Never doubt I love

      Мертвые воины отправляются в Вальхаллу. Они, независимо от смерти, отправляются в Вальхаллу до конца своих дней, пребывая в вечной славе. Они едят, пьют и празднуют до бесконечности, и ничто земное их не касается. Смерть для живых.       Она слышала так много рассказов об этом событии, что ей было трудно составить образы в голове. Она слышала, как человек с широко раскрытыми глазами падал ниц с кровью на теле. Убитый. За несколько мгновений до того, как в него метнули оружие. И яростно выдернув топор, который решил его судьбу, и, пристально глядя в глаза своего убийцы, он шагнул вперед с поднятой рукой с секирой в Вальхаллу.       Но он этого не сделал. Было так много сказано, но одно оставалось главным превыше всего: он мертв.       Она не могла этого вынести. Она оказалась в ловушке беспощадного шторма: били и атаковали со всех сторон, не зная, куда идти, но даже не понимая, как ты вообще туда попал. Не было ни укрытия, ни солнца, только сильный проливной дождь, падающие камни и раскат грома. Только все это не было реальностью. Все, что она чувствовала, это ускоряющееся сердцебиение. Оно преследовало девушку с тех пор, как она научилась прислушиваться к себе. Стоя одна, прислонившись к твердой стене, она чувствовала себя одинокой до глубины души. Она замерла. Это было не по-настоящему… Сигурд мертв? Ивар, ее Ивар — его хладнокровный убийца? Убийца своего брата?       Боги, нет, этого не может быть. Все, что она слышала до сих пор, было не чем иным, как ярким, мелькающим, кошмаром наяву. Все, что она представляла, было не чем иным, как выдуманными образами, ложью, сплошной ложью — ее разум просто сходил с ума.       Она висела на волоске, вся запуталась в веревках, которые появились из ниоткуда и застали ее врасплох. Девушка была не готова встретиться с ними лицом к лицу. Она была безоружна, хотя какая-то жилка в ее сердце пульсировала от предостережения о запоздалых опасениях. Кто-то должен быть знать. Должен был предсказать.       Она ненавидела свой разум за то, что он бурлил эмоциями и мыслями в ее голове, что еще больше ввергало в отчаяние. Чем больше она думала, тем больше росло ее отчаяние и безнадежность, тем дальше становилась дистанция между ней и разумом. На горизонте не было берега отпущения грехов. В настоящее время она не могла действовать.       Она не могла действовать от слова совсем. А встретиться с Иваром сейчас?.. Ей отчаянно хотелось найти его, поговорить с ним, услышать, как он плачет, что его жестоко оклеветали, что он не был грязным братоубийцей. Обнять его и поцеловать, превратиться вместе с ним в блуждающую пыль, уйти от этого мира и его зубастой злобы, забыть свою бурлящую кровь, которая удерживала это раскачивающееся тело на ногах.       Если бы только боги могли простить эту ужасную человечность, которая изводила ее. Она боялась. Но не своей любви, а правды. Она боялась правды. Однако слышала, как приказы богов звенят в глубинах разума, словно агрессивные военные барабаны, и ей пришлось действовать. Ей нужно было поговорить с Иваром. Ей придется встретиться лицом к лицу с правдой.       Она должна найти в себе силы, как и всегда это делала. Не трусость привела ее сюда, к этой прекрасной жизни, а мужественность.       Появившиеся рыдания заставили лицо девушки содрогнуться, мышцы вокруг рта и лица скривились. Из нее вырвался бессвязный звук — богам-свидетелям это должно было показаться так, как будто ее душа вылетела изо рта — и она заплакала, упав на колени. Она закрыла ладонями лицо, прижала колени к груди, стиснула зубы и закусила губы. Отчаяние только росло и росло.       И когда она предстанет перед правдой, глядя ей в глаза, как она отнесется к нему? Что она ему скажет? И что же остается делать перед мрачным лицом смерти, кроме как стоять в тишине? Все эти вопросы терзали ее обезумевший разум, а тело судорожно дергалось в тревожной панике.       Что бы она сказала, ради Одина? Ивар, что я могу сказать?       — Хальдис! Хальдис! Хальдис!       Пронзительный крик привел ее в чувство, вывел из затуманенного разума, и ее стан резко остановился. Ее груди оставалось лишь подниматься и опускаться, вверх и вниз, в попытках восстановить дыхание, потраченное на беспечное вздыхание и рыдания.       — Боги, Хальдис! Ради богов, Хальдис!       Девушка рухнула рядом с возлюбленной Ивара Бескостного, опустившись на колени. Голос надломился, словно горло и сердце больше не могли поддерживать свое существование. Когда ее дыхание немного успокоилось, Хальдис восстановила слух и мысленно задумалась. Кто сокрушился рядом с ней?       Она покачала головой, пытаясь заставить свой мозг снова работать, чтобы он мог требовать от тела движения. Она повернулась на бок и, протянув свою руку, поискала незнакомую руку. Схватив найденную ладонь, к ней тут же вернулось сознание.       — Ох…       Кровь залила все ее тело. Она вздрогнула.       — Боги, Сага!       Подруга не ответила. Она стонала и плакала, ее безжизненная рука сжимала ладонь Хальдис.       — Ой, Сага, мне так жаль…       Ее собственный голос надломился и жалобно затих. У несчастной рыжеволосой девушки тоже не находилось слов, кроме бедного, скудного, бесполезного стона. И это было все, что она могла произнести, потому что ей не хватало энергии — чтобы кто-то сказал ей, что делать, чтобы кто-то вытащил ее из этого надвигающегося кошмара. От рыданий Саги, разрывающейся от горя, и ее непонятного бормотания тошнило. Хальдис стало дурно.       — Мне очень жаль, Сага, ужасно жаль тебя, — продолжала она тем же жалостливым тоном, рука ее все еще не отпускала вялые, тонкие пальцы подруги. Она попыталась благосклонно сжать ее холодную ладонь. Как Сага нашла ее здесь? Она думала, что хорошо спряталась. Ей хотелось побыть одной — от отчаяния. Ей нужно было побыть одной и подумать про Ивара… — Так жаль…       — Иди прочь! — вдруг вскрикнула Сага, выдернув руку. Дыхание Хальдис замерло. Она поразилась до глубины души, открыв рот. И ничего не смогла ответить.       — Тебе жаль? — продолжала Сага, крича изо всех сил, указывая на нее дрожащими, но решительными пальцами. — Ты! Это не так, Хальдис! — Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Во всяком случае, не меня. Тебе жаль себя — и его, этого чудовища, этого безбожника…       Ее голос надломился, и она, казалось, снова была на грани рыданий, но быстро восстановила свои силы.       — Ты… ты меня не жалеешь…ты думаешь, как вытащить его из этой ситуации, я знаю тебя… Я знаю тебя, Хальдис, я знаю. И тебе меня ни капельки не жаль. Тебе не жаль, ты всегда была умной и сможешь защитить его.       — Сага… — Прозвучало неестественным, вынужденным вдохом. Шок и огромная печаль лишили ее дара речи.       — Но мне очень жаль! Боги знают, что мне очень жаль! Потому что человек, которого я люблю, мертв! Убит!       Ее последний визг отдавался ужасающим эхом своей ужасной тяжести. Ужасная тяжесть правды об убитом человеке была высказана вслух. Тяжелый ржавый металлический стук раздался вдалеке. Крик. Сага прислонила усталую голову к стене и присела, стоны и бесследные рыдания срывались с ее губ. Хальдис дрожала от гнева Саги и ее ответственных слов. Все ее тело покрылось липким потом.       Как бы редко это ни случалось в ее жизни, у нее не было ни слов, ни движения. Ее разум стал пуст. Мыслящая часть мозга Хальдис закрылась. Страх, яркий, темный и чешуйчатый, поглотил все ее существо.       Наконец она судорожно вздохнула.       — Тебя это так опустошает, я понимаю… Это все ужасно.       Сага, должно быть, медленно покачала головой. Когда она ответила, ее голос был тихим. Как будто крик высосал из ее слабого тела все остатки жизни и эмоции, и то, что осталось теперь — мясом, заброшенным горем, с остатками человеческих частей.       — Ты не понимаешь, ты никогда не понимала. После того, как ты влюбилась, даже если это было в него, я думала, что ты поймешь. Но ты все равно не смогла понять! — Тут она с усилием подняла голову и повернулась к Хальдис, ее голос снова обрел силу. — Ты не можешь постигнуть этого своей умной головкой, ты не можешь понять меня! Мужчина, которого я люблю, умер! Я потеряла его! Я теряла его с тех пор, как приобрела, а теперь он ушел навсегда! Я не могу вернуть его, и никто мне теперь не поможет…       «К черту все это», — подумала Хальдис, когда эмоции разбили всю ее решимость. Быстрым движением она сократила расстояние и обняла Сагу дрожащими руками. Подруга не оказала сопротивления. Но смогут ли ее крепкие объятия стать достаточно сильными, чтобы вместить все это ужасающее отчаяние, сдержать его?       — Что ты говоришь, Сага? — воскликнула она низким, дрожащим голосом. — Конечно, я помогу тебе, чем смогу… Ведь мы друзья…       Она сжала подругу в объятиях. Сага растаяла в ее руках, как масло под палящим летним солнцем, и снова заплакала. Хальдис почувствовала, как и ее слезы намочили тонкую воздушную ткань нового платья подруги. Она сидела, обнимая Сагу, с беспристрастным выражением лица, но с путаницей в голове.       — Нет, не сможешь… — пробормотала Сага, склонив голову.       На глаза Хальдис снова навернулись слезы. Смерть меняет все. Портал в Вальхаллу для заявленных и портал перемен для тех, кто остался позади.       — Нет, я смогу. Я сделаю это, Сага. И другие захотят тебе помочь. Доброта существует в этом мире.       — Ох, Хальдис, ты не понимаешь, ты не понимаешь! — Сага корчилась в руках подруги. — Я ношу его ребенка, Хальдис, я…       Непроизвольный вздох сорвался с губ Хальдис. Ее руки на спине подруги ослабли, и в ответ Сага схватила ее за руку и сжала, как будто цеплялась из последних сил.       — Дитя? — Хальдис заикнулась в ужасе. — Но ты же была больна!       — Вот… Я беременна. — захлебнулась Сага от слез. — Знахарка, — выдохнула она, — Знахарка все это время не могла точно сказать, потому что у меня не просто выросла шишка, она думала, что все пройдет, и боялась мне сказать. Она сообщила мне только сегодня, Хальдис… Она перепутала мои признаки и подумала, что я заболела, но у меня в животе ребенок. Дитя Сигурда…       Отчаяние снова охватило ее при упоминании имени умершего возлюбленного. Ее рыдания возобновились, она сильнее сжала руку Хальдис. Было больно и оставался синяк, но слепая девушка ничего не ответила. Она постепенно снова соединила руки, обнимая плачущую подругу, и позволила своим опустошенным, ошеломленным слезам проливаться.       Они плакали, потому что то, что было, больше никогда не повторится. Счастье для них обоих длилось так долго, и теперь появилось что-то новое. Оно приближалось, еще более мрачное и запутанное, чем их предыдущие жизненные моменты, старые жизни странствующих рабынь.       Хальдис закричала. Она оплакивала печальный поворот судьбы подруги, жестокий рок, оплакивала еще не родившегося и уже потерявшего отца ребенка. Боги, не мог быть Ивар виновником всей этой трагедии. Он не поднял топора, он никогда не позволил бы себе быть разрушителем невинных жизней. Не мог бы ее любимый оборвать узы, вырвать с корнем не одну, а две, три жизни. Возможно, даже больше.       Ей хотелось кричать. Скажи мне, что это был не ты, любимый, это ни за что бы не смог быть ты…       — Теперь ты понимаешь, почему мне никто не поможет?       Голос Саги ощущался хриплым и глухим. Поглощенная своими тревожными мыслями, Хальдис ускользнула от внимания того, что она перестала плакать, отстранилась от подруги и теперь, оцепенев, сидела у нее на коленях.       Девушка внутренне умоляла себя снова найти причину и заставить ее говорить.       — Тем больше причин помочь тебе, Сага, овдовевшая мать…       — Мы никогда не были женаты, Хальдис, проснись! — возразила Сага с разочарованием. — Он даже официально не освободил меня. Я просто еще одна беременная рабыня. И никто не спешит помогать таким…       Предложение оборвало душераздирающую дрожь. Не в силах придумать подходящего ответа, охваченная эмоциями Хальдис протянула руку и погладила мокрую, опухшую щеку Саги. Однако та оттолкнула жест резким и неистовым движением.       — Нет, Хальдис, не делай этого со мной, — серьезно произнесла она. — Я не могу сейчас справиться с этим.       Хальдис прерывисто, с разбитым сердцем вздохнула. Она положила руку на колени и сжала пальцы в нарастающем, постоянно сжимающемся беспокойстве. Давление начало давить на ее грудь, медленно удушая ее.       — Возможно, знахарка снова ошиблась. Она же ошиблась в первый раз… — неуверенно произнесла Хальдис.       — Нет, — Сага решительно покачала головой. — Я чувствую это. Я чувствую ребенка внутри себя, — должно быть, ее рука поднялась к животу. — Я все это время ощущала его ю, но не знала, что это такое. Если бы я только заговорила, если бы только сказала, и он бы знал, теперь он никогда не узнает… О, Хальдис, что со мной станет? Что с нами будет?       Мы… Ребенок… бедный, бедный ребенок. Мать-рабыня, мертвый отец. Слезы Саги снова потекли по щекам. Что станет с этой женщиной? Какое горе, какая печаль…       — …я помогу тебе, Сага, клянусь, что помогу. Я поговорю с Иваром, попрошу его освободить тебя.       — Не смей произносить имя этого монстра! Убийца! Я ничего от него не хочу! — визжала и плевалась Сага, в ее протестах кипела злость.       — Нет, он не монстр, Сага… Пожалуйста, — в отчаянии настаивала Хальдис. — Я поговорю с ним, и он отпустит тебя. Это меньшее, что он может для тебя сделать.       — Замолчи! Заткнись! — Сага закрыла уши руками и судорожно замотала головой, словно пытаясь выгнать что-то навязчивое из собственной головы. — Мне не нужна его помощь, мне не нужна и твоя помощь через него! Я хочу вернуть Сигурда, сможет ли он это сделать? Сможет ли твой монстр сделать это? Нет, потому что он его убил!       — Стой! — Хальдис почувствовала, как ее собственное отчаяние достигло своего апогея, ее голос наконец-то сравнялся по громкости с голосом подруги. Она встала и заломила руки. — Он не монстр! Я люблю его!       — Тогда ты влюбился в монстра. Бессердечного убийцу.       Это заявление было настолько пугающим, что в тускло освещенном зале воцарилась гробовая тишина. Они обе тяжело дышали — звук их учащенного дыхания был единственным реальным признаком жизни в помещении. Хотя день отличался мучительной летней жарой, но пронизывающий до костей холод, казалось, наполнил комнату. Хальдис невольно вздрогнул.       — Нет, он не… — Хальдис положила руки на сердце. Умоляла.       — Да, это он.       Ответа не последовало.       — Он всегда был таким. Я пытался принять его, Хальдис, дать ему шанс ради тебя. Но я не могу, не могу…       Ее голос затих. Колени Хальдис подкосились. Она опустила голову.       — Я… я не позволю тебе сдаться. Я потребую твоей свободы, чего бы это ни стоило.       Сага, должно быть, пожала плечами.       — И после этого? Что со мной происходит? Думаешь, безопасно носить ребенка убитого человека?       Ее голос был тихим. Она звучала такой хрупкой, такой маленькой, такой испуганной. Она была так молода и напугана. Она не заслужила ничего из этого. Но было ли колесо судьбы справедливым в своем неустанном вращении?       Нет. Никогда.       — Ох, как я буду жить? — пробормотала Сага, и слезы вновь появились в ее глазах. Ее тело согнулось и покачивалось на боку. К счастью, Хальдис почувствовала это достаточно быстро и поймал ее. Она снова обняла подругу, защищая, и нежно начала гладить ее мягкие волосы. Девушка успокоилась. Ей нужно было подумать. Ее подруга нуждалась в ней.       — Сага… ты правда думаешь, что о тебе здесь никто не позаботится?       — Это небезопасно для меня — и для ребенка. И не тогда, когда убийца Сигурда на свободе…       Хальдис поморщилась при этом слове, но отвлеклась, стремясь сосредоточиться на стремящихся мыслях в голове.       — Ты права, — пробормотала она, стараясь оставаться равнодушной. — И никогда не знаешь, какую искру может вызвать эта смерть среди армии и… семьи. Все изменится.       Сага не ответила.       — Тогда мне в голову приходит одно решение, — скептически продолжила она. — Сага… — она глубоко вздохнула, — что, если ты уйдешь?       Девушка зашевелилась в объятиях подруги. Она больше не плакала, хотя ее голова все еще оставалась на плече Хальдис. Только сейчас она заметила, что от Саги пахнет травяным снадобьем и лавандой, которую рабы — когда-то и они сами — использовали для ароматизации и освежения простыней.       Сага наконец высвободилась. Хальдис не была уверена, смотрит ли ее голова в правильном направлении, но если это не так, то Сага не станет это комментировать.       — Пропустим это, — раздался осторожный голос.       Хальдис твердо кивнула, решив продолжить свой бег мыслей.       — Да, Сага. Если будущее здесь для тебя слишком неопределенно, то тебе следует искать его где-то еще.       — Но куда мне идти, если меня освободят? У меня нет золота. И, — вздохнула она в отчаянии, — поскольку я беременна, работу становится все труднее выполнять и найти.       — Я позабочусь о том, чтобы тебя обеспечили в путешествии, — поспешила успокоить ее Хальдис, хотя сама она не была уверена, как ей этого добиться. Естественно, придется поговорить с Иваром. Эта мысль мгновенно наполнила ее страхом. Ее пугало то, что она так себя чувствовала.       — Но куда мне вообще идти? — в отчаянии и усталости воскликнула Сага. — Я не в том состоянии, чтобы стать одиноким бродягой…       — Вернись домой, Сага, — тихо ответил Хальдис после минутной паузы. — Ты вернешься домой.       — Д-домой? — заикнулась девушка, ее голос стал тонким. — Но… но я ушла много лет назад. Как я вернусь? Ничто не будет прежним…       — У тебя есть другой выбор? По крайней мере, это твой родной город. Там ты будешь в большей безопасности. У тебя будет больше шансов построить новую жизнь.       Сага нахмурилась.       — А что, если они… они меня не помнят? — прошептала она. — Или, того хуже, не простили меня?       Хальдис потянулась к руке подруги, и на этот раз та поддалась ее мягким, но обнадеживающим прикосновениям.       — Так не будет, Сага, я в этом уверена. Они любили тебя, не так ли?       — Я причинила им вред… они, должно быть, думают, что я уже мертва.       — Подумай хорошенько — есть ли у тебя альтернатива?       Сага открыла рот, чтобы возразить, но осознание поразило ее своей суровостью.       — Нет.       — Знаю, что это будет тяжело, Сага, не могу поспорить в этом. Но ты должна воспользоваться шансом. Для твоего будущего. Для тебя и ребенка.       Сага несчастно кивнула, и Хальдис пришлось обнять ее, на этот раз решив успокоить. Сага позволила ей это сделать и даже ответила на этот жест, пробормотав что-то бессвязное. Девушки помолчали немного, обнявшись, уставшие и погруженные в мрачные раздумья. Слезы Хальдис возобновились, и ее сердце продолжало наполняться таким страхом и печалью, что казалось, что оно вот-вот взорвется.       — Я просто хочу, чтобы все сложилось по-другому, — наконец громко заплакала Сага.       — Я тоже, — мрачно согласилась Хальдис. — Как быстро меняется жизнь…       Давным-давно девушки встретились, но были такими разными. Их тон голоса, их походка, сами сны, которые они видели по ночам, изменились. Они протоптали две линии — возможно, параллельные — и теперь разбежались по жестокому повелению судьбы. Мечты, тогда сотканы вместе, казались неузнаваемыми. Рабыни…теперь это слово стало таким далеким, таким маленьким. Настолько слабы были цепи, которые они носили на лодыжках. Они наткнулись на другие неприятности, но все же чувствовали себя сильнее. Была ли любовь создателем всей тьмы в их жизни? Разве это не обрекло Сагу только что на пожизненные страдания, заложенные в самом ее сердце?       Но ко всему этому любовь породила свет… Существование стало легким, потому что она любила… Теперь из-за любви наступали темные времена. Но однажды любовь станет новой мечтой…       — Хальдис? — робко начала Сага. Она промычала в ответ, вытирая глаза рукавом. — Ты когда-нибудь думала… ты когда-нибудь думала, что ты и я… что ты и я…       Она сделала паузу, в ее голосе задержалась нерешительность.       — Ты и я? — заинтригованно подсказала ей Хальдис.       — Ты когда-нибудь думала, что, — фыркнула Сага, — мы никогда не были друг для друга настоящими хорошими друзьями? Что… мы так и не смогли по-настоящему договориться.       Неизбежный вывод после всего этого времени. Хальдис осторожно положила подбородок на плечо Саги, и девушка сделала то же самое. Их объятия облегчились, но в данный момент скованность прищемляла, как и их судьбы. Сердце Хальдис печально билось в груди, но во всей этой печали, во всем этом горшке страха и тревоги, достигла пика нежность.       Она выпустила несколько оставшихся слез, и одновременно на ее губах появилась горько-сладкая улыбка. Она отчетливо кивнула, несмотря на разбитое сердце.       — Мне жаль, что я так сказала, — извиняющимся тоном произнесла Сага, явно чувствуя то же, что и она. — Я просто… думаю, я всегда это чувствовала.       — Все будет хорошо, Сага, — утешила ее Хальдис.       — Нам было нелегко, — произнеслось с той же мягкостью.       — Нет, — пробормотала Хальдис в знак согласия. — Нет, это не так. Но, — она сменила тон и разорвала объятия, приняв решимость. — На этот раз я полна решимости сделать все правильно. К ночи ты станешь свободна.       — Хорошо, — судорожно выдохнула Сага, вся резкость в ней испарилась. — Делай, что нужно, — продолжала она, с усилием приподнимаясь. — Пойду разберусь со знахаркой и соберу вещи.       Хальдис рассеянно кивнула, все еще чувствуя себя в ловушке бурлящих эмоций, которые она пережила и продолжала испытывать.       — Знаешь, мне очень жаль, — тихо признала Сага, ее захлестнуло чувство поражения. Девушка с горько-сладкой усталой улыбкой, подскочила к ней и сжала ее руку, это был искренний жест утешения. Несколько мгновений они оставались неподвижными, сладость и горечь воспоминаний и пронзительное осознание невинного невежества окутывали их нежным спокойствием. Грустью.       — Ну и что? — прошептала Хальдис, когда рыжеволосая подруга отодвинулась от нее.       — Ладно. Прощай, Хальдис. Для меня было большой честью встретиться с тобой.       Слух Хальдис проследил за дрожащим медленным голосом, пока хрупкая хозяйка шла к двери. Туча опустилась на ее чувства, на ее сознание, и она боролась за то, чтобы оставаться на плаву и оставаться разумной на этой земле.       — Я тоже, Сага. Мне повезло найти в тебе друга, — она закрыла глаза. — Желаю тебе всего наилучшего в твоем путешествии. Пусть однажды ты и твой малыш обретете безопасность и счастье.       — Спасибо. Я желаю тебе того же, правда. И Хальдис… — тут она остановилась под порогом, открыто что-то обдумывая.       — Да?       Нервные пальцы Саги стиснули скрипящую дверную ручку.       — Пожалуйста, оставь его. Пока можешь. Ты не увидишь топора, когда он полетит в твою сторону.       — Прощай, Сага. Удачи.       И с этими словами некогда солнечная рыжеволосая девушка с ярким взглядом на самую мрачную жизнь вышла из комнаты.       Ушла из ее жизни.       Люди приходят и уходят. Как волны, как усталость, голод и время.       Смерть. Изменитель жизней. Возможно, он — высший бог.       Хальдис осталась сидеть с закрытыми глазами. Она глубоко вдохнула и выдохнула, набрав столько воздуха, сколько могла. Она слабо слышала, но живо чувствовала. Быстрый бег времени, далекие звуки — сигналы жизни — со всего зала и ее потное тело. Ей было страшно, она отчаянно пыталась успокоиться. Голоса гудели в самых глубинах ее сознания, крича. Ребенок Саги, Берит, Сигурд, ее бабушка, Лагерта, ее собственная мертвая мать — все они тянулись к ней своими мутными руками и болезненным хрюканьем. У всех у них было одно и тоже лицо. Смерть.       Девушка широко раскрыла глаза и сосредоточилась на поставленной задаче. Ей нужно было найти Ивара и убедить его отпустить Сагу. Посмотреть ему в лицо… взглянуть правде в глаза. Он принадлежал ей… она хорошо его знала. Они встретились под темным небом и вместе перешли на другую, более светлую сторону.       В мужчине, который так горячо сказал ей «Я люблю тебя», плескалась жизнь, сострадание, пульсирующее прекрасное сердце. Она прикоснулась к нему, держала его в центре раскрытых, манящих ладоней. Да, она могла бы урезонить этого человека. Все это было ошибкой, его оклеветали и наказали.       Хальдис медленно поднялась, концентрируясь на позитивных утверждениях, почти поглощенная ошеломляющим повторением своих вынужденных мыслей. Нужно поговорить с ним, быть спокойной, успокоить и его, прикоснуться к нему, поцеловать его, ласкать, или же держаться подальше, ничего не говорить, получить ответы, любить, любить, любить, бояться.       Бояться? Она не боялась. Она шла, молча молясь. Я не боюсь. Я видела правду.       — Ивар.       Он был в своей комнате, именно туда, куда ее привели ноги. Он мог бы убежать куда угодно, спрятаться, как маленький испуганный ребенок, но он был здесь, она чувствовала его. Она стояла на пороге, сдерживая тысячу вздохов и тысячу слез. Он оставил дверь открытой, словно говоря: «Иди ко мне, мне нечего скрывать».       Было темно. Она нигде не почувствовала ни малейшего дуновения света. Он сидел на краю своей кровати — их кровати — повернувшись к ней спиной. Сидел прямо, разогнувшись. Тихий.       — Ивар.       Ощущался непроизвольный трепет в ее призвании. Она не должна показывать, что на самом деле чувствовала, не должна показывать ни страха, ни сомнений. О, Один.       Тишина. Он не ответил. На какую стену он смотрел пустым взглядом? Что ему нужно было доказывать, ради чего противостоять этой уродливой стене? К своему ужасу, она почувствовала раздражение. У нее совершенно не было на это времени. Сага была где-то в коридоре, скрюченная и схватившаяся за живот, испуганная и одинокая. Долг Хальдис — это последний добрый поступок, заключавшийся в том, чтобы обеспечить ей хоть какую-то безопасность. Свободу.       — Что там произошло, Ивар?       Бескостный не шевелился.       — Ответь мне!       — Ты знаешь, что произошло.       Его зловещий голос, такой застывший и тихий, словно ножи упали на нее. Правда дернула всем телом и яростно обернулась, чтобы посмотреть ей, наконец, глубоко в глаза.       — Знаешь, черт возьми, что случилось! Не смей говорить со мной таким тоном.       Она вошла и закрыла за собой дверь.       — Каким тоном?       — Прекрати вести себя невинно. Знаешь, женщина, ты знаешь!       Он кричал. Она стояла прямо.       — Все, что я знаю, это то, что твой брат мертв. Зарезан!       — Этот тон, женщина! Этот тон, не смей играть со мной в словесные игры! — прорычал он и схватил несколько простыней, чтобы наклониться вперед, ближе к ней. — Ты знаешь! Он меня спровоцировал!       Она почувствовала, как ее глаза заблестели, и сделала прерывистый, слабый вдох.       — Значит, ты признаешь, что это правда. Ты убил его.       — Он меня спровоцировал! А меня было достаточно! Он был ублюдком и ненужным! Все, что он умел, это злорадствовать и сидеть сложа руки. И он это все начал!       Тело Хальдис взволнованно вздрогнуло.       — Что началось, Ивар? Только то, что он делал тысячу раз раньше? Какое еще оскорбление он мог тебе нанести, чего ты еще не слышал?       Было странно приятно кричать в ответ. Почему она была так зла? Как она могла справиться с таким глубоко укоренившимся гневом?       — Почему тебя там не было, чтобы самой услышать? — закричал Ивар. Должно быть, его зубы оскалились на нее, будто лающая, агрессивная охотничья собака в клетке. — Почему тебя там не было? Почему ты не пришла? Чтобы отомстить мне?       Он добрался до другого конца кровати и теперь смотрел на нее. Она стояла напротив него во всей своей неистовой красе, волосы спутаны, дух скован. Бледная, она на мгновение почувствовала слабость и голод. Как и в прежние времена… все это было кошмаром, ужасом, не более того.       — Почему ты не пришла? Ты обещала.       Его голос надломился. Сердце ее екнуло, на какую-то секунду ей захотелось броситься к нему и излечить его от угасающей боли, которую он, должно быть, чувствовал. Но она застыла на своем месте. Ее охватило усталое смятение.       — За что тебе отомстить? — задыхаясь, выговорила она.       Его голос стал тише.       — Потому что я не разговаривал с тобой… до всего этого.       Ее голова была устремлена на него, она не моргала.       — Ивар, боги… не смей думать, что я тебя бросила…       — Почему ты не пришла на праздник? Ты очень рассердилась на меня?       Она бросилась к нему, опустилась перед ним на колени, сжала его руку.       — Мой Ивар, клянусь богами, я шла на пир. Но задержалась по пути туда — я думала, ты слышал, что среди некоторых людей произошла суматоха — болезнь распространяется — и я задержалась, чтобы помочь на мгновение… Должно быть, время прошло, я не не заметила, а потом услышала…       Он выдернул руку из ее ладоней.       — Ты лжешь мне, ты не желала приходить.       — Ивар, пожалуйста! — она снова нашла руку и умоляюще сжала ее. — Пожалуйста, любовь моя! Я не такая! Я бы никогда не бросила тебя… Я никогда не злилась на тебя. Просто жаль, что ты не рассказал мне о своих планах. Я осталась и помогала успокаивать и выхаживать бушующих мужчин. Им было больно и они были так злы… Мне пришлось помочь.       — Ты врешь мне.       — Ивар… — рыдала Хальдис ему на колени. — Ивар, поверь мне, я…       Он насильно оттолкнул ее голову со своих колен и отодвинулся от нее, от чего девушка только заплакала еще сильнее и громче. Она услышала, как он застегнул ботинки.       — Я выйду туда. Я должен обратиться к своим братьям.       — Что ты им скажешь? — хныкала Хальдис между рыданиями.       — Что мне не жаль. Что сделано — то сделано. Что мы не должны поддаваться силе, которую Лагерта попытается получить посредством этого.       — Ты не сожалеешь, — фраза прервала ее беззвучное рыдание. — Как ты можешь все это говорить? Ивар, твой брат мертв!       — Заткнись! — громко крикнул он, его ноздри раздулись от гнева. Он стал диким. — Я думал, что ты меня поддержишь. Ты ненавидела Сигурда!       Хальдис инстинктивно собиралась согласиться, но потом вспомнила, что они говорили о мертвом человеке. Убитос человеке. Она покачала головой.       — Но я никогда не желала ему смерти, — слабо пробормотала она, осознав, что с таким же успехом могла подумать об этом однажды.       Озноб пробежал по всему телу, побежали мурашки. С усилием она встала.       — Убийство, Ивар… как ты собираешься всем за это отчитываться?       — Мне не за что отчитываться. Они все видели, что произошло. Они видели это с давних пор. Они знают, что он это заслужил. Они знают, что его жизнь не имела никакой ценности.       — Ты не можешь быть тем, кто может это определить… — ее голос был сломлен и побежден.       — И что?       — У него была жизнь, Ивар. Она беременна, Ивар. Нерожденный ребенок…       — Что? — выдохнул он. Впервые в его голосе звучал страх. — Какой ребенок? Кто с ребенком?       Она почувствовала, как земля изменилась. Она воспользовалась возможностью заявить о себе и своих требованиях. Это было сейчас или никогда.       — Сага. Я разговаривала с ней как раз перед тем, как прийти сюда.       — Его? — пробормотал он запыхавшимся шепотом. Она услышала, как он поерзал на месте, как будто внезапно почувствовал себя беспомощным. Она кивнула. — У него есть нерожденный ребенок?       Хальдис снова кивнула.       — Если ты можешь спасти себя, Ивар, ты должен сделать что-нибудь хорошее. Отпусти ее. По твоему приказанию, освободи ее.       — Освободить? — повторил он оцепенело. В его голосе не было и тени эмоций. — Отпустить куда? Зачем?       — Она здесь больше не в безопасности. Ей нужен мир, чтобы родить ребенка. Тебе нужно объявить ее рабыней и оплатить ее поездку в другое место. Ты сделаешь это?       — Рабыней… Путешествие…       Некоторое время он молчал. Его глаза были широко раскрыты, все его существо онемело. Хальдис знала, что в этот самый момент внутри него шла мучительная борьба. Бескостный поднимал на плечи огромную, устрашающую тяжесть, изо всех сил не давая ей упасть на сердце. Несмотря на себя, он попытался нести ее. Ей очень хотелось помочь ему, нести всю тяжесть самой, избавить его от этой жестокой боли. Но она не могла. Хальдис знала, что не сможет. И это разбивало ей сердце.       Ох, но это было уже разрушено.       — Так ты сделаешь это? Ты поможешь ей? — наконец спросила девушка как обычно, как могла. — Это меньшее, что ты сможешь сделать…       Он пошевелился. Она повторила свой вопрос. Он молча упал на пол и вонзил ножи в старое дерево, которое зловеще заскрипело.       — Куда ты идешь? — крикнула она, испугавшись его молчания. — Почему ты мне не отвечаешь?       Он медленно пополз дальше.       — Я позабочусь об этом, — холодно заявил он. — Пойду поговорить с Уббе и Хвитсерком.       — Можно я пойду с тобой? — Хальдис тревожно закусила губу, пытаясь сдержать растущее отчаяние. — Мне нужно убедиться, что ты уладил дело с Сагой.       — Нет, ты не можешь. Я разберусь с этим сам.       — Не прогоняй меня! — взмолила она, ее отчаяние выплеснулось изо рта, больше не маскируясь.       — Ты сама себя прогнала! — крикнул он ей в ответ. — Не смей следовать за мной! Оставайся здесь.       — Ивар! Ивар, не делай этого со мной! Ивар…       Ее умоляющие крики сопровождали его на холодном выходе. Дверь покоев с грохотом закрылась, и Хальдис осталась внутри. Такая измученная. Все ее тело, каждая трещинка были охвачены возбужденным, дергающимся безумием. Кровь внутри вен текла, яростно и кричаще. Она снова начала громко плакать. Она дергалась конечностями, кричала и ни к чему не ругалась, она терялась в совершенно другой темноте, с которой никогда раньше не сталкивалась. Казалось, выхода нет. Нет выхода.       Некоторое время спустя ее плач внезапно прекратился. Ее колени подкосились, и она упала на пол. Она почувствовала вкус крови во рту. Поднеся дрожащие пальцы к губам, она поняла, что укусила их до крови. Только сейчас Хальдис заметила легкое и острое жжение в ране. Одинокая тонкая линия крови стекала по ее подбородку. Она проследовала по своей судьбе по ее потной шее, затем по груди и, наконец, впиталась в ткань платья. Ее губы дрожали. Она слишком устала, чтобы больше сознательно контролировать свои конечности.       Девушка позволила своему телу упасть и легла на тощий деревянный пол. Было жарко, но ее это не беспокоило. Внутри нее все онемело.       Ухом она прижалась к твердому дереву. И наконец поняла, что уловила слабый ритмичный звук. Тап-тап. Были ли это муравьи, работающие допоздна в своем хорошо организованном, упорядоченном мире? Или группы мышей, методично и бесстрастно собирающих остатки еды?       Другие миры, которые не чувствовали ничего из ее собственной колющей боли. Другие миры, где все было по-другому и навсегда осталось прежним.       Темнота сурова. Она прилипла к ее телу. И Хальдис не могла с этим бороться; она поддалась этому ужасному спокойствию.       Оставив закрытыми глаза, девушка представила, что это бьется сердце Ивара. Тук-тук, тук-тук. Я здесь. Все будет в порядке.       Оно отдавалось эхом в темноте.