Фансервис

      Чонгук долго прокручивал слова Чимина в голове. «Тэ нравится в тебе все», — сказал он, и макнэ снова и снова пытался понять, какие основания были у хёна, чтобы это сказать. Возвращаться и переспрашивать было откровенно глупо, да и слова Чимина о том, что пора прозреть, задели. Одно было хорошо: хоть с ним они все выяснили, оставшись при этом друзьями.       Зато в отношениях с Тэхёном стало еще больше недосказанности, чем было. Теперь, узнав правду, Чонгук винил себя в поспешности и вспыльчивости. Будь он более рассудительным, не натворил бы дел и не бросился бы в новые отношения, словно в омут, исключив всякую возможность объясниться. Можно было, конечно, оправдаться эмоциями: слишком больно было, слишком хотелось продемонстрировать, что он нуждается в Тэхёне не больше. Да, Господи, что он вообще должен был подумать, увидев его с той визажисткой!? Да всё, что ему тогда хотелось: сделать так же больно в ответ, но!.. По правде сказать, за последние месяцы Чонгук ни разу не наблюдал, чтобы Тэхён с кем-то встречался. Отношения любого из мемберов рано или поздно становились заметны для других, но Тэхён казался с головой погруженным в работу, и у Чонгука не было ничего, кроме призрачных подозрений и горьких воспоминаний о том случае. Возможно ли, что Тэхён все это время был один? А если да, был ли у него шанс все вернуть?       В этот вечер Чонгук к нему, конечно, не пошел. Было, о чем поразмыслить, да и что мог подумать Тэхён, заявись он к нему так поздно, да еще и после разговора с Чимином? В общем, как и всегда в случае с Тэхёном, Чонгук испытывал необычную для него неуверенность. А время шло, приближая День Рождения Тэхёна и новогоднюю ночь.       Новый год. Чонгук и хотел бы, словно маленький, просто сидеть и ждать, когда сказочный Дед Мороз придёт и решит все его проблемы. Но на деле знал, что все, что его ждет: масса поездок и мероприятий, которые продолжат стабильно изматывать, и чтобы сделать его лучше, придется самому постараться.

***

      День Рождения Тэхёна они отмечали тихо, по-семейному. После долгого перелёта и напряженного дня все до единого были уставшими, поэтому сил хватило разве что на лёгкий перекус и распитие бутылки шампанского. Ребята отчаянно зевали, тёрли глаза и после того, как полуживой Тэхён предложил наконец разойтись, без слова возражения отправились по своим комнатам.       — Иди, Чонгук-и, я сам всё уберу.       Сидя на корточках, Тэхён пытался расставить по полкам холодильника оставшуюся с их маленького пиршества еду. Холодильник был традиционно, по-отельному, маленьким, поэтому многочисленные тарелки в упор отказывались туда вмещаться. Хён что-то тихо бурчал себе под нос и совершенно не замечал, что Чонгук и не подумал последовать его предложению.       Макнэ вздохнул: его хён иногда был таким милым. Честно сказать, весь день руки так и чесались его обнять, однако всё, что осмелился позволить себе Чонгук — легкие прикосновения и поцелуй в аэропорту в затылок, за что, естественно, схлопотал от менеджеров. Но заставить себя держаться было выше его сил, а уйти сейчас он никак не мог — казалось важным решить всё между ними именно сегодня, в день рождения Тэхёна.       — Дай, я.       Устав наблюдать за мучениями хёна, Чонгук аккуратно подвинул его в сторону, сделав вид, что не заметил его неожиданно растерянный взгляд, и самостоятельно принялся за расстановку. Тэхён некоторое время сидел рядом, время от времени забирая или подавая очередное блюдо. Когда же Чонгук наконец решил поставленную перед собой задачу и с чувством выполненного долга поднялся, Тэхён смотрел на него уже с кровати.       — Тэхёни… — Чонгук запнулся и замолчал, потеряв на время дар речи: таким ужасно домашним был Тэ в своей безразмерной футболке и коротких шортах, в которые успел переодеться. Таким родным, милым, уютным. Чонгука всегда особенно трогало, когда Тэхён так одевался, потому что его, в общем-то, крупное телосложение в этой безразмерной короткой одежде казалось хрупким, что вызывало в макнэ весьма своеобразные чувства. Перед таким Тэхёном хотелось опуститься на колени, бережно заключить в объятия, хотелось, чтобы эти тонкие руки опустились на голову, притягивая к своим бедрам. Хотелось запустить пальцы в его темные отросшие кудри — кажется, век он уже к ним не притрагивался, хотя кожа на кончиках пальцев все еще хранила воспоминания об их мягкости. Хотелось скользнуть губами по его щеке и поцеловать родинку на носу... Сердце забилось быстро-быстро, требуя его себе — наверное, он даже раскраснелся, раз Тэхён, удивленно на него посмотрев, спросил:       — Ты ещё что-то хотел, Чонгук-и?       И макнэ, выйдя из своего транса, решился. Сделав глубокий вдох, он подошёл к кровати и уверенно устроился рядом.       — Давай поговорим, Тэ.       — Хорошо.       — Я все жду, когда ты спросишь о том, что происходит.       Он сразу понял, Тэхён понимает, что он имеет в виду: фансервис-на-грани, поцелуй в аэропорту, попытки взять его за руку, придержать за локоть и море других мелких жестов, которыми Чонгук все последние дни хотел показать Тэхёну, что хочет быть к нему ближе некуда.       — Боюсь, что все это мне кажется, — с обезоруживающей искренностью ответил Тэхён.       Чонгук от удивления слишком глубоко вдохнул.       — Почему мы расстались, Тэ? — выпалил он неожиданно даже для себя. — Нам, что, было плохо?       Тэхён вздрогнул, и Чонгук, боясь, что отпугнул его внезапной решительностью, осторожно погладил его по руке.       Тэхён не спешил отвечать, но и не отталкивал, даже не убрал руку, но по лёгкому тремору, отлично ощущаемому Чонгуком, чувствовалось его напряжение. Макнэ, не менее напряжённый, не торопил. Страшно было до колик: говорить, озвучить свои мысли, чувства, страшно услышать ответ. В неведении, как выяснилось, пребывать гораздо проще, чем слышать правду. Он был напряжен, словно натянутая до предела струна, и облегчение, когда Тэхён слегка сменил положение и поднял другую руку, чтобы неуверенно скользнуть пальцами в его волосы, мягко растрёпывая, было просто невероятным. А от того, какие нежность и тоска отразились в его взгляде, застывшему в благоговении Чонгуку вмиг захотелось зажмуриться.       — Очевидно, из-за моего малодушия, Чонгуки.       — Малодушия, хён?       — А как еще назвать неумение поговорить, объясниться и разобраться с проблемами?       — Неправда! — Чонгук поймал его ладонь и прижал к своим губам. — Ты никогда не был трусом. Не говори так. — Тэхён уставился на него непонимающим взглядом, приоткрыв рот, а Чонгук, не совсем осознавая, что несёт (видимо, для уставшего организма и бокал шампанского — тот еще дурман), продолжил: — Ты самый смелый, решительный, целеустремленный, самый красивый и лучший во всем мире. Несмотря на все твои причуды. Самый любимый мой человек.       — Гуки?       — Тэхён, Тэхёни, — запальчиво продолжал Чонгук, — я так люблю тебя, ты бы знал...       — Я... Я не уверен, что мы должны говорить об этом. Ведь ты и Чимин...       — Нет меня и Чимина, Тэхёни. Мы не вместе.       — Но...       — Я вообще не понимаю, как он мог так долго меня терпеть. Я ведь ни минуты, Тэ, ни секунды не принадлежал ему мысленно.       — Почему ты говоришь мне все это?       — Потому что я до сих пор не могу понять, почему мы с тобой расстались, Тэ. Потому что все это время я пытался другим человеком заменить тебя. Потому что фансервис для меня — единственная отдушина, и никакой это не фансервис вовсе, а единственная возможность быть с тобой рядом. Почему ты меня бросил на самом деле, Тэхён?       Тэхён в шоке открыл рот.       — Я не бросал. Я не хотел. Дело было в тебе!       — О чем ты?       Тэхён высвободил руки и отвернулся, будто не в силах смотреть ему в глаза.       — После всего, что ты мне сказал, это ужасно глупо.       — Глупее нашего расставания ничего нет.       — Хорошо! Ладно, я попытаюсь.       Тэхён заставил себя глубоко вздохнуть, успокаивая разбушевавшееся в груди сердце. Пять минут назад он нестерпимо хотел спать, валясь с ног от усталости, но теперь всё внутри бурлило от нахлынувших эмоций. Столько всего сразу захотелось сказать и в то же время промолчать, поэтому Тэхён никак не мог начать, нервно елозя пальцами по покрывалу и утопив туда же взгляд. Чонгук не торопил и, кажется, окончательно осмелев, успокаивающе гладил его по волосам.       Тэхён думал о том, как странно, что все налево и направо без конца твердили, что он «раскрепостил замкнутого мальчишку», и упускали главное: насколько менялся он сам. Тэхён неосознанно улыбнулся, вспоминая, с каким воодушевлением он избавлял Чонгука от его робости и всех его странных заморочек. Звание 4D-персоны — странного экстравагантного малого, которого все считали то ли гением, то ли придурком, он сыскал не просто так. Был чересчур ярким, эксцентричным, слишком свободным в самовыражении, человеком без тормозов, способным на самые крышесносные выходки. Не то чтобы он не осознавал, что все это чрезмерно, но... Чонгук не отводил от него взгляд. Ни в чьих глазах Тэхён не встречал такого искреннего, незамутненного восхищения. Какую бы глупость он не сморозил, какие бы вещи на себя не натягивал, как бы эксцентрично себя не вел, макнэ смотрел на него как на... ангела, спустившегося с небес. Как на божество, которому он безоговорочно поклонялся. Смотрел только на него. Одуряющее ощущение: знать, что для кого-то ты значишь так безмерно много. Что ты первый, кого он ищет взглядом, где бы не появлялся, и единственный, от кого он готов стерпеть любые чудачества. Как же страшно было осознать, что всё это, возможно, осталось в далеком прошлом.       — В какой-то момент мне начало казаться, что ты уже перерос наши отношения. Перерос меня.       — Я?       — Все свободное время ты проводил то в спортзале, то за ещё какими-то казавшимися тебе чрезвычайно важными занятиями. Иногда мне казалось, что тебе интереснее общаться с другими мемберами, с Чимином в особенности, нежели со мной.       — Господи, Тэхёни, что такое ты говоришь?       — Неправда, скажешь? — Тэхён вскинул подбородок, просканировав его взглядом.       — Нет, неправда! Ведь я же из кожи вон лез, чтобы тебе соответствовать. Чтобы ты гордился мной. А с остальными я стал чаще общаться только для того, чтобы быть менее очевидным и не палить нас повсюду. Ты же сам без конца повторял, чтобы я не ходил за тобой хвостом и лучше контролировал своё лицо! Так я пытался научиться хоть как-то абстрагироваться от тебя.       — А Чимин? Ваш фансервис и отношения?       — А твои обжимания с нуной на лестничкой клетке?!       Тэхён прикрыл глаза и потёр пальцами лоб.       — Такими темпами мы зайдем в тупик.       — Нет-нет! — Чонгук запаниковал, снова хватая его за руки. — Давай поговорим, хён, пожалуйста. Я так устал. Я не знаю, что думать. Чимин сказал мне прозреть, а я даже не понимаю, в чем. Скажи, ты правда хотел тогда поговорить и ждал у моей двери?       — Правда.       — О чем ты хотел поговорить?       Тэхён долго молчал, и Чонгук начал всерьез бояться, что своим выпадом снова всё испортил. Не так он хотел провести этот разговор и совсем не планировал скатываться к взаимным обвинениям. Но всё, как всегда, шло не по плану. Тэхён, к счастью, продолжил:       — Мне было стыдно за то, что ты увидел. Минутное помешательство, по сути. Я ведь даже не хотел. Все, что помню — желание забыться. И твои глаза в тот момент.       — Ты не встречался с ней? Не спал?       — Нет, Чонгуки. На самом деле, я прибежал в общежитие практически следом за тобой. Только Намджун не дал мне войти. А когда я все-таки сумел, ты уже спал. С Чимином.       — Тэхён-и, — Чонгук с трудом проглотил застрявший в горле ком, осознавая, сколько ошибок они совершили только благодаря своим преждевременным суждениям. — С Чимином у меня тогда ничего не было! Он просто хотел меня успокоить. Почему ты не попытался поговорить со мной на следующий день?       — А ты шел на контакт? Да ты же ядом сочился. Вспомни себя!       Чонгук ощутил, что плачет. Было так стыдно: за свое упрямство, нежелание слушать, преждевременные выводы и в конце концов даже за то, что не сумел предотвратить взаимные обвинения. Ко всему этому примешалась чрезмерная уязвимость перед мнением Тэхёна. Он мог огрызаться на хёнов, если их мнение не сходилось с его, мог препираться даже с руководством, наплевав на разницу в положении и возрасте, но любая реакция Тэ, будь то слова, тон, которым они были сказаны, или брошенный на него взгляд — всегда играли для него первостепенное значение. Лишь они могли равно возвысить его до небес и ввергнуть в пучину непроглядного отчаяния. И, очевидно, Тэхён осознавал свою над ним власть, раз раньше всегда старался быть предельно корректным и терпеливым при общении с ним. Сейчас же, на эмоциях, Тэхён сначала высказался и лишь потом осознал, как прозвучал. И если для Чонгука самым страшным была критика от Тэхёна, то для последнего — слёзы макнэ. Их он не мог спокойно наблюдать с самого их знакомства и всегда старался защитить от всего, что могло Чонгука сильно ранить. Вот и сейчас, увидев навернувшиеся на глаза макнэ слёзы, Тэхён сам невольно разнервничался и, стремясь успокоить, обхватил его затылок ладонью, притягивая к себе.       — Не плачь, прекрати, пожалуйста. Прости меня, я не хотел быть грубым. Конечно, я должен был попытаться. Я же говорю: все из-за моего малодушия.       Чонгук же, оказавшись наконец в его руках, заплакал ещё отчаяннее, что не помешало ему, однако, обвить Тэ своими руками и, захлебываясь, пробормотать, кардинально меняя тему их разговора:       — Ты испугался, когда я попал в аварию?       — Чуть с ума не сошёл от страха.       — Почему?       — А что ты хотел? От одной мысли, что с тобой может что-то произойти, мне становится дурно.       — Ты ещё любишь меня?       — Что?       — Тэ…       — Люблю. Ни на миг не переставал.       Слёзы Чонгука сделали то, что не смогли месяцы. Тэхён, наконец, был искренен.       — Я тебя тоже люблю, хён. Больше всего в мире. Больше нашей группы. Больше сцены. Давай попробуем быть снова вместе. Пожалуйста?       Как только значение слов достигло мозга Тэхёна, он медленно отстранился и, придержав заплаканное лицо макнэ рукой, забегал по нему взглядом. Искал признаки неискренности, лжи — ни намека. Неужели Чонгук сказал правду и до сих пор его любит? Не хотел расставаться? Какими же, Господи, в таком случае они оба были дураками.       — Как все сложно.       — Ты только тоже не плачь, хён. Ты же знаешь, я тоже не могу переносить твои слёзы. — Чонгук потянулся к его щеке, и Тэхён осознал, что тоже умудрился прослезиться. За компанию, небось. У них так всегда: два сапога — пара. Один упрямится, и другой туда же. Один не хочет ничего видеть и слышать — другой следом. Вдвоём плачут, вдвоём смеются. Оба любят.       Их недолгий, но эмоциональный разговор выжал из них последние соки, поэтому всё, на что у них остались силы — повалиться на кровать. Какое-то время они всё ещё молча вглядывались в лица друг друга, вытирая слёзы, пока не уснули. Потом они поговорят и о Чимине, и о фансервисе, а пока было так хорошо уснуть нос к носу, уютно, правильно, и наутро они чувствовали себя много лучше, чем большинство мемберов, хоть и спали меньше, и наплакались.       Когда начало светать, Тэхён, озябнув, заворочался в поисках одеяла. Первое, что он увидел, открыв глаза — Чонгука, сопевшего рядом. Приподнявшись, Тэхён недоверчиво склонился над его лицом, боясь прикоснуться, но не в силах сдержаться. Почти невесомо обвел пальцем дуги бровей, изгиб губ, коснулся родинки под губой. Ресницы шевельнулись, и Чонгук открыл сонные непонимающие глаза.       — Я согласен, — тихо, на пределе слышимости прошептал Тэхён.       — С чем?       — Быть вместе.       — Это самое счастливое раннее пробуждение в моей жизни, Тэ. Иди ко мне.       Будить Тэхёна, как назло, пришел Юнги.       — *бушки-воробушки, я вот сейчас не понял, это что такое?!       Чонгук резко открыл глаза и первым делом посмотрел почему-то не на Шугу, замершего рядом с кроватью, уперев руки в боки, а на спящего на его плече Тэхёна. Дыхание его хоть и сбилось, хён явно противился тому, чтобы проснуться и открывать глаза.       — Не матерись, хён. — Чонгук наконец обратил внимание на Юнги, зашептав как можно тише. — Сам разбирайся со своим утренним недотрахом.       — Ты зато, пострел, везде поспел! — Юнги не сразу осознал, что тоже начал шептать. Шипеть, вернее, как змей. Потом понял и раздражился еще сильнее. И, гаркнув «Чтобы через пятнадцать минут были на завтраке», плюясь и матерясь (себе под нос, конечно — так, чтобы не сильно слышно), самоустранился.       Чонгук хихикнул и, снова обратив всё своё внимание на Тэхёна, сильнее прижал его к себе, ласково гладя по волосам.       — Впечатляющее пробуждение, — разулыбавшись, муркнул тот и нехотя открыл глаза.