Сегодня Питер любит яблоки

«В 16.30. На нашем месте. Сегодня. Жду.» Питер достал доисторический аппарат из кармана. Такое сухое и точно сообщение, что он почти увидел её лицо, спрятанное за черно-белой маской. Да, Пит ждал этой встречи. Всё чаще тучные и серые образы в его голове сменялись белыми, красными, — совершенно яркими и непонятными. Нет, он не хотел их понимать. Как только он признается, хотя бы самому себе, то возникнет тысяча и одна проблема, тысяча и одно горе. Там, далеко, где-то на просторах вселенной, его ждет тетя Мэй, Нед, Мишель, Хэппи, — они ждут его. Они любят его. А он так по-эгоистичному глупо думает о… О чем? Нет, Питер не станет, он не произнесет этого вслух. В четыре часа дня заканчивались школьные занятия. После аномальной сильной грозы повсюду блестели лужи, капало с труб, пробиралось в дырявые кеды. Паркер лениво топал, размахивая полупустым рюкзаком. Его голову одолевали бесконечные мысли и сомнения. Сомнения — это хорошо. Питер долго пытался искоренить в себе этого постоянно доверчивого наивного парня. После всего, что с ним произошло, наконец получилось. — Эй! Питер! Питер обернулся. К нему бежала растрепанная Гвен. — Фуф, догнала, — выдохнула, хватая его за плечо. От такого естественного и в то же самое время неожиданного жеста Паркер окаменел. Её рука на его плече. Гвен широко улыбнулась, поправляя чуть задравшуюся после бега футболку. — Куда идешь? — А, ну, эм, — забормотал Питер. — Представляешь, по физике получила В с минусом. С минусом, Питер! И только потому, что учитель подумал, что я списала. Как будто девушка не может разбираться в физике. Пф, что за бред? Гвен говорила так резво, быстро, что Пит не всегда успевал за её мыслями. Вот она говорит о физике и сразу же о новой ученице в школе. Она шла рядом, иногда случайно касаясь своим плечом его руки, отчего Питер непроизвольно вздрагивал. Светлые волосы блестели в нью-йоркском солнце, взгляд смеялся, как и она сама; мелкие веснушки, которые Паркер никогда не замечал, забегали по её милому лицу. Бывает, что люди болтают неприятно, потому что совершенно неинтересно и бесполезно, но она говорила классные вещи. По-настоящему классные, но слушать её было невозможно. Питеру казалось, что это труднее, чем сразиться с каким-нибудь суперзлодеем, труднее, чем преодолеть бесконечные расстояния в другие измерения. Она его спрашивает, и Пит понимает, что это вопрос только по её интонации, не по содержанию, — он кивает. Говорит: «Угу», — и Гвен продолжает смеяться и идти дальше. Не существовало ничего более важного на тот момент. Вот Гвен. Вот он. — …Гарри очень волнуется из-за этого. Да, она рыжая, очень симпатичная, не могу не признать, но её блог сильно уступает его. Ему просто недостает чего-то особенного. Понимаешь? — Угу. — Вот, и я о том же. У неё почти десять тысяч подписчиков стукнуло сегодня. А Гарри этой цифры добивался два года… Да, Питер ничего не понимает. В его ушах образовался вакуум. Почему-то он никогда не чувствовал себя так с Мишель. Когда они шли рядом он думал о том, как именно выглядит, что скажет, что подумают люди. Если ЭмДжей говорила, то требовала точной реакции, полного отчета всем мыслям, всем наблюдениям. Она была с ним требовательной. С Лиз он не разговаривал вообще. Питер даже не может точно сказать, почему она ему нравилась. Красивая? Умная? Нет, должно было быть что-то еще. Но он не помнил, потому что ничего не было. И ни с одной из них он не мог так просто смеяться, так просто смеяться над какой-то ерундой. — Ой, я совсем заболталась, — проговорила Гвен, смотря на часы. — Сколько времени, не знаешь? Питер полез в рюкзак. 17.30. — Черт! — громко выругался. — Что? Сколько? — Пол шестого. Гвен недоверчиво прищурилась, но Пит показал ей телефон. — Черт, — уже Гвен прошептала. — Мне пора. Хорошо погуляли, Питер. — Да-да, хорошо погуляли. — Пока!

***

Гвен взволнованно стучала ногой, прохаживаясь по крыше из одной стороны в другую. Ну как так можно было заболтаться? Как? Сама же назначила точное время, а теперь опоздала. Стыдливо покачала головой, ускоряя шаг. «А может, он уже ушел?», — это мысль была самой неприятной. Солнце клонилось к горизонту, машины недовольно переговаривались между собой, в окнах постепенно, то тут, то там, загорались огни. Тук. Гвен обернулась. Перед ней приземлился Паучок. Да, он мог так хорошо приземляться. Гвен никак не могла решить эту проблему со своей паутиной, как бы не изменяла состава: всё равно нить обрывалась, стоило только приблизиться к земле. Но это лучше, как если бы её совсем не было, как года два назад. — Прости! Прости, прости, прости, — забормотал Паучок. Гвен непонимающе нахмурилась. — Я опоздал, прости, пожалуйста, — объяснил парень. Гвендолин улыбнулась, но Паучок, конечно, не мог этого видеть. Глядя на его виноватую позу, чуть поднятые вверх плечи, слыша этот жалобный тон голоса, Гвен не сдержалась и легко хохотнула. — Я сама хотела извиниться, — сказала она. — Тоже опоздала. — Оу. Правда? — он выпрямился. — Тогда беру свои извинения обратно. — Как предусмотрительно с твоей стороны. Да, Гвен завидовала этому незнакомому парню. И оттого, что зависть росла с каждым его успехом, ей становилось всё труднее воспринимать его трезво. В голове боролось несколько сторон: одна хотела осуждать его, подозревать во всех смертных грехах, а другая — восхищаться и боготворить. И даже если Гвен очень хотела склоняться ко второй мысли, зависть брала своё. Попросить помощи с паутиной? Нет, она справится сама. Попросить помощи с непонятными злодеями? Пф, разве она не супергерой, правда? Нет, она не может, она не признается в этом. — Так, что ты хотела обсудить? Гвен на секунду замялась. Прогулка с Питером отвлекла её от насущных супергеройских проблем. — Точно, — кивнула. — Я, кажется, знаю про что говорил тогда Крэйвен. — Тот в леопардовых штанах? — Да-да, именно он. Помнишь, я уверена, что ты слышал, как он говорил о месте, в которое и он, и я попадем. Что мы одинаковые и так далее. Паучок замедленно кивнул, Гвен поняла, что он смутился того, что она знала о его подслушивании в тот день. — Мне кажется, кто-то собирает команду. — Команду? — переспросил человек-паук. Гвен закивала, присаживаясь на кирпичный край стены. — До Крэйвена нападал еще один, Доктор Осьминог. Слышал про это? — А, ну да, кажется, слышал. — Так вот, Осьминога увели люди Озкорпа. Но в Озкорпе его нет. — Откуда ты знаешь? Гвен цокнула. — Неважно. Озкорп никогда не скрывал того факта, что у него есть тюрьма для необычных преступников. И Крэйвен, и Доктор, — они оба там сидели. Поэтому- Паучок вздрогнул, вскидывая голову. — Кто-то выпускает злодеев? Зачем? — Да если бы я знала, черт возьми. Парень опустился рядом с Гвен, сохраняя дистанцию в полметра. Гвен давно заметила, что этот человек-паук очень обходителен, но так же очень и неловок. Как будто он постоянно думает о том, как она себя чувствует рядом с ним. Гвен даже от самой себя не скрывает того, что эта особенность подкупает, как будто так и говорит — поверь мне, я хороший. Но Гвен не хочет. Тогда придется признать и свои слабости. Одну она уже произнесла вслух. «Я не знаю, как работать в команде», — прошептала она. В тот вечер у неё почти опустились руки. Это происходило часто, но с каждой гневной и обличающей статьей Джейсона, с каждым отрицательным постом, криком на улице, обрывом паутины, — становилось всё сложнее и сложнее не сорваться. Не сорваться и прекратить это дело. Но её останавливало лицо отца, это доброе морщинистое лицо. Будто бы он ждал её каждый день дома, а не пьющая мать, будто бы он хвалил её за успехи, за то, что продолжала его дело. Нет, ради отца она готова была терпеть. Команда. А что это такое? Разве это не значит, что ей придется мириться с чьими-то недостатками в угоду общей цели? Это действительно так. Но Гвен чувствует, что как раз-таки цели у неё с Паучком разные. Он всё смотрит куда-то в сторону. Находит, вздыхает, поворачивается к ней, такой загадочный, непонятный. «И красивый.» Нет! Нет и еще раз нет. Никаких подобных мыслей не должно возникать в её голове. Паучок резко схватил её за руку, поворачиваясь назад. Гвен почувствовала почти то же самое. Бам. Это был взрыв. Одновременно сорвавшись с этой старой крыши, он и она двинулись в направлении взрыва. Их сердца бились в унисон, ветер бил по лицу. Беспокойство глушило и обезоруживало. — Озкорп! — прокричал Паучок. Но Гвен уже всё поняла сама. Красное беспощадное пламя облизывало блестящие стены компании, в которой она работала почти три года. Взрыв произошло где-то справа, внизу. Само здание пострадало не особо, но паучье чутье не переставало бить по вискам. Что-то здесь не так. Человек-паук приземлился раньше. Гвен хотела было приготовиться к твердой посадке, но он перехватил её за талию, аккуратно предотвращая падение. — В порядке? — спросил он. Гвен смущенно ответила: — Д-да. Как только она взглянула на место взрыва, Гвендолин поняла, что ей не давало покоя. Горел не просто Озкорп, горела тюрьма.