Он — герой

      В комнате воцарилась довольно тяжёлая тишина. Союз вытаращился на полковника, словно опять увидел свой самый страшный кошмар. Федя был вполне живым, в своей форме, правда она была совершенно чистой и целой, не запятнанной в крови своего владельца. Внешность командира словно стала взрослее, чем его запомнил СССР, но это определённо был он. Его Союз не перепутал бы ни с кем. — Федя... — кое-как сумел выдавить из себя Союз.       Филатов нахмурил брови и отпустил дверную ручку. — Не делай того, о чём пожалеешь, — вдруг произнёс командир. — Федя, — СССР снова вскочил с кровати и направился к полковнику, глядя на него безумными глазами. — Как ты... Ты здесь..? Ты тоже остался жив.. — Нет, — Филатов с сочувствием посмотрел на него. — Я давно уже мёртв, а ты скоро совсем забудешь о своей настоящей жизни. О той жизни, которую ты прожил. — О чём ты говоришь? — в ужасе спросил коммунист. — Союз, оглянись, — ответил Фёдор.       СССР развернулся и попятился назад: их с Рейхом комната и сам Рейх пропадали, а на их месте медленно возникал густой, белый туман, заволакивающий всё пространство. Сквозь него невозможно было пройти или что-либо разглядеть — настолько прочно туман ложился перед Союзом, образовывая высокую стену. Лишь небольшая часть рядом с коммунистом была не заполнена им. Союз посмотрел на полковника: позади него тоже всё заволокло туманом. — Куда всё делось? — СССР стал в панике крутиться в разные стороны. — Что произошло? Федя, где Рейх? — Союз... — Филатов попытался дотронуться до него, но коммунист отскочил от командира, словно ошпаренный. — Верни всё на место! — крикнул ему СССР. — Верни мне его! — Союз, успокойся! — повысил голос полковник. — Это был не Третий Рейх! — Что? — Союз перестал крутиться и посмотрел на него. — Это был не Третий Рейх, — спокойнее повторил Фёдор. — Что ты такое говоришь? — рассердился коммунист. — Я же видел его! Я разговаривал с ним, касался его! Это Рейх! — Да послушай же ты наконец! — Филатов взял его за грудки и притянул к себе. — Это всё было создано для того, чтобы ты забыл о том, кто ты есть и остался там! Это ловушка, мираж, иллюзия — называй, как хочешь. Она здесь для того, чтобы не дать тебе уйти дальше. Ты должен был сопротивляться и искать выход оттуда, но я так и знал, что ты решишь остаться! И я пришёл за тобой. Я не смог пробудить тебя сразу, потому что ты упорно не хотел уходить из своей иллюзии. Если бы я не помешал тебе, то ты бы остался там навсегда. — Я не понимаю... — потерянно произнёс Союз. — Всё ты понимаешь, — Фёдор успокоился, ослабил хватку и положил ладони ему на плечи. — Мне очень жаль, но ты умер, Союз.       Коммунист медленно уселся на пол, если поверхность из белого дыма можно было так назвать, не сводя с командира потрясённого взора. Всё, что он видел, весь этот дом, дети, Рейх — всё это было лишь красивой иллюзией? Туман, расположившийся вокруг них, кружил большой стеной, отдавая белым светом и успокаивая. Союз глубоко вдохнул, но вдруг остановился: он совсем не почувствовал воздуха, проникающего внутрь. Коснувшись пальцами шеи, он сделал несколько вдохов и выдохов, но воздуха в лёгких всё так же не было. — Бесполезно, — улыбнулся наблюдающий за ним Филатов. — Дышать мы можем, пока живём. Но когда мы умираем, то воздух нам уже ни к чему, поэтому его здесь нет. Так же с пищей и с внутренними органами. Попробуй проверить пульс.       Коммунист послушно зафиксировал большой палец на запястье, но не насчитал ни одного удара. Судорожно приложив ладонь к сердцу, СССР ничего не почувствовал: его сердце не билось. Ко всему прочему, когда он сел, то тоже ничего не почувствовал: ни поверхности, ни её температуры и вообще не почувствовал тяжести тела. Ощущение лёгкости было таким сильным, что казалось, будто коммуниста вытащили из-под большого камня, которым тот был придавлен. Значит вот как ощущал себя Рейх? Союз помахал рукой, пытаясь уловить хоть какие-то потоки воздуха, но ничего не ощутил. — Я тоже очень удивился этому, когда оказался здесь в первый раз, — сел напротив полковник. — Где мы находимся? — уже спокойно оглянулся и спросил Союз. — Что это за место? — Не думаю, что у этого места есть название, — обвёл глазами туман Фёдор. — Здесь люди оказываются после того, как выбираются из этой ловушки. — И что потом? — нахмурился СССР.       Филатов пожал плечами: — Потом мы уже сами выбираем, куда нам отправиться. Можно отправиться дальше, а можно... — А вернуться в этот мир, из которого ты меня вытащил? — посмотрел на него коммунист. — Можно? — Знал, что ты спросишь, — сделал глубокий вдох командир. — Можно, но сомневаюсь, что ты захочешь в нём остаться. Если ты будешь пребывать в этом мире, то вскоре совсем забудешь о том, кем был раньше. А когда твои воспоминания сотрутся, ты исчезнешь. — Разве это плохо? — мрачно усмехнулся СССР. — Только я почувствовал себя счастливым, как всё снова исчезло...       Коммунист отчуждённо уставился вглубь дыма. Вся его жизнь пошла коту под хвост. Он даже не успел сказать Рейху то, что хотел. И почему вместо того, чтобы дать ему, Союзу, второй шанс на счастливую жизнь, его снова ткнули лицом в грязь, показав красивую сказку, раздразнив и снова отняв... Разве он это заслужил? СССР сжал кулаки. Кто бы всё это не проделал, посмеялся он над ним от души. — Мне жаль, — сочувственно ответил Фёдор, устремив взгляд в том же направлении. — Но я не хотел, чтобы ты выбрал такой путь. Не для того ты мучился, чтобы вот так сгинуть.       От этих слов Союз замер, всмотревшись в полковника: из-за последних событий он совсем не предал значение тому, кто стоит перед ним! Фёдор! Коммунист опустошённо рассмотрел его: Филатов был всё так же молод. Очень странное ощущение, увидеть близкого человека, которого ты когда-то потерял, спустя очень долгое время. Он не видел командира уже больше двадцати лет, разве что в своих кошмарах — там он видел его ежедневно. Филатов умер из-за него, по его вине он оказался здесь так рано, а сейчас... коммунист снова видит его перед собой, не живого, но целого. В груди что-то больно кольнуло, а в голове чётко, словно это было вчера, возникли воспоминания их последней встречи. Филатов не должен был оказаться здесь раньше его, не должен был...       Приподнявшись, СССР устремился к нему и крепко обнял. — Союз? — замер в его объятиях растерянный полковник. — Я знаю, что не смею просить у тебя прощения, — сдавленно произнёс коммунист. На глазах навернулись горькие слёзы. — Ты умер из-за меня... Прости. Я так виноват! Если бы я только послушал тебя, если бы не остался там, то ты бы не погиб.. — Эй, — тепло отозвался Филатов, обнимая его. — Не смей винить себя в моей смерти, глупый. Я сам решил пожертвовать собой, чтобы спасти тебя. И как видишь, не зря. Ты остался жив и я очень рад этому! Ты выиграл войну и даже смог показать мне Третьего, как и обещал. — Ты видел? — ошарашенно спросил СССР, утирая слёзы. — Конечно, — улыбнулся ему командир. — Каждый твой поход на кладбище. — Но как? — обескуражено произнёс коммунист, оглядываясь. — Если это и есть рай, то почему мы сидим в какой-то мгле совсем одни? — Это не рай, — отпустил его Фёдор. — А что это? — не переставая осматриваться, спросил Союз. — У меня столько вопросов, но нет ни одного ответа! — Наверное, — перебил его командир, — я бы мог помочь тебе с некоторыми ответами. — Что это за место? — уже в какой раз поинтересовался СССР. — Это что-то вроде моста между мирами, — с натяжкой ответил Филатов. — Здесь ты решишь, куда тебе отправляться дальше. Ты можешь вернуться на землю, правда живым стать уже не сможешь, а можешь уйти дальше. — Так вот почему я видел Рейха? — вдруг осенило Союза. — Он попал сюда, выбрался из этой иллюзии или как её.. и решил вернуться? — Ну, — Фёдор заметно замялся, — здесь всё немного не так. — В каком смысле? — насторожился главнокомандующий. — Такие как Третий Рейх, — нехотя начал командир, — люди, которые совершили при жизни много плохого.. они не всегда могут выбраться из этой ловушки. Вернее сказать, они практически никогда не выбираются из неё.       Между ними наступила минутная пауза. — Я не понимаю.. — произнёс запутавшийся коммунист. — Для плохих людей эта иллюзия представляется далеко не конфетными событиями жизни, — продолжил объяснять Фёдор. — Они не могут просто взять и выбраться, как это сделал ты. Иллюзия удерживает их, заставляя переживать самые ужасные моменты жизни раз за разом. — Но... — запнулся Союз. — Я ведь видел Рейха, когда ещё был жив. Он был вполне реальным. Я даже касался его! — Да, — почесал затылок полковник. — Здесь всё немного иначе. — Я.. — Я всё тебе объясню, — опередил его полковник. — Не перебивай меня и просто постарайся понять. Хорошо? — Хорошо, — кивнул СССР, перестав спорить и заострив на нём внимание. — Наверное мне стоит начать с себя, — слабо улыбнулся Фёдор. — Когда я очнулся здесь после своей смерти, я оказался совершенно один. Моя мать была ещё жива на момент моей смерти, а своего отца я никогда не знал. Кроме тебя у меня никогда никого не было и поэтому никто меня, собственно, здесь не ждал. Моё время пришло, но я решил остаться, чтобы узнать, чем закончится война, сможешь ли ты победить и что вообще будет с тобой после всего... Я был рядом, хоть ты и не мог меня видеть. Иногда я возвращался сюда, чтобы повидаться с ребятами из части перед их уходом. Я увидел даже старшину Ерёмина после его смерти, — Филатов слабо усмехнулся. — Витька, Колька, старшина... ребята по службе, даже мама. Все они ушли, а я остался. Я не смог уйти, потому что очень боялся, что ты проиграешь войну. Но ты справился. Ты победил!       После того, как ты выиграл войну, а Третий покончил с собой, я отправился за ним, но стоило мне найти его здесь, я пришёл в ужас от той иллюзии, в которую он попал. И, к слову, в ужас пришёл не я один. Много кто из умерших, из тех, кто ещё не успели уйти, приходили к нему, но никто не оставался больше, чем на несколько минут... — Подожди, — не выдержав, прервал его коммунист. — Разве так можно? Ну... приходить к другим? — Да, — ответил полковник. — Но сейчас о другом... Когда ты попадаешь к человеку, который находится во власти иллюзий, ты и сам невольно переносишься туда и видишь всё то, что видит он. Обычно, тот, кто находится под влиянием иллюзии, не может тебя увидеть, поэтому мне пришлось изрядно постараться, чтобы прорваться к тебе через твой внутренний барьер. Ты совсем не желал уходить. Так же было и с Третьим Рейхом, только в отличии от тебя, он хотел, но не мог вырваться самостоятельно.       После окончания войны я остался здесь. Я был уверен, что ты проживёшь ещё много лет, но хотел дождаться тебя. И время от времени я стал наблюдать за Третьим Рейхом. Он долго мучился, за много лет его существование уже было почти стерто своими же страхами и ошибками, но вдруг Третий просто исчез. Сначала я подумал, что пришёл его конец, но был просто ошарашен, когда вдруг увидел его на земле, рядом с тобой. И что ещё более удивительно, ты видел его, разговаривал с ним! Я не знаю, как тебе это удалось, но ты сумел каким-то образом вырвать его из многолетних страданий и привязать к себе. — Я!? — огорошенно воскликнул СССР, взявшись за голову. — Подожди... Это всё какой-то бред! Я не мог... — Знаю, что всё это звучит как какая-то детская сказка на ночь, но поверь, всё это правда, — поднял ладони Филатов. — Он бы не смог выбраться из своих кошмаров сам. — Какая-то чушь... — потёр веки коммунист.       Ему совсем не хотелось верить в то, что он слышал. Смерть, какие-то другие миры, мосты и иллюзии... Абсурдность происходящего похоже достигла своего пика. Казалось, будто над ним решили подшутить, но шутка уже давно вышла из под контроля. Да и Филатов ему не мерещится. Хотя... как тут можно поверить в то, что командир настоящий, если ещё недавно он видел Рейха и детей? И как он, Союз, умудрился привязать приведение Рейха к себе, когда даже не догадывался о существовании всего этого? — Подожди, — вдруг поднял взгляд Союз. — Значит получается, что это не он привязался ко мне, а я сам привязал его к себе? Поэтому он не мог далеко уйти?       Филатов молча кивнул. — От твоей истории у меня появляется только больше вопросов, — невесело произнёс СССР. — Я не знаю, как тебе это удалось, но видимо ты настолько сильно не хотел отпускать его, что сумел привязать к себе даже после смерти, — не глядя коммунисту в глаза, сказал командир.       Эти слова невольно заставляли задуматься. Проведя ладонью по волосам, Союз посмотрел себе под ноги. Не хотел отпускать? Привязал? Да, он не хотел смерти Рейха, но как он сумел это сделать? И почему нацист не сказал про это место? — Когда я увидел его в первый раз, он сказал, что его последним воспоминанием была наша с ним встреча в канцелярии... — произнёс главнокомандующий, потирая ладонь о ладонь. — Получается, что он мне соврал? — Нет, — помотал головой полковник. — Третий не соврал. Он и правда не помнил всего того, чего успел натерпеться здесь, потому что если бы он хоть что-то запомнил, то рассказал бы тебе, а это... — Недопустимо, — вдруг вырвалось у СССР. — Живые не должны знать о том, что ждёт их после смерти.       Закрыв рот рукой, коммунист вытаращился на Фёдора. Сказанное вырвалось из него само, будто что-то заставило его сказать эти слова. — Что за чёрт? Как я... — осторожно убрав руку от рта и уставившись на неё, выругался Союз. — Эти правила заложены в нас с самого начала, — пожал плечами полковник, будто это было для него совсем обычным явлением. — Чем дольше ты здесь находишься, тем больше узнаёшь. Я понимаю, что для тебя сейчас всё это кажется сумасшествием, но ты привыкнешь. — Привыкну? — возмутился СССР. В его сознании вдруг смутно вспомнился разговор с Рейхом, когда нацист рассказывал про свои способности и сказал, что знания о них были заложены в нём с самого начала. — Да как к такому вообще можно привыкнуть? — Ко всему можно привыкнуть, — спокойно ответил командир. — Не злись раньше времени и дослушай. Третий остался с тобой до самого конца, не осознавая, что ему пришлось перенести, перед тем, как вернуться к тебе. Я тоже не терял времени зря и нашёл способ наблюдать за тобой, не покидая твоей квартиры. Казалось, что всё идёт к логическому завершению: ты проживал последние месяцы жизни и совсем не собирался замечать Третьего Рейха, но... со временем ваши взаимоотношения начали меняться. Сначала враги, потом друзья и в конце концов... всё повернулось совсем в другое русло.       Филатов отвёл хмурый взгляд и поджал губы. Союз закрыл лицо руками, опустив голову. Всё это время... все эти долгие годы Фёдор не уходил отсюда только потому, что ждал его! Он надеялся на то, что после смерти коммунист уйдёт с ним. Пусть сердца у него больше не было, но СССР чувствовал, как что-то раскалённое расползается по всему телу. И он точно знал, что это было. Это была злость. Злость на самого себя. Он злился на себя, злился за то, что не уехал из части сразу после вылазки к границе, за то, что посмел привязаться к Фёдору, за то, что вернулся к нему после первого наступления и позволил всему этому случиться... за то, что даже после всего, что между ними было, он не сможет остаться с ним, потому что ничего не может с собой поделать! Коммунист сдавленно простонал, отчего Фёдор посмотрел на него. — Не вини себя, — положил ему на плечо руку командир и заговорил вновь — как показалось СССР, где-то вдалеке. С немалым усилием Союз заставил себя вернуться к реальности и продолжить слушать. — В этом нет твоей вины. Я ещё при жизни догадывался, что ты видел во мне его, ведь мы с ним довольно похожи... — Федя, — начал было СССР. — Не нужно ничего говорить, — перебил его командир. — Я слышал каждый ваш разговор и я всё понимаю. Наблюдая за вами, в глубине души я понимал, к чему всё идёт, но упорно не хотел верить в это, пока... не увидел его в твоей иллюзии. После этого я окончательно убедился в том, что ты выбрал его. Но моих чувств к тебе это не меняет. Я ждал тебя. И теперь, когда я снова вижу тебя и знаю, что ты в порядке, — Фёдор вдруг поднялся и улыбнулся ему. — Я наконец-то могу уйти. — Уйти? — Союз вскочил с места и схватил его за руку. — Подожди! Куда уйти? — Увы, ответа на этот вопрос я пока тоже не знаю, — Филатов взял его за руку, не переставая улыбаться. — Но вернуться оттуда я уже не смогу. Никто не возвращается. Моё время пришло ещё пятьдесят лет назад, я слишком задержался здесь. — Но... что делать мне? — потерянно воскликнул главнокомандующий. — Это ты должен решить сам, — Фёдор отпустил его и поднял взгляд.       Коммунист во все глаза смотрел на него, судорожно соображая: Фёдор уходит, оставляя его одного. Чёрт! Полковник и не должен был столько ждать его! Если бы не он, то СССР всё ещё находился бы в ловушке. И он благодарен командиру за это, но что теперь? Решить сам? Но что тут можно решить, если Союз и сам не понимает, где находится и что он должен делать? И тут в его голове возникло имя. Рейх! Он ведь остался один. Что с ним случилось? СССР нахмурился. Он должен найти его! Обязан! — Федя, подожди, — громко позвал коммунист. — Мне нужна твоя помощь! — Помощь? В чём? — посмотрел на него Филатов. — Рейх, настоящий Рейх, — произнёс СССР. — Где он? Что с ним случилось после моей смерти? — Он, — Фёдор приподнял брови, — вернулся в свою ловушку. — Как мне его найти? — Союз, — обречённо произнёс полковник. — Это гиблое дело... ты уже не сможешь помочь ему... — Но ты же смог помочь мне, — стоял на своём коммунист. — Он и ты — это совсем разное. Его иллюзия не отпустит его. Ты не сможешь освободить его. — Но один раз я его уже освободил, — сжал кулаки СССР. — Значит смогу освободить ещё раз. Как мне найти его?       Но Фёдор упорно молчал. — Федя, пожалуйста, — умоляюще произнёс Союз. — Я знаю, что ты его ненавидишь и у тебя есть на это полное право, но я должен найти его, понимаешь? Я не смогу уйти без него, как ты не мог уйти без меня! И без твоей помощи я не справлюсь. Скажи мне, как его найти. Прошу тебя... — Ладно, — сдался полковник. — Просто подумай о нём и ты найдёшь его. — Подумать? — поднял брови СССР. — И всё? Так просто? — Да.       Союз сосредоточился, не совсем понимая, что ему нужно делать, и постарался воспроизвести в голове образ Рейха. Но ничего не произошло. СССР неловко почесал висок и начал судорожно думать:       «Самовлюблённый нацистский идиот с манией величия, — твердил про себя коммунист, — который никогда никого не слушает и творит всё, что ему вздумается.»       Но всё осталось так же. Никто рядом с ними не появился и появляться не собирался. Похоже он что-то делал не так, но что? Союз зажмурился и в голове словно издалека, возник его собственный голос:       «Нужно подумать о том, кем он приходится для меня!» — А к этому и правда можно привыкнуть, — удивлённо открыл глаза СССР. Федя запоздало улыбнулся ему.       «Кем он приходится для меня?» — проговорил про себя коммунист, снова закрыв глаза. — «Он мой лучший друг... Нет! Хватит обманывать себя! Он мне не друг, он является для меня намного больше, чем другом! Он — смысл моего существования! И если я его не найду, то весь этот год.. был прожит зря!» — Получилось! — удивлённо воскликнул полковник.       Союз открыл глаза и уставился на командира: Федя смотрел куда-то сквозь коммуниста. Резко обернувшись, главнокомандующий увидел небольшое углубление в огромной стене из тумана. — Тебе нужно просто идти туда, — подсказал ему Филатов. — Там ты найдёшь его. — Спасибо тебе, — посмотрел на него СССР. — Спасибо за всё, что ты сделал для меня. Прости, что я не смог дать тебе того, что должен был. — Ты дал мне всё то, о чём я мог только мечтать, — тепло ответил Филатов. — Надеюсь, что мы ещё встретимся на другой стороне. Хотя тогда я наверное сделаюсь мазохистом... Прощай, Союз. — Прощай, полковник Филатов, — заставил себя улыбнуться коммунист и развернувшись, шагнул в углубление.       Туман начал медленно заволакивать проход и разглядеть Филатова стало проблематично. Сердце предательски саднило. — Федя! — Союз резко развернулся. Он совсем забыл спросить ещё кое-что! — Что? — послышался голос полковника: коммунист смог разглядеть только непослушные волосы. — А что было в твоей иллюзии? — решился на последний вопрос главнокомандующий. — В моей? — за стеной послышался тихий смешок. — В моей иллюзии я согласился поехать с тобой.       И тут проход закрылся, скрыв Филатова полностью. Как и ожидалось, ответ на этот вопрос стал самым болезненным. Болезненным настолько, что коммунисту захотелось избить себя до потери памяти, чтобы только больше не видеть этих выразительных, тоскливых голубых глаз, смотрящих на него с прежней нежностью, не слышать эту обречённость в когда-то родном голосе, не знать этой улыбки, которую командир дарил только ему и которую сохранил лишь для него даже после мучительной смерти и стольких лет ожиданий. *** — Мы разлучимся всего лишь на некоторое время. Я люблю тебя и никогда, слышишь? Никогда не оставлю.

***

— Ты сдержал своё слово, — сжав кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу, произнёс СССР. — Ты не оставлял меня все эти годы, а я не знал. Я так виноват перед тобой. Надеюсь, что теперь ты наконец-то освободишься, забудешь меня и будешь счастлив. Ты всегда заслуживал лучшего... чем я.       Туннель, образованный туманом, был совсем небольшой и занял меньше пяти минут. Приближаясь к концу, коммунист вдруг разглядел вдали лежащие ноги в кожаных сапогах и прибавил шагу, не поверив своим глазам. Неужели он нашёл его? Казалось, что их последняя встреча была так давно... Выбежав из туннеля, СССР наконец-то увидел его полностью: Третий Рейх лежал на полу, точно в таком же небольшом туманном пространстве, в каком совсем недавно находился сам коммунист и Филатов. Нацист был одет в свою форму, бледный, спокойный и неподвижный, глаза закрыты. — Рейх, — позвал коммунист, опустившись перед ним на колени. — Рейх, что с тобой?       Осторожно протянув к нему ладонь, Союз взял его за плечо и внезапно всё вокруг погрузилось во тьму. Испуганно одёрнув руку с плеча немца и оглядевшись, Союз постарался что-либо разглядеть, но везде была лишь непроглядная чернота. Разве так должно быть? Попытавшись нашарить нациста рукой в темноте, СССР пришёл в ужас: Рейх пропал. Вдруг где-то вдалеке раздалось несколько выстрелов, отчего русский инстинктивно накрыл голову руками. — Что ещё за чёрт??? Что происходит? — громко выругался СССР, но его внимание привлёк тихий всхлип, раздавшийся поблизости.       Рывком убрав руки с головы, Союз снова осмотрелся, но уже с ужасом. Прищурившись, он стал различать едва видные очертания комнаты: помещение было маленьким, по размерам оно напоминало подсобку. Нечёткий стол, стоящий неподалёку и... какое-то шевеление под ним заставило коммуниста подпрыгнуть от испуга, широко раскрыв глаза. Под столом кто-то сидел, временами всхлипывая. — Кто здесь? — попытался разглядеть неизвестного Союз.       Вдалеке раздалось ещё несколько выстрелов. — Nein, bitte (Не нужно, прошу), — вдруг пискнуло существо под столом. — Hören Sie bitte auf! (Прекратите пожалуйста!) — РЕЙХ? — узнав голос нациста, вытаращился на него СССР. Поднявшись с пола, он пересёк небольшую комнатку и нырнул под стол к немцу. — Рейх, что с тобой? Почему ты...       Но он не закончил, остановившись на середине. В сантиметре от стола раздался грохот и в комнату проник свет. Союз сощурился от яркого света и посмотрел в ту сторону, откуда раздался звук: грохотом оказалась открывшаяся дверь, а на пороге этой двери стоял какой-то высокий мужчина. Лица коммунист разглядеть не смог, но мужчина был одет в немецкую военную форму командира. — Wieder versteckt? (Снова спрятался?) — раздался на всю комнату грубый бас.       Возле Союза послышался тихий, короткий писк. Коммунист посмотрел на немца и замер от удивления: Третий Рейх был совсем молодым. Форма, юное, ещё не тронутое морщинами лицо было мокрым от слёз, а голубые глаза в страхе смотрели на мужчину, зашедшего в комнату. Коммуниста он совсем не видел. — Welpe (Щенок), — прорычал командир и резко нагнулся, схватив Рейха под локоть и рывком вытащив мальчика из его убежища. — Was sagt dein Vater, wenn er sieht, wie sich sein Sohn unter dem Tisch versteckt, anstatt zu dienen? (Что скажет твой отец, когда увидит как его сын прячется под столом, вместо того, чтобы вести службу?) — ЭЙ! — завопил мужчине разъярённый Союз, попытавшись схватиться за Третьего, но его рука прошла мимо него. — Bitte nicht! (Пожалуйста, не надо!) — стал вырываться рыдающий нацист, пока его насильно тащили. — Warum töten Sie sie? Sie haben nichts falsch gemacht! Ich kann nicht! (Зачем их убивать? Они ведь не сделали ничего плохого! Я не хочу!) — Ein guter Soldat muss angesichts der Gefahr kaltblütig sein! (Хороший солдат должен быть хладнокровным перед лицом опасности!) — громко пробасил мужчина, а потом вдруг схватил Третьего за плечи и хорошенько тряхнул. — DU SOLLTEST NIEMALS DEN FEIND VERSCHONEN! DENK DRAN! NIE! (ТЫ НИКОГДА НЕ ДОЛЖЕН ЩАДИТЬ ВРАГА! ЗАПОМНИ! НИКОГДА!)       Не переставая плакать, подросток вышел вместе с командиром и отправился вперёд по тёмному, обшарпанному коридору. Словно оглушённый сильным ударом и одновременно съедаемый яростью Союз вылез из-под стола и в спешке направился за ними. Значит вот, что имел ввиду Фёдор? Это и есть иллюзия Рейха? Его ужасные воспоминания? Но что это за место? Где они находятся? Третий Рейх и командир свернули в ближайший коридор. СССР следовал за ними. — Вести службу... солдат... — тихо бубнил себе под нос Союз, сворачивая за ними из одного коридора в другой. — Это же... Служба! Армия!       Вдруг впереди показалась огромная дверь. Командир открыл дверь и вывел Рейха на улицу, СССР не отставал. Выйдя и слегка прищурившись, его глазам предстал огромный военный полигон. Чего здесь только не было! Разного вида техника, оружие, локации для тренировок и испытаний. Такое коммунист видел только на фронте и что-то похожее ему удалось повидать на собственной службе. И вдруг он осмотрелся, ища глазами нациста: его уже успели прилично далеко увести.       Всё ещё всхлипывающий Третий Рейх, командир, а следом и СССР двигались в самую глубь полигона, но не заходили ни на одну из локаций для испытаний. Союз не расслаблялся: слова испуганного Рейха давили на голову, словно плохая игра на скрипке. Это иллюзия, и что ещё более ужасно — это настоящие страшные воспоминания Рейха. И вдруг, дойдя до самого конца полигона, командир остановил Третьего. — Komm herein (Заходи), — мужчина указал на огороженную стеной площадку, с которой раздавались выстрелы. — Ich flehe Sie an (Умоляю вас), — взмолился Рейх, смотря на командира, отчего у СССР непроизвольно дёрнулись руки, сжавшись в кулаки. — Sofort! (Живо!) — приказал мальчишке командир, указав на проход.       Рейх подчинился и зашёл. СССР зашёл вместе с ним и, окинув взглядом подготовительную площадку, открыл рот от увиденного: на этой площадке не было ничего, кроме бетонной стены, нескольких мальчишек, находившихся напротив неё с оружием в руках, и собак. Правда, живых собак оставалось всего две. Остальные семь или восемь неподвижно лежали возле стены. — О Боже... — вырвалось у коммуниста, в панике рассматривающего всё происходящее. — Nimm! (Бери!) — командир взял оружие, висевшее на стене возле входа и грубо всунул его Третьему. Немец больше не рыдал, лишь умоляюще смотрел на мужчину. — Auf Position! (На позицию!)       Но подросток не двигался с места, сжав оружие трясущимися руками. Мальчишки, услышавшие голос командира, замерли и обернулись, наблюдая за ними. Вид у них был не лучше Третьего: столько отчаяния в глазах СССР видел лишь на фронте. Коммунист наблюдал за всем этим, не в силах сдвинуться с места или что-либо сказать. — Ich sagte auf Position! (Я сказал на позицию!) — он силой развернул Третьего и толкнул вперёд, к другим мальчишкам. — Ausführen! (Выполнять!)       Порывисто дыша, мальчик побрёл к своей позиции. Остальные подростки с пониманием проводили его взглядом. — Рейх, — Союза словно ударило током. Он сорвался с места и обогнал нациста, развернувшись к нему. — Рейх, очнись! Не делай этого! Это всё не по настоящему! Да очнись же ты!       Но юный Рейх его не слышал и не видел, лишь обречённо шагал вперёд. СССР разозлился и протянул к нему руку, но она снова откинулась мимо немца. — ПРИДИ В СЕБЯ! — заорал Союз, когда он уже встал на позицию.       Наблюдать за этим стало невыносимо. Коммунист раз за разом пытался дотронуться до него, но всё было тщетно: Союз словно сам стал несчастным привидением, которое никто не видит и не слышит. Командир, следовавший за нацистом, встал позади него и, убрав руки за спину, оценивающе взглянул на Третьего. Рейх тем временем с ужасом в глазах наблюдал за напуганными дворняжками, сидевшими на цепи. — Auf mein Kommando erschießen Sie (По моей команде ты выстрелишь), — первый раз командир сказал это тихим голосом.       Рейх дрогнул, а СССР взялся за голову. Он не хотел видеть этого, не хотел наблюдать за мучениями обычного мальчика, своего лучшего друга. Его заставляют убивать! Сколько же всего Рейх никогда ему не рассказывал и не расскажет, даже если попросить, но видеть это собственными глазами... К такому он не был готов. Отвернувшись и закрыв глаза, Союз настороженно замер, ожидая команды. — Feuer! (Огонь!) — крикнул командир.       Вот оно. СССР зажмурился, но проклятого выстрела не последовало. — Bist du taub? Feuer! (Ты что, глухой? Огонь!) — снова выкрикнул командир. — Nein (Нет), — раздался тихий голос Третьего позади СССР.       Союз лихо обернулся, во все глаза глядя на немца: Рейх был повёрнут совсем в другую сторону от собак и со злобой смотрел командиру в глаза, сжав в руках оружие. Мальчишки со страхом и удивлением смотрели на нациста. — Was hast du gesagt? (Что ты сказал?) — тихим, презрительным голосом спросил командир, направившись к нему. — Bist du taub? (Ты что, глухой?) — юный Рейх бросил оружие на землю и сжал кулаки. — Ich sagte nein (Я сказал — нет).