Если сочувствуешь Жану Вальжану до встречи с Епископом, то ты хороший человек, Сейги Наката.
© Ричард Ранашина де Вулпиан.
«Сейги Наката, ты ничего не понимаешь. Зачем ты это написал?» Ричард всегда отличался сдержанностью. В моменты, когда он злился, я мог прочесть это в его глазах. Меня забавляло называть его красивым и наблюдать, как в синих глазах отражается буря негодования, возмущения и смятения. Злость вспыхивала так же стремительно, как и угасала. А потом Ричард улыбался. — Рецепт пудинга… Но, увидев рецепт, Ричард не улыбнулся. Кажется, он был в ярости. Я тоже был зол на себя. Мне хотелось защитить Ричарда во что бы то ни стало. Я обманул Джеффри и согласился на сделку, совершенно не думая ни о чьих чувствах. Мне не хотелось о них думать, ведь мысль о том, что я не увижу Ричарда, жестоко и яростно полосовала сердце острыми, как нож, когтями. «Зачем он мне? Позволь, я отвечу. Ты хотел разбить алмаз и исчезнуть из моей жизни?» Как выяснилось позже, вернее, Джеффри рассказал мне — Ричард последовал бы за мной. Не помню точно, что я тогда почувствовал. Мне не хотелось губить Ричарда ценой своего поступка, но ведь его брат прав. Я такой дурак, что не понимал этого. Я не единственный, кто говорил о своих чувствах. Мне стоило прислушаться к Ричарду. «Однажды ты сказал мне, как боишься разочаровать любимых людей тем, что ничего не можешь для них сделать!» Верно. Я так часто говорил ему о любви. Ричард всегда едва заметно хмурился, а потом поучительно добавлял, что мне стоит быть менее прямолинейным. Если бы он знал, что скрывается под моими подколками о внешности и выражением привязанности… Я лишь пользовался удобной возможностью скрывать всё это за простым: «Он всё стерпит». «Истинная причина твоего безрассудства — терзающее тебя чувство бессилия». Нет! Всё не так! Ты делаешь меня слабым, Ричард. Рядом с тобой я не знаю, что мне делать. Бессилие разрывает меня, ведь я эгоистично хочу, чтобы ты был рядом. Я перелетел океан, не зная, куда идти и где тебя искать. У меня были билет и моя вера в то, что я увижу тебя. «Я не хочу использовать твою доброту. Я хочу, чтобы ты остался моим другом». Как глупо. Ради друзей не летят в неизвестность через целый континент. Ричарда не было целый месяц, а я, как последний идиот, каждый день приходил к «Иностранцу». Лелея слабую надежду, что бежал в тот день не напрасно. Полагая, что успею поймать Ричарда… Но он ускользнул, точно ветер, оставив после себя зияющую дыру в груди. Мир вдруг стал пустым. Ведь дни, проведённые с Ричардом, делали меня беззаботным и счастливым. «Все, кто любят тебя, желают тебе счастья. Разумеется, я отношусь к этим людям». Попытки Ричарда убедить меня в необходимости не рисковать собой не подействовали. Я его почти не слушал. Ком в горле душил меня. Но одно я осознавал с особой ясностью — разлука будет невыносимой. Когда я пытался разбить камень, то был готов к последствиям. Я думал, что смирюсь и перенесу это, ведь главное — Ричард будет счастлив. Где я ошибся? Когда перестал отдавать отчёт собственным поступкам? Куда делась моя решительность, когда безрассудство отступило? Похоже, не думать о последствиях было для меня единственным выходом. — Ты не понимаешь, я не мог поступить иначе! Горькие, точно яд, слёзы душили меня ещё сильнее объятий Ричарда. Я не мог вообразить себе, что этот красивый, как драгоценность, человек, будет обнимать меня. — Мог. Мы бы поженились. Ты был бы вправе не давать мне развод. Мы бы сбежали обратно в Японию, — похоже, для толерантного Ричарда говорить такое — всё равно что выпить излюбленный английский чай. В порядке вещей. Я хотел тебя вернуть, но не такой ценой. До меня давно дошло понимание того, как Ричард жаждет свободы. Чего хорошего в том, что я бы запер его в другую клетку? Какая же это свобода? Джеффри рассказал мне, что Ричард с самого детства был пленником своей внешности и статуса. Им постоянно пользовались, и я не мог допустить такую ошибку. Поэтому я должен был поступить именно так. — Я понимаю, что твоей целью было освободить меня от влияния семьи, но проблема в том, что Джеффри уже познакомился с тобой. От нас не отвяжутся. Сказав это, Ричард отстранился. Своей холодной, но нежной, точно лепестки роз, рукой, он стёр мои слёзы. В тот момент мной овладела непонятная тоска. Плевать, если теперь я с ним в одной клетке. Это самый красивый плен, который можно представить. Удивительно, что я смог быть его частью. Если, конечно, это так. — Ты мне очень сильно нравишься, Ричард. Я совсем не против, если это будет означать, что я всегда смогу тебя видеть. Ричард подсел ко мне вплотную и оставил на губах лёгкий поцелуй. Он улыбнулся, без единой тени смущения наблюдая за моей растерянностью. — Тебе нравлюсь я или моя внешность? Как глупо. Конечно же, я схожу с ума от внешности Ричарда! А кто не сошёл бы? Однако у меня было преимущество — лишь я мог заставить его улыбаться, говоря о том, как он красив. Что, если я прикоснусь к Ричарду? Он отстранится? Не помня себя, я протянул к нему руку и провёл пальцами по пшеничного цвета волосам. Мягкие. До меня неожиданно дошло понимание того, что мимолётного поцелуя мало. Я хотел быть жадным, и Ричард быстрее меня понял, к чему всё это. Он прильнул к моим губам своими. Этот поцелуй был куда более ненасытным и обезоруживающим, чем тот невинный. Пустота в груди наполнилась радостью. Я понял, почему Ричард так любит сладкое. Он сам слаще мёда. — Разве я могу позволить себе подобное? — мысли сорвались с губ, стоило мне очнуться от завораживающего падения в неизвестность. — Я не против, если это будешь ты, Сейги, — в глазах Ричарда появился загадочный блеск. Хотя, возможно, это была игра света. Лучи солнца, просачивавшиеся через окно, играли с ним, заставляя сиять, точно бриллиант. Ричард расстегнул верхние пуговицы рубашки и, перехватив мою руку, прижал к своей груди. — Чувствуешь? Я и забыл, что у бриллианта есть сердце. Ричард настоящий и смотрит на меня. Не дождавшись ответа, он оттеснил меня на диван, заставив лечь, а сам навис сверху. Его рубашка больше не скрывала тонкие изящные ключицы, заставляя желать увидеть больше. Проклятая одежда, она всегда скрывала от меня слишком много. — Рядом с тобой меня посещают несвойственные мне мысли. Перехватив Ричарда за затылок, я притянул его к себе, нагло и ненасытно целуя. Мне хотелось оставить следы на его нежных губах. Сердце тревожно билось, иногда сжимаясь от страха. Что, если я оскверню его? Засияет он или угаснет, подобно рубину после тепловой обработки? Ричард, точно понимая мои намерения, позволял прикасаться к себе, исследовать тело ладонями. Я хотел побывать везде. Почувствовать близость с ним настолько, насколько это возможно. Поняв, что простых поцелуев мало, я принялся срывать с него рубашку, и Ричард этому поддавался. Вторя моим движениям, он сдирал с меня остатки самообладания. Волна трепета захлестнула сознание. Резким рывком я сел и обнял его, с силой прижимая к себе. В ответ Ричард прильнул своими бёдрами к моим, явно давая понять, как далеко он готов зайти. А я с ненасытностью ёрзал руками по его спине, сжимая пальцами нежную кожу. Вдоволь насладившись губами, я перебрался к его шее, затем к ключицам, которые несколько минут назад так манили. Ричард хоть и извивался, ускользая от моего напора, но продолжил своё. Он расстегнул пуговицы на моей рубашке, скользнул руками за шиворот и, оставив несколько ощутимых царапин, стянул надоевшую ткань. — Перестань изводить меня. Он пронзил меня взглядом. А я заулыбался как дурак, увидев хмурое выражение лица Ричарда. Как же хорошо, что он остаётся собой. Упёршись руками в мои плечи, Ричард оттолкнул меня обратно на диван. Его светлые пряди совсем растрепались и наползли на лицо, будто дразнили моё воображение. Хотелось их убрать — слишком многое они скрывали. Ричард схватился за ремень на моих штанах и, слишком уж быстро расправившись с ним, стянул с меня остатки одежды. Он стоял на коленях между моих ног, довольный собой. Никогда прежде я ещё не видел его таким. Куда же подевалась привычная сдержанность? Я потянулся к Ричарду ладонями и, пользуясь положением, расстегнул ширинку на его штанах, намеренно стягивая их ниже. Прищурившись, Ричард убрал мои руки и вновь навис надо мной, а я продолжил утопать в его глазах. Не думал, что он может быть таким. Одной рукой я убрал волосы с его лица, а другой подхватил за поясницу, притягивая к себе. Ричард не единственный, кто тут извёлся. Я хотел, чтобы он сделал меня своим. И я получил желаемое. Я дошёл до грани и продолжал заставлять Ричарда обладать мной. Он заполнял меня изнутри, двигаясь то медленно, то резко. Дразнил и прикасался везде, где вздумается. Я хватал его руки, сплетая наши пальцы и сжимая их каждый раз, когда становилось неприятно. В обычной ситуации мне бы стало жаль нежные руки Ричарда, но голова была переполнена другим: приятными, а порой неловкими движениями внутри; хриплыми вздохами нежного, точно классическая мелодия, голоса; мягкими волосами, щекочущими лицо, когда Ричард возвращался за очередным поцелуем. Я был безумно счастлив, ведь наши чувства стали такими одинаковыми. Такими едиными и такими же хрупкими, как Ричард.