Он — герой

      Союз открыл глаза и лениво потянулся, разгоняя остатки дрёмы и нащупывая рукой будильник. На часах показывало шесть утра вторника. Он проспал почти сутки и честно сказать, уже давно так хорошо не высыпался. — Wach? (Проснулся?) — раздалось у него над левым ухом. — Господи, — шарахнулся в сторону СССР, повернувшись на голос. — War ich wirklich so erschrocken, dass ich mich an den Herrn erinnere? (Неужели так меня испугался, что аж Господа вспомнил?) — лёжа рядом с ним, поднял голову нацист. — Мне нужно привыкнуть к тому, что ты теперь настолько близко, — расслабленно улыбнулся коммунист, опускаясь обратно. Рейх перевернулся на живот и подпёр рукой голову, глядя на него. — Ich wollte dich schon wecken. Du hast so lange geschlafen (Я уже думал тебя будить. Ты так долго спал). — Если бы не будильник, то я бы спал и спал, — зевнул СССР. — Так хорошо дремал. — So schlafen (Так спи), — ответил немец. — Ich werde dich nicht stören. Jedenfalls, bis du wieder einen schrecklichen Traum hast (Я не буду тебе мешать. Во всяком случае, до тех пор, пока тебе снова не приснится страшный сон). — Я бы с радостью, — бодро поднялся Союз, свесив ноги с постели. Рейх выпрямился и уселся на кровать. — Но нужно идти на работу. — Zur Arbeit??? (На работу???) — призрак встал и обошёл его, становясь напротив. — Was ist dein Job in deinem körperlichen Zustand? Willst du auf dem Weg auseinander fallen? Ich hatte schon gehofft, dass du zu Hause bleibst und einen Arzt rufst! (Какая тебе работа в твоём физическом состоянии? Хочешь развалиться по дороге? Я уже понадеялся, что ты останешься дома и вызовешь врача!) — Рейх, — свёл брови СССР, — мне нужно быть на работе. — Du kannst nicht arbeiten (Тебе нельзя работать), — сварливо ответил нацист. — Du verstehst nicht, dass unnötiger Stress zu schlimmen Folgen führt? (Ты не понимаешь, что лишний стресс приведёт к плохим последствиям?) — Понимаю, — спокойно ответил СССР, поднявшись с кровати. — Но я не хочу всё время лежать в кровати и жалеть себя. Так будет только хуже.       Третий разочарованно потёр целый висок. Он не может запрещать ему работать или напрягаться, раз Союз сам этого хочет, и ругаться здесь бесполезно. Он и не хочет с ним ругаться. Вдруг перед его носом возник подбородок. Нацист поднял глаза: СССР подошёл к нему и податливо улыбнулся. — Не переживай ты так, — наклонился к нему вплотную русский. — Ничего со мной не случится. — Sag es zu deinem zerzausten Hals (Скажи это своей перебинтованной шее), — отвёл от него сердитый взгляд призрак. — Ну не сердись, — поймал его взгляд коммунист. — Ну-у! Не серди-и-ись на меня!       Они встретились глазами. Союз весело улыбнулся ему, отчего Рейх скривил губы, с большим усилием пытаясь не улыбнуться в ответ. Ну как тут можно праведно злиться, когда этот идиот его смешит, ещё и ведёт себя как ребёнок? — Schleimer (Подхалим), — всё же обнажил зубы немец.       Несмотря на прохладный ветер по ту сторону окна, в квартире, впервые за долгое время, царила довольно тёплая атмосфера. Пока Союз впопыхах умывался и приступил к готовке омлета на скорую руку, Рейх ходил вокруг да около, заставляя его выпить прописанные таблетки и перевязаться. Союз отмахивался, говоря, что у него нет времени, но нацист упорно стоял на своём. Это очень отвлекало русского и когда коммунист уже сжёг дно сковородки, в очередной раз затевая демагогию из-за своей болезни, он наконец-то сдался и занялся здоровьем, пока призрак с самодовольной улыбкой игрался с котом.       Впервые они снова, словно попав в прошлое, приятно болтали друг с другом за столом о всяких мелочах, пока Союз завтракал, переглядывались, улыбались и наслаждались друг другом. Иногда за разговором кто-нибудь язвил или подшучивал, но в целом их обоих всё устраивало. — Guten Appetit (Приятного аппетита), — пожелал Третий. — Спасибо, — отозвался СССР с тоской ковыряя вилкой подгоревший омлет. — Wenn ich am Leben wäre, würde ich gerne Fleisch Essen (Если бы я был живым, то с удовольствием поел бы мяса), — мечтательно произнёс Рейх. — Мяса? — тщательно разжёвывая, съел маленький кусочек со скривившимся лицом Союз. — Говядину что ли? — Schweinefleisch (Свинину), — смеясь от недовольного лица коммуниста, ответил нацист. — Gedünstet oder gekocht. Mein Favorit (Тушеную или вареную. Моё любимое). — Слишком долго готовить, — поморщился коммунист. — Я обычно готовлю что-нибудь быстрое. — Ich habe schon gemerkt, dass du kein Fleisch isst. Aber es ist besser als verbrannte Eier (Да я уже заметил, что ты мясным не питаешься. Но это всяко лучше, чем сожженные яйца), — издевательски улыбнулся немец. — Ах ты гнида, — возмутился СССР, посмотрев на него. — Вот возьму и приготовлю свинину специально для тебя. — Du wirst es nicht Wagen (Ты не посмеешь), — улыбка спала с лица нациста. Рейх внимательно наблюдал за Союзом, пытаясь понять, блефует тот или нет. — Ещё как посмею, — усмехнулся коммунист, ткнув вилкой в омлет. — Die Union! Ich werde an diesem Geruch sterben! (Союз! Я же умру от этого запаха!) — Да? — злорадно улыбнулся ему русский. — Ты уверен? — Du verstehst, was ich meine! (Ты понял, о чём я!)       Одевшись и уже открыв дверь, коммунист долго не мог найти ключи от квартиры, которые обычно всегда лежали в кармане пальто. Рейх со смехом наблюдал за тем, как Союз ищет связку, лежащую рядом с ним на шкафчике, нарочно не говоря ему об этом и воплощая свою маленькую месть. — Сложно было сказать? — обиженно проворчал русский, закрыв входную дверь. — Из-за твоих развлечений мы опоздаем на работу. — Ja-ja (Да-да), — протянул Третий. — Komm schon, beschuldige mich, dass du nicht weiter als deine Nase siehst (Давай, обвини меня в том, что ты не видишь дальше своего носа). — Я просто встал не с той ноги, — отозвался коммунист. — Ja-ja (Да-да), — ехидно повторил немец. — Wer hat mir heute gesagt, dass er geschlafen hat? (Кто сказал мне сегодня, что он хорошо спал?) — Я такого не говорил. — Sprach (Говорил). — Нет. — Ja (Да). — Не-ет! — Nein, Sieh dir das an... immer noch streitet mit mir! (Нет, ты посмотри... ещё спорит со мной!)       На работе, к удивлению коммуниста, всё было хорошо. Россия успел разобраться с документацией отца и даже смог заполнить свою. Оказавшись в родном кабинете, Союза одолело странное ощущение, словно он не был тут уже несколько месяцев. Всё было по-старому, стол, стулья, шкафы, крики с детской площадки и выкрики с коридоров, но те события, которые произошли за выходные и один прогулянный день, словно подкинули его в воздух, здорово раскрутили и вернули на землю. А теперь ему предстояло вернуться из весёлых пререканий и хорошего сна к серым будням. Хотя, с появлением Рейха его будни уже давно потеряли серый оттенок. Наконец-то Союз почувствовал рядом с собой то тепло, которое пытался вернуть так долго. — Was hast du eingefroren? (Что ты там замерз?) — отвлёк его от мыслей голос Рейха.       Союз, стоящий напротив зеркала, держа в руках шапку и поправляя зачёсанные назад непослушные волосы, растерянно повернулся. — А? — Komm zu dir (Приди в себя), — усмехнулся нацист, развернувшись и направившись к окну. — Und Hör auf, deine Haare nach hinten zu kämmen. Ich wollte dir schon lange sagen, dass es dir nicht gut geht (И хватит зачёсывать волосы назад. Давно хотел сказать, что тебе так не идёт).       Коммунист нахмурился и посмотрел на себя в зеркало. — Почему не идёт? — Weil (Потому что) — посмотрел на него Рейх. — Auf deinem Kopf, als wäre ein Feld gepflügt worden (На твоей голове будто поле вспахали). — А как я по-твоему должен ходить? — сел за стол с усмешкой коммунист. — Как чертополох? — Ja (Да), — одобрительно кивнул Третий. — Die Scoop-Distel gefällt mir besser (Совок-чертополох мне больше нравится).       Они посмотрели друг на друга и обменялись улыбками. Что-то тёплое медленно расползалось внутри у обоих. Союз подпер голову рукой. Может стоило послушать призрака? Ведь он вообще не хотел сегодня работать. Ему хотелось просто сидеть рядом с нацистом и болтать обо всём. Ему так этого не хватало. — До тебя никто не жаловался, — усилием воли отвёл от него взгляд СССР, занявшись бумажками. — Wer außer mir wird dir die Wahrheit sagen? Alle haben Angst vor dir wie Feuer (Да кто, кроме меня, тебе правду скажет? Тебя же все боятся, как огня), — ехидно улыбнулся немец, направившись к столу. — А ты, значит, меня не боишься? — снова посмотрел на него с ухмылкой коммунист. Вот хитрый гад! Как тут можно вообще спокойно работать, когда тебя вот так отвлекают? — Ich? (Я?), — поднял брови призрак, встав напротив него. — Dich? Nein (Тебя? Нет). — Да что ты? — нагнулся вперёд главнокомандующий. — Ja (Да), — играя взглядом, нагнулся навстречу Третий.       Они едва соприкоснулись носами, как дверь кабинета громко распахнулась и в комнате показался Россия. Рейх отскочил словно ошпаренный и с испугом взглянул на старшего сына СССР. — Пап? — нахмурил брови русский: отец смотрел на него, нагнувшись через стол. — Ты чего?       Союз, замерший на месте и не сводя с сына взгляда, очнулся и выпрямился, взяв со стола стопку документов. — Считал в уме, — расстроенно буркнул коммунист, водя глазами по торговому договору. — Ты чего зашёл? Что-то случилось? — Да это я у тебя хотел спросить, — закрыл за собой дверь Россия. — Что вчера случилось? — А что должно было случиться? — не понял СССР.       Рейх, встав позади России, выглянул из-за его плеча и взглянул на руки: пальцы его рук немного подрагивали. Россия дёрнул ими и сцепил в замок. Призрак насторожился и осмотрел его полностью: взгляд настороженный, плечи вытянуты до предела, руки дрожат. Почему он так напряжён? — Ну, — неопределённо начал Россия. Рейх выглянул и указал коммунисту на старшего сына. Союз свёл брови, пытаясь понять, что хочет сказать нацист. — Ты вчера не пришёл... — Я же сказал, что у меня были дела, — прервал его Союз, попутно наблюдая за призраком, который кружил возле России, разглядывая. — Я знаю, — выдохнул русский. — Просто хотел убедиться, что у тебя всё хорошо. — Er ist irgendwie angespannt (Он какой-то напряжённый), — заключил немец, сделав очередной круг. — Und sehr (И очень).       Союз переглянулся с Рейхом и посмотрел на сына. Россия и правда выглядел не очень. Его будто сильно потрепало, но почему-то СССР не заметил этого сразу. — У тебя самого всё в порядке? — спросил СССР, поставив локти на стол и подперев руками голову. — У меня? — удивился русский, посмотрев на отца. — У тебя, — ответил Союз. — Ты какой-то напряжённый. Что-то случилось? — Да так.. — тряхнул плечами РФ. — Просто заработался. Устал немного. Ну, если у тебя всё хорошо, то я пойду? — Конечно, — кивнул Союз. — У тебя точно всё в порядке? — Да, — вяло улыбнулся ему старший сын и скрылся за дверью. — Verdient? Zu Beginn des Arbeitstages? (Заработался? В начале рабочего дня?) — смотря на дверь и скрестив руки, произнёс Рейх. — Может устал после вчерашнего, — вздохнул СССР. В отцовское сердце закралось беспокойство за сына. — Он ведь за двоих работал. — Warum war er so angespannt, als er mit dir Sprach? (А почему он был так напряжен, когда заговорил с тобой?) — спросил в воздух нацист. — Nein, hier ist etwas anderes (Нет, здесь что-то другое). — Рейх, — тихо обратился к нему СССР. Немец посмотрел на него. — Мне это очень не нравится. Я могу попросить тебя проследить за Россией? — Natürlich (Конечно), — улыбнулся ему призрак. — Arbeite. Ich werde auf ihn aufpassen (Работай. Я присмотрю за ним).       Рейх очень не хотел оставлять Союза одного, но коммунист попросил его проследить за сыном, да и ему самому было крайне интересно, что происходило с наследником СССР. Поэтому он выскочил из комнаты и направился за Россией, спешащему к своему кабинету. Нагнав его, он уже подметил для себя, что русский почему-то очень торопился покинуть коридор. Раньше Третий никогда не интересовался РФ, поэтому даже такая мелочь показалась ему странной. Да и сейчас Россия был очень похож на своего отца, который в панике мчался по пустому подвалу.       Русский зашёл в свой кабинет и рывком захлопнул дверь, устремившись к столу. Рейх, крайне удивлённый таким поведением, прошёл через дверь, продолжая наблюдать. Россия уселся на своё место и положил голову на стол, разглядывая оконную раму. Немец прошёлся по комнате, в которой ещё ни разу не задерживался надолго, и остановился возле стенки с документами. На одной из полок была старая фотография в рамочке. На ней был СССР, Россия, Украина, РР и РИ. Рейх посмотрел на коммуниста, приобнимающего РР с Россией и улыбнулся ему: Союз здесь был ещё совсем молодым, таким, каким он запомнил его перед началом войны. Вытянутый, улыбающийся, на его лице не наблюдалось никаких шрамов или морщинок, руки и шея были целыми, оба глаза были карими и такими живыми... перед ними была ещё вся жизнь.       Его размышления прервала открывшаяся дверь. Третий повернулся и увидел на пороге США, вошедшего с большой стопкой папок. Россия, лежавший за столом, поднял голову и мрачно посмотрел на американца. — May I ask what you wrote here? (Могу я поинтересоваться, что ты тут понаписал?) — заносчиво произнёс США, кидая на стол русского папки. — Что не так? — устало спросил Россия, взяв первый документ. — Since when do I not bargain with Japan? (С каких это пор я не торгую с Японией?) — скрестил руки на груди Америка.       Россия пробежал глазами по бумаге и взял со стола ручку, что-то перечёркивая. — I'd take it to the USSR, but you handled his paperwork yesterday (Я бы отнёс это СССР, но вчера его бумагами занимался ты), — выжидающе сказал американец. — Сейчас исправлю, — угрюмо отозвался русский. — Можешь идти. Принесу в конце дня. — I need them now (Они нужны мне сейчас), — надменно поднял брови США. Россия безразлично посмотрел на него и снова склонился над документами. Было видно, что он с трудом соображал, его мысли были заняты чем-то другим. — Хорошо, тогда подожди немного.       Америка недоверчиво посмотрел на него и присел на стул. Русский был каким-то слишком вежливым. Не то, чтобы они плохо ладили, но и хорошими их отношения нельзя было назвать. Обычно они либо переругивались, либо спорили друг с другом, но в конце концов кто-нибудь обязательно приходил и извинялся. Такой расклад общения с Россией всегда устраивал США, пока они были двумя белыми воронами в здании Совета. Если подумать, то они оба ладили здесь только со своими семьями и друг с другом, если это можно было так назвать, а обычно каждый из них был поодиночке. Наверное поэтому их обоих и устраивало то, что они общались друг с другом. Каждый подсознательно находил в своём собеседнике себя.       Правда, так было, пока РФ не стал хорошо общаться с сыном Третьего Рейха. И в отличие от Америки, Россия и Германия общались очень даже дружески, без ругани или оскорблений, что в последнее время наводило американца на очень странные мысли: Почему он и РФ не могли с самого начала общаться также хорошо и почему именно их общение не заладилось с самого начала? — Are you okay? (Ты в порядке?) — В полном, — сразу отозвался русский, не отрываясь от документов. — If you were okay, I would have heard something like «fuck off» (Если бы ты был в порядке, я бы услышал что-то вроде «отвали»), — сняв с себя очки и потерев их, сказал американец. — Отвали, ты меня отвлекаешь, — хмуро посмотрел на него Россия. — Сойдёт? — It won't do (Так не пойдёт), — США придвинулся к столу и подпер голову рукой. — What's wrong with you? You're kind of twitchy (Что с тобой? Ты какой-то дёрганный).       Рейх, наблюдавший за этой картиной, подошёл ближе. — Какая тебе разница? — раздражённо спросил РФ. — Maybe I want to help (Может быть, я хочу помочь), — свёл брови американец. — Ты? — Россия отвлёкся от документации и насмешливо поднял брови. — С чего это вдруг? Кто ты такой, чтобы мне помогать? — I'm your colleague (Я твой коллега), — сощурил глаза США. Рейх тем временем снова посмотрел на фотографию, разглядывая мать России. — And given that you're acting like an idiot to everyone, I can assume that no one else has offered to help you (И учитывая то, что ты ведёшь себя со всеми как кретин, могу предположить, что кроме меня тебе никто помощь не предлагал).       Россия замер, сурово разглядывая своего коллегу, США тоже не сводил с него мрачного взгляда, а за ними двоими наблюдал Рейх. Оглядев американца с ног до головы, нацист засмотрелся на голубые глаза, сверлившие Россию. Такой взгляд обычно делает Союз, когда хочет скрыть то, что беспокоится за кого-то. Призрак улыбнулся: наблюдать за этими двоими становится всё интереснее. — Ладно, — вдруг сдался РФ. Америка с Третьим одновременно удивились, глядя на него. — Но ты пообещаешь, что всё, мною сказанное, не выйдет за пределы этого кабинета. — Ross, I'm a grave (Росс, я могила), — растерявшись от того, что Россия так быстро согласился, произнёс США. — Мой отец, — Россия откинул бумагу в сторону и устало потёр глаза, — болен. Сначала мы думали, что это просто какой-то вирус и всё пройдёт, но не так давно он упал в обморок и его с трудом откачали. Вчера я случайно встретил на улице врача, который лечил его. Мы поговорили и оказалось... — Россия запнулся, тупо посмотрев на стол и часто заморгав. Америка замер, ожидая продолжения и уже не скрывая своего беспокойства. Рейх тоже замер, напряжённо поджав губы. — ...это не лечится. Он.. умирает. — It can't be (Не может быть), — тихо отозвался потерянный американец.       Третий попятился назад и привалился к стене, судорожно соображая: так Россия всё-таки узнал об этом. Вот почему он так напряжён... Почему же тогда он не скажет об этом СССР? Или это он и хотел сделать, зайдя утром и спросив, всё ли у СССР хорошо? Тогда понятно, почему он был таким потерянным в кабинете отца и не решился сказать и слова на эту тему. — Может, — вдруг посмотрел на него РФ. — Мой отец умирает и даже не хочет рассказать мне об этом. — Ross (Росс), — США суматошно поднялся со своего места. — Maybe he doesn't know? (Может он сам не знает?) — Знает, врач ему говорил, — закрыл руками лицо Россия. — Я так от всего устал. Эта дебильная работа, этот будущий пост давит на меня. Теперь я ещё узнал, что мой отец умирает. Ты хотел помочь? Так помоги! Что мне делать? Я не переживу этого. Просто не смогу.       Голос России начал сбиваться, он развернулся на стуле и замолчал. Как же это было унизительно, говорить о своих проблемах тому, с кем всегда враждовал и кого откровенно недолюбливаешь. Но сейчас ему и правда некому высказаться, кроме него. Родным говорить о таком как ни в чём не бывало нельзя, а с отцом поговорить он так и не решился. Разве что Германия, но он будет на работе только часам к двенадцати. Кому, как не Германии понять его? — Hey (Эй), — раздался рядом тихий голос США. Россия убрал руки и увидел его, стоящего напротив. Американец положил руку на плечо русского. — Russia, listen to me. I can't help you heal your father, but you will never be alone. You have brothers and sisters. And if you need help with anything, you can always contact me (Россия, послушай меня. Я не могу помочь тебе в том, чтобы вылечить отца, но ты никогда не будешь один. У тебя есть братья и сёстры. И если тебе понадобится помощь в чём-либо, то ты всегда можешь обратиться ко мне). — Зачем тебе это? Мы ведь с тобой даже не друзья, — буркнул русский. — You don't have to be friends to help each other (Не обязательно быть друзьями, чтобы помогать друг другу), — тепло улыбнулся ему США. — You don't like me either, like everyone else here, but that doesn't stop us from working together (Ты ведь тоже меня недолюбливаешь, как и все здесь, но это не мешает нам работать вместе).       Россия замер, разглядывая его. Почему-то в его голове возник разговор с СССР про каракатицу. Интересно, когда его отец был в плачевном положении, Америка так же выслушал его и помог, став союзником? Неужели США настолько добряк, что помогает даже тем, кто его ненавидит? За много лет общения с Америкой, Россия видел в нём только заносчивость и самовлюблённость, но сейчас... Что за человек стоит рядом с ним и улыбается ему? РФ стало по-настоящему жалко американца и стыдно за себя. Он ведь не такой плохой, каким хочет казаться... В голову России закрались сомнения. Правда ли он недолюбливает США? Американец ведь был единственным, кто вообще принимает его за обычного человека, а не сторонится, как остальные. Наверное.. даже их всё-таки можно назвать друзьями, а эти слова Америки — поддержкой... Русский поджал губы и рывком обнял его, прижавшись. Америка издал непонятный звук и напряжённо замер. — Спасибо, Америка, — вяло улыбнулся РФ.       США сглотнул ком и растерянно улыбнулся, неловко похлопав его по спине. — You can handle it (Ты справишься).       Союз сидел и потирал глаза, держа в руке договор и читая одно и то же предложение уже пятый раз. Из-за странного поведения России он никак не мог собраться и сосредоточиться на работе. Физически он был в своём кабинете, но мысленно вовсю ждал Рейха, чтобы тот хоть что-нибудь ему рассказал. Немца не было уже несколько часов, что очень напрягало СССР, а когда двери кабинета внезапно распахнулись, коммунист дёрнулся, почему-то в душе надеясь, что это Третий, но призраку проще пройти сквозь дверь, чем её открыть. — Entschuldigen Sie die Störung (Извините за беспокойство), — неловко произнёс Германия. — Ich habe Papiere mitgebracht (Я принёс бумаги). — Конечно, проходи, — разочарованно ответил коммунист.       Немец замер, как-то странно посмотрев главнокомандующему в глаза. Союз озадачено посмотрел на Германию, а потом метнул взгляд на свою одежду, проверяя, всё ли у него в порядке. Германия тем временем закрыл дверь и подошёл к столу, раскладывая документы, на его лице играла какая-то странная улыбка. Такое поведение будоражило и без того напряжённого коммуниста. — Германия, — настороженно произнёс Союз, положив подбородок на сжатую в кулак руку и наблюдая за немцем. — Ja? (Да?) — отозвался Германия, приложив уже пустую папку к груди. — Что смешного ты на мне увидел? — спросил коммунист. — Nichts davon! Es tut mir Leid, wenn Sie das Gefühl haben, dass ich über Sie Lache (Ничего такого! Прошу прощения, если вам показалось, что я смеюсь над вами), — начал виновато оправдываться немец. — Einfach.. Sie haben mich für eine Sekunde an meinen Vater erinnert (Просто.. вы на секунду напомнили мне моего отца). — Твоего отца? — смутился СССР. — Чем это? — Das wird wohl dumm klingen... (Наверное, это будет звучать глупо...), — неловко произнёс Германия, убрав одну руку за голову. — Sie erinnerten mich an seinen Blick. Wer sollte wissen, dass mein Vater in der Seele ein guter Mann war? Vor Kriegsbeginn sah er mich immer mit einem klaren, warmen Auge an, aber... Während des Krieges habe ich noch nie gesehen, dass mein Vater alles mit klaren Augen betrachtete. Sein Blick ist kalt geworden, leblos, als ob er ständig um etwas trauert. Wenn nicht die ganze Geschichte, dann würde ich Ihnen das nie sagen... aber als Sie nach meiner Freiwilligen Ankunft in die Zelle kamen, in der Sie mich hielten, waren Ihre Augen... waren genau die gleichen (Вы напомнили мне его вашим взглядом. Кому, как ни вам наверное знать, что в душе мой отец был добряком? До начала войны он всегда смотрел на меня ясным, тёплым взором, но... За время этой проклятой войны я ни разу не видел, чтобы отец смотрел на всё чистыми глазами. Его взгляд стал холодным, безжизненным, словно он постоянно скорбел о чём-то. Если бы не вся эта история, то я никогда бы вам такого не сказал... но когда после моего добровольного прихода вы зашли в камеру, в которой меня держали, ваши глаза... были точно такими же).       Союз вслушивался в каждое слово, стараясь не раскрывать рот от удивления. Этот парень так просто подмечал и анализировал простые, малозаметные взору вещи, просто наблюдая. Сейчас же он считывал их с Рейхом состояния, как открытую книжку. Мало кто может делать это без особых усилий или профессиональной подготовки. — Aber heute... in Ihnen hat sich etwas geändert. Sie haben wieder einen klaren Blick gefunden, den mein Vater einst hatte (Но сегодня... в вас что-то изменилось. Вы снова обрели ясный взгляд, какой когда-то был у моего отца), — закончил сын Третьего. — Это... — огорошенно заговорил СССР, — ...удивительно.. У тебя хорошие аналитические способности. — Danke (Спасибо), — улыбнулся ему немец. — Okay... ich werde Sie nicht stören (Ладно... не буду вам мешать).       Германия развернулся и быстрым шагом вышел из кабинета. — Damit ging er zu seiner Mutter (Этим он пошёл в свою мать), — раздался слева голос Рейха, заставивший русского вздрогнуть с перепугу. Нацист хмуро посмотрел на испуганного коммуниста, во все глаза смотревшего на него. — Mach dir keine sorgen. Das zweite mal schon für heute (Да не пугайся ты так. Второй раз уже за сегодня). — А ты не появляйся так резко, — попытался отстоять свою честь СССР. — Ты что-нибудь узнал? — Mach dir keine sorgen (Ты только сильно не переживай), — словно оправдываясь, виновато посмотрел на него немец. — В чём дело? — нахмурил брови Союз. — Russland weiß um das Ende Ihrer Krankheit (Россия знает о конечном итоге твоей болезни).