Never doubt I love

      Посмотри на себя. Убийца.       Но не понятно, я же уже убивал. Безжалостно убивал. Чем этот раз отличается?       Брат. Я братоубийца.       Его больше нет с нами. Это так странно.       Убийца поднял свои ясные голубые глаза и встретился с затуманенными, темными глазами своего старшего брата. Он смотрел на него мутно, как будто ему нечего было сказать, или не мог найти подходящей формулировки для того, что застряло у него в горле. Он моргнул. Второй брат слабо кивнул в сторону.       Уббе морщился от слез. Ему хотелось плакать, как считал Ивар. Он сглотнул, подавляя непроизвольное, телесное желание заплакать. Но зачем? Ведь он никогда не любил его. Никогда не любил Сигурда.       Но почему теперь, сгорбившись вокруг двух своих оставшихся братьев и сестер, он, лишенный гнева и освобождения от мстительного настроения, не чувствовал сил объяснить свои действия? Всего лишь некоторое время назад он кричал своей отчаявшейся возлюбленной, что ему есть что сказать, имел желания самоутвердиться. У него было много сил, чтобы устоять на двух ногах, но теперь, в настоящий момент, обнаружил, что единственным оставшимся оружием является тишина.       — И что теперь?       Голос Уббе был таким же несчастным, как и его морщинистое лицо. Прозвучала усталая фраза, почти шепотом, полная страха перед ответами.       — Думаю, подождем, — беззвучно пробормотал Хвитсерк.       — Подождем чего?       — Ты знаешь.       Пауза. Они нервно повернули головы, чтобы посмотреть на него. Ивар сосредоточился на покрасневших глазах братьев. А его собственные глаза не были красными, ведь не пролил ни единой слезинки. Никакого раскаяния, он не чувствовал угрызения совести в содеянном.       Бескостный отчетливо пожал плечами в ответ на их пристальные взгляды.       — Чего вы от меня ждете? — его тон был низким и осторожным. — Чего же вы ждете?       Уббе и Хвитсерк обменялись нервными понимающими взглядами. В других случаях Ивар закатывал глаза и выдавал иронические ответы. Сейчас в этом не было необходимости. Он не чувствовал надобности отчитываться за что-либо. В его сознании все встало на свои места. Это он ждал, а не Уббе и Хвитсерк.       Несмотря на братьев, его мучило изнурительное онемение. Ивар ощущал себя сильно уставшим.       — Ну? — повторил он с некоторым раздражением. — Чего вы ждете, братья? — Тут у него вырвалась насмешливая улыбка: — Разве вы не собираетесь меня наказать во имя справедливости?       Уббе устало вздохнул.       — Ивар, наш брат мертв. Я не могу с этим справиться. Гнев…       Младший Лотброк в недоумении высморкался.       — Так ты злишься? Не говори мне о гневе. Я знаю это лучше всех. В конце концов, именно это привело к его смерти.       — Разве ты ни капельки не раскаиваешься? Ты не будешь скорбеть по нему? — подтолкнул его Уббе. Хвитсерк ерзал на своем месте, опустив голову. — Что ты наделал, Ивар?       — Только то, что было оправдано. Мой гнев оправдан, — быстро ответил Бескостный, его стальная решимость, его гнев нашли путь обратно к нему, выход из его тела в воздух. Он чувствовал, как медленно оживляются воспоминания обо всем, что он знал, в самых темных уголках своего разума.       — Он заслужил это. Он меня спровоцировал.       — Ты убил его! — закричал Уббе в гневе. — Ивар, он мертв! Он больше никогда не сядет с нами за один стол!       — По крайней мере, он теперь с мамой, — зловеще пробормотал Ивар, стиснув зубы. — Если вы хотите отомстить за его смерть, сделайте это. Сделай это. Я не стану тебя останавливать. Но, — он злобно усмехнулся, — мы все знаем, что ни один из вас не сделает этого. Вы трусы. Если вы не сделали этого для матери, вы не сделаете этого и для него.       — Боги, Ивар, ты хладнокровно убил нашего брата!       К удивлению Бескостного, это яростно разразился Хвитсерк, ударив кулаком по деревянному столу. Он взглянул на своего оживленного брата с гневным и неподвижным выражением лица и, наконец, почувствовал, как его собственная кровь снова закипела. В его венах потеплело, пронзая прежнее ледяное онемение. Ему снова стало жарко.       — Он меня спровоцировал, ублюдок! — возмутился Бескостный. — Вы оба знаете, что он был полным дерьмом! Бесполезным мешком дерьма!       Хвитсерк заметно сжался в своей первоначальной позе, заслужив суровый и озабоченный взгляд Уббе. Ивар зарычал на них. О, знакомый танец гнева.       Гнев — сложная и загадочная эмоция. Можно было бы ошибочно подумать, что он сводится исключительно к взрывным вспышкам, драматической демонстрации своей силы, постоянному агрессивному наслаждению в душе, но обозленные прекрасно знают, что это не так. Гнев живет глубоко в душе, он привязан к душе, иногда он спит и забывается, зарывается в отвлекающую почву. Затем приходят напоминания, и он просыпается, атакует, на некоторое время утоляет жажду и снова засыпает.       Во сне гнев снова испытывает голод. Он ждет, пока спит, молчит, но прочно прижат к стенам сердца. Гнев приходит от рождения, это отпечаток плоти, и он никогда не уходит, никогда не бывает по-настоящему и полностью удовлетворен. Даже когда его предполагаемый корень уничтожен, он все еще стоит, все еще требует питания, его никогда не искореняют. Мать гнева широка, как небо, и земля его — душа. Гнев навсегда пребывает в уме и теле и никогда не исчезнет.       — Итак, — прорычал он, — чего вы оба ждете? Скажите это, трусы!       — Ивар, ради Одина…       — Скажите это!       Уббе потер виски, абсолютно побежденный.       — Лагерта, — пробормотал он едва слышно, — и Бьерн.       Ивар от удивления расширил глаза, несмотря на то, что уже знал ответ.       — И почему это? — прошипел он.       Уббе встал с суровым видом.       — Ивар, ты понимаешь, что… их это тоже касается.       — А что же они тогда собираются делать? — сквозь стиснутые зубы ответил Ивар, сжимая кулаки. — Откуда ты знаешь, что они придут?       — Это общеизвестный факт, брат, — быстро и спокойно ответил Хвитсерк. — Во-первых, они уехали, чтобы скоро вернуться.       Эти дураки. Эти два глупых и жалких труса. Они по-прежнему настаивали на том, чтобы считать его бессильным недоумком, полусумасшедшим маньяком. Они все еще думали, что смогут обмануть его, контролировать его, даже когда увидели доказательства его огромной силы. Их ошибка была смертельной. Глаз Ивара дернулся.       — Скажите мне правду, — прорычал он, — сейчас же!       Уббе и Хвитсерк нерешительно переглянулись. Затем старший Лотброк наконец взял на себя инициативу, его осторожный тон не изменился.       — Мы отправили посланника, как только… это произошло. Он поехал их разыскивать и просить о скорейшем возвращении.       Заявление прозвучало тихо. Ивар дрожал от гнева. Его челюсти и кулаки сжались, глаза лихорадочно блестели. Он дышал через нос, как встревоженный олень.       — Зачем они вам здесь?       Его тон стал прерывистым, мрачным. Атмосфера отяжелела. Уббе явно старался изо всех сил продолжать смотреть ему в глаза. Хвитсерк уже давно отказался от этой задачи.       — Ивар, что ты сделал…       — …Вы ублюдки! — взорвался он, тень его ярости вернулась в его тело, подпитывая. — Как вы смеете? Как вы смеете просить ее помощи в смерти вашего брата! Она виновата в смерти нашей матери, а вы царапаете ей ноги, умоляя о помощи! Против меня, твоего родного брата!       — И ты, брат, убил нашего брата! — крикнул Уббе в ответ, явно разъяренный, и выражение его лица изменилось. Бескостный, отстраненный, наблюдал, как его брат указал на него дергающимся обвинительным пальцем. — Я предупреждал тебя, Ивар! Я сказал тебе перестать играть, как ребенок! Ты отказался меня слушать, ты потакал своим заблуждениям, а потом убил! — старший Лотброк наклонился к нему через стол, его глаза блестели от сдерживаемого гнева и отвращения. — Ты должен усвоить, что твои действия имеют последствия! И если, — тут он понизил тон, сдерживая себя, — и если Лагерта — единственная, кто может научить тебя этому, тогда я позволю ей сделать это.       Ивар сжал пальцы, отвечая на ненавидящий взгляд Уббе.       — Ты такой же матереубийца, как и я братоубийца. У тебя нет совести…       — Ивар, тебе не стыдно! — с той же яростью воскликнул Хвитсерк, явно ободренный решительным выпадом Уббе. — Ты сумасшедший, сумасшедший!       — Она украла наше королевство! — завыл на них Ивар, полностью одержимый желчью ненависти, напоминанием о своем заклятом враге. — А вы ведете себя так, как будто я сумасшедший, но Каттегат принадлежит нам, он наш! Она узурпировала его, убив нашу мать! — выплюнул он. — И, как две беспомощные женщины, вы бежите к ней, умоляя пойти против меня! Ну, позвольте мне сказать вам, пусть она придет. Пусть она придет и попытается меня наказать. Тогда она встретится с гневом моего топора. Я увижу, как погаснет свет в ее собачьих глазах, когда она станет истекать кровью прямо у меня на глазах.       С этой угрозой Бескостный попытался уйти, но Уббе оказался быстрее: он подпрыгнул и схватил брата за плечо, сжимая железной хваткой.       — Ты злишься, ты это слышишь? Каттегат не наш. Ты сумасшедший, — он сжал его, причиняя боль. — Это не то, чего хотел бы наш отец.       — Отпусти меня, ублюдок! — Ивар дернулся в крепкой и упрямой хватке, скуля, требуя освобождения. — Не упоминай здесь имя нашего отца! Ты позоришь его! Я верну ему былую славу! Пусть эта сука нападет на меня, скажи ей, чтобы она боялась, скажи ей!       — Ивар, мы договорились о мире, мир — это ответ!       — К черту мир! Я убью ее, говорю тебе!       Хвитсерк быстро присоединился к своему старшему брату, удерживая Ивара. Униженный и разгневанный их животным обращением, Ивар корчился и яростно дергался, как сумасшедшая собака, лая и воя, сплевывая и выкрикивая свои проклятия.       — Нет! — Уббе сильнее сжал его плечо. Лицо Ивара стало красным, в необычном проявлении неукротимого гнева. — Ты останешься здесь, пока Лагерта не ступит в этот зал! Будь то ночь, будь то рассвет или закат, ты будешь здесь!       Спустя некоторое время снаружи послышался пылкий скачок нескольких сильных лошадей, и все трое, похитители и пленные, затаили дыхание, ожидая скорого прибытия матери и сына. Ивар тяжело дышал в своем кресле, а его старшие братья парили над ним, их ладони повисли в воздухе. Их дыхание тоже стало прерывистым. Они волновались, даже боялись.       Бескостный не боялся. Он гордо поднял подбородок и с блеском в глазах ждал.       Большие деревянные двери распахнулись, и внутрь ворвались две блондинки, обе одетые в тяжелые охотничьи наряды, в сопровождении свиты из трех одинаково одетых воинов. У Ивара имелось всего несколько секунд, чтобы прочитать выражение их лиц, прежде чем сильный, высокий мужчина обнажил меч и водрузил его себе на шею — так же быстро, как сам Ивар бросил роковой смертоносный топор.       — Подожди, Бьерн! — вскричали его братья в изумлении. Они сделали несколько шагов назад, широко раскрыв глаза. Ивар не сделал ни шагу. С плотно сжатыми губами он просто поднял свой бесстрастный взгляд и встретил взгляд своего разъяренного сводного брата.       — Как ты смеешь, мразь! — крикнул Железнобокий, слегка прижимая лезвие к шее Ивара. — Как ты посмел осквернить мою мать и сговориться за ее спиной, тайно бросить ей вызов! Когда она все это время миловала тебя, кормила и давала приют!       — Должен ли я быть благодарен, что она все это время гадила на моем законном троне? — не мог не спровоцировать Ивар, даже под угрозой смерти. Он искоса взглянул на Лагерту, которая взяла себя в руки и смотрела на него со злостью, сжав кулаки. Глаза ее щурились, как будто просчитывая свой ход, как она отреагирует на него, на его ход в их опасной игре.       Бьерн тяжело дышал — он напомнило Ивару злую, нетерпеливую собаку.       — Тогда пусть твой сын убьет меня, — насмешливо поднял он брови, глядя на Лагерту. — И найдешь легкий выход из этого. Сука!       — Почему ты…       — Нет, Бьерн, не надо.       Лагерта решительно оттолкнула сына, который зарычал и отдернул меч. Она сделала шаг вперед и остановилась над сидящим, неподвижным Иваром. Его окружили враги.       — Ты самовольно созвал пир в мое отсутствие и попросил племена присоединиться к тебе в твоем заговоре против меня. Ты убил своего невиновного брата, когда он опроверг твой план. Ты претендуешь на трон Каттегата, когда все это время я его законная королева. — Ее суровый, проницательный взгляд впился в него. Ивар не собирался отводить взгляд, несмотря на охватившую его ненависть. — На этот раз ты зашел слишком далеко.       Ее голос был под контролем, но ее явно одолевала ярость. Грудь Лагерты быстро поднималась и опускалась, челюсти сжимались. Чувствовала ли она в этот момент ту же участь, что и он?       — Ты столкнулась с последствиями своей государственной измены.       Ивар зашипел и плюнул ей в лицо. Слизистая жидкость попала ей на щеку, но она лишь на мгновение вздрогнула и тут же вернулась в свою гордую позу. Гневная реакция Бьерна послышалась позади нее.       — Это все, что ты можешь сказать о себе? — строго спросила она.       Ивар склонил голову набок, его насмешливая манера никуда не делась.       — Нет. Потому что я ищу справедливости, а не наоборот. Ты убийца.       Лагерта усмехнулась:       — Ты убил своего брата!       — Ты убила мою мать и украла ее трон! Твой меч окровавлен!       — Твой меч залит той же кровью.       Ивар широко раскрыл глаза и оскалил зубы.       — Тогда убей меня, сука! — усмехнулся он. — Что тебе мешает пролить еще больше крови?       Лагерта закрыла глаза и вздохнула. Ивар был уверен, что она обдумывала предложение. Бьерн сделал решительный шаг вперед.       — Сделай это, мама, — прошептал он ей на ухо.       Ивар непоколебимо посмотрел на нее. Наконец она покачала головой.       — Нет.       — Вот что я тебе скажу, — произнес Бескостный пугающим тоном и наклонился к ней поближе. — Ты боишься, — мрачно прошептал он. — Ты боишься меня.       — Я — нет, — гордо возразила Лагерта. — Ты всего лишь раздражительный ребенок.       — Тебе лучше знать.       Он наблюдал, как Лагерта оглянулась, скорее всего, прочитав взгляды его братьев. Возможно, они ей что-то говорили. Она нахмурила брови.       — Уйди в свою комнату, — приказала она младшему Лотброку, и ярость все еще ярко отражалась в ее обеспокоенных глазах. Он заметил под ними глубокие морщины. — Мы обсудим твое наказание прямо сейчас.       — Хотите честной игры? Почему бы тебе не драться со мной, шлюха? Или ты боишься, что прольется твоя кровь?       — Я не хочу искалеченного сына Рагнара ради трона, который принадлежит мне, — бросила она ему. — Уходи. Сейчас.       Ивар наблюдал, как нахмуренный Бьерн подошел к нему, потянулся и схватил его за тунику, чтобы утащить прочь.

***

      Он больше не являлся ни братом, ни членом семьи генеалогического древа, поколения. Он был одинок, и на него дули ветры его разгневанных богов, толкая вперед, поднимая вверх. Он запер дверь металлическим стержнем, чтобы его никто не беспокоил. Дыхание его было поверхностным, а пальцы неудержимо дрожали. Сердце стучало, как боевой барабан об удушающую грудную клетку. Он уже не владел своим телом, своим разумом. И он уже предусмотрел все, каждый крохотный момент, каждое свое движение, развитие событий, и ничто никогда не могло его остановить.       Боги хотели этого. Это был приказ судьбы. Если он был убийцей, то в его убийстве была справедливость, еще одна часть более крупного плана, плана судьбы. Его план, его путь. И он будет ходить по нему. Настало время для этого.       Крякнув, он поднялся на низкую деревянную табуретку и одной рукой сдернул с ее основания ржавый замок сундука. Он открыл его и осторожно вынул изнутри длинную металлическую штуковину. Затем положил ее себе на колени. Какое-то время Ивар смотрел на нее задумчиво и несколько нерешительно. Боялся?       Нет. Он глубоко вздохнул и начал надевать металлическую штуку вокруг своей ноги, поморщившись, когда крепко застегивал. Он практиковал это уже более тысячи раз, и на этот раз не должно быть сложнее. Ожидание убивало его. Он стиснул челюсти, чтобы выдержать предстоящую боль, и, схватившись за стену и туловище для поддержки, толкнул себя вверх. Встал. Боль пронзила его ноги, но он, тем не менее, не обращал на это внимания — давно приобретенный навык. Неуклюже он потянулся к длинному узлу, над созданием которого его собственные руки потратили бесчисленные часы, чтобы удовлетворить особые потребности.       Бескостный вздрогнул, опираясь в поисках поддержки. Сначала он двинул вперед одну хрупкую ногу. Потом еще одну. Благодаря металлической сцепке они оставались устойчивыми и неподвижными. Калека. На двух ногах. Он продолжал опираться на сцепление, но сделал еще два медленных, неуверенных шага. Калека, который ходит. Избранный. Судьба все распорядилась, не говоря уже об остальных. Остальные слабые. Он — калека, который ходит на своих двух ногах.       Его мать трогала его за плечо, побуждая его идти дальше, несмотря на боль. Ее мягкое пение слов эхом отдавалось внутри. Эти две ноги приведут его к мести. Он не забывает. Калека помнит. Судьба помнит.       Никто не сможет меня остановить. И что, если я убью тебя, Сигурд? У убийцы, предназначенного для чего-то большего, есть блестящий топор, и он невозмутимо прорывается на своем пути, он не останавливается ни перед кем. Это было убийство из милосердия, Сигурд. Ты бы потратил всю свою жизнь, пытаясь привязать меня к земле, и навсегда потерпел бы неудачу. Никто не сможет меня остановить. Я слышу, как боги скандируют мое имя.       Он смотрел вперед, волоча ноги. Его глаза были чистейшей голубизны и наиболее запятнаны ненавистью, вечно бурным морем. Огромные волны метались и корчились внутри.       Когда он наконец добрался до двери, то снял засов и с грохотом упал. Он широко открыл ее. Внешний свет ворвался внутрь и озарил всю его фигуру с головы до ног. Он запрокинул голову назад, греясь в ней. Металл отражал яркие лучи, которые отражались во всех направлениях, заливая контуры его фигуры. В этот единственный момент он напоминал бога, бога среди простых смертных.       — Лагерта! — крикнул Ивар изо всех сил, настолько заряженный, что посторонний мог подумать, что он готовится броситься в бой против самого злобного из врагов. Кровожадный голос, больше не узнаваемый теми, кто утверждал, что знает его. — Иди ко мне, Лагерта! Приходить! Убийца против убийцы! Серия, к которой относится данная работа: Часть 1 Дети Судьбы