Где властвуют жертвы

      Матс привел Лерта к себе домой, который вблизи оказался даже больше, чем казался издалека. Сельский глава не стеснялся демонстрировать свое не бедное положение, и жилище его вмещало целых три этажа, два декоративных широких балкона и озелененный заморскими широколистными цветами двор. Матс отворил дверь без стука и шустро забежал внутрь, утянув Лерта за собой.       Вслед за хлопком входной двери раздался тонкий женский голос:       — Сынок, это ты?       Матс на ходу выкрикнул в ответ:       — Да, я! Я буду занят!       Лерт не успел и головой мотнуть, как в его спину уперлись чужие ладони и он оказался протолкнут в просторную угловую комнату.       — Подожди здесь, только тихо! Я сейчас вернусь, — и дверь захлопнулась.       Обстановка отличалась от уютной и тихой комнатушки Вэл: спальня Матса (как Лерт рассудил) была огромной, светлой, с широкой мягкой на вид кроватью, аккуратно застеленной вельветовыми тканями благородного сливового оттенка. По углам красовалась декоративная деревянная фурнитура с узорами, похожими на те, что были у семьи Вэл, а добрую половину пола занимал стеганый светлый ковер. Чистая и опрятная комната совсем не подходила буйному и слегка неряшливому Матсу, так что Лерт предположил, что он не сам заботится о здешнем порядке.       Хозяин комнаты появился на пороге, словно ураган, сжимая в руках высокую стопку книг.       Он закрыл дверь на замок, присел почти в центр ковра и раскидал книги около колен.       — Вот эту я купил на барахолке под видом рецептурника, липовую обложку даже специально состарили, чтоб подходила под цвет бумаги, — он выбрал одну из книг, самую тонкую, и подвинул ближе к Лерту. — Вот эта мне больше нравится, тут картинки колдовских атрибутов… — у Лерта оказалась еще одна книга — в кожанном переплете и со сверкающими позолотой буквами на форзаце. — О-о, на вот эту, тут пишут про историю Церты и каждого главу, очень интересно. А! Чуть не забыл! К ней еще шла открытка… Эм, точнее, приглашение, я не знаю, кому оно принадлежит, но за него пришлось доплатить…       Лерт с интересом раскрыл последнюю книгу и пролистал несколько пожелтевших страниц. Взгляд скользнул по перечню дат: кроме полной биографии глав, значимых битв и детального описания хода революции, по окончании которой колдовство запретили, там ничего не было.       Между серединными страницами и правда мирно покоилась открытка, на вид выкованная из тончайшей стали. Рельефная надпись местами сгладилась от трения и стала нечитаемой, но большая часть текста была вполне понятна.       Понятна Матсу. Лерт же несколько раз пытался прочитать содержимое приглашения, но письменность, будучи ему очень знакомой, никак не желала складываться в слова. Лерт и Матс говорили на почти одном и том же языке, лишь не беря во внимание изредка проскальзывающие в речь диалекты, но вот письменность оказалась серьезным барьером.       Матс выхватил приглашение из рук Лерта и тихо, совсем шепотом, зачитал вслух:             «В ночь на восемнадцатый лунный день, в убывающую луну, церемония Принятия и Отречения состоится на вершине горы Обагос. Дайте бой своим глубинным страхам у подошвы Обагоса, преодолейте собственные убеждения на склоне Обагоса и вверьте бессмертную душу Церторию на вершине Обагоса. К душе следует прилагать флакон для сбора крови, молчание и данное приглашение.»       — Звучит немного… пафосно, — усмехнулся Лерт, забрав открытку у Матса и покрутив ее в руках. — Ты уверен, что это не подделка?       — Если и подделка, то очень качественная… Тут внизу рисунок — что-то вроде герба или знамени, я слышал, что Церта им очень гордится. Но он сложный, его тяжело повторить, а тут — посмотри — выгравированы все мелкие детали… Я пересчитал, их сто одиннадцать.       — Зачем ты их считал? — смотря на пресерьезнейшее выражение лица Матса, Лерт не смог сдержаться от еще более широкой глуповатой улыбки.       — Ай, ничего ты не понимаешь! Я тебе зачем книгу с историей дал, а? Одиннадцать и сто одиннадцать — колдовские комбинации цифр, Церта везде использует только их. Зуб даю, в приглашении должно быть сто одиннадцать слов. Жаль, что некоторые стерлись, не прочитать.       На долгую минуту в комнате воцарила тишина, прерывающаяся лишь неровным дыханием впечатленных юношей.       — Здесь пятьдесят два слова, которые можно прочитать и пятьдесят девять выемок от стертых слов. Таким образом, — Лерт громко вздохнул, — мы не знаем, о чем пишется в более, чем половине письма… Можно предположить, что несколько слов — это имя приглашенного. А вот тут, в самом начале, возможно, указывалась дата, — Лерт двигал пальцами по строчкам, останавливаясь и делая предположения. — А тут, возле печати или герба, или как ты это называешь, — подушечка указательного пальца легла поверх четкого рисунка и Лерт резко отдернул руку — кожу начало печь.       Печать на глазах сгладилась. Металл не повредился и не оплавился, рисунка будто никогда там и не существовало.       — Что ты сделал только что? — скорее удивленно, чем испуганно воскликнул Матс. — Ты колдовал?       Лерт отрицательно помотал головой. Он невидяще уставился на собственные распростертые ладони, сложил несколько простых узоров пальцами и понуро опустил плечи. Все было в порядке: он так же как и раньше контролировал свои способности (одной рукой он призвал призрачный огонек, а другой не давал ему затухнуть, окутывая потоками воздуха). Но что тогда случилось с печатью?       — Может рисунок среагировать даже без проявления колдовства? — риторически вопросил Матс, почесывая белокурую макушку.       Лерт насупил прямые брови, оперся плечом о край кровати и подтянул к себе ближайшую книгу — ту, что по заверениям Матса была «интересной и с картинками». Открыв на середине, Лерт начал перелистывать страницы одну за другой — в разные стороны — в надежде встретить что-то знакомое. Почти на каждой странице красовались графичные, выполненные от руки, эскизы флаконов с жидкостями, витиеватые поделки из костей животных и прочие колдовские мерзости.       — Слушай, а покажи еще раз, как ты колдуешь, — заканючил Матс, которое уже надоело сидеть в тишине и смотреть на скучающее выражения лица нового друга.       Лерт согласился и отложил раскрытую книгу в сторону. Он опасался применять согревающие приемы или что-то сильное, поэтому вернулся к самому по его мнению безопасному развлечению: стал направлять воздушные потоки по кругу, приподнимая ворсу с ковра и взъерошивая челку Матса.             Тук-тук!       Стук в дверь раздался так внезапно, оборвав нить тишины, что Лерт с перепугу направил ветер себе в лицо и, удивившись собственному движению, рухнул на локоть.       — Да, да, мам, сейчас спущусь! — повысил голос Матс и встал с пола, а затем обратился к Лерту:       — Извини, она всегда так стучит и молчит, ты удивился, наверное… Я спрошу, что она хотела и вернусь.       — А, хорошо… — послушно согласился Лерт, не поднимая головы, потому что его взгляд уже оказался прикован к случайно открывшейся странице той самой книги.       Подхватив книгу поближе, Лерт внимательно всмотрелся в изображение искусно нарисованного существа, до ужаса похожего на химер, которых они видели около озера. Заглавие главы, которое, вероятнее всего, и гласило «Химеры», было подчеркнуто жирной пунктирной линией. Лерт на всякий случай перепроверил — остальные главы подчеркнуты не были. К его удивлению, номер главы был одиннадцать.       Его цепкий взор охватил каждую деталь графичного эскиза, некоторые элементы которого были подписаны тонким круглым почерком. Заметки были сделаны многим позже выпуска книги: это было очевидно по состоянию надписей и новизне чернил. Не только это, но и стили написания отличались друг от друга: оригинальные строки были выведены твердой рукой, буквы прилегали одна к другой, как и положено в учебных изданиях; заметки же были хаотичными, буквы — пузатыми, с завивающимися хвостиками и наслаивались на столбцы ранее написанных предложений.       Лерт предвкушающе сглотнул вставший поперек горла ком: Матс скоро вернется и они станут на шаг ближе к разгадке! Даже не понимая смысла написанного, стало известно главное: химеры, появившиеся в Циркане, — дело рук выходца из Церты.       Лерт, помня о том, что произошло с выгравированной на приглашении печатью, опасался излишне касаться рисунков на страницах книги, но не удержался от того, чтобы не пролистать дальше. К собственному сожалению, ни единого упомянутого атрибута он не узнал, лишь увидев зарисовку. Из горла вырвался тяжелый вздох — Матса все еще не было, а любопытство уже скребло промеж лопаток.       Подогнув уголок нужной страницы в качестве закладки, Лерт закрыл книгу и оставил на своих коленях. Он потянулся за следующей в надежде найти там что-нибудь интересное или хотя бы поискать больше иллюстраций. В этот момент дверь комнаты со стуком распахнулась, открытая ногой Матса.       Он держал в руках фарфоровый поднос с двумя чашками и тарелкой, а потому закрыл дверь в той же манере — и раздался еще один стук захлопнувшейся щеколды.       От неожиданности Лерт чуть не вскочил на ноги, подался вперед и книга, покоившаяся на его коленях, сползла и стала на верхний обрез блока.       — Да сиди, сиди, я сам… — стоило этим словам соскочить с языка Матса, как он сам неловко сел к Лерту, поставив поднос прямо на пол между ними.       От чашек поднимался пар и исходил легкий цветочно-травяной аромат свежего летнего чая, все блюдо занимали аккуратно нарезанные кусочки пушистого белого хлеба, накрытые домашней мясной вырезкой, обжаренной до карамельной корочки. Лерт тут же направил ближайший к нему бутерброд себе в рот и, жуя, опустил взгляд на книгу, желая передать ее Матсу.       Однако стоило ему увидеть выведенный сплошной красно-бурой линией на обрезе блока узор, как он тут же, не прожевав кусок мяса, проглотил его и, отряхнув муку с рук, поднял книгу и стал разглядывать ближе.       — Я точно такой же видел у Вэл дома! Точь-в-точь!       — По всему Циркану полно похожих узоров, их вышивают по примеру Цертовских защитных символов, — неуверенно пожав плечами, ответил Матс, но был тут же перебит.       — Я сказал не «похожий», а «такой же». Подобные были и около озера, и даже на парусах чьего-то судна на пристани, но этот — абсолютно идентичный. Я впервые увидел такой символ у Вэл и каждый следующий сравнивал с ним, я — клянусь — уверен, что это он.       — Не думаю, что Вэл знает что-то, чего не знаем мы… — неуверенно протянул Матс, доедая уже третий бутерброд. — Просто символы имеют разное значение и применение, совсем не обязательно, что…       — Так я про это и говорю! Раз у них есть такой символ дома, значит им известно, что он значит.       Матс, понявший, чего именно Лерт добивался от этого разговора, все же согласился сразу после обеда наведаться к семье Вэл и узнать точное значение узора.       — Только спрашивать нужно у ее отца, — выпив всю порцию чая залпом, сказал Матс.       — Ну, меня-то они оба одинаково недолюбливают теперь… — разочарованно и пристыженно пожав плечами, промямлил Лерт, вмиг потеряв кипящую уверенность.       Матс не обратил на его перемену настроения никакого внимания, вместо этого продолжил, говоря все тише:       — Дело в том, что ее мама ничего про колдовство не скажет, она ненавидит все, с ним связанное, и боится как огня… Только тс, но отец как-то поделился со мной, что у нее была сестра, погибшая из-за Церты. Лет двадцать назад… Я не знаю подробностей, но мама Вэл во всем винит колдовство и терпеть не может колдунов. Если что-то в Циркане идет не так или кто-то умирает, она говорит, что замешаны колдуны… Это слегка чересчур, но ее вроде как жаль. Поэтому предлагаю найти Вэл и ее отца и поговорить с ними.       Лерт согласно кивнул, отхлебнул еще горячего чаю и вдруг вспомнил кое-что невероятно важное.       — Черт, самое главное! — внезапно прикрикнул он, одним рывком открыв книгу на помеченной странице. — Прочитай, что здесь написано.       Лицо Матса от увиденного вытянулось, он прошептал:       — Не помню, чтобы видел эту главу ранее… Так похоже на то, что мы видели… И тут же выхватил страницу из рук Лерта.       «Химеры — создания материальной природы, используемые среди колдунов узких специализаций для достижения долгосрочной, физически обусловленной цели.»       — Ты уверен, что там так и написано? — Лерт скривился от сложности и нелогичности формулировки, а потому вопрос сорвался сам по себе.       — Ну, не прям на сто процентов, тут Северный диалект. Слова знакомые, но вместе они звучат странно… Читать дальше?       Лерт молниеносно кивнул.       » Срок жизни каждой созданной вручную химеры составляет не более одиннадцати лет от момента подселения первой души. Вырезанные души тела-сосуда хранятся вне физической оболочки не более одиннадцати суток, по прошествии срока — восстановлению не подлежат. Одновременно возможно сосуществование…»       — Дай угадаю, одиннадцати душ? — перебил Лерт.       — Неа, даже не близко.       «Одновременно возможно сосуществование ста одиннадцати душ от животного и растительного мира, включая смешивание человеческих душ. В результате исследований специфических явлений, вызванных конкуренцией человеческих душ с нечеловеческими, определено не было.»       — Это все? — после театральной паузы, выдержанной Матсом, спросил Лерт, медленно выдохнув.       — Тут внизу примечание.       «Последние зафиксированные преображения исчисляются 1343 годом, в 1344 метод данного и аналогичных воздействий признан негуманным и запрещен для использования адептами Церты и дочерних Братств и Обществ.»       Лерт понимающе покивал и внезапно вскинул брови:       — А сейчас какой год?       — Тысяча триста шестьдесят первый. Шестнадцать лет прошло…       Они оба понимали, что это значит: кто-то из Церты создает химер, несмотря на запрет, а Церта ничего с этим не делает.       — Пойдем, найдем Волдо.       Все книги были спрятаны под кроватью, но то самое иллюстрированное издание Лерт прихватил с собой. Матс шел молча, лишь взгляд его метался между мощеной дорогой и Лертом, просматривающим страницы на ходу.       Вэл жила недалеко — и уже через десять минут пути юноши остановились, чтобы заранее подготовить вопросы.       — Может, сначала попросить показать нам узор и проверить еще раз? — предложил Матс, попутно разминая шею.       Его глаза искрились возбуждением, словно он вот-вот раскроет величайшую тайну человечества, но в поджатых уголках рта теснилась тщательно скрываемая неуверенность в затее. Влажными ладонями он взъерошил вьющиеся по лбу пряди волос и расправил плечи, готовый первым приблизиться к дому подруги.       — Да, начнем с этого. Хотя мне кажется, что лучше не показывать им книгу, она все-таки относится к запрещенным. Лучше перерисовать узор и сравнить. Попросишь у них кусок пергамента и чернила.       Лерт встал под размашистыми ветвями фруктового дерева, укрывшись в его глубокой тени и подозвал Матса ближе.       — Окно в комнату Вэл с этой стороны, можно попробовать позвать ее…       — Нас услышат, если будем кричать, — непонимающе вскинув брови, промямлил Матс, а в следующий момент увидел, как Лерт поднимает с земли мелкий краеугольный камешек.       Лерт вышел из тени, пару раз подкинул камень над ладонью и только замахнулся, как почувствовал на своем плече чью-то холодную ладонь. От испуга он выкинул камень из рук — и вместо окна тот прилетел прямо Матсу в лоб — тот тут же взвыл то ли от боли, то ли от страха.       Медленно обернувшись, Лерт встретился взглядами с Тарисой. Женщина подобно скале возвышалась над ним и не снимала руки с его едва заметно подрагивающего плеча.       — Мне казалось, мы все уже обсудили раньше? Ты обещал уйти.       Тариса, как и раньше, говорила спокойно и не повышала голоса, но каждое слово отдавало морозным холодом и режущей по горлу сталью.       — Мужчина должен выждать хотя бы чуть более суток прежде, чем отказаться от своих слов.       Выражение ее лица было непроницаемо ровным и твердым, изогнутые брови лишь немного сведены над высокой переносицей, уголки губ — опущены. Она не вкладывала в свои слова ни капли издевки, но неприязнь просачивалась сквозь тон.       — Что это? — отпустив, наконец, плечо Лерта, Тариса обошла его сбоку и кивком указала на книгу в его руке.       Лерт не успел среагировать вовремя и теперь было слишком поздно прятать издание под одежду или за спину. Он сжал обложку крепче и подтянул к животу.       — Художественная литература…       Тариса вскинула брови:       — Вздор! Покажи мне книгу!       Лерт отошел на пару шагов, он по-настоящему растерялся, когда увидел напряженное выражение лица Тарисы. Она не двинулась с места, вместо этого взглянула на попятившегося Матса и с нажимом протянула:       — Кажется, твой отец запретил тебе коллекционировать запрещенные книги. Но ты продолжаешь жить иллюзиями и надеждами сбежать? Для чего? Разве вашей семье было мало примера Уллы? Мало ли страдал Анхель, когда ее не стало? — ее голос сделался тише. — Это трагедия не только моей семьи.       Матс переглянулся с Лертом и виновато протянул:       — Мы нашли кое-что и…       Лерт, увидев, что Матс заколебался, подхватил его мысль:       — Кое-что, что может пролить свет на произошедшее. Ильзе обратилась за помощью к вам — но ведь не просто так? Вы тоже что-то знаете, правда?       На лице Тарисы, которая, казалось, чуть успокоилась после высказанного Матсу, расцвел алый узор гнева. Она не смогла не повысить голос:       — Ты — наглец! На первый день строил из себя благодарного за спасение страдальца! А на второй — пытаешься в чем-то обвинить?       — Да нет же!..       Только начал оправдываться взлохмаченный обиняками Лерт, как его одернул звонкий девичий голос, доносящийся откуда-то сверху:       — Мам, прости за то, что попросила пустить его! — пока Лерт, неприятно удивленный этой фразой, обходил Тарису, чтоб взглянуть на кричащую из окна Вэл, она уже прыгала вниз, схватившись рукой за деревянную раму.       Все на мгновение замерли — и этого мгновения хватило с лихвой, чтобы Вэл подбежала к ним и выхватила из рук Лерта книгу. Боясь, что три пары рук попытаются отобрать книгу, она тут же отскочила на несколько метров.       — Все, о чем я рассказала, — правда. И в скором времени придется обратиться к Императору, мам, — Вэл не щадила чувств матери, умело расставляя паузы и выбирая выражения. — И ты понимаешь, что Императору не к кому будет обратиться, кроме Церты. Такой явный признак колдовства — только дурак проигнорирует.       — Глупышка, Император боится Церты, он не станет даже заикаться об этом! — отрезала Тариса, хотя голос утратил пляшущую уверенность.       — Огонь выжигают огнем. Сама знаешь. Как я уже сказала: обратиться больше не к кому.       Тариса молчала, погрузившись в мысли. Шум и споры стихли, оставив место лишь трелям цикад и шелесту густой сочной листвы. Несколько секунд никто не осмеливался нарушить тишину.       В это время Вэл потягнула за сложенный уголок страницы и раскрыла книгу. От удивления ее губы разомкнулись, а брови поползли вверх. Она была первой заговорившей:       — Химеры? Об этом пишут прямо в книгах? — спустя мгновение ее взгляд опустился к низу страницы. — Неудивительно, что такую чудовищную вещь запретили. Но ведь… Тогда точно нужно обратиться к Церте…       Лерт и Вэл встретились взглядами.       Тариса издала тяжелый вздох и уже более мягко проговорила:       — Вам всем нужно забыть о том, что произошло. Это дела взрослых, детям незачем вмешиваться. И тем более незачем разглядывать эти бесполезные книжки. Лерт, тебе тоже. Тебя это вообще никоим образом не касается.       Вэл цокнула языком и одновременно с выдохом дернула плечами:       — Я даже не до конца понимаю, как это касается тебя. Ты говоришь обрывками, я ничерта не понимаю.       Подобная нападка на мать была гораздо более наглой, чем попытка Лерта поговорить ранее, но Тариса не могла приструнить дочь. Она беспомощно кивнула и повела ее и последовавших за ними юношей во внутренний двор дома.       Пока они шли, Вэл сравнялась с ребятами и на манер Тарисы положила ладонь на плечо Лерта, прошептав:       — Извини, я на самом деле не жалею, что мы познакомились. Теперь гораздо веселее.       Лерт ответил несвойственным ему смешком, который впрочем был абсолютно беззлобным:       — Тут люди умирают, а ты веселишься. Так может проблемы несу не я?       Вэл сняла руку с его плеча и улыбнулась уголками губ.       Наблюдавший эту картину Матс недовольно закатил глаза и взял из рук Вэл книгу. Он так упорно всматривался в узор на нижнем обрезе, что начал щуриться, будто пытаясь запомнить каждую линию и каждый оборот пера. Вэл, не заметившая узора, скривилась от вида Матса и спросила:       — Что это с ним? Даже страннее обычного…       Лерт отнял у Матса книгу, вызвав у того недовольное «э», и передал ее Вэл, указав на обрез:       — Узнаешь?       — Вот черт, и правда! — она вдруг остановилась, а на ее восклик обернулась Тариса.       Женщина не стала забирать у Вэл книгу, лишь наклонилась к ней ближе, чтобы разглядеть. Заметив на себе подозревающие взгляды юношей, она устало потерла виски и заговорила прежде, чем они успели бы себе что-то надумать:       — У нас дома действительно такой же. Я сама вышила его после гибели Уллы. Она носила этот символ как оберег. В единственный день, когда она не воспользовалась им… ее не стало. Валерта, ты сказала, что не понимаешь, как это со мной связано. Если хочешь, я расскажу тебе.       Она намеренно не обращала внимания на Лерта и Матса, но явно не возражала рассказать и им, успокоив разгоряченные юношеские сердца.       — Расскажи, — кивнула Вэл, поудобнее усевшись в тени дерева на деревянной скамье.       Тариса села рядом с ней, а Лерту и Матсу оставалось пристроиться напротив них на примятой траве.       Тариса начала издалека.       Зима в тот год выдалась снежной и холодной: вьюга замела Южное побережье, даже высочайшие волны не могли пробить толщу льда, затянувшую мелководье океана. Кружащий оскольчатый ветер угрожал обернуться разрушительным ураганом. Дни и ночи слились в бесконечное торжество стужи, не пропуская через темные туманы даже одинокий солнечный луч.       Тариса была совсем юной, она провела дома, с семьей, больше недели и уже не терпела их надоедливых подшучиваний. Она была худосочной, тонкой и выглядела как бледное пламя свечи, которую вот-вот задует сквозняк. Ни родители, ни старшая сестра не разрешали ей покидать стен жилища, опасаясь, что она замерзнет или потеряется. Хуже было то, что мороз стал отличным поводом не давать ей видеться с избранником, которого без объяснимой причины недолюбливал ее отец. Они с Волдо тогда только начали встречаться, а терпеть разлуку в первые месяцы отношений — пытка похлеще стегания кнутом. Из-за этого Тариса ходила с хмурым и вечно недовольным лицом, а семья, зная причину этого, не сдерживалась от шуток.       Особенно Тарису раздражал тот факт, что жених Уллы под предлогом помощи по хозяйству переехал к ним — и теперь влюбленные постоянно маячили у нее перед глазами, не давая ни на секунду забыть о собственных ограничениях.       Улла отличалась от Тарисы. Она, будучи ее родной сестрой, не разделяла ни одной черты. Улла была высокой, сильной и внешне, и внутренне, но не лишенной изящества. Взгляд ярко-голубых глаз притягивал к себе, ей невозможно было не довериться. Длинные гладкие светлые волосы она заплетала в косу — и оттого выглядела просто обворожительно. И жениха выбрала завидного — старшего брата новоиспеченного сельского главы. Анхель отказался от предложенного поста ради одного — и Улла была одержима такой же идеей: постигать колдовство, хотя бы глазком заглянуть за ширму жизни. Ради славы и тайных знаний они, как немногие смельчаки, были готовы принести жертву.