный призрак прошлого, которому до него осталось хоть какое-то дело. Есть ещё, конечно, Роуди, но у него своя жизнь, далёкая от Аляски. А также у него появился шанс хоть что-то узнать о ней, и, пусть в их распоряжении была только одна ночь — Тони, кладя руку на сердце, был рад и такому. — Хотел бы сказать, что я законченный холостяк, но не могу. Я хочу семью. Наверное, в этих краях я просто не нахожу такой девушки, с которой захотелось бы провести время дольше одной встречи. — А ты искал? — Искал. — Искал кого-нибудь, хоть немного похожего на тебя. — И успел достаточно разочароваться, чтобы успокоиться и смириться. В Стэнфорде была одна, — он задумчиво цокнул языком, — но девушки, окончившие Стэнфорд, не оседают в такой глуши. Мы ещё до выпуска разбежались. Ну, а что насчёт тебя? Пеппер, казалось, немного растерялась от вопроса. Она протёрла руки салфеткой, собираясь с мыслями, прежде чем начала говорить: — Я решила посвятить себя работе. С личной жизнью как-то не особо складывалось, ну и, по правде, я бы впала в депрессию и не факт, что выползла бы из неё, если б не нашла, чем себя занять и как самореализоваться. Собираюсь работать в сфере бизнес права. У меня уже есть рекомендации. Осталось только получить степень, и всё. Придётся заводить котов, как Наташа с Джеймсом, только в моём случае — чтобы чувствовать себя менее одиноко со всеми своими сертификатами. — Одиноко? — Тони не смог скрыть того, что в его голосе прозвучала почти-надежда. — Я думал, ты замужем. — С чего это? — улыбка у неё вышла невеселой. — Ты же всегда считал меня занудой. — Считал, но не настолько. — Судя по ответному фырканью, шутка ей немного понравилась. — А если серьёзно, я думал, тебя «окольцуют» в числе первых. Глупо упускать такую женщину. Обращённый на него взгляд Тони предпочёл проигнорировать. Между ними повисло неловкое молчание, и Старк поспешил перевести тему, пригласив Поттс на небольшую «обзорную экскурсию» по окрестностям. Ванда, рассчитывавшая его, выглядела уставшей. Тони пообещал себе поинтересоваться, как дела у её брата. Близнецы остались одни ещё лет пять назад, судя по её рассказам, и без Пьетро, слёгшего на больничную койку, девчонке было особенно туго — приходилось брать больше смен и куда меньше отдыхать. Уже вторые сутки за окнами бушевала непогода. Дома и редкие деревья маленького городка на Аляске ссутулились под тяжестью снега, надутого ледяной, вихрастой метелью. К ночи ветер принимался без остановки кружить в морозном воздухе и бить обжигающими хвостами по щекам, яростно переговариваясь с хмурым, пасмурным небом. Вдали снега безмолвствовали, и за отчуждёнными скалами величественно торжествовал закат в отблеске последнего дня. Эта красота манила, но казалась столь бессмысленной без того, с кем можно было бы её разделить. Но сейчас на улице шёл тихий снег. Если сощуриться и долго смотреть вверх, то могло показаться, что небо с землёй плыли навстречу, и уже сложно было понять, то ли снежинки спускались на лицо, то ли ты сам летел им навстречу. Городок светился, как рождественская ёлка, там, где стояли пришвартованные корабли. Тони повёл её в сторону пирса и остановился на небольшом холмике: там, где открывался вид на гавань Илиулиек. — Знаешь, здесь очень красиво на рассвете. Я так часто вижу снег, но всё никак не могу привыкнуть к его мерцанию. Или к тому, как восходит солнце над горами. Всё это существовало веками и старо, как мир, но всё равно… — он выдохнул, и его лицо окутало облачко пара. — На это можно смотреть часами. Неожиданно Пеппер сжала его ладонь и… потянула вниз. Тони не успел опомниться, как она плюхнулась на спину прямо в снег, увлекая его за собой. — Ты в детстве ловил снежинки ртом? Ему хотелось поворчать, что валяться в джинсах в снегу — затея с амбре слабоумия, но Поттс была так очарована снегом, что он решил проглотить издевку. — Уволь. Джарвис довольно рано мне объяснил, сколько пыли и выхлопного газа скапливается в воздухе. Несмотря на его замечание, она закрыла глаза и приоткрыла рот. Язык, впрочем, всё же не высунула. Пеппер прошептала едва слышно: — Тони. Я чувствую, что хочу остаться здесь навсегда. — В тебе говорит пинта светлого нефильтрованного. Но она продолжила, не обращая на него внимания: — Здесь так тихо и красиво. Знаешь... я впервые за очень долгое время почувствовала, как мне спокойно на душе. Так умиротворённо. Я никуда не спешу, не кручусь, как белка в колесе. Не должна быть в трёх местах одновременно и решать вопросы чуть ли не мировой важности. У меня появилось время. — Она вдруг рассмеялась. — Время, представляешь? Для тебя это звучит, как сущая нелепица. — И не говори. — Я серьёзно. Я поняла, что у меня ни на что не хватает времени. Я просыпаюсь с рассветом, иду на пробежку, по пути слушаю аудиокурс какого-нибудь великого бизнесмена, задушенного галстуком от Армани и цитатами об успехе. Перекусываю салатом, который готовила целый час с вечера вместо того, чтобы смотреть какое-нибудь телешоу, лёжа на диване. А потом весь день строю свою великую академическую карьеру, работаю на износ и даже не успеваю задуматься о том, зачем мне это нужно, и сделает ли это меня по-настоящему счастливой. — А вечер? — он повернул голову, искренне любуясь тем, как снежинки оседают на её ресницах и волнистых светло-рыжих волосах. — Что ты делаешь вечером? — Я возвращаюсь домой около девяти. Готовлю ужин на следующий день. Занимаюсь и иду спать. А в ванной сижу под душем и плачу по настроению из-за того, что у меня нет ни минуты, чтобы заняться тем, что мне нравится, в отличие от нормальных людей, у которых есть собственные увлечения. — Что тебе нравится? — Мне кажется, я даже не знаю, что мне нравится по-настоящему. Не успеваю понять. Я люблю читать художественную литературу? Мне нравится смотреть фентези, только у меня нет возможности узнать эти миры лучше. Меня увлекают дизайны интерьера. Наверное, я была бы счастлива, если бы сидела в какой-нибудь программе и строила под ненавязчивую музыку комнатки с кучей цветочных горшков да мягкими диванами, на которых сама никогда не успеваю посидеть. А что любишь ты? Она повернула голову, сталкиваясь с прямым взглядом. И впервые за очень долгое время Тони сделал то, чего искренне хотел. Лёгкий поцелуй застыл на губах, словно снежинки на заледеневшем окне. Почему-то начало становиться холодно. Сейчас он понял: так выглядят прощальные поцелуи, теряющие теплоту. В них всегда крылась остывшая нежность расставания. Сегодня или завтра: всё случится так же, как и всегда. Она исчезнет из его жизни. Уедет на машине со Стивом Роджерсом, уйдёт в ванную под руку с Наташей, улетит на свою очередную конференцию… сколько раз он уже терял её? Возможно, такой была их судьба, раз за разом непрозрачно намекавшая, что им не суждено быть вместе даже какое-то короткое мгновение? С утра она взглянет на него с отчуждением. Отчуждением наперекор тому, что принято называть глупыми сантиментами. Поймёт, что ей пора, но будет всячески стараться оттянуть час ухода. Вечная борьба души и разума — что у неё, что у него. И разум всегда побеждал. Она уходила. Сейчас он понял. Во взгляде перед разлукой не бывает тоски. В нём — безмолвный протест. Протест против себя самого. Ведь, чаще всего, чувства проигрывали разуму. Пеппер ответила на поцелуй так быстро, словно испугалась, что он одумается и исчезнет. Увлажнённые губы холодило зимней стужей, но поцелуи обжигали. Лишь когда стало ясно, что больше так продолжаться не может, она отстранилась и почти жалобно прошептала: — Идём со мной. Идём в отель. И Тони Старк дожил до того дня, когда перестал противиться сам себе. Он не хотел спешить. Казалось, сама вселенная остановила время на одну ночь и дала им шанс провести её вместе, но Пеппер дышала так поверхностно и быстро, словно нервничала, что на счету была каждая секунда, и отчаянно не хотела её терять. Тони сложил куртку в кресле и обернулся, оказываясь лицом к лицу с подошедшей возмутительно тихо Поттс. Она обняла его: почти робко, просто. Тони осторожно ответил на её объятия, чувствуя, как сыплются обломки земли под ногами на краю той пропасти, от которой он бежал слишком долго. Она подняла голову так, что нос упёрся в его подбородок. — Спасибо за вечер. Тёплая, мягкая кожа. Путаница влажных от растаявшего снега волос на плечах. Это всё чертовски путало мысли. — Он ещё не закончился, — наклонить голову, коснуться своим носом её, чувствуя жаркое, сбивчивое дыхание на лице, от которого связь с реальностью пропадала окончательно. — Всё равно, — она поднялась на носочки, покачнулась и совсем чуть-чуть не дотянулась до губ: Тони поцеловал её первый, прижимая к себе сильней. Рука скользнула на его затылок, обдавая прохладой замёрзших пальцев. Тони впервые за много лет почувствовал, каково это — когда мир сужается до одной точки по имени «Вирджиния Поттс» в пространстве, и когда ты непроизвольно задерживаешь дыхание, боясь спугнуть момент. Сознание Пеппер качнуло, и голова на мгновение закружилась от эйфории; совсем так, как в юности. «Так, как надо», — единственное, о чём подумала она, наваливаясь на Тони всем корпусом, отчего-то не сомневаясь, что он непременно удержит. Как раньше. Такая острая потребность в тепле. В чём-то родном, успокаивающем и привычном. И так хорошо, всё так необъяснимо нужно в данный момент… Поцелуй очень быстро из нежного становится жёстким. Она кусает его губы, не задумываясь о том, больно ему или нет, а он вторгается в её рот языком, и это тоже кажется правильным. Пеппер падает, теряя равновесие, на кровать, однако Тони ловит её в самый последний момент и резким движением подтягивает к подушкам, укладывая, подминая под себя. — Хочу тебя, — тихо, так доверительно и не доверяя одновременно самой себе в том, что наконец-то смогла в этом признаться. Он оторвался от поцелуя на мгновение, сперва пытаясь расстегнуть пуговицы, а затем, плюнув, стягивая через голову рубашку, по которой она едва успевает скользнуть пальцами. Задрать её дурацкий безразмерный свитер. Под шерстяной тканью — стройное тело. Небольшая, но такая красивая грудь. Так красиво вздыхает, когда он скользит губами ниже и накрывает напряжённый сосок. Что-то ему шепчет. Неразборчивое, запутанное. Слова не связываются в единое предложение. Сжимает пальцы на затылке и притягивает его к себе, как будто он собирался отстраняться. Боже, да как от неё вообще можно оторваться, такой горячей и выгибающейся навстречу ласке. Огонь во всей её позе. Она горела. Дыхание заходилось, а стук сердца — такой частый, что кажется, будто она сама — сердце, пульсирующее у него в руках. Джинсы намокли и с трудом поддавались настойчивым рукам. Тони сдёрнул их, как оказалось, сразу с нижним бельём, но, едва она выпуталась из рукавов своего свитера и потянулась к его ремню, мягким толчком опрокинул её обратно, спускаясь вниз. Кажется, она пытается воспротивиться, но быстро обмякает, лишь хватаясь за его предплечья. Дышит поверхностно и так красиво и тихо стонет, что Тони молится неизвестным богам, лишь бы не сорваться раньше времени. Рвётся навстречу всем существом, вздрагивает, стукается коленками о его плечи. Что-то шепчет, бессознательно просит ещё. Всего, чего угодно. Его. Растрёпанные рыжие волосы, тонкие руки, сжимающие то простынь, то подушки, когда она выгибается и затихает, перестаёт стонать и обмякает. Напрягается вновь. Сжимает его волосы на затылке, как если бы хотела, чтобы он поднялся вверх. Но он перехватывает её ладони и переплетает пальцы, а она бормочет пересохшими губами: «Господи» и вытягивается, как натянутая струна. Коленки мелко дрожат. Нежная грудь часто вздымается, закрытые ресницы подрагивают. — Как ты? Она едва отвечает на поцелуй и протестующе мычит, как если бы пыталась выразить всю абсурдность его вопроса. И неожиданно углубляет его с такой жадностью, что Тони начинает верить в силу «второго дыхания». Когда она ведёт рукой под резинку его белья, ему окончательно рвёт крышу. Какая она тёплая. Боже. Какая она охренительно влажная и прекрасная. Она сразу подстраивается под него и закидывает стройные ноги на плечи, находя нужный для себя угол, и успевает лишь выдохнуть: — Вот так, пожалуйста, вот так... Она просит не сбавлять темп, и он не смог бы ей отказать, даже если бы ему сказали, что через минуту на них обрушится метеорит. Насколько же она красива… насколько эта женщина совершенна, и каким надо быть дураком, чтобы позволить себе её потерять. Ей нужно немного времени, чтобы прийти в себя и мягким жестом опрокинуть его на спину, усаживаясь сверху. В её поцелуях столько жара и благодарности, что впору растопить всю Аляску. Он не может перестать на неё смотреть, не может прекратить двигаться в ней и хотеть расцеловать каждый изгиб её светлой кожи. Он не может запретить себе перебирать её волосы и стараться не двигаться, пока она обессиленно спит на его груди, а за окнами разыгрывается вьюга, погружая отель в кокон белого плена. Тони Старк никогда себе не простит, если вновь её отпустит.***
Она едва не проспала и собиралась настолько быстро, что смеяться над тем, как она ударяется коленом о тумбочку, было высшей мерой жестокости. И всё же Тони хохотнул, натягивая одеяло до подбородка, словно пытаясь спрятаться от её испепеляющего взгляда. — Ты мог хотя бы сделать сочувствующее лицо! — она отворачивается, второпях натягивает бюстгальтер, но Тони знает: она улыбается. — Ты когда-нибудь видела маленьких сердитых тигрят? У них такие крошечные лапки и тонкие усики… — судя по её взгляду, если он сейчас же не заткнётся, усики оборвут ему. — Прости. Никак не могу налюбоваться. Пеппер, не слушая его, почти бегом направилась в ванную. Тони слышал, как упала расчёска, и как она негромко выругалась. Вставать с постели страшно не хотелось, но на него затаят вселенскую обиду, если он не усмирит этот бушующий ураган до её выхода из дома. Впрочем, ковёр в спальне был такой мягкий, что в него можно было упасть и утонуть не хуже, чем в коконе белоснежных одеял. Всё-таки решение сделать пол с подогревом было одним из самых рациональных на его веку. Он просунул голову в дверной проём. — Закрылась от меня ещё. Или от Пушка? А, нет, для Пушка ты оставила «кошачью дверцу», — так в их доме называлась любая приоткрытая дверь — особенно в туалет, где стоял кошачий лоток, — куда белоснежный кот породы турецкая ангора, страшно не любивший одиночество, имел обыкновение тыкаться своим любопытным носом. Порой это смущало или некстати веселило — особенно во время секса, когда сосредотачиваться нужно было на другом. И да: Тони всегда забывал оставлять ему проход. — Я просто так борюсь с этой «кошачьей дверцей», что стараюсь открывать все двери нараспашку. А этой щёлки ему явно будет мало. Он же большой и жирный. Тони Старк всё ещё не любил котов. Но он был вынужден признать, что полюбил Пушка, подаренного им же в честь получения Пеппер долгожданной степени магистра права. — На прошлой неделе я отнесла документы не в тот суд. Не в тот суд, Тони! — она раздражённо сплюнула зубную пасту в раковину. Вирджиния Поттс продолжала разоряться, но Тони её не сильно слушал. Она много чего говорила. Порой — весьма обидного. Правда была в том, что он за всё её простил в тот момент, как полюбил. — Тай, — он обнял её со спины и на всякий случай зажмурился — вряд ли ему прилетит настоящая оплеуха, но перестраховаться стоило. — Тай, тай, тай! — Тони принялся её легонько потряхивать и щекотать. — Ты — сердитый сугроб. Что-то ему подсказывало, она была бы не прочь закопать его в каком-нибудь сугробе. Правда, во Флориде с этим туговато. Он знал, что в эту самую секунду она закатывает глаза. Он знал: через напряжение плотно сжатых губ рвётся улыбка, самая тёплая улыбка его самой любимой и любящей женщины на свете.