***
Вспышка — и он закрывает глаза. Ынха сияет, показывая зубы, и машет рукой парню, который сфотографировал ее на свой телефон. Тэгун считает, что она хорошо ведет со своими поклонниками, ее новыми поклонниками. Она еще не устала от них всех. Именно от таких. Все это заставляет мужчину хотеть вернуться домой, даже выпить, схватить Ынху и увезти ее далеко-далеко от той жизни, которую он так долго прожил. Она слишком добра, слишком мила для всего этого, и все же улыбается ему, как будто фотографирующий их в тихом ресторане в обычный вечер вторника поклонник —очаровательная вещь. Они возвращаются домой, и Тэгун чувствует себя выжатым как лимон. — Эй, — голос Юнхи легок для его ушей, — я же сказала, что не хочу, чтобы ты смотрел мою новую дораму. В ней я ужасна. — Ты вовсе не ужасна. — Только, пожалуйста, не надо! — она с силой наклоняется над ним, смеется, но все еще звучит строго. Тэгун выключает телевизор как раз в момент начала эфира. Сегодня вечером у Ынхи хорошее настроение, и он не хочет быть тем, кто его испортит. Она всегда опаздывает, всегда так устает, когда приходит домой. Мужчину это расстраивает, ведь он уже знает, как слава и жизнь знаменитостей меняют людей, как она истощает их, насколько несчастными они действительно могут стать, и это то, чего он никогда никому не желал. Он думает, что девушка хорошо справляется с этим. Она склоняется в его объятиях, слабая и хрупкая, и он держит ее так крепко, как только может. Ынха более занятая. У нее больше расписаний, чем когда-либо, и Тэгун правда не знает, как все это переварить. Изначально ему очень нравилась идея встречаться с кем-то из этой индустрии. Он всегда благодарен ей за то, что она еще не потеряла себя в этой игре — у нее все еще есть свое очарование нормальности и уникальности, что привлекло в ней. Но он всегда боится, что та может ускользнуть, что она, как и многие другие, потеряется, и жизнь станет обыденной, чередуясь с расписаниями и ложью. У них хорошие отношения, которые он не считает само собой разумеющимися. Он действительно любит ее и наслаждался проведенными с ней мгновениями. Хоть это было трудно, когда ее карьера взлетела, когда его на какое-то время сворачивалась, и их совместное время постоянно сокращалось. Похоже, в эти дни он видит Хонбина чаще, чем ее. Она вернется домой, и они будут лежать в постели и разговаривать, пока девушка не уснет. Однако, в отличие от Хонбина, он видит ее ненадолго по утрам. Она так мало чувствует в его объятиях. Ее духи сегодня очень резкие, но ему нравится. Его губы прижимаются к ее, и это обжигает; приятно чувствовать длинные волосы на своей шее. Ее пальцы мягко касаются подбородка, и когда она отстраняется, широко распахнув глаза, он смотрит на нее, пока улыбка напротив не исчезает. Так быстро. Его руки сжимают ее талию, и она вскрикивает: — Ах, Тэгун! — потому что тот поднимает ее, и она обвивает руками шею, чтобы не упасть. Мужчина ее несет, надеясь, что быть может сегодня вечером у них что-то будет, но останавливается, как только девушка перестает смеяться, и становится так тихо, что он даже не слышит ее дыхания или стука кошачьих когтей по полу. Утыкаясь носом в шею, ее тон такой мягкий и извиняющийся: — Тэк… не сегодня.***
Сегодня Хонбин такой же яркий и игривый; Тэгун везет их обоих в город. Первый вырубается через пятнадцать минут, и мужчина ничуть не удивляется, когда замечает, что младший наклонился к дверце машины, как раз напротив места, где от приборной доски исходит жар. Именно это имел в виду Хонбин, когда, болтая ключами на мизинце, спросил: — Не хочешь побыть водителем? Путь неблизкий, но какое-то время здесь тихо, пока они не проедут через более оживленные кварталы. Машина Хонбина гораздо красивее и дороже его, и в глубине души у него возникает тревожное ощущение от всех взглядов, которые он получает, когда садится за руль. Он заезжает на заднюю стоянку здания и глушит двигатель. Его глаза беспомощно уставились на заходящее солнце, а потом перевели взгляд на Хонбина. Тэгун подумывает подождать еще десять минут, но знает, что младший закатит истерику, если поймет, что они зря потратили время. Поэтому он легонько трясет его за плечо, и тот моргает, возвращаясь к жизни. Это место выглядит точно так же, но Хонбин клянется, что оно изменилось с тех пор, как они перекрасили его несколько лет назад. В главном танцевальном зале тренируется группа из пяти молодых парней, и Хонбину приходится лишать вокалиста бесцельного взгляда. Тот не узнает ни одного из них. — Его кабинет теперь здесь, — говорит младший, ведя их по другому коридору. — Наконец-то он получил что-то побольше, но ведь он давно его заслуживает за все, что делает. Теперь он практически живет здесь. Всякий раз, когда его вижу, его темные круги под глазами спускаются прям досюда! — он оборачивается и идет назад, по пути показывая пальцами на лице в качестве демонстрации. И Тэгун смеется, опустив голову, и тихонько прикусывает нижнюю губу. Вокалист взволнован от мысли увидеть Воншика — даже больше, чем думал. Его сердце колотится, и он немного нервничает, когда они приближаются к двери, которая, как утверждает младший, ведет в тот самый кабинет. Хонбин громко стучит, и от гулкого эха Тэгун вздрагивает. — Эй, Воншик, это я, — он поворачивает дверную ручку, и их встречает темная комната, тихая, с единственным звуком жужжащей электроники, резонирующей повсюду. — Ооо. — Ааах, — выдыхает Тэгун, чувствуя разочарование и некоторое облегчение одновременно. — Вот отстой, — Хонбин щелкает включателем, когда они медленно входят в помещение. Старший ничего не говорит, потому что согласен. Он впервые видит новое рабочее место Воншика, и его удивляет, как много там всего находится. В комнате стоит незнакомый запах, который он не может связать ни с каким прошлым воспоминанием; чистый, с легким намеком на сигаретный дым, сбивающий Тэгуна с толку, ведь тот не напоминал рэпера. — Неужели… — медленно начинает он, — Воншик курит? — Я тоже чувствую запах, — выдает Хонбин, не отвечая на вопрос. Он тоже не знает. Теперь Тэгун хмурится, а второй смеется, указывая на угол стола, где стоит рамка с четырьмя фотографиями Хакена. И еще много других фото, отчего мужчина фокусируется на некоторых старых фото Викс. Кажется, это было так давно. На одном все шестеро собрались вместе после концерта, и от запечатленного кадра Тэгун не может оторваться. На нем улыбается Воншик. И Хонбин тоже. — Я позвоню ему, — объявляет другой, залезая в карман пальто. Тэгн разглядывает компьютеры и безделушки Воншика. По крайней мере, они все еще напоминают его прежнего: милые игрушки и глупые каракули, рэп-альбомы на задней полке и пустые пакеты из-под закусок, заполняющие его мусорное ведро. — Эмм, привет, Воншик, это Хонбин. Тэгун-хен и я сейчас находимся в студии. Мы пойдем за курочкой. Дай мне знать, если захочешь с нами встретиться, и мы подождем тебя или закажем, если ты опоздаешь, хорошо? Пока. — Он не ответил? — догадывается Тэгун. Хонбин снова выглядит грустным. Он идет на встречу с сотрудниками, как изначально и намеревался, оставив старшего одного в подвале с трейни, которых видел раньше. Он наблюдает за ними еще с минуту через маленькое окошко на двери, думая о том, как сильно они напоминают то, через что раньше проходили Викс, но как только один из них его замечает, мужчина отступает. — Тэгун-сонбэнним! Он останавливается в коридоре и неловко машет рукой парню, которому на вид было не больше восемнадцати. Из дверного проема за его спиной высовываются еще четыре головы. — Привет, — наконец, отвечает он в знак признательности. — Я… я действительно большой фанат… я никогда не видел вас здесь раньше, но… — чем дольше тот продолжает, его нервозность распространяется на Тэгуна. — Очень вами восхищаюсь! Парень выглядит так, словно собирается упасть в обморок, и беспокойство старшего растет. Его пристальный взгляд перемещается на других мальчиков позади него, и они все кажутся сбившимися в кучу, потными от тренировки, с удивленными глазами. Он никогда раньше не оказывался в подобной ситуации. — Я пришел сюда с Хонбином… и жду его, — говорит он, когда пять пар глаз пристально на него смотрят. — Но спасибо, мне приятно. Каким-то образом его втягивают вслед за ними обратно в тренировочный зал. Они всего лишь трейни, но некоторые из них уже достаточно хороши для дебюта. Ребята смотрят на него с изумленными глазами и тревожными улыбками, и Тэгун просто надеется, что они знают, во что ввязываются. Самому младшему всего пятнадцать, и это расстраивает. Но мужчина сидит, пока они пытаются произвести на него впечатление, что они и делают. Подошедший первым чудесно поет — гораздо лучше, чем Тэгун в его возрасте, и он завидует их страсти. Он не может не сравнивать. Он не может не задаться вопросом, кто из них сломается первым, но останавливает себя в надежде, что теперь все должно быть по-другому. Он бы никогда не пожелал тех трудностей, через какие прошли Викс. — Воншик-хен был здесь раньше, — говорит один из них во время небольшого перерыва, и Тэгун слегка вздрагивает. — Вы с ним близки? — немного удивленный, спрашивает он, когда они говорят о нем таким фамильярным тоном. — Да, он все время работает с нами, — отвечает парень, делая паузу, чтобы глотнуть воды из бутылки, которую они передают друг другу. — Он работает над нашей дебютной песней, но кто знает, когда это случится. Пока что она звучит очень хорошо. Тэгун слегка улыбается, наблюдая, как мальчики сидят у зеркала напротив его стула. — Я с нетерпением жду, чтобы послушать. Трейни возвращаются к отработке одних и тех же танцевальных движений снова и снова, пока один из них не уходит из-за усталости. Остальные на несколько секунд останавливаются, прежде чем четверо продолжают тренировку, как будто у них нет планов свалиться до конца ночи. Вся эта сцена навевает воспоминания, к которым Тэгун не готов возвращаться. Он уже чувствует, что эмоционально вкладывается в этих мальчиков, и это причиняет ему боль. Они слишком молоды и невинны. Они такие же, как Ынха. Точно так же, как когда-то были его мемберы, и он больше не может с этим справиться. Поэтому он попрощался и поднялся по лестнице на первый этаж. Прошел уже час, а он не может оторвать глаз от настенных часов, нетерпеливо ожидая, когда Хонбин закончит свою встречу, чтобы они могли уйти. Уйти и не оглядываться. — Эй, извини, я не ожидал, что это займет так много времени! — Хонбин бросается к нему с тремя сотрудниками, отчаянно пытающимися удержать его внимание позади себя. — В чем дело? — Хонбин, ты нужен нам в другом кабинете. — Окей, подождите. Только дайте мне минуту, — его голос к персоналу суров и требователен, но все еще каким-то образом сохраняет вежливое чутье. Кивая, они отступают, и все выглядят таким же раздраженным, как и Хонбин. Тот снова поворачивается к Тэгуну, его лицо смягчается, а губы плотно сжаты. — Что с лицом? — Я хочу уйти, — шепчет он, и второй понимающе кивает, оглядываясь на сотрудников, стоящих ужасно близко, несмотря на желание Хонбина. — Я сейчас вернусь, и тогда мы сможем убраться отсюда к чертовой матери, ладно? — он снова протягивает Тэгуну ключи. — Иди разогрей машину. Я скоро, — он следует за людьми обратно в кабинет, закрывая за собой дверь. На улице не такая уж и мерзко, но внутри машины всегда остается та часть не уходящего холода, даже когда за окном пекло. Он делает глубокий вдох и опускает голову на руль. Все его тело дрожит и сбивается, накопив внутри себя так много плохого и тревожного, что он даже не знает, с чего начать, чтобы исправить ситуацию. Желание вернуться домой настолько сильно, что он едет задним ходом, медленно возвращаясь назад, заставляя себя чувствовать, что он хотя бы подъехал немного ближе. Но нажимает на тормоза, как только фигура Хонбина появляется из задней двери. Ноги Тэгуна так беспокойно дергаются, что он нажимает на газ как раз в тот момент, когда дверь захлопывается. — Какого черта я пропустил? — спрашивает второй, возясь с ремнем безопасности, когда старший резко сворачивает со стоянки. — Расскажу тебе позже, — вздыхает Тэгун, наконец-то чувствуя себя немного лучше и сосредоточившись на вождении. — Давай просто поедим. — Окей! — Хонбин радостно улыбается, устраиваясь на своем месте. — Эй, эй! Хен, стой, ты же за рулем! — младший бьет его по плечу, выхватывая второе пиво из рук Тэгуна. В конце концов, его поймали после кражи третьего большого глотка. Ему хочется сказать "это ведь всего лишь пиво… я буду в порядке", но он молчит. Хонбин все говорил и говорил о встрече, на которой тот только что был. Компания хочет, чтобы он взял роль в предстоящем фильме, который должен выстрелить, но младший продолжает отказываться. Съемки фильма проходят во время отпуска, который он запланировал на конец следующего года со своей семьей, и он с нетерпением ждал его уже несколько месяцев. Персонал в ярости. — … поэтому я сказал им, чтобы они просто отдали эту роль кому-то другому, а те закатили истерику. Это было все равно что сидеть в комнате с кучей диких обезьян, — он немного смеется, но его улыбка длится недолго. Мужчина делает большой глоток из своего стакана, прежде чем потянуться за куском курицы. Еда такая же вкусная, как он помнит. Интерьер был переделан, теперь он стал ярче и красочнее, и Тэгун думает, что тот слишком отличается, чтобы связывать со старыми воспоминаниями, поэтому очень благодарен. Он успокаивается, просто слушает рассказ Хонбина, и медленно ест. — Во всяком случае, Воншик мне так и не перезвонил. Ожидаемо, верно? — Тэгун кивает. Он разочарован, и Хонбин отражает те же эмоции. — Прошло уже больше месяца с тех пор, как я видел его в последний раз. Для Тэгуна эта цифра была куда больше. Младший пристально на него смотрит, их взгляды встречаются на добрых несколько мгновений, и вокалист понимает, что второй пытается прочитать его мысли. Тот смотрит в сторону слегка недовольный, но все-таки спрашивает: — Так что случилось без меня? Тэгун ставит стакан с водой на стол и делает глубокий вдох. — Меня окружили трейни… Они такие молодые и страстные. Хонбин молча кивает и отводит взгляд, замечая, к чему ведется разговор. — Они сами не знают, что делают. Не знают, какой, по их мнению, будет жизнь. Я даже разнервничался. Один из них был совсем юным… — Понимаю, — тихо говорит второй. — Мне просто нравится думать, что, быть может, времена изменились, и для них все сложится лучше, — между ними короткая пауза, и приглушенная болтовня других посетителей и звон льда о бокалы становятся более заметными. — Хотел сказать, я надеюсь, что менеджеры научены. Никто не может быть хуже нас. Они переглядываются, и Хонбин заливается смехом. — Мы были ужасны, — соглашается Тэгун, слегка улыбаясь в ответ. Это была чистая правда. Как и многие другие айдолы, они часто выходили на улицу, но главным образом потому, что никто ничего не знал. И даже когда их поймали, компания ничего не могла с этим поделать. Те не могли никого выгнать, потому что все участники стоили слишком больших денег, и однажды Хонбин провел целую ночь, просматривая предложение за предложением из контрактов в поисках лазейки и способов перехитрить персонал, если что-то произойдет. Тэгун никогда особо не любил гулять и пить, но тогда это было чем-то таким, что не практиковалось и не работало. У Хонбина с Воншиком появилась тенденция сбегать по ночам. Они часами бродили по барам и клубам, танцевали, общались и пили, как глупые студенты колледжа с нормальной жизнью и работой. Они сменяли друг друга, обманывали своих менеджеров, тихо выходили, разгуливая по улицам, словно наконец-то были свободны, наконец-то нормальны. Поздние ночи всегда были самыми веселыми. Луна сияла так же ярко, как их улыбки, ноги стучали по тротуару так же громко, как их крики и смех, и некоторые из этих моментов были лучшими воспоминаниями Тэгуна. Эти побеги всегда были настолько хорошо продуманы и спланированы, что адреналин накрывал их с головой, когда те прятались среди сотни тел в клубах. Поначалу Хонбин и Воншик убегали, как будто были на вершине мира. Вокалист не совсем уверен в том, чем они занимались, но парни всегда возвращались пьяными и хихикающими с историями, которыми никогда не делились. Затем они потеряют Джехвана и найдут его бродящим по улицам несколько часов спустя, а он будет кричать им в ответ, словно ничего и не случилось. Санхек проводил свою ночную жизнь на клубных вечеринках; там всегда было большое количество людей, которые играли с ним в игры, веселились и вместе танцевали. Он никогда в жизни не видел Санхека таким счастливым. Тэгун и Хакен молча стояли у стойки, глядя мимо бармена и думая обо всем, что угодно. Он не любил носить шапки. Они всегда приводили его волосы в беспорядок так, что он никогда не мог все исправить, но с ярко окрашенными волосами он приносил себя в жертву на несколько часов. В первый год или два после дебюта их почти не узнавали, потому что они сливались с остальными. Он пил медленно, думая о том, как это возможно, что акробаты физически не ломаются пополам или как белки находят свою пищу, которую они прячут на зиму, когда впадают в спячку. Например, какой смысл во всех этих усилиях, если они забудут, где зарыли, когда вокруг столько снега? Подобные темы он обсуждал с Хонбином, и ночи просто пролетали незаметно. Но он всегда следил за Воншиком с другого конца зала. Очень редко они выходили все вместе, но каждый — один или два раза в неделю. Им приходилось не мешать друг другу засыпать по утрам или не выходить на эфир с таким видом, будто их все утро тошнило от ужасного похмелья. Большинство мемберов довольно быстро находили свой предел, но Воншику всегда доставалось. Он слишком часто напивался, слишком много страдал от последствий, отключался во время расписания больше, чем кто-либо другой, и поэтому стафф готовился к круглосуточному наблюдению за группой, но, к счастью, Хонбин нашел заключенные в контракт лазейки. Тэгун пытался помочь ему. Вначале он был свидетелем того, как Хонбин тащил Воншика обратно через дверь общежития, и тот был так измотан, что почти ни на что не реагировал и лишь бормотал. Младший был в полном ужасе, но Тэгун в конце концов уговорил его лечь спать, обещая за Воншиком присмотреть. Воншик много плакал. Он так страдал, что пил, чтобы расслабиться, почувствовать себя свободным и молодым, сбежать, и это было уже слишком. Он всхлипывал от боли, выблевывая все подряд, давясь и кашляя, а Тэгун сидел на краю ванны, положив руку ему на спину, чтобы напомнить, что тот не один. Рэпер крепко за него держался, освобождаясь от токсинов, которые сделали его таким. Изменения были мгновенными. Они вернулись в гостиную и легли на теплый пол, раскинув руки и ноги, но оставаясь рядом, и Воншик заговорил. Он рассказал Тэгуну о своих страхах, о своей печали, о том, как он ненавидит то, кем стал, и не знает, как остановиться. В основном это было одиночество. Жизнь айдола отобрала у него друзей, семью, общение, свидания и нормальную жизнь. И это для Тэгуна имело смысл, ведь он был таким же, он понимал каждое слово, каждое напряжение в его голосе и каждую слезу, которую он пролил в ту ночь. В то время они даже не были так популярны, они ничего не выиграли, но все равно хотели этого. Они хотели добиться успеха в надежде, что в конце концов все окупится. Старший подумал, что они напоминали студентов. Работая на износ сейчас, чтобы потом жить легко, но в их жизни не было никакой стабильности. Все они просто хотели быть счастливыми и делать то, что любят, и чем дольше они проживали жизнь айдола, тем труднее становилось сбежать. Воншик извинился, но Тэгун сказал ему этого не делать. По крайней мере, не ему, а Хонбину за то, что тот его напугал. И он пообещал Воншику, что он и другие мемберы всегда будут рядом с ним, ведь в той жизни они были единственным, что имели. — Можно мне остаться с тобой на ночь? — устало спрашивает Хонбин в машине на обратном пути. — Да. Несколько кружек пива, которые выпил младший, лишь заметно его усыпили. Он свернулся калачиком на диване Тэгуна, укрывшись старым голубым одеялом, и через несколько минут провалился в сон. Хозяин решает ненадолго остаться с ним. Сейчас не так уж поздно, даже не полночь, но он сидит в своем кресле напротив дивана, думая, что тоже может заснуть прямо там. И через несколько минут его глаза закрылись. — Tэгун? Он моргает, когда Ынха наклоняется, протягивая руку в его сторону, и Хонбин перекатывается в противоположном направлении от своего первоначального места. — Хм? — он прижимается щекой к ее руке, и на его коже ощущается приятная мягкость. — С ним все в порядке? — спрашивает она, оглядываясь через плечо на Хонбина. На самом деле ответ всегда «нет», но он все равно кивает «да». Она знает историю младшего, он рассказал ей, как тот несчастен, как его проблемы с доверием отворачивают много людей, и как его улыбки обманывают целую нацию. — Пойдем в кровать? — предлагает она с нежной улыбкой и игривым взглядом. Тэгун лежит в постели, ожидая, пока Ынха выйдет из ванной. Он чувствует истощение в каждой мышце — истощение, не вызванное физической активностью. Девушка тихо закрывает за собой дверь. Лицо у нее красивое и естественное, волосы распущены и волнами спадают на плечи, а футболка и шорты — все, что ей нужно, чтобы в его глазах выглядеть красивой. — У Хонбина что-то случилось? — она тихо интересуется. — Мы просто устали, — отвечает он, следя глазами за тем, как та усаживается рядом. Он не врет, но ей не обязательно выслушивать его объяснения. По крайней мере, не словами. Поэтому он обнимает ее за шею, притягивая все ближе и ближе, пока их губы не встречаются, и они медленно целуются. Так приятно, успокаивает, и она хватает его за руку. Они набирают темп, их поцелуи становятся более страстными, но Тэгун не хочет заходить так далеко. Во всяком случае, не сегодня. Она отстраняется, прижимая их лбы друг к другу, когда они смотрят в затуманенные глаза. Ынха сдается первой, слегка приподнимается, чтобы сесть сверху, словно она ничего не весит, словно ее там вообще нет. Но Тэгуну нужно ее почувствовать. Она пристально за ним наблюдает за ним, когда он тянет за низ рубашки, стягивая ее через голову. Ее губы приоткрываются, собираясь что-то сказать, на мгновение лицо становится печальным, и мужчина точно знает, о чем она думает. Но на этот раз он не может остановиться. — Прикоснись ко мне, — мягко говорит он, почти умоляя.. На секунду Ынха замирает — на ее лице написано смущение. Ее руки быстро тянутся к шнуркам его штанов в попытке наверстать упущенное время, которое провела с раскрытым ртом. Тэгун откидывает голову назад, позволяя ей начать задуманное, но это совсем не то, что означали его слова. По крайней мере, не сейчас, когда Хонбин находится в соседней комнате. Так легко он берет ее за запястья, притягивая к себе ближе. Он кладет ее ладони на свой воротник, медленно опуская их вниз, позволяя ее теплу проникнуть глубоко в его кожу. Он чувствует себя хорошо, ее руки гладко прижаты к нему, а глаза закрыты. Он снова поднимает ее руки вверх, почти желая, чтобы она сильнее впилась ногтями в кожу или своими прикосновениями усилила давление. Его пальцы легко отпускают ее запястья в надежде на продолжение, что теперь она понимает, что ей не управляют. Она не тратит времени на то, чтобы убрать свои руки назад, и легко скользит несколькими пальцами вниз к резинке его трусов. Он хочет застонать, но это больше похоже на жалобное хныканье. Потолок кажется серым и пушистым, когда он пораженно на него смотрит. Ынха его касается, но момент настолько упущен, что он почти ничего не чувствует. Он снова тянет ее за запястье, и это происходит так просто, словно ни один из них больше не в настроении для чего-либо. — Все в порядке, — начинает он и тянет ее в сторону, пока та не скатывается в его объятия. Он даже не уверен, говорит ли он это ей или себе, но крепко прижимает девушку к груди, когда их ноги переплетаются. Она теплая, и Тэгун находит утешение в ее обнимающих спину руках, как и в дыхании на его шее. Он закрывает глаза, когда она почти печально шепчет: — Я люблю тебя. Утром он не в себе. Солнце светит так ярко, и он вспоминает, что прошлой ночью забыл опустить жалюзи, однако слишком устал, чтобы что-то предпринять. Ынха скорее всего ушла на кухню. Ее высокий голос слышен совсем рядом. Он хотел бы, чтобы она все еще была с ним в постели, потому что сейчас ему не по душе одиночество. Потому что это расстраивает, кровь закипает, когда он рассказывает о событиях прошлой ночи, как он знает, что все никогда не пойдет так, как он хочет, и она никогда не поймет. Беспомощность внутри нарастает, но он как всегда сдерживается. В любом случае, она не виновата. Когда он распахивает дверь своей спальни, девушка разговаривает по телефону. Ее взгляд и улыбка исчезают, удерживая телефон только ухом и плечом и поворачивается к стойке, чтобы взять кружку. Ее «ммм» и «ага» в трубку, и спустя секунду она демонстрирует Тэгуну закатывание глаз. — Эй, мне нужно идти. Увидимся через час, хорошо? Да. Пока-пока. Она осторожно кладет телефон на стойку и протягивает мужчине кружку с горячим кофе. — Доброе утро, — она снова улыбается, и он молча кивает в ответ. Даже утром она сияет жизнью — красивая, с волосами, собранными в беспорядочный пучок, который все еще выглядит мило. — Хонбина ты только что упустил. Он ушел минут десять назад. — А, он? — он делает паузу, чтобы сделать глоток. Становится тепло, и мужчина чувствует себя бодрее. — Да, мы немного поговорили… Эй, наклонись, — Тэгун слушается, на самом деле не ожидая многого, но моргает, когда та проводит пальцами по его волосам. — Он рассказал мне о вчерашнем вечере. Мне жаль, что ты не увиделся с Воншиком. Я знаю, как ты по нему скучаешь. — О, хм, да, — внезапно выдает он. — Куда это ты собралась? — Я весь день снимаюсь. О, и у меня ночная съемка, так что сегодня меня не жди, — Тэгун хмурится, а Ынха сдерживает мягкую улыбку, потягивая кофе из своей чашки. — Я тебе напишу. У тебя есть дела? — Не раньше завтрашнего дня, — решительно говорит он. — О, знаешь, на следующей неделе у меня намечается выходной. Мы должны что-то предпринять. Кажется, это четверг. — Неужели? — Тэгун немного язвит. Они уже несколько месяцев не проводили вместе ни одного дня. Ынха постукивает пальцем по экрану телефона. — Да, в следующий четверг. Ты свободен? Тэгун молится всему возможному, пока проверяет свое расписание. Не такое большое, по сравнению с девушкой, но оно приносит деньги и почаще вытягивает из дома. Но его кулаки сжимаются, когда он видит работу в этот день. — У меня фотосессия. С 5 утра до 3-х часов. — А… я что-нибудь придумаю, когда ты закончишь, ладно? — она пытается оставаться позитивной, и Тэгун это понимает, хоть та и выглядит такой же расстроенной. — Хорошо. Когда она уходит, в доме становится жутко и тихо. И он ненавидит это, ненавидит быть один. Он думает о годах, проведенных в общежитии с другими участниками группы, и даже после того, как он переехал, Ынха была здесь почти каждую ночь. В прошлом он всегда хотел быть одиночкой, свободным и независимым, но годы спустя смеется над своим прежним «я». Санхек в армии, Джехван уехал в другую страну, Хонбин, как всегда, занят, Хакен вечно чем-то занимается, а Воншика нигде не видно. Список его друзей за эти годы заметно сократился, и даже у его сестер свои семьи. Он поднимает Тода с дивана и несет обратно в свою комнату. Животное на мгновение теряет ориентацию, но устраивается рядом с Тэгуном, и они оба сворачиваются калачиком на его кровати. Мужчина делает именно то, чего старается избегать. Он думает обо всем и ни о чем одновременно. Он думает о том, как сильно скучает по Санхеку и как бы ему хотелось, чтобы Ынха все еще работала за кулисами в музыкальном шоу. Он проверяет свой телефон, но не видит ничего, кроме одного сообщения от Хонбина. Его обычное «Спасибо». Когда мужчина подсовывает Тода под руку, кот громко мурлычет. Кофе, который он выпил, не позволит ему легко заснуть, как бы сильно он этого не хотел, но он все равно закрывает глаза. Он размышляет о сказанных Ынхой словах о том, что она в курсе, как сильно он скучает по Воншику. Даже просто вспоминая об этом, хочется смеяться. Девушка знает о Тэгуне больше, чем кто-либо другой, все плюсы и минусы, хорошее и плохое, но есть одна вещь, о которой о никогда не рассказывал ей — его прошлые отношения с Воншиком. Было сложно всегда. Он всегда слишком много заботился, всегда видел недостатки Воншика еще до того, как тот их демонстрировал, и вокалист чувствовал толчок в своем сознании, который просто кричал: «Ты должен помочь ему». Воншик разваливался перед ним столько раз, что он уже давно сбился со счета. Он испытывал боль больше, чем кто-либо другой, сбегал чаще, чем кто-либо другой, и причинял гораздо больше неприятностей, чем кто-либо другой. После той ночи, когда Хонбин рыдал, таща Воншика домой, Тэгун поклялся, что сделает все возможное, чтобы облегчить его страдания. Успокоить его мысли. Воншик быстро сообразил и вцепился в его протянутую руку. Бывало так много ночей, когда он, спотыкаясь, возвращался домой, пьяный до потери сознания, и находил дорогу в комнату Тэгуна. Это стало устойчивой закономерностью. Такой, где рэпер будет смеяться и кричать, вести себя как непослушный ребенок, пока не наступит момент, когда он скажет: — Хен, меня сейчас вырвет, — Тэгун отведет его в ванную и закроет дверь, оставив воду и тряпку на полу на случай, если после этого придется убирать. Он возвращался в постель, смотрел на часы и подсчитывал, сколько потерял времени на сон. Как по часам, может быть, через двадцать пять минут, Воншик мягко возвращается назад, выглядя все также плохо, но чувствуя себя намного лучше, спросит: — Можно мне остаться с тобой? А Тэгун никогда не отказывал. Он бы подскочил, приподнимая одеяло, чтобы другой мог легко проскользнуть внутрь. — Мне так жаль, — говорил он, но извинялся так часто, что через некоторое время все это потеряло смысл. «Менеджер-хен действительно злится на меня», «Мне больно», «Я скучаю по своей семье» — все эти темы Воншик поднимал, когда они вместе лежали в темноте. Но больше всего на Тэгуна подействовала самая распространенная причина Воншика. — Хен, ты не чувствуешь себя одиноким? Я… я даже не знаю, что делать большую часть времени. Чувствую себя ужасно, и это почему-то не проходит. Даже когда мы все вместе. Мне просто так одиноко. Иногда он начинал плакать. Иногда Тэгун плакал вместе с ним. А когда первый это делал, второй обнимал его и прижимал к себе; они прижимались друг к другу так близко, что почти сливались в одно целое. По мере того как шло время, с появлением Тэгуна картина немного изменилась. Они сбегали вместе, иногда группами побольше, но чаще всего только вдвоем. Наконец-то вокалист смог увидеть все, что делал Воншик, проводя ночь вне дома: выпивку, которую он заливал себе в глотку, людей, с которыми танцевал, громкость музыки, взрывавшей все его мысли, и радость, которую он испытывал, делая все это. Все это были случайные, безликие люди в клубах, и они каким-то образом идеально подходили друг другу. Тэгун редко напивался. Он пил, чтобы почувствовать жжение, покалывание в позвоночнике, но он всегда был слишком хорошо осведомлен о Воншике, чтобы позволить себе расслабиться. Он наблюдал, как тот пел вместе с другими, пытаясь попасть в ноты, до которых просто не мог дотянуться, и смеялся так искренне, что у Тэгуна не хватало духу его остановить. Даже отсутствуя всего пару часов, они возвращались на такси, и он держал Воншика за руку, пока они поднимались на свой этаж. После этого картина возвращалась в прежнее русло. Рэпер смеялся, его тошнило, а потом он присоединялся к нему в постели, чтобы поговорить о своем состоянии. Но последняя часть спустя время замедлилась и сменилась прислонившимся щекой к плечу Воншиком, что держал его за руку. А иногда тот молча прижимался носом к его груди и обнимал за талию. А потом была одна ночь в гостиничном номере на острове Чеджу, куда мемберы и сотрудники отправились вместе праздновать. С менеджерами вокруг и незнакомым ландшафтом сбежать самостоятельно не удавалось. Там был алкоголь, но стафф следил за ними. На следующий день у них проводился концерт, и напиться было невозможно. Они остановились только после нескольких рюмок. Воншик нарочно мало ел, чтобы быстрее напиться, но закономерность все-таки нарушилась, и ему не было плохо. Тэгун лежал в постели и смотрел на телефоне фильм, когда почувствовал, что Воншик забрался под простыню. Руки младшего обвились вокруг его груди и ухватывали до тех пор, пока его спина не прижалась к чужому телу, а лицо младшего не уткнулось ему в шею. Совсем не ново, но Тэгун не возражал. Второму всегда было тепло, и всякий раз, когда тот делал что-то подобное, у него в груди возникало приятное ощущение. Какое-то время рэпер был странно молчалив, и вокалист решил, что он просто заснул. — Что ты там делаешь? — поинтересовался Тэгун после почти часового молчания, мягко стягивая наушники. Последовала долгая пауза, и стало непонятно, было ли это вызвано пьяным замешательством или размышлениями (или отсутствием таковых). Скользящее по шее дыхание Воншика было горячим, запах алкоголя — резким , но все же слегка сладковатым. Сладким, как все любимые напитки Воншика. И тот пробормотал, все еще прижимаясь губами к его коже: — Целую тебя. — Но зачем? — ответил Тэгун, застыв на месте и чувствуя себя гораздо более уверенным в присутствии второго, чем несколько минут назад. — А мне нельзя? — спросил другой почти извиняющимся тоном, как будто не совсем понимал, почему вокалист его вообще допрашивает. Слегка вырываясь из чужих рук, Тэгун обернулся. Они стояли лицом друг к другу, глядя в глаза, прежде чем он заметил, что взгляд Воншика переместился вниз и его рука легла прямо за ухом. Он помнит, как сразу же потеплело в воздухе, как без всякой причины зашкалил адреналин и как его мозг продолжал посылать множество прерывистых и спутанных сигналов. По сей день за свои действия он все еще винит алкоголь. За то, как он потянул Воншика за шею, скрепив их губы вместе, и начал новую традицию, которая, конечно же, была не лучше, чем любая из их предыдущих. На следующее утро Воншик не выдержал, и Тэгун не знал, как реагировать, когда ему в лицо швыряли такую грубую правду. — Мне так одиноко, хен. Все, чего я хочу, — это быть с кем-то, обнимать его, целовать и быть счастливым, но не могу… я просто не могу… это убивает меня. Я не знаю, что делать, и схожу с ума, поэтому на тебе и вымещаю. Насчет поцелуя… прости. Мне правда очень жаль. Все, что Тэгун смог сказать: — Все в порядке. Только через неделю, вернувшись в привычную обстановку Сеула, они сбежали снова. По мере того, как росла популярность Викс, посещать клубы становилось все труднее, поэтому вместо этого они ходили в местные бары. Воншик больше не улыбался и не смеялся, но там был алкоголь, так что он, конечно, не жаловался. Тэгун сидел рядом с Хонбином, вспоминая, как ему на самом деле нравилось его общество во время выпивки, но остановился, как только рэпер подошел к нему со словами: «Мне нехорошо… ты можешь пойти со мной…» И он пошел с ним в туалет бара, который оказался одной кабинкой. Он стоял в углу, а Воншик прислонился лбом к холодной, грязной, выложенной плиткой стене рядом с сиденьем. Его не вырвало, хоть Тэгун этого и желал. В конце концов он допил остатки своего напитка и отвел парня обратно в общежитие, где они были только вдвоем. После того, как Тэгун с трудом натянул на него пижаму и сунул ему в рот зубную щетку, Воншик поцеловал его несколько раз. Это были сильные, глубокие поцелуи, от которых вокалист был так потрясен, что, по сравнению с ним, его ответы были слабы и неуместны. Никто никогда не целовал его так. Никогда. Они были пьяны и неряшливы, Воншик крепко держал его за талию, смешанная слюна собиралась в уголках его губ, и его пальцы рефлекторно вцепились в плечи. Его разум затуманился, повторяя, что все в порядке, что все нормально, что это помогает Воншику, что, в некотором смысле, было правдой. Даже после начала нового дня, когда его поведение не прекратилось. Эти моменты становились все длиннее, иногда они могли целоваться час, слегка прикасались друг к другу, но не более. Ведь ничего из этого не ощущалось настолько возбуждающим. Однажды вечером он даже спросил Воншика: — Когда мы это делаем, ты представляешь меня... девочкой? Воншик застонал, обхватив голову руками, чувствуя себя плохо. — Не совсем… нет. Ты просто...человек. Тебя тепло и приятно обнимать, и… я не знаю, — он сделал паузу, прочищая горло так, что это прозвучало болезненно, — это то, что ты делаешь? — Я так не думаю, — честно признался Тэгун. Он верил его словам, особенно в те ночи, когда чужие руки проскальзывали под рубашку Тэгуна, пробегали по его коже, вверх по бокам и по гладкой плоской груди. Вокалист понял, что ему нравится, когда к нему прикасаются; ему нравились эти ощущения, нравилось ощущать на себе тяжесть. И с Воншиком это сработало. Разумеется, в пьяном виде. Будучи совершенно трезвыми, они такого не допускали. Он и пьяным задавался этим вопросом, но даже на нем не зацикливался. Воншик казался более счастливым, когда они делали это несколько раз в месяц. И насколько ему известно, никто из мемберов так об этом и не узнал. Они часто спали вместе, и у Хакена даже где-то есть фотографии, но никто не был в курсе подробностей. Единственный раз, когда Воншик действительно вел себя иначе все-таки был. Они лежали вместе в постели после ночи, проведенной с Хакеном и Джехваном, и Тэгун сказал: — В январе я ухожу в армию. Я решил отправиться вместе с Хакеном. — Что? — тихо выдал Воншик, лежа на его груди. В тот вечер он быстро протрезвел. — Я еще никому не говорил, но… именно это я и собираюсь сделать. Я мог бы подождать еще год, но не хочу. Я устал и хочу поскорее с этим покончить. Хочу вернуться и отдохнуть. Рэпер на мгновение замолчал и спросил: — А как же Викс? — но Тэгун буквально слышал «А как же я?» — В любом случае, без Хакена все будет иначе. Ребята, я в вас верю, вы справитесь, — начал он, зная, что не совсем отвечает так, как Воншику хотелось. Он не видел его лица, но решил, что тот наверняка паникует, поэтому мягко добавил: — С тобой все будет в порядке. Тэгун думает, что именно в этот момент их отношения начали рушиться. Второй либо меньше выходил, либо просто избегал его компании. Пару ночей Воншик просто спал с ним, но лишь раз после этого вокалист сонно чувствовал, как тот оставляет мягкий поцелуй на его челюсти. Дата его зачисления приближалась. И прежде чем он с Хакеном на некоторое время уйдут, группа устроила камбэк. Мемберы частенько приглашали их в бары в качестве «Давайте повеселимся, пока вы не ушли», и хотя Воншик перестал приходить к нему по ночам, Тэгун все еще волновался, когда замечал, что тот смешивает напитки или выглядит так, словно вот-вот разревется. Он попросил Санхека вместо него за ним присматривать, но, видимо, этого так и не произошло. Много лет спустя Хонбин сказал ему, что временами Воншик в общежитие попросту не приходил, и никто толком не знал, куда он ходил и с кем был. Были моменты, когда вокалист чувствовал себя беспокойным, одиноким и страдал частой бессонницей. Поэтому когда Хакен предложил ему познакомиться с какой-то девушкой-сотрудником, он послушался, и в итоге встречался с ней в течение оставшихся двух месяцев до службы и более четырех лет — после. И за эти четыре года Ынха так много о нем узнала, но…не о Воншике.