Он — герой

      Сегодняшняя ночь была довольно спокойной. Луна, просачиваясь через окно, освещала тёмную спальню, в которой находились двое живых и один мёртвый. Живые уже давно удобно расположились на кровати, видя десятый сон, а вот мёртвый сидел в кресле, подогнув под себя ноги и глядя куда-то в пустоту. Стрельнув мрачным взглядом в окно, нацист скривил губы. Ему очень хотелось, чтобы пошёл дождь или разбушевалась гроза. Эти природные явления были очень схожи с тем, что творилось у него внутри и если бы сейчас пошёл ливень, то это бы помогло хоть немного расслабиться и не «переживать» всё в одиночку. Но как назло погода была отличной, можно даже сказать, что тёплой. Ни ветра, ни шума, ни облаков. Лишь один белый спутник, освещающий половину комнаты.       Союз, плотно накрытый одеялом, пошевелился и откинул его, раскрыв себя наполовину. Рейх наблюдал за этим, сверкая глазами и надеясь, что это не очередной кошмар. Он уже и не помнил, с каких пор стал дежурить у кровати коммуниста каждую ночь. Наверное с тех самых, когда первый раз смог успокоить. Но сейчас он не может успокоить и самого себя, не то, что кого-нибудь ещё. И если Союзу снова снится страшный сон, то Третий вряд ли сможет ему помочь. Не сможет даже подойти близко, не сможет посмотреть в это спящее лицо и прикоснуться, не сможет. Не имеет на это право. Теперь, после всего, что он сделал и узнал, он вообще не имел никакого права здесь находиться.       СССР резко повернулся и произнёс что-то невнятное, а нацист сидел смирно, наблюдая за ним. Всё, что случилось между ними, все эти месяцы, прожитые под одной крышей, всё стало тусклым, бессмысленным в одно мгновенье. Уже несколько дней он просто сидел на одном месте, не шевелясь и не показываясь, но вот через пару часов уже будет шесть утра понедельника и СССР отправится на работу. Придётся встать и идти. Хотя какой в этом смысл? Его всё равно утянет вместе с ним, как собаку на цепи. И придётся снова смотреть на все последствия своей никчёмной жизни, утопать в них, теряться в своих же мыслях, эмоциях и лезть на невидимые стены, пытаясь вырваться. Он ведь даже заплакать не может, не может рассказать. Немец обнажил клыки. В этом и есть весь живой человек, в своих действиях и эмоциях, в возрасте, развитии, движении и прикосновениях. Но не Рейх. Он навсегда застыл. Он не может поменяться внешне, не может прикоснуться, не может выпустить всё, что накопилось. Что он такое? Просто сгусток энергии, но... тогда почему ему больно, словно он живой человек? Почему? Союз снова рывком повернулся. Пальцы рук предательски дёрнулись, но нацист упорно держал их на коленях. И всё, что сейчас творится с ним, он заслужил. Это его наказание. Наблюдать, раскаиваться во всём, будучи уже давно мёртвым.       Коммунист сбил под собой одеяло. Кот, лежащий рядом, поднял голову и повернулся в сторону немца. Рейх посмотрел на него. Неужели и сейчас он видит его? Нет. Не может такого быть. Но Рыжик вдруг поднялся и спрыгнул с постели, направившись к креслу. Осторожно присев у ног немца, он наметил себе место, запрыгнул на подлокотник, находившийся по левую руку от Третьего, и сонно посмотрел ему в глаза. — Du siehst mich doch (Так всё-таки ты меня видишь), — безэмоционально произнёс Рейх. — Tut mir Leid, aber diesmal kann ich deinem Herrn nicht helfen. Ich bin ihm sehr schuldig (Прости, но на этот раз я не могу помочь твоему хозяину. Я очень виноват перед ним).       Кот смотрел на него голубыми глазищами, а потом зевнул и устроился рядом с ним, замурчав. Немец приподнял уголки рта: наверное это единственное существо в этом мире, с которым он смог поладить, но даже ему он уже успел наделать гадостей. Союз неожиданно выгнулся в спине и вскрикнул, опускаясь обратно на кровать. Двое голубоглазых испуганно посмотрели на него. Рейх взглянул на кота, который, показалось немцу или нет, смотрел на него с упрёком, и встал со своего места. Опасливо, словно вокруг было минное поле, нацист подошёл к месиву из одеял и подушек, в которых крутился и путался из стороны в сторону коммунист.       Союз лежал на спине с испуганным, зажмурившимся лицом, хватался за грудь, что-то бормотал, кашлял, с носа текла небольшая струйка крови. Едва заметив кровь, Рейх сразу стал видимым и напугано, опираясь руками на край кровати, склонился над ним. Что за чёрт? Пытаться успокоить здесь уже бесполезно. — Union (Союз), — тревожно позвал Третий. Ком застрял в горле. — Union (Союз).       Коммунист не просыпался, продолжая хвататься за футболку. — Union! (Союз!) — уже в панике воскликнул Рейх. Коммунист повернул голову на другой бок и едва ли не скулил. — Was ist mit dir Los? Union!! (Что с тобой происходит? Союз!!)       Пальцы рук судорожно сжались в безуспешной попытке схватиться за простыню. Плохо дело. Если немец сейчас его не разбудит, то это всё может плохо закончиться. Плевать на то, что он дал себе слово больше не подходить к СССР! Откинув все мысли в сторону, нацист вскочил на кровать, оказавшись над ним, и выкрикнул ему в лицо: — UNION!!! WACH AUF! DU WIRST ERSTICKEN!! (СОЮЗ!!! ПРОСНИСЬ! ТЫ ЖЕ СЕЙЧАС ЗАДОХНЁШЬСЯ!!)       СССР открыл наполненные ужасом глаза и глубоко вдохнул, начав откашливаться: почему-то его грудь очень больно сдавило. Рейх облегчённо обмяк. — Was zum Teufel ist Los mit dir? (Что с тобой происходит, мать твою?) — О чём.. ты..? — продолжая кашлять, настороженно посмотрел на него Союз. — Что ты делаешь.. в моей кровати? И зачем залез на меня?       Рейх уставился на него: — Meinst du das ernst? Du hast nur geschrien, als würdest du geschnitten! Du blutest aus deiner Nase! (Ты серьёзно? Ты вот только орал, словно тебя режут! У тебя из носа кровь пошла!)       Коммунист потрогал свой нос и, увидев на пальцах тёмно-красные пятна, растерянно уставился на приведение, нависавшее над ним. Рейх опомнился и отскочив, отсел на конец кровати, опустив подавленный взгляд в пол и подогнув под себя колени. СССР прикрыл нос и сел, взявшись за больную грудину. — Ich wollte dich nur aufwecken (Я просто хотел разбудить тебя), — толком не понимая, почему он оправдывается, произнёс призрак. Союз сгорбился из-за сдавленной груди, посмотрев на него. — Nichts mehr (Ничего больше). — Да, — кивнул коммунист, поднявшись со своего места и направляясь в ванную. — Спасибо.       Уже стоя напротив раковины и висевшим над ней зеркалом, СССР открыл кран, стёр высохшую красную дорожку с лица и, опираясь руками на бортики, посмотрел в отражение. Что с ним происходит? Раньше он всегда мог проснуться от страха и прервать свои сны, а сейчас, если бы не Рейх, то он не проснулся бы даже с кровью из носа и этой пульсирующей болью в груди. Коммунист выпрямился и оттянул ворот футболки, посмотрев на отражение: между ключиц образовалось несколько маленьких трещин, точно таких же, как на кистях рук СССР. — Что за чёрт? — в оцепенении произнёс Союз. — Jetzt ist klar, warum du dich so gebeugt hast (Теперь понятно, почему ты так выгибался), — русский с трудом отвёл испуганный взгляд от зеркала и увидел в двери Рейха. Нацист посмотрел на его трещины отрешёнными глазами и вышел из ванной.       Достав из аптечки новую партию бинтов, Союз перевязал себе верхнюю часть груди и шею, утянув их. «Конечно, ворот свитера мог бы скрыть это, но что будет, если разломы пойдут дальше»? — уже сидя на кухне и разглядывая муху, кружившую возле люстры, думал коммунист.       Рейх стоял у кухонного окна, вглядываясь в ясное небо и посматривая на котёнка, лежавшего рядом с ним на подоконнике. Какой смысл теперь сидеть на одном месте, если он снова перешёл черту? Снова заговорил с ним. Подвинув локоть, СССР задел кружку с чаем, стоящую на столе: немного чая пролилось. — Чёрт, — выругался коммунист и уже бодро приподнялся, чтобы взять тряпку, но вдруг нацист дёрнул рукой и полотенце, лежавшее на бортике раковины, отлетело на стол. — Спасибо? — озадачено смотря на приведение, взял тряпку со стола СССР. Рейх повернулся и посмотрел на него. Коммунист отпил из кружки. — Но я мог и сам. — Steig nicht so scharf auf (Не поднимайся так резко), — безэмоционально произнёс нацист. — Und wenigstens einmal aufgeben, Ihre idiotische Arbeit und rufen Sie den Arzt (И хоть раз откажись от своей дебильной работы и вызови врача).       Союз замер с кружкой у рта, попивая горячую жидкость и недоверчиво глядя на него. — Bitte (Пожалуйста), — добавил Третий.       Коммунист поперхнулся чаем и стал откашливаться, пролив значительную часть себе на футболку. Поставив кружку на стол, СССР снял с себя футболку и потёр ею обожжённые участки кожи. — Was für ein idiot... (Ну что за идиот...) — сердито прошипел немец. — Nicht aufstehen, so Würgen (Не вставать, так давиться).       Рыжик, лежавший на подоконнике и наблюдая за этим, посмотрел на немца и перевернулся на живот, вытянувшись и замурлыкав. Рейх и Союз посмотрели на него. Призрак вяло улыбнулся коту. — С каких.. кх.. пор вы так.. кх-кх... хорошо ладите? — всё ещё покашливая и держась за горло, спросил СССР. — Weiß nicht (Не знаю), — пожал плечами нацист, с тоской наблюдая за котом, крутившимся в разные стороны и намекая на то, чтобы его погладили. — Tut mir Leid, ich kann dich nicht streicheln (Прости, я не могу тебя погладить), — сказал коту Рейх, а потом повернулся к русскому. — Geh nicht vom Thema Weg. Willst du in diesem Zustand irgendwo hingehen? (Не уходи от темы. Ты собрался куда-то идти в таком состоянии?) — Со мной уже всё нормально, — растерявшись, ответил Союз. — Im Ernst? (Серьёзно?) — устремил на него сумеречный взгляд призрак. — Denkst du, du hast das Zeug an dir, ist das okay? (По-твоему эта хрень на твоём теле, это нормально?) — А что я сделаю? — невесело усмехнулся коммунист, переведя взгляд на футболку, которая была у него в руках. — Это должно было проявиться. Рано или поздно. — Du kannst zu Hause bleiben und deinen Körper weniger Stress aussetzen (Ты можешь остаться дома и меньше подвергать свой организм всяким стрессам), — ответил Третий и скрылся из виду.       Просидев на кухне с забитой разными мыслями головой и сигаретой в зубах, которую он так и не прикурил, Союз всё-таки взял телефон и позвонил России, чтобы сын подменил его на посту. На все вопросы «Что случилось?» коммунист отвечал, что ему нужно отлучиться из города по очень важным, личным делам. Дела и правда были личными, но не настолько масштабными, чтобы снова уезжать. Его дела находились в спальне и вели себя очень странно. Когда разговор был закончен, СССР положил сигарету в пепельницу, помыл посуду, накормил кота сметаной и направился в постель, чтобы ещё немного подремать, но, для начала вывести на разговор и допросить одного немецкого каспера, обитающего с ним по соседству. Устроившись поудобнее и выждав несколько минут, Союз оглядел комнату и позвал: — Рейх. — Was willst du? (Чего тебе?) — мгновенно возник нацист в кресле. СССР вздрогнул и посмотрел на мрачное, бледное лицо, сидящее недалеко от кровати. — Не думаешь, что нам нужно поговорить? — нахмурил брови коммунист. — Nein. Worüber sollen wir reden? (Нет. О чём нам разговаривать?) — безразлично отозвался призрак. — Ну хотя бы о твоём поведении, — целиком повернулся к нему русский. — Что с тобой происходит? После той поездки тебя будто подменили. — Meiner Meinung nach ist das eine ziemlich dumme Frage (На мой взгляд, довольно глупый вопрос), — ответил Рейх, устремляя взгляд на балкон. Смотреть СССР в глаза он не хотел. — Прекрати паясничать, — спокойно произнёс Союз. — Что с тобой? Я ведь вижу, что что-то не так. — Stimmt etwas nicht? (Что-то не так?) — вдруг рассердился Третий и вскочил со своего места. — Es ist erstaunlich, wie du es bemerkt hast! Es ist nicht so, Scoop!? Ich, du, mein Aufenthalt hier, unsere Freundschaft, dieser Krieg und dieser tote junge! Meine ganze Existenz geht schief!! (Поразительно, как это ты заметил!? Всё не так, Совок! Я, ты, моё пребывание здесь, наша дружба, эта война и этот мёртвый мальчишка! Всё моё существование идёт не так!!) — Ты из-за него так себя ведёшь? — наблюдая за тем, как призрак мечется по комнате, спросил СССР. — Не бе... — Was nicht? Nicht in den Kopf nehmen? Mach dir darüber keine sorgen? (Что не? Не бери в голову? Не беспокойся об этом?) — оборвал его Рейх, в ярости встав напротив кровати. — Ich weiß, was du sagen wirst! Dass es deine Schuld ist, dass ich nicht mal dort war! Das reicht! Hör auf, dich schlecht zu machen und mich denken zu lassen, dass ich nicht Schuld bin! (Знаю я, что ты скажешь! Что это твоя вина, что меня там даже не было! Хватит! Хватит делать из себя плохого и заставлять меня думать, что я не виноват!) — Союз молча смотрел на него исподлобья. — Wie kannst du überhaupt mit mir reden? Erleben Sie das und führen Sie Gesellschaftliche Gespräche mit mir! Habe ich dir nicht genug weggenommen? (Как ты можешь вообще со мной разговаривать? Пережить такое и вести со мной светские беседы! Разве я отнял у тебя недостаточно?)       Нацист взмахнул руками и отвернулся от него. И снова он сорвался, снова накричал на него. Он ведь не хотел... — Was soll ich tun, damit du mich endlich hasst? (Что мне сделать, чтобы ты наконец-то возненавидел меня?) — сдавленно произнёс Рейх. — Um zu verachten und mit eigenen Händen töten zu wollen (Чтобы презирал и хотел убить своими руками).       Он снова повернулся к потрясённому коммунисту. — Das ist meine Strafe, oder? Für alles, was ich getan habe. An jemanden gebunden zu sein, der nicht in der Lage ist, etwas zu hassen und das gute selbst in einem Monster wie mir zu sehen (Это и есть моё наказание, не так ли? За всё, что я сделал. Вечно быть привязанным к тому, кто всем своим существом не способен ненавидеть что-либо и видеть хорошее даже в таком монстре, как я). — Прости, — вдруг тихо сказал Союз. — Я даже не думал, что ты так мучаешься из-за меня. — Nein!!! (Нет!!!) — закричал немец, направившись к нему. — Entschuldige dich nicht! Wagen es nicht! (Не смей извиняться! Не смей!) — А что мне делать? — поднявшись и сев на край кровати, выкрикнул СССР. — Hasse mich (Возненавидь меня), — встав напротив него и заглянув коммунисту в глаза, сквозь сжатые зубы произнёс Третий. — Ich kann nicht (Я не могу), — встретившись с ним глазами, ответил русский. — Kannst (Можешь). — Не могу. — KANNST! (МОЖЕШЬ!) — НЕ МОГУ! — крикнул СССР. — Warum? (Почему?) — болезненно свёл брови нацист. — Was hast du in mir gesehen, dass du selbst nach so vielen Jahren des Schmerzes nicht einfach aufgeben kannst? (Что такого ты увидел во мне, что даже после стольких лет боли не можешь просто отказаться?) — Смысл, — устремив бегающий взгляд к окну, ответил Союз. — Неужели ещё не понятно? Всё, что я делал, чтобы найти, чтобы остановить, чтобы вернуть тебя... Ты был моим смыслом, смыслом моего существования, с самого начала.       Рейх закрыл лицо руками и упал на колени, подавленно заскулив. Почему? Ну почему всё обернулось вот так? Он не хотел для него этого. Даже не подозревал, что его друг настолько... Друг? Разве теперь это обозначение будет правильным? Кто они друг другу? Враги? Друзья? КТО? — War? (Был?) — поднял на него взгляд Третий.       Союз посмотрел на него и нагнулся, замерев в сантиметре от его лица: — Был и остаёшься им.       Рейх судорожно сглотнул, медленно опустив взгляд на поджатые губы. Впервые ему захотелось стать живым настолько сильно, чтобы сделать что-то необдуманное, прикоснуться и ощутить. Ощутить то, что он так давно хотел, но даже не осознавал... а когда осознал, то гнал прочь и прятал это в своём подсознании. — Но это уже не так важно, правда? — отодвинулся от него коммунист, усмехнувшись и ложась на кровать. Рейх очнулся от потока мыслей, провожая удаляющиеся губы бегающими глазами. — Я не смог защитить тебя даже от самого себя и никогда не являлся для тебя чем-то важным. — Halt die Klappe! (Заткнись!) — поднялся на ноги нацист. Союз растерянно замолчал. — Sprich nicht für mich, was du nicht weißt! (Не говори за меня того, чего не знаешь!)       Рейх обошёл кровать с сел напротив него. Он снова переходит черту, снова даёт волю эмоциям... Нельзя! Нельзя! ДА К ЧЁРТУ!!! Провались всё пропадом! Он не хочет больше врать самому себе и мучить этим СССР. Коммунист проводил его поражённым взглядом. — Ich bin so müde... (Я так устал...) — нацист улёгся на соседнюю подушку и отрешённо посмотрел ему в глаза. Союз, пребывая в потрясённом шоке, не сводил с него глаз. — Ich habe es satt, so zu tun, als wäre es mir egal. Ich kann nicht ruhig zusehen, was mit dir passiert, ich kann nicht still sitzen, wenn du dich vor Schmerzen in deinen Albträumen wund machst, ich kann dich nicht berühren. Deshalb Liege ich jede Nacht hier, um dich irgendwie zu beruhigen (Устал притворяться, что мне всё равно. Я не могу спокойно смотреть на то, что с тобой происходит, не могу сидеть на месте, когда ты корчишься от боли в своих кошмарах, не могу прикоснуться к тебе. Поэтому и лежу здесь каждую ночь, чтобы хоть как-то успокоить тебя). — Рейх... — ошарашено поднял брови Союз. — Aber das ist so verdammt wenig für mich... Ich möchte in deiner Nähe sein und dich beruhigen, wenn du schläfst. Ich will dich nicht teilen, ich will nicht, dass du mit jemand anderem zusammen bist. Ich weiß, das ist egoistisch und ich bin nur ein seelenloser Heuchler, aber als ich von dir und ihm erfahren habe, war ich bereit zu explodieren! Die Erkenntnis, dass du mit jemand anderem zusammen warst, dass du ihn berührt hast... Ich will dich berühren, ich will, dass du mich berührst.. So wie es ihn berührt hat.. mindestens einmal (Но этого так чертовски мало для меня... Я хочу быть рядом и успокаивать тебя, когда ты спишь. Я не хочу делить тебя, не хочу, чтоб ты был с кем-то другим. Я знаю, что это эгоистично и я просто бездушный лицемер, но когда я узнал про тебя и его, то был готов взорваться! Осознание того, что ты был с кем-то другим, что ты касался его... Я хочу касаться тебя, хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.. Так же, как касался его.. хотя бы раз), — Третий согнулся пополам, закрыв голову руками. Отточенная годами выдержка держать язык за зубами дала серьёзную трещину и распалась, оголяя желания и эмоции. — Wie kann man ständig in der Nähe sein und dich so sehnen? (Как можно постоянно быть рядом и так тосковать по тебе?)       Наконец-то! Он смог, смог сказать это. Пусть не прямо... пусть, но Союз должен понять его, как всегда понимал без слов. И если даже это признание обречено на провал, впервые за столько месяцев нацисту стало легче. Услышав рядом непонятное шевеление, Рейх поджал губы. Сейчас Союз наверное встанет с кровати и уйдёт.. курить или просто подальше. Но, он резко ощутил руками тепло, такое же, какое ощущал, когда первый раз коснулся его спины. Убрав руки от лица, он увидел перед собой перемотанные бинтами ключицы, едва касающиеся его носа. Союз придвинулся к нему вплотную, с тоской глядя на тёмно-каштановую макушку. — Я тоже хочу прикоснуться к тебе, — тихо сказал СССР. — И тоже сильно тоскую по тебе.       Рейх поднял голову и встретился с ним глазами. Союз мягко улыбнулся ему. Неужели эта улыбка и правда для него? Словно получив разрешение, нацист вытянул руку и осторожно опустил её на чужую щёку, едва соприкасаясь с ней. Коммунист ощутил лёгкий холодок и улыбнулся шире. Внезапно к ним присоединился кот, запрыгнувший на конец постели и устроившись между двух пар ног, довольно сверкая глазами. Рейх убрал руку и они оба смущённо посмотрели на него. — Er ist eine zu kluge Katze (Он слишком умный кот), — прищурив глаза, произнёс нацист. — С чего ты взял? — посмотрел на него СССР. — Sehe (Знаю), — ответил Рейх, переведя взгляд на коммуниста, и они оба улыбнулись.       Сколько часов прошло с тех пор, как они лежат на этой кровати? Рейх не считал. Первый раз он не подсчитывал минуты, чтобы в определённый срок исчезнуть и бояться, что СССР увидит его рядом с собой. Союз уже давно успел уснуть, а немец лежал рядом, вглядываясь в расслабленное лицо. Он уже успел разглядеть каждую веснушку, морщинку и подрагивающие во сне ресницы. Не остался без внимания и шрам, расположенный на правом глазу коммуниста. Третий прищурился: если бы не этот полковник, то СССР бы погиб. Что бы было сейчас, если бы коммунист просто погиб на войне? Где бы он, Рейх, был сейчас и был ли вообще? Жив или мёртв? С другой стороны, Союз ведь именно ради полковника рисковал своей жизнью. Что же это получается?       Немец тряхнул головой, отгоняя поток мыслей и догадок. Он просто благодарен этому герою за то, что СССР жив и находится рядом с ним. Да, Союз был близок с этим человеком и это очень задело нациста, застало врасплох, почти сломало, но по сравнению со всем, что случилось, по сравнению с той болью, которую причинил коммунисту Рейх, это было такой мелочью. Союз пережил весь этот ужас и сам Третий сможет принять тот факт, что он не единственный.       Сейчас его больше всего волновало то, что происходит между ними и что происходит с самим коммунистом. Третий Рейх прикрыл глаза. Союз умирает. Умирает самой мучительной смертью, — долго и болезненно. Сколько ему осталось? Не так много.. но что потом? Что станет с ними обоими? Если Рейх появился на земле спустя долгих пятьдесят лет, то что будет с СССР? Куда он исчезнет и когда вернётся? Вернётся ли? А сам Рейх? Просто исчезнет? Или так и будет привязан к бездыханному, родному телу, пока от него не останутся только кости? На столько вопросов нужно найти ответ, но впереди лишь очередная смерть и неизвестность... Третий придвинулся к Союзу. Впервые за долгое время ему снова стало до ужаса страшно встречать новый день. Его очередное появление в жизни СССР было шансом на что-то новое, но они потеряли так много времени, притворяясь и избегая друг друга, разгребая проблемы и ошибки... Но теперь Рейх, даже будучи мёртвым, намерен прожить и прочувствовать каждый миг оставшегося у них времени.