***
Уходящий год скрасил свой последний день ясным небом и ярким солнцем. Блестящий снег лежал на поверхности большим покрывалом, укрывая собой землю и ограды с памятниками. В глубине кладбища, у свежей могилы сидели двое мужчин. Тот, что был в форме, сидел прямо на земле, сцепив руки в замок и положив на них голову, однако, похоже совсем не замёрз. Второй же пристроился на небольшой лавочке, глядя в одну точку на надгробии, изрядно подмёрзнув и совсем не замечая второго посетителя могилы. Услышав позади нарастающий хруст снега, тот, что сидел на лавочке, слегка повернул голову, чтобы увидеть неизвестного, приближавшегося к нему. — Knew you were here (Так и знал, что ты здесь), — открыв калитку и зайдя внутрь, произнёс американец. Казалось, что сидевшего на снегу он тоже не увидел. Мельком взглянув на могилу и встав напротив лавочки, США убрал руки по карманам куртки. — Well, look at you! You're cold! How long are you going to sit here, Russia? (Ну посмотри на себя! Ты же замёрз! Как долго ты собираешься здесь сидеть, Россия?) Россия поднял на него отрешённый взгляд и пожал плечами. — Как думаешь, он видит, что я нахожусь рядом с ним? Я так виноват. Америка тяжело вздохнул: — I think you need to stop harassing yourself. It had to happen, and it did. It's not your fault that you weren't with him when it happened, and it's not the others ' fault either! Your father didn't want you to see him die, so he asked you not to disturb him. The main thing is that before he died, he saw you. I'm sure that's what he wanted (Я думаю, что тебе нужно перестать изводить себя. Это должно было произойти и оно произошло. Ты не виноват в том, что не был с ним, когда это случилось, как не виноваты и остальные! Ваш отец не хотел, чтобы вы видели как он умирает, поэтому он и попросил вас не беспокоить его. Главное, что перед смертью он увидел тебя. Я уверен, что он хотел этого), — американец присел на корточки. — Stop feeling guilty. Your father will not forgive himself for the fact that you sit here all the time. You have completely forgotten about yourself, about your life, work, family and friends. Today is the thirty-first! (Прекрати считать себя виноватым. Твой отец не простит себе того, что ты сидишь здесь всё время. Ты совсем забыл про самого себя, про свою жизнь, работу, семью и друзей. Сегодня тридцать первое!) Россия слушал американца, вглядываясь в карие глаза, смотрящие на него, а потом внезапно обнял его, тихо шмыгнув носом. — Well, well (Ну-ну), — обнял его США. — Let's get out of here. I'll take you home (Пойдём отсюда. Я отвезу тебя домой). Русский кивнул и поднялся с места. Устремив прощальный взгляд на украшенное множеством венков и цветов надгробие, РФ отвернулся и вышел за пределы ограды. США вышел следом и прикрыл калитку. — Что-то я совсем замёрз... — Don't worry about it (Не беспокойся об этом), — усмехнувшись, потрепал его за плечо Ам. — Now we'll come to the guys, and you'll warm up there. You should also eat. Germany, Estonia and Belarus have already prepared a lot for the holiday... (Сейчас приедем к ребятам, там и отогреешься. Ещё тебе не мешало бы поесть. Германия, Эстония и Беларусь уже много чего наготовили к празднику...) И вдруг человек, который неподвижно сидел на снегу, поднял голову и посмотрел им вслед. На миг в его голове созрела мысль о том, что можно было бы пойти с ними, ведь теперь он наконец-то мог спокойно перемещаться, не будучи привязанным, но он быстро отогнал её, взглянув на рыхлую землю, торчащую из-под снега. — Ich bin mit dir (Я с тобой). Уголки его губ слегка дрогнули. Немец сидел здесь с тех пор, как тело коммуниста захоронили. После смерти СССР призрак не исчез и даже не ощутил никакой головной боли. Напротив, он теперь не был привязан к Союзу, мог ходить где угодно и, как оказалось, мог плакать. Правда его слёзы едва ли доходили до подбородка и исчезали, а идти куда-то кроме этой ограды ему было незачем. Третий Рейх просто сидел на месте, глядя себе под ноги. Если бы он был живым, то наверное давно бы уже умер от холода и снег засыпал бы его с головой, но два раза умереть он уже не сможет. Или сможет? Нацист взглянул на небо, слабо щурясь. Первые несколько дней он ждал, что Союз появится перед ним, такой же невидимый, как он сам, что он придёт за ним или хотя бы подаст знак. Но шёл уже шестой день, тело давно захоронили, а на СССР не было даже мимолётного намёка. И Рейх перестал ждать. Смерть не разлучила их в первый раз, но кажется, что во второй раз ей это всё-таки удалось. Теперь Союз навсегда пропал, а он, Рейх, обречён вечно скитаться по земле один. — Wenn ich dein Sinn bin, warum hast du mich dann wieder allein gelassen? (Если я - твой смысл, то почему тогда ты снова оставил меня одного?) — устремив отрешённый взгляд на свежую фотографию, вслух произнёс немец. Мысль о смерти снова мелькнула у него в голове и нацист закусил губу. Рейх всегда считал, что после смерти наступает покой, но где был сейчас его собственный покой? Почему даже после смерти он вынужден был пережить, да, именно пережить, перенести на себе самое страшное и одновременно самое счастливое, что могло случиться с ним за этот год? Почему сейчас, после всего произошедшего, ему не вернули его коммуниста? Почему ему хочется встать и направить все жалкие остатки своей энергии на кого-нибудь и исчезнуть? Почему так больно? Слёзы снова хлынули из глаз, но не обжигали - не могли обжечь. Подогнув под себя колени, призрак посмотрел себе под ноги и вдруг обнаружил под собой странную белую дымку, которая становилась всё больше и больше, заволакивая его. Повертев головой вокруг себя, Рейх силой заставил себя успокоиться и вымученно улыбнулся. — Das scheint mein Ende zu sein (Вот, похоже пришёл и мой конец), — сквозь слёзы произнёс Третий.***
— Так, — Союз сидел на стуле, оробело держась за голову и разглаживая большим пальцем пульсирующий висок. — Давай ещё раз. По порядку! Ты никогда не уезжал? — Nein (Нет), — ответил уже в сотый раз явно испуганный немец, сидевший напротив. — Никогда не служил на родине? — Du hast meinen Vater nicht in den Dienst schicken lassen (Ты ведь сам не позволил моему отцу отправить меня на службу), — произнёс Рейх. — А это наш дом? — Ja (Да). — И мы живём здесь все вместе? — Ja! (Да!) — А война? — поднял брови коммунист. — Наша с тобой. Она была? — War es? Sie kommt jetzt (Была? Она и сейчас идёт), — часто заморгал немец. — Gott, was ist Los mit dir? Ich, du kämpfst gegen Das japanische Reich und die USA (Господи, что с тобой? Я, ты сражаемся против Японской Империи и США). — США? — в который раз выкрикнул СССР, заставив нациста подпрыгнуть. Голова русского уже несколько часов шла кругом. У Союза не осталось сомнений, что он либо сошёл с ума, либо всё ещё жив и находится в предсмертной горячке. — Они ведь далеко не союзники.. он не мог... — Union (Союз), — взмолился Третий. — Was ist Los mit dir? Können wir einen Arzt rufen? (Что с тобой? Давай вызовем врача?) — Папа, — двое родителей обернулись и увидели на лестнице Украину. — Ви ж не сваритеся? (Вы же не ссоритесь?) — Nein (Нет), — мгновенно ответил Рейх, поднявшись. — Wir haben ein ernstes Gespräch, also, Schatz, geh zurück in den Raum und störe uns nicht. Das Mittagessen wird etwas länger dauern. Ich rufe zum Tisch, okay? (У нас серьёзный разговор, поэтому, солнышко, вернись в комнату и не мешай нам. Ужин немного задержится. Я позову к столу, хорошо?) — Добре (Ладно), — Украина скрылся из виду, а Рейх снова повернулся к потерявшему дар речи коммунисту. — Union, soll ich einen Arzt rufen? Sieht aus, als hättest du Fieber (Союз, давай я вызову врача? Похоже у тебя жар). Но Союз его не слушал. Не шевельнулся СССР и когда Рейх осторожно прислонил ладонь ко лбу русского. Слово «солнышко», сказанное нацистом, словно колокол звенело у него в ушах. Коммунист уже не знал, чего ещё можно ожидать от всей этой ситуации. Что, если это был параллельный мир? СССР подавил истеричный смешок. Если в том мире, где он очнулся, войны с Рейхом никогда не было и он никуда не уезжал, то... — А как появился Германия? — вслух продолжил свою мысль главнокомандующий. — Was ist denn Los mit dir??? (Да что с тобой такое???) — сердито воскликнул Третий. — Du und ich wurden an einem Tag für unsere Schwestern ausgegeben! Dann wurden Kinder geboren und beide starben bald! Du und ich standen beide am Thron, du verdammter Knüppel! (Нас с тобой в один день выдали за наших сестёр! Потом родились дети и они обе вскоре скончались! Мы с тобой оба стояли у престола, дубина ты проклятая!) — Выдали? — поднял хмурый взгляд Союз. — Кто? РИ? Или ГИ? — BEIDE! (ОБА!) — заорал немец. Коммунист недоверчиво покосился на него. — Du glaubst mir nicht, frag Sie selbst! (Не веришь мне, спроси у них сам!) — Спросить у них? — ужаснулся русский. — Они.. отец жив.. ? — Alle! (Всё!) — рассердился Третий. — Entweder hörst du auf, oder du hast den Kopf getroffen und ich rufe den Arzt! (Либо ты прекращаешь этот спектакль, либо ты ударился головой и я вызываю врача!) — Подожди! — Союз схватил немца за запястье. — Подожди, Рейх. Нацист замер и тяжело вздохнул, сверля недобрым взглядом пол. СССР же попытался собрать всё услышанное в одно. Что, если он умер и они с Рейхом попали в другую реальность, где войны никогда не было? Почему же тогда Рейх ничего не помнит? Может потому что он умер намного раньше? Нет. Наверное, воспоминания остались именно у Союза лишь потому, что только он может всё исправить! Здесь Рейх и, если верить словам немца, РИ были живы! Рейх никогда не предавал его! Союз мысленно помотал головой. Да, звучит как полный бред, но что в его последний год жизни вообще можно было назвать нормальным? Приведение лучшего друга, которое явилось спустя много лет, могло остановить любое оружие, бить стаканы с зеркалами и подбрасывать кошек с балконов, а потом и вовсе смогло дотронуться до него? Коммунист усмехнулся и оглядел всё вокруг. Это именно та жизнь, о которой он мог лишь мечтать. Если это всё - его шанс что-то изменить, то он с радостью останется здесь. Правда, в этой жизни всё уже и так было изменено в лучшую сторону. Не хватало только одной важной детали, той, о которой он так и не успел сказать своему приведению... — Ich weiß, dass du nach dem Streit am Freitag immer noch wütend auf mich bist (Я понимаю, что ты всё ещё сердишься на меня после той ссоры в пятницу), — вдруг хмуро произнёс Рейх. Союз внимательно посмотрел на него. — Aber das, was du jetzt arrangierst, überschreitet bereits alle Grenzen! Wenn du dich entschieden hast, mich zu verlassen, hättest du den ganzen Zirkus nicht veranstalten können! (Но то, что ты устраиваешь сейчас, уже переходит все границы! Если ты решил меня бросить, то мог бы не устраивать весь этот цирк!) — Рейх... — у Союза внезапно спёрло дыхание. Он неосознанно сжал его запястье сильнее, пытаясь поймать взглядом голубые глаза, чтобы те подтвердили то, о чём СССР подумал после услышанного, но нацист зажмурился, поджав губы. — Неужели... здесь мы... Он не договорил. Ну конечно же! Это тоже часть этого мира! Союз уже знал ответ на свой вопрос. Что-то огромное, радостное и одновременно горячее легло на бешено бьющееся сердце коммуниста, укрывая и успокаивая. Он ослабил хватку и потянул немца на себя. Рейх поддался и развернулся к нему лицом, стоя над сидящим Союзом. — Никогда, — произнёс СССР, обнимая его за талию и утыкаясь носом в форму немца. — Никогда больше не смей говорить такого! Я слишком долго ждал тебя, чтобы бросить! — Lange? (Долго?) — приподняв бровь, улыбнулся Третий, зарывшись пальцами в непослушных волосах. — Ich war nur ein paar Stunden für die Kinder da (Я ходил за детьми всего лишь пару часов). — Я уже успел соскучиться, — облегчённо прикрыв глаза, ответил Союз. — Wenn diese ganze Vorstellung war, um sich zu versöhnen, dann ist es dir definitiv gelungen (Если всё это представление было для того, чтобы помириться, то оно тебе определённо удалось). Такого весёлого и одновременно шумного ужина у Союза не было уже давно. В том мире его дети выросли слишком быстро и проживали в своих квартирах, так что обычно СССР всегда ел один. Лишь последний год компанию за ужином ему составлял призрак Третьего. Сейчас же, сидя за большим столом и поедая большой кусок тушенной говядины, приготовленной Рейхом, Союз с улыбкой слушал спор детей с нацистом. — Они первые стали нарываться на драку! — громко заявил Россия. — Ja (Да), — поддержал его Германия, поправляя погнутую дужку очков, которые скорее всего подверглись удару кулака. — Wir gingen einfach nach dem Frühstück zur Treppe und berührten niemanden. Sie sahen uns und fingen an zu rufen (Мы просто шли к лестнице после завтрака и никого не трогали. Они увидели нас и стали обзывать). — Und was haben Sie getan? (И что вы сделали?) — раскладывая по тарелкам гарнир, серьёзным тоном спросил Рейх. — Russland startete in einem von ihnen den Rest von Püree (Россия запустил в одного из них остатком пюре) — сознался Германия. Союз поперхнулся от рвущегося наружу смеха и поспешно прикрыл рот рукой, делая вид, что кашляет. Украина же довольно смеялся и болтал ногами, пока не наткнулся на отчитывающий взгляд нациста. — Hätte man nicht einfach vorbeikommen können? (Неужели нельзя было просто пройти мимо?) — без капли жалости к мальчикам спросил Третий. — Ещё чего? — выкрикнул русский. — Я не собираюсь слушать в свою сторону подобное! — Und ich! (И я!) — с серьёзным лицом кивнул Германия. — Я теж (Я тоже), — поддержал ребят Украина. — Was sagst du dazu? (А ты что на это скажешь?) — укоризненно посмотрел на СССР Третий, надеясь на поддержку. Под его взглядом коммунист мгновенно проглотил слишком большой кусок мяса и снова закашлялся, но уже не специально. — Я? — справившись с едой, произнёс Союз. — Ich bin es nicht! (Ну не я же!) — поднял брови Рейх, а потом посмотрел на детей. — Als wir beide in deinem Alter waren, haben wir uns das nicht erlaubt! (Когда мы оба были вашего возраста, мы не позволяли себе такого!) СССР было высоко поднял брови, уставившись на нациста, но Рейх грозно покосился на него, призывая промолчать. — Неправда! — вдруг выкрикнул Украина. — Тато мені розповідав, що ви з ним постійно билися! (Папа мне рассказывал, что вы с ним постоянно дрались!) — И мне! — одновременно выкрикнули РФ и Германия. Рейх повернулся к коммунисту, прожигая его испепеляющим взглядом, с силой сжав в руках вилку с ножом. Покосившись на нож, а потом на немца, Союз виновато улыбнулся и пожал плечами. Ребята засмеялись, а Рейх в это время тихо шикнул: — Das ist alles deine Erziehung! Ich habe dich gebeten, ihnen nicht zu sagen, was wir getan haben! (Это всё твоё воспитание! Я же просил тебя не рассказывать им о том, что мы вытворяли!) После ужина, пока Третий с детьми убирали со стола, коммунист внимательно прошёлся по дому, заглядывая в каждую комнату и изучая их. Он побывал в прихожей, гостиной, кухне, трёх ванных комнатах, зашёл в комнаты детей на втором этаже (у каждого из ребят была собственная комната) и заглянул в ту комнату, в которой очнулся. Его встретили всё те же синеватые оттенки и полупустое пространство. И тут, Союза привлекло окно. Когда коммунист только очнулся, он не обратил на него никакого внимания, будучи слишком напуганным, но сейчас СССР чётко видел большой зимний двор, освещённый фонарями и украшенный несколькими фонтанами, разными видами деревьев, детскими качелями и парой лавочек. Ограда двора представляла собой массивные каменные стены, за которыми виднелся мрачноватый, ночной лес. Союз опёрся руками на подоконник, разглядывая вид и улыбаясь. Именно сейчас, стоя здесь, он впервые почувствовал себя счастливым. Правда, его всё ещё тревожили некоторые моменты. В газете, лежащей на тумбе у порога, СССР украдкой вычитал, что попал в пятое декабря тысяча девятьсот сорок первого, а это значит, что других детей в его жизни пока не было и быть не могло! Но остальных вопросов это не решало. Умер ли он или это всё какой-то до ужаса правдоподобный сон? А если это другая реальность, то что тогда стало с Россией и остальными после его смерти? Существуют ли они в том мире или тоже перенеслись сюда? Что происходит за пределами этого дома? Рейх говорил о том, что их отцы живы и что сейчас идёт война против США и Японской Империи... Вспомнит ли сам Рейх хоть когда-нибудь подробности той жизни? И вообще... его ли это Рейх? — Пап, — раздался тихий голос позади. СССР обернулся и увидел в дверях Россию. РФ осторожно зашёл в комнату и прикрыл за собой дверь. Осмотрев его с головы до ног, отцовское сердце судорожно затрепетало. Все дети вырастают, и каждый родитель в душе мечтает хоть на минуту повернуть время назад, чтобы снова увидеть своего ребёнка маленьким. — Что такое? — улыбнувшись сыну, спросил Союз. — Я хотел спросить... — русский замялся, садясь на край кровати. — Ты сегодня опять ночуешь здесь? — А что? — нахмурился коммунист, отойдя от окна и садясь рядом. — Ну... просто вы с Рейхом вроде как помирились, — Россия сжал руки в замок, положив их на колени и играясь большими пальцами. — Рейх уже ушел в вашу комнату, а ты снова тут... Союз потёр левый висок, вглядываясь в ковёр на полу. Похоже, что в этом мире они с Рейхом немного повздорили. И снова спросить у нациста, почему обстановка в доме такая напряжённая и почему они поссорились, означало бы опять показаться идиотом. СССР скривил губы: что бы там не случилось между ними, он не знал, в чём причина ссоры и выяснять не собирался. Он просто хотел спокойно жить, видя рядом с собой всех, кто буквально полчаса назад ел с ним за одним столом. — Вы не помирились, да? — вздохнул РФ. — Это вы специально так общались за столом. Чтобы мы не расстраивались, да? — Что ещё за глупости? Конечно же помирились, — тут же ответил СССР. Россия поднял удивлённый взгляд на отца. — А почему ты тогда снова тут? — Я-я... — Союз обвёл глазами комнату, наткнувшись на открытый шкаф и резво поднялся с места. — Я зашёл, чтобы забрать форму! А теперь быстро пошли ложиться спать, пока Рейх не увидел, что мы болтаем! Не хватало нам с тобой ещё выговоров на ночь. Коммунист вытащил из шкафа форму, а Россия просиял, кивнул отцу и пулей вылетел из комнаты. Погасив свет и выйдя из спальни, СССР огляделся, ища глазами нужную дверь. Ему казалось, что он увидел все комнаты, но если эта спальня была не тем, что нужно, то должна быть ещё одна. Так и оказалось! Конечно, нашлась она не сразу: ещё одна комната находилась у самой лестницы. Цвет двери и ручка почти сливались с обоями, поэтому коммунист не удивился тому, что сразу не заметил вход. Сжав покрепче форму, Союз повернул ручку и зашёл. Их с Рейхом комната была довольно просторной, в нежно-бежевых тонах и тёплой световой гамме. Здесь, в отличие от той комнаты, в которой очнулся СССР, было очень много всего: старинного вида письменный стол, заваленный какими-то документами и благодарственными письмами, несколько широких кресел, стеклянная стенка с различными наградами, книгами, документами, картами, статуэтками и фотографиями в рамках, такой же платяной шкаф, стоящий возле стола, большая кровать с пологом бордового цвета и двумя массивными тумбами, над кроватью висело большое знамя красного цвета, в середине которого был белый круг. Внутри этого круга был изображён молот и наковальня. Ну и конечно же здесь имелось широкое окно с выходом на балкон. На кровати, уже переодетый в пижаму, лежал Рейх, скрестив ноги и читая книгу. Раскрыв рот от удивления, СССР закрыл за собой дверь и встал на середину комнаты, уставившись на знамя. Тем временем нацист положил книгу на ноги и с таким же удивлением посмотрел на коммуниста. — Ist etwas passiert? (Что-то случилось?) — А.. м.. о чём ты? — с большим усилием отведя взгляд от знамени, посмотрел на нациста СССР. — Na... (Ну...), — Третий неловко загнул страничку на книге, отложив её в сторону. — Du hast doch gesagt, dass du nicht mehr unter irgendeinem Vorwand hierher kommst. Seit einer Woche schläfst du im Gästezimmer, und hier bist du gekommen. Deshalb habe ich gefragt (Ты ведь сам говорил, что больше ни под каким предлогом не зайдёшь сюда. Уже неделю спишь в комнате для гостей, а тут пришёл. Поэтому я и спросил). — Рейх, — всё ещё мельком косясь на знамя, Союз положил форму на кресло и сел на кровать. Нацист приподнял брови. — Я не знаю, насколько сильно ты злишься на меня... — Ich bin nicht sauer... (Я не злюсь...) — ...и, честно, понятия не имею, из-за чего мы так сильно повздорили, что даже спим в разных комнатах, — Союз склонился над ним. — Но мне это надоело. Я не хочу спать отдельно, не хочу выяснять отношения и ругаться. Всё, чего я хочу сейчас, это делить с тобой эту гребаную кровать. — Union (Союз), — нахмурившись и вглядываясь в глаза коммуниста, протянул к нему руку Третий. — Was ist heute mit dir los? Du wurdest ersetzt (Что с тобой сегодня? Тебя будто подменили). — Ну, — СССР улыбнулся, лёг рядом и резко схватил его за руку, перевернув и усаживая немца на себя. — Можно эту ситуацию назвать и так. — Sehe ich wieder die frühere UdSSR? (Неужели я опять вижу своего прежнего СССР?) — улыбнулся нацист, склонившись над ним и приложив ладони к его щекам. Не успел Союз потянуться к нему, как внезапно раздалось несколько сильных ударов в дверь. Атмосфера тишины и спокойствия резко переменилась. — Was ist das? (Что такое?) — Третий приобрел настороженный вид, перелезая через СССР и спрыгивая с кровати. — Die Kinder mussten schon lange ins Bett (Дети уже давно должны были лечь спать). Союз тоже поднялся, непонимающе наблюдая за немцем и одновременно за дверью. Раздалось ещё несколько ударов. — Betretet (Войдите), — крикнул нацист. Дверь распахнулась и СССР пришлось взяться двумя руками за бортик кровати, чтобы без падений и изумлённых криков сесть обратно: на пороге стоял не кто иной, как Филатов.