Обмен

Глаза у Рагнора были — что колодцы. Нехорошие, одним словом. Недобрые. И Аван, хоть и сам себя за такое стыдил, невольно старался не встречаться с ним взглядом без надобности. Не так смотрел старый знакомый, когда, обломив в плече чужую стрелу, встал на гнилой гати, точно на твёрдой земле, и ждал, потому что лук его бил на двадцать шагов против орочьего; когда окружили их в последней настоящей битве, несколько десятков израненных эльфов и людей против сотни, а то и полутора сотен врагов; да хоть когда брали тот обоз, внаглую брали, днём и на открытом месте — пусть захватчики каждой тени боятся, а мы здесь дома… Не то было теперь. Куда уходил Рагнор и с каким заданием, знал, пожалуй, лишь князь. Только в условленный срок разведчик не вернулся, и те, кого отправляли по его следу, добрых вестей не принесли. Выпили по Рагнору последнюю чашу у костра — другой семьи, кроме дружины младшего княжича, у него никогда не было, — и почти забыли. Он вернулся через три с лишним месяца, неведомо каким чутьем отыскав тогдашнюю стоянку. Один и вовсе не с теми сведениями, с какими должен был. Совсем седой. Молчаливый. Поначалу он ни с кем не заговаривал и никому не отвечал, да и вовсе ни к кому не обращался; потом перемолвился наконец парой слов с князем, и то, кажется, из-за эльфа — тогда ещё Лайрвир не ушёл на юг, — потом почти успокоился, стал похож на себя прежнего… Похож — и только. Большую часть этой истории пересказал Радруин, когда явился с поручением в их лагерь: знал, что ещё до войны Аван с Рагнором вроде как успели сдружиться. Потом, когда и лагерь два раза сменился, и половины отряда не стало, а другая половина перешла опять же к князю под командование, — можно стало убедиться в справедливости его слов. Только ну её, такую справедливость, в болото, вот что. Рагнор, Рагнор, что же с тобой сделали… и кто. С места их лежки котловина была — как на ладони. Орки копошились, спеша доделать какие-то свои дела, пока не упали на их лагерь первые лучи солнца. Волков с этим отрядом не было — и то хорошо; людей, или кто они там, из Крепости, — тоже. Всего Аван насчитал без малого три десятка вражьих морд, из них не больше половины были одеты в подобие настоящих доспехов и хорошо вооружены. То ли стакнулись две разные ватаги и решили пограбить вместе, то ли нынче у Врага только командирам на вооружение хватало… Впрочем, оркам вылазка много добычи не принесла. Куда именно они ходили, разведчики выяснили этой ночью — и не единожды прокляли себя за то, что не появились там раньше и большим числом: два стоявших рядом хутора были сожжены, один — ещё несколько месяцев назад, и разграблены: взяли все, что можно было взять у людей, два года чудом тянувших лямку. Там же нашлись и тела — несколько молодых женщин, двое старух, девчонка-подросток, — а у ручейка неподалёку — могила неудачливых соседей. Орки Крепости не хотели возиться с пленными, из которых каждый второй не переживёт дороги на Север, а выжившие не смогут принести пользы. Другое дело — Баранор, недавно вернувшийся с восточных отрогов, говорил, что в степи вроде как кочуют ещё какие-то вражины, и они наверняка ничем и никем не побрезгуют. Тем более что проще ещё раз прошерстить нагорье, чем пробовать, хороши ли укрепления эльфийских князей… Внизу начали вскипать какие-то стычки, двое орков даже покатились по земле, нещадно, хоть и почти без толку, угощая друг друга тумаками и пинками. Вот бы остальные на них отвлеклись, с тоской подумал Аван. Да было бы ещё их раза в два поменьше, да вышло бы наконец как следует солнце… Перестреляли бы и ушли. А сейчас только себя по-глупому выдашь, да и стрел на них едва хватит. Покосившись в сторону, Аван заметил: Рагнор весь как-то посерел и напрягся, и, казалось, прислушивался к тому, что на разные голоса орали внизу. Окончательно наплевав на мысль о стрельбе, Аван неслышно подполз к товарищу — того надёжно закрывал подлесок, да и смотреть вверх орки не любят, если вовсе умеют, — и на ухо прошептал: — Ты понимаешь? — Да, — Рагнор даже головы не повернул, и ответил не сразу. — Тот, что панцирь напялил, говорит: надо уходить скорее, и так много времени зря потеряли, здесь лишнюю ночь оставаться не стоит… Боятся, сволочи, почти с нежностью подумал Аван. А мало боятся, их бы ещё пугнуть, так, чтоб впереди ветра сбежали… — Вот этот, мелкий, кричит, что надо было дальше пройти, зря испугались. Добычи, говорит, мало. А командир… — Рагнор замолк ненадолго, подавшись вперед, и прошептал: — Командир говорит, уходить надо быстрее. За пленников хорошо наградят. — За пленников?.. Но Рагнор уже не отвечал, снова высматривая что-то. С пленными дело принимало совсем другой оборот. Обрекать своего сородича на плен, если можешь облегчить его участь, было… мерзко. А с другой стороны, ещё не вошло в обычай Беоровых правнуков обрывать страдания ближнего стрелой или кинжалом. Но если орки угнали кого-то с хутора… Кого? Кто мог там быть ценнее мальчишек, которых матери ещё не отпускали в лесную вольницу? Хорошо наградят… О ком речь — и где, в конце концов, этого его или их прячут? Рагнор осторожно, стараясь не стронуть не то что ветки — прошлогодней хвоинки, пополз назад. За выворотнем он сел и еле заметно кивнул товарищу: давай сюда. — Думаю, что за пленные, — сказал он, едва дождавшись, пока Аван устроится рядом. — Двое должно быть, не меньше, я их треп хорошо разбираю. Только кто это и откуда? Солнечный свет наконец прошил лесок, запутался в сосновых корнях, под которыми прятались разведчики. День только начинается… Да и что время, время терпит. — Ждут нас до полуночи, — Аван кивнул своим — их общим — мыслям. — До вечера можно посторожить. — Как солнце по-настоящему выйдет, они спать завалятся. Как раз до вечера. Если что-то делать, то сейчас. — И что ты делать собрался? Их два десятка, нас двое, а на хвосте погоню приводить — последнее дело. — Да не полезу я туда, — хмыкнул Рагнор. — Знаю, что все равно не выйдет. Но хоть бы узнать, кого они там так стерегут… Узнать бы, что с тобой было, отстраненно подумал Аван. Раз ты так в орочьих повадках разбираешься и язык их понимаешь не хуже родного. — Узнать было бы хорошо. Может, ещё и повезёт их нагнать отрядом… А, ладно. Давай обратно. Правда, присмотримся — и то толк. Но вот Дайборону я бы уже сейчас сказал, пусть на всякий случай позовет ребят. Или пусть там сами решают. — Я схожу, — Рагнор скинул с плеча колчан и стал прилаживать на пояс. — Последи за ними пока, — и почти сразу же растворился в подлеске, только несколько веточек качнулись, отмечая путь. В том, что он доберётся до условленного места, сомневаться не приходилось; что принесёт отказ или приведёт подмогу на какой бы то ни было случай, — тоже. Рагнор, странноватый — а кто из нас, положа руку на сердце, остался прежним, — был так же надёжен, как и раньше. Передернув плечами в попытке согнать внезапный озноб, Аван отпил немного из фляги с водой и снова повернулся к близкому обрыву: пора было возвращаться на пост. Рагнор как в воду глядел: вскоре свары поутихли, а когда золотистый свет достиг наконец котловины — крутой подъём с западной стороны и пестролесье с восточной давали мало тени, — орки и вовсе сбились под обрывом, выставив четверых дозорных. Леса они явно боялись больше и беды ждали оттуда: часовые встали в десятке шагов от устроившейся на отдых шайки и даже после окрика командира не пошли дальше. Зато теперь только этих четверых и можно было толком рассмотреть, если не высовываться очень уж сильно. Хотя можно и высунуться, рауг бы с ним… Чтобы разглядеть орков как следует, пришлось опереться на случайную березку, на вид достаточно крепкую, и как следует перегнуться вниз. Но дело того стоило. Орки действительно спали, побросав кое-как свое барахло и оружие; только чуть в стороне, прижавшись к земляному склону, сидели двое. Вот один поднял голову навстречу солнцу, и даже со своего места Аван различил, как засияли в дневном свете его волосы. Чистое золото, которое не в силах оказались осквернить ни лишения, ни трудности подневольного пути. У людей, даже будь они из народа Мараха, не встретишь такой цвет, да и не всякий человек сможет вот так бестрепетно приветствовать полдень, когда жизнь его висит на волоске… Значит, эльф, а если судить по ширине плеч — женщина или подросток. Теперь понятно, отчего командир черной сволочи так торопится к себе домой: и в самом деле, добыча ценная… Разглядеть второго Авану не удалось: тот почти свернулся в клубок и накрывался каким-то тряпьем, несмотря на то, что день обещал быть жарким. Раненый или больной? Скорее первое. Нет, нельзя их так оставлять… А если придётся, — если придётся, это будет ещё одно «да-лучше-б-я-сам-сдох», которых у каждого отрядника набралось уже порядочно. Стража внизу сменялась дважды. Каждый считал своим долгом бросить пленникам пару слов («Лучше бы напиться дали, твари»). Золотоволосый неизменно молчал. Его товарищ продвинулся ближе к нему, почти забился под локоть. Солнце потихоньку кралось по небосклону, обходя тучи, и светило Авану прямехонько в затылок, когда по левую руку свистнула лесная пташка. Ей отозвалась точно такая же, но справа, а потом почти весь склон огласился негромкими птичьими голосами. Аван, чувствуя, что начинает расплываться в улыбке, на всякий случай отодвинулся немного назад, прежде чем встать, — и ответил переливчатым посвистом. Человек соткался прямо перед ним из серых и зелёных теней; волшебство обернулось эльфийским плащом, переброшенным через плечо. — Хорошей охотой не стыд и поделиться, — усмехнулся Белегунд, протягивая руку. Крепкие пальцы сжали предплечье в знак приветствия. — Со мной восемь луков, а закат уже близко. — Ближе, чем хотелось бы, — Рагнор подошёл, почти не скрываясь. Был он спокоен, словно и не одолел сейчас бегом пару лиг. — Те твари начинают просыпаться, а пока стрелки успеют их окружить, будут готовы ко всему. В темноте, однако же, они видят немногим лучше нас… — И что ты предлагаешь? — Вскоре после полуночи они наверняка встанут на привал. Если не сами, то из-за пленных уж точно. А если нет — дорога на север здесь одна и не слишком прямая, но это они так думают. Белегунд ненадолго задумался, сдвинув брови. — Что ж, дело неверное, но будь по-твоему. В темноте и с сонными мы справимся меньшей кровью… Здешние места я знаю, где они остановятся, догадаться несложно. Только дайте-ка сначала взглянуть… Втроём они выглянули с обрыва. Орки и в самом деле уже принялись возиться, вожак покрикивал на остальных, но пока что не слишком ретиво. — Удалось выяснить, что за пленные? — прошептал рядом Белегунд. — Один точно эльф, то ли женщина, то ли подросток. Второго я не видел, он все время прячется — раненый, должно быть. — Надо же — остались здесь эльфы, — тихонько хмыкнул Рагнор. — Значит, верно говорят, что они к своей земле сердцем привязаны… Белегунд шикнул — и вовремя. Внизу что-то происходило: командир стоял перед эльфом, угрожающе положив лапу на рукоять меча; тот по-прежнему сидел, не отодвинувшись и на волос. Сказал что-то, указывая на своего товарища. Орк ответил резко, захохотал-закаркал и прокричал что-то своим. Шайка отозвалась шумом и рёвом. — Гляди, и ведь не боятся совсем, — Рагнор, казалось, с трудом удерживается от того, чтобы сплюнуть. — Что говорил пленник, я не слышал, а орк ответил: «Тогда мы его сожрем». Видно, второй и правда ранен. — Ладно, полюбовались — и хватит, давайте назад, — скомандовал Белегунд. — Вся эта сволочь одинакова. До ночи небольшой отряд успел достичь подходящего для засады места — там не такой высокий, но каменистый склон отходил чуть в сторону от старой тропы. Неподалёку бил ключ, наполнявший созданную самой природой каменную чашу. По расчетам, охотники, пробиравшиеся тайными дорогами сквозь редколесье, обогнали орков: тем ведь приходилось равняться на пленных, да и короткого пути они не знали. Аван вызвался вернуться ненамного и посмотреть — и точно, ни о чем не подозревающая добыча переругивалась, не решаясь ни добить раненого, ни нести его дальше на руках. В небе уже разгорелись крупные летние звезды, становилось все холоднее… Встанут они на ночевку, никуда не денутся. Встали. Пленных связали спина к спине и посадили посреди лагеря; разглядеть второго из них опять не вышло — зато на какой-то миг Авану показалось, что золотоволосый смотрит прямо на него. Впрочем, различить, куда именно направлен взгляд, в темноте было непросто. Стрелки разошлись-расползлись по своим местам, растворился ниже по склону Белегунд. Рядом с Аваном опять оказались Рагнор и Дайборон. Ждали, когда орки окончательно успокоятся, а их часовые успеют придремать; ждали сигнала. Страшно не было — не в первый раз и, скорее всего, не в последний, а смерть свою все равно не обманешь; не было и азарта, как случилось бы на настоящей охоте: все же дело шло в первую очередь о чужих жизнях. Скольких так отбили, скольких не отобьем… А, помогай Бэлайн! То, что случилось дальше, едва не испортило всю затею. Один из часовых, видно, что-то почуял: сначала ходил вокруг стоянки, не обращая внимания на недовольных товарищей, потом вдруг со звериной ловкостью запрыгнул на склон — и оказался как раз между Рагнором и Аваном. Тёмная приплюснутая морда поворачивалась из стороны в сторону, точно орк силился уловить запах… Мысленно помянув Врага и всех тварей его, Аван натянул тетиву. Тень выросла позади орка, коротко сверкнула сталь, и дозорный без единого звука опустился на землю. Рагнор отступил на шаг назад — и словно бы не было его. Снова воцарилась тишина, только один из орков у дымного костерка принялся оглядываться… Сонный совиный крик его не насторожил — а зря. Четыре стрелы. Четыре цели, и если не насмерть, то хотя бы так, чтоб встать не могли, а кто промахнется, тот вовсе не беоринг… Упал прямо в костёр дозорный, второй повалился навзничь, кто-то из орков приподнялся, силясь понять, в чем дело… Перестрелять спящих, когда цели распределены — задача скорее простая, но вот Белегунд спрыгнул вниз, сверкнул меч в опущенной руке. Кто-то из орков встал против него, кто-то, напротив, кинулся прочь, снова засвистели стрелы… Княжич, правда, думал не о честных поединках и не о том, чтобы показать свою лихость — он пробивался ближе к пленным, а вскоре его нагнали еще двое товарищей, пошли рядом, прикрывая. Одним из них оказался Рагнор, и вряд ли стоило этому удивляться. Кончилось все быстро. Кто-то подбирал или по-простому вырывал из целей стрелы — не хотелось оставлять их врагу на память, и новые наконечники теперь было не так просто раздобыть, — кто-то еще раз обходил место схватки, чтобы убедиться: ускользнуть не удалось ни единому орку. Пленных эльфов развязали сразу же. Один из них, совсем еще мальчишка, и в самом деле оказавшийся раненым, уснул, едва его освободили и дали напиться — точнее, не уснул, а словно бы соскользнул в забытье. Золотоволосый — точнее, золотоволосая девушка — по эльфам не разберешь, сколько им лет, но эта выглядела так, словно только недавно вышла из детского возраста — сидела, кутаясь в чей-то плащ, и говорила с Белегундом. Негромко, но когда постоянно настораживаешь уши не хуже лесного зверя, привыкаешь слышать даже то, что вовсе не тебе сказано. — …Мы жили неподалеку от северных границ. От того дома ничего не осталось, но до вчерашнего дня нам удавалось скрываться здесь, в лесах… — эльфийка опустила голову, но голос ее звучал по-прежнему ясно. — Воины из нас с братом плохие. — Многие из мирных жителей ушли на юг через Анах, когда вся дорога была безопасна, — Белегунд отвечал учтиво и спокойно, а что было у него на сердце — не догадаться. — Отчего вы не отправились с ними? — Оттого же, отчего не ушли до сих пор. Мы искали хоть какие-нибудь вести об отце… и до сих пор ищем. Незадолго до той ночи он отправился с посланием в замок князя Бреголаса, а дальше словно пропал. В ее голосе надежды не было — по крайней мере, такой, которая прорывается надеждой или невольной, неожиданной радостью. — Нет, — Белегунд медленно покачал головой, — мне тоже нечем тебя обрадовать, дочь Лорласа. Знаю только, что он там был и послание передал, а после отправился с Бреголасом и его воинами к рубежу. Разве что кто-то из воинов о нем и слышал… Но, если позволишь, расспрашивать их лучше не сейчас и в более безопасном месте. — Скажи, госпожа, — Рагнор подошел, не скрываясь — и не скрывая, что тоже слышал весь разговор. — У твоего отца такие же волосы? — Да, — она подняла глаза. — И шрам на лице, остался от самой первой битвы в этих землях… Ты видел его?! — Видел. Это я его убил. Хоть и чужими руками. — Погоди, — кинув быстрый взгляд на побледневшую эльфийку, Белегунд выставил ладонь. — Расскажи по порядку. Кто-то окликнул Белегунда — должно быть, хотел напомнить, что не стоит задерживаться, — но сразу же осекся. Посреди недолгого оживления эти трое замерли, застыли, и каждый из них был сейчас в своем «не здесь». — Недолгий рассказ получится, — Рагнор упрямо смотрел в землю. — Осенью это было… Я попался, причем по-глупому, а что еще хуже — не только я, но другому не повезло еще раньше. Тот эльф… Подвернись случай, он бежать уже вряд ли смог бы. Кажется, его ни о чем и не спрашивали — так, веселья ради… А меня расспрашивали, как водится: где, значит, князь Барахир, сколько у него людей и как к нему подобраться незаметно… — Не сказал, — Белегунд не спрашивал: иначе накрыли бы всех еще тогда. — Про князя я и не знал. Про остальных не сказал, только сам до сих пор не понимаю, как… Они же потом начали по-другому спрашивать. Несложно догадаться, что бывает, когда в плен попадают двое и один из них упрямо молчит. Сложно потом об этом говорить — потому что именно ты-то выжил и выбрался, и с тех пор тобой даже смерть брезгует. — Я понимаю, — тихо сказала эльфийка. — Продолжай. — Ему как-то повезло их разозлить. Сильно разозлить. Ну и… Он… понимал, должно быть, что больше не выдержит. Не знаю. Только если бы не я… Прости, госпожа. Хотя вряд ли такое прощают. И не должно так быть, очень уж неравный обмен… Она поднялась, и тяжелый темный плащ соскользнул на землю. Стояли друг напротив друга воин из людей и эльфийская девушка, которые вряд ли встретились, если б не война, и уж точно не оказались бы связаны одной смертью, — и сложно сказать, радовался ли хоть один из них нынешней встрече. — Мне было бы легче, узнай я, что отец мой жив и давно покинул Дортонион. Но скажи кто-нибудь, что его живым утащили в Черную Крепость, я бы пожалела, что он не погиб в бою. Рагнор не ответил. Не пошевелился даже. Отмер он только тогда, когда тонкие пальцы коснулись его руки. — На тебе нет вины, — слезы в серебряном голосе звенели росой. — Ту же, которую ты сам себе взял, я сниму, если позволишь. Только и ты расскажи мне еще… Назови хотя бы свое имя. Только после этих слов стало заметно, что остальной мир никуда не делся, и нынешние заботы — тоже. Негромко что-то сказав, поднялся Белегунд — не хотел, должно быть, мешать продолжению разговора — и пошел собирать людей, отдавать распоряжения насчет обратной дороги. Видно стало, что самые темные ночные часы скоро пройдут, что убираться отсюда надо, не оставив следов… Почти все шло так, как раньше, привычным уже порядком; а что добавились к нему трое лишних человек, то есть эльфов, — все-таки трое, пусть один из них оставался невидимой тенью и сказанными словами, — так, значит, присудила недобрая судьба. Но все же они были здесь, а значит, ни о каком обмене и речи не шло.