Ведомый

      Подспудная тошнота мешала сосредоточиться на мокрой дороге, да и накрапывающий дождь раздражающе стучал по крыше, вселяя уверенность в то, что солнце сдалось осени окончательно. Хотя, когда в Мемфисе была солнечная осень?       Джон опустил боковое стекло, позволяя холодному воздуху ворваться в салон. Горящее лицо приятно захолодило, но внутри Джон всё ещё кипел от ярости и бессилия, и голова разрывалась от колотящейся в виски боли.       Сейчас бы пару стаканов и ни о чём не думать. Или остановиться на обочине, выйти из машины и подставить тело пронизывающему ветру – чтобы выдуло всё, не оставляя даже крохи тепла. Чтобы не было даже желания обхватить плечи руками, задерживая какое-то призрачное подобие непричастности к произошедшему за спиной. Чтобы не прожигать взглядом машину судмедэксперта, маячащую на перекрёстке впереди. И не думать о том, что внутри катафалка лежит на носилках очередная погибшая из-за него.       Для него.       «Я бесконечно рад нашим новым встречам, Джон. Моя признательность тебе безгранична».       Буквы, вычерченные на бледном теле, заставили стиснуть зубы до скрипа. Броская указующая надпись клеймом горела в мозгу Джона, обвиняя каждой линией, каждой срезанной полоской кожи, не исчезая даже когда Джон пытался переключиться на что-нибудь другое. И он был уверен, что даже во сне она вспыхнет мертвенным флюоресцентом, не позволяя забыться даже на пару часов       Признательность, да? Да пошёл ты со своей признательностью, сволочь!       Возмущённый гудок справа выдернул Джона из какого-то подобия транса и он резко вывернул руль, уходя от столкновения в последнюю долю секунды. Старый белый "Мустанг" с противным визгом стопорнул прямо у крыла "Импалы", а грузный водитель высунул в окно руку и от всего сердца показал Джону фак, остервенело матерясь. В другое время, Винчестер бы вышел из машины и популярно объяснил придурку что значит «приоритет слева», нерегулируемый перекрёсток и спешащий по делам плохой коп, но сейчас не хотелось даже смотреть в боковое, не то что тормозить.       «Моя признательность тебе безгранична».       Джон со злостью ударил по рулю кулаком, совершенно не заботясь о том, что «Импала» идёт под сорок пять и на мокрой дороге подобные всплески агрессии могут закончиться весьма плачевно. Джона сейчас вообще ничего не заботило, кроме истерзанного тела, скрытого под пластиком, но не покинувшего мысли.       Девочку, которая нашла жертву, пришлось приводить в чувство с помощью нашатыря и останавливать беззвучную истерику парой несильных пощёчин. И только после того, как на место обнаружения тела прибыла команда, юная свидетельница разрыдалась, разом превращаясь из сознательного тринадцатилетнего тинейджера в перепуганную чумазую малышку. К счастью, Памела умела по-особенному обращаться с детьми. Взяв Крисси – Джон едва разобрал её имя сквозь потоки всхлипов и сбивчивого пересказа – за руку, она увела её в свою машину, вручила пластиковый стакан с кофе и запретила кому-либо приближаться ближе чем на три метра и раньше, чем через полчаса.       — Просто смотри, чтобы её не доставали, — строго наказала Памела своей аспирантке Чарли Миддлтон, вышедшей сегодня на первую смену, и отправилась обратно на место преступления. Она знала, что Чарли и в самом деле не подпустит Джона к девочке максимально возможное время. И лишь после того, как состояние Крисси перестало вызывать оправданную тревогу, Памела, не отрываясь от взятия проб с мокрой земли, милостиво кивнула в её сторону и нервно оттаптывающий пятки Джон скрылся за зарослями кустов.       Впрочем, свидетельница Джону была нужна только для протокола. Он и без этого знал всё, что она скажет. Да, обнаружила, да, никого не видела, да, вызвала полицию. Это офицер слышал уже так много раз, что повторы набили оскомину. Да и на какие изменения можно было надеяться в этот раз? Художник не делает ошибок, не подпускает никого к своим холстам раньше, чем это ему нужно, не оставляет следов и отпечатков, и ожидать, что Крисси скажет что-то новое, Джону не приходилось.       Как не приходилось и питать иллюзии насчёт улик. Всё стандартно – тело, послание, и ужас на лицах тех, кто оказался рядом.       Далматинец Джек помял практически всю траву вокруг трупа, но Джон был уверен – следов там не было. Интересующих его, по крайней мере. Ещё ни разу Художник не позволил найти что-то, что не входило в его планы: ни следов протектора, ни кровавого отпечатка. Всё стёрто, подчищено и изничтожено так аккуратно, что Джону хотелось удавиться собственными руками. Он мог обнюхивать прелую траву неделями, но ни малейшего намёка на то, что могла бы привести к Художнику, не обнаружилось бы.       Словно убийца был не человеком вовсе и не оставлял за собой ничего, кроме трупов.       Но Джон верил ещё и в то, что ни одно живое существо не способно к стерильности после себя. Если, конечно, Художник живое существо, а не демон, вышедший из Преисподней и выжигающий за собой любые улики.       Именно поэтому Джон в самом деле обнюхивал и осматривал землю вокруг несчастной девушки, и это у него получалось даже лучше, чем у поджавшего хвост пятнистого пса. Смотреть на убитую полицейский попросту не мог, поэтому попросил накрыть тело сразу же, как только подошёл к месту преступления. Его просьбу выполнили без колебаний, благо, судмедэксперт уже сделал свою работу, да и Джона многие сотрудники очень хорошо понимали. Изуродованную девушку укрыло полупластиковое белое полотно, но Джону достаточно было одного беглого взгляда, чтобы вырезанный на обмякшем теле узор намертво впечатался в память.       Кожа и мышцы под ней на запястьях и ступнях были надрезаны вкруговую, а кисти и стопы искусственно вытянуты на всю возможную длину сухожилий, обнажая в зазорах серые тонкие кости с филигранно счищенными с них острым ножом хрящевыми прослойками. Изогнутые алые росчерки срезанной кожи тянулись вдоль рук и ног, оплетали округлыми завитками бёдра и плечи и сходились на животе, разделяя область от диафрагмы до паха на шесть ровных треугольников, сходяшихся остриями в напрочь вырезанной лунке пупка. Располосованная поперечными линиями грудная клетка скалилась белеющими в разрезах рёбрами, и маленькие груди с вырванными с мясом сосками были исчерчены сходящимися под нижней костью грудины кровавыми спиралями. А изуродованное лицо с отрезанными веками, срезанными скулами и подбородком, бессмысленно запрокинулось, открывая взгляду снятый с гортани лоскут кожи, словно воротником укрывающий ключицы.       И по всему левому боку погибшей, через пах и бедро, змеились слова признательности, с грязными кровоподтёками в местах сплошных вырезов округлых букв.       Господи боже, за что?       Радовало только одно – характер некоторых ран и целостность виднеющихся сосудов на местах с полностью снятой кожей, говорили о том, что девушка была мертва, когда Художник работал с её животом и горлом.       Она хотя бы не чувствовала. Хоть чего-то, но не чувствовала.       При всём своём хладнокровии, Джон уже рассматривал вероятность того, сохранился бы у Художника стимул к творчеству, лиши он себя жизни самостоятельно. Каждый раз при подобных мыслях Джон ощущал, как оттягивает кобуру форменный пистолет, и это заставляло его вновь и вновь подставлять своё имя в уравнение для психопата. Одна жизнь старого офицера полиции предпенсионного возраста в обмен на все невинные души, которые Художник будет по-прежнему отбирать у живых, пока не добьётся своей неведомой цели. Но никто не мог сказать наверняка – прекратятся ли убийства со смертью Винчестера, или же будет избран новый кумир, которому начнут преподноситься кровавые дары. Поэтому Джон снова отбросил пораженческие мысли и принялся осматривать поляну между зарослей боярышника с таким рвением, что команда экспертов поспешила отодвинуться к деревьям. Даже фотограф опустил аппарат на пару минут, разрешая Джону пройти около всех меток без препятствий.       Что ж. Спокойствие, пусть и натужное, гораздо лучший помощник, чем бессильная злость на самого себя.       А затем у Винчестера появилась ещё одна головная боль, приехавшая на карданной "Хонде". Две головные боли – одна родная, другая – совершенно ненужная. И обе тут же устремились к центру поляны, попросив убрать с тела покрывало.       Джон отвернулся, мгновенно вскипая и сжимая зубы. Мысль о том, что ему хочется свернуть шею собственному сыну, внезапно стала приоритетной.       — О, какие люди посетили наше скромное мероприятие, — голос Памелы заставил Джона скривиться. Впрочем, эксцентричность судмедэксперта не шла ни в какое сравнение с той невозмутимостью, с которой прозвучал ответ.       — Теперь в вашем скромном мероприятии я задействован на полную катушку, так что мы найдём, чем занять совместный вечер.       Джон выпрямился и раскрыл блокнот, совершенно не задумываясь о том, что пишет. Лишь бы что-то делать и не вступать в диалог. Потому что Джон знал – одно единственное слово и он сорвётся. Только одно единственное слово.       — Офицер Винчестер.       Джон притворился, что занят разглядыванием внезапно треснувшей авторучки в пальцах.       — Офицер Винчестер?       Следующий вопрос прозвучал уже намного требовательнее. Джон отвернулся, раздражённо поводя плечами, и принялся осматривать подступы к воде в надежде разглядеть след вытаскиваемой на берег лодки.       — Офицер Винчестер!       Джон скрежетнул зубами так отчётливо, что Памела закатила глаза и рявкнула.       — Так, мальчики. Я понимаю, что вы тут решили поиграть в куличики и сломали замки друг друга. Но давайте-ка, валите из моей песочницы, если хотите мериться пиписьками и дальше, а я буду работать. Только яселек мне на месте преступления не хватало. Давайте, давайте, Джонни-бой, забирай сыночка и вон с площадки. А мы с малышом Касом займёмся делом. Хоть кто-то пусть головой думает, а не своими знаменитыми железными яйцами.       Мирно устроившийся за спиной своего нового приятеля, Кастиэль озадаченно моргнул и покрутил головой, переводя взгляд с одного Винчестера на другого. И только это движение заставило Джона вспомнить о существовании своего напарника. Стажёр выглядел потерянно и малость виновато, и судя по тому, какие взгляды он кидал в сторону тела, был совершенно не готов вот так сразу оказаться в самой середине круговерти. Джону даже на мгновение стало жаль Новака. Но лишь на мгновение. Потому что потом заговорил Дин.       — Думаю, что мне место в песочнице тоже найдётся. Правда, если офицер Винчестер продолжит играть в молчанку, я буду вынужден взять шефство над группой в свои руки.       Джон понял, что происходящее стремительно скатывается в фарс, и вздохнул, смирившись с неизбежным.       — Час назад на пульт дежурного поступил звонок – девочка обнаружила тело около городского пруда. Её собака заинтересовалась запахом и вывела Крисси на жертву, — Джон проигнорировал холодный блеск в глазах сына и то, как Дин скривил губы, услышав в голосе отца сдерживаемое негодование. — Я выехал тут же, осмотрел тело и прилегающую территорию – никаких следов не обнаружил. Показания свидетельницы также не содержат ничего, что могло бы оказать помощь следствию.       — Да вам краткие пересказы классики писать, офицер Винчестер, — усмехнулся Дин и повернулся к Памеле. Джон почувствовал, что медленно впадает в свирепую ярость от ощущения не просто неуважения к себе, но унижения в глазах тех, кто уж точно никогда не должен всё это видеть.       — Первичный осмотр что-нибудь дал? Следы, отметины, жидкости?       Памела скривила губы и отрицательно покачала головой.       — Пусто. Только её кровь и участки кожи. Могу сказать, что смерть наступила около двенадцати часов назад, а тело оказалось здесь два-три часа назад, ещё до дождя – трава под ним сухая. Следов волочения нет, ни шин, ни следов ног. Как тело было принесено сюда – неизвестно. Мы осматривали деревья на предмет сломанных веток и не нашли ни одной, несколько повредили уже наши люди, но на них поставлены метки, — Памела кивнула в сторону покачивающего ветками куста боярышника и вздохнула. — Он словно призрак, мальчики. Заставляет задуматься над своей природой.       — Значит, мы станем охотниками за привидениями и найдём ультраплазму для ловушки, — усмехнулся Дин и Джон только своей нечеловеческой волей приказал себе молчать. Увы, сын не заметил, как на его лице отразилось плохо сдерживаемое раздражение. — А что свидетельница?       — Девочка до сих пор в шоке, — Памела задумчиво обернулась в сторону своего фургона, где сидящая напротив подростка Чарли что-то негромко рассказывала ей, жестикулируя руками. — Будешь с ней разговаривать, учти – я убью тебя, если она заплачет.       — Я умею разговаривать с женщинами, — улыбнувшись, оповестил Дин. — Даже с женщинами в перспективе.       — Идиот, — ласково заметила Памела. — Но не расстраивайся, это у вас семейное.       Винчестер-младший кинул быстрый взгляд на Джона, но не ответил. Зато Джон не смог больше строить из себя молчаливую статую, и как только Дин развернулся к машине судмедэксперта, бросил ему в спину:       — Девочка бесполезна. Не лезь к ней ещё и ты.       Плечи Дина вздрогнули. Он развернулся к отцу и Джону показалось, что за привычно-насмешливым лицом скрывается такая же холодная злоба.       — А, ты всё-таки решил включиться в дело? И с ходу нарушить протокол?       Джон понял, что день становится не просто отвратным, он обещает перерасти в отвратный вечер, наполненный самыми отвратными эмоциями, потому что ничего отвратнее, чем пререкаться с собственным сыном на месте преступления быть не могло.       — Протокол не нарушен, девочка опрошена, — сухо отозвался Джон, сжимая блокнот в кулаке. — Ничего нового ты от неё всё равно не добьёшься, а её и так трясёт.       — Следует закрепить результат, — Дин упрямо развернулся к фургону и Джон не выдержал окончательно.       — Оставь ребёнка в покое! — он и сам удивился той агрессии, которая выплеснулась в его голос. Дин снова остановился, замер и медленно развернулся.       — То есть мне вот так же стоять на одном месте и как ты изображать ни к чему не приводящую бурную деятельность? — Винчестер-младший насмешливо изогнул бровь. — Так мы и в самом деле никого не сможем поймать.       — Мне кажется, что пока ты в моей группе, тебе следует подчиняться моим указаниям, — Джон попытался пригвоздить сына тяжелым взглядом к земле, мысленно матеря себя за столь быстрое попадание на крючок. Или Дин не собирался вызывать его на эмоции?       — Всего несколько часов назад ты не считал меня частью группы, — саркастически напомнил Дин и сложил руки на груди. Полностью закрытый, стоя напротив отца, он даже не пытался сделать вид, что недоволен происходящим – насмешка светилась в зелёных глазах слишком отчётливо. И Джона это раздражало намного больше, чем необходимость сотрудничать с кем-то.       — Я не могу пойти против назначения, — Джон упрямо хмыкнул, поджав губу. — Поэтому, будь добр, заткнись и выполняй указания. Не тревожь девочку.       Дин распахнул рот, чтобы возразить и уж точно не слишком вежливо, но тут голос подал Новак, о наличии которого все благополучно забыли.       — Господа, я думаю, что не стоит вот здесь…       Памела развернулась к Кастиэлю и покровительственно похлопала его по плечу, прямо по нашивке отделения полиции города Мемфиса.       — О, не вмешивайся! Это у них обычное дело. Привыкай.       Кас растерянно заморгал и беспомощно взглянул на Джона, но тот презрительно закатил глаза, стараясь не вникать в этот совершенно обезоруживающий взгляд и копаться в его истинных причинах. Вряд ли парнем руководило одно лишь желание унять некорректное поведение офицеров полиции прямо над телом убитой, но Джону было абсолютно наплевать и он не терпящим возражений жестом указал на вновь скрытую под покрывалом жертву.       — Думаю, что теперь сомнений в возобновлении серии Художника остаться не должно. Записка наличествует, почерк и характер ранений тот же.       — Теперь у нас нет сомнения в том, что это серия, — поправил отца Дин. — Но вот сомнения в том, что это именно Художник, есть.       Джон вздохнул и устало взглянул на сына.       — Ну твою дивизию, — протянула Памела и вновь хлопнула Кастиэля по плечу. — Удачи с этими бойцами. А мне работать нужно.       Женщина скривила губы в подобии улыбки и отошла к вороху опавших листьев, делая вид, что чем-то привлечена. Впрочем, Джон прекрасно понимал, почему доктор Барнс удалилась – она была весьма умной женщиной и не собиралась даже близко оказываться там, где Винчестеры делили сферы влияния.       Пойти на попятную и сгладить Джону на ум как-то не пришло.       — Тебе нужны какие-то ещё доказательства, или теперь у вас там в отделе бихевиористики учатся не брать в расчёт прямые указания на объект? — сурово поинтересовался старший офицер, краем глаза отмечая то, что Кастиэль устало прикрыл лицо ладонью.       — У нас там, в отделе бихевиористики, учат не делать поспешных выводов без подтверждающих аргументов, — в тон отцу отозвался Дин, принимая вызов. — Мы можем говорить только о том, что почерк убийств совпадает с убийствами двадцатилетней давности, что характер ранений схож с характером ранений, уже имеющихся у нас. Мы можем говорить о двух жертвах, убитых одним и тем же образом, но мы не можем говорить о том, что это дело рук того же человека, что убивал двадцать лет назад. У нас нет подтверждающих аргументов и к тому, что это не подражатель Художника, который воссоздаёт его манеру убийства и пытается полностью имитировать преступления, совершённые двадцать лет назад.       Джон сжал зубы, сделал пару широких шагов и прежде, чем кто-то успел среагировать, рванул пластиковый полог, обнажая изуродованное девичье тело и зло смотря сыну в глаза.       — Это тебе не подтверждающий аргумент? — выплюнул офицер, глядя на то, как бледнеет лицо Дина, как судорожно сглатывает Кастиэль за спиной напарника, и как Памела неодобрительно морщит лоб чуть в стороне от полицейских.       Джон выпустил холодный мокрый пластик из пальцев, вновь скрывая девушку под ним, и толкнув Дина плечом, направился прямиком сквозь кусты, к фургону судмедэкспертизы.       Голова раскалывалась, виски искрили стреляющей болью. Окативший град из холодных капель немного привёл в себя, и Джон даже не стал утирать лицо, чтобы смахнуть лишнюю воду.       Как там назывался этот чёртов препарат из дурацкого фильма, просмотренного совсем недавно? Прозиум? Вот сейчас Винчестер-старший не отказался бы от пары доз, чтобы отключить все эмоции, желания и чувства. Просто отключить, не позволяя выворачивать душу наизнанку, вытряхивать из тела и втаптывать в придорожную грязь. Как бы пригодился инъектор вместо табельного пистолета в кобуре…       Джон потёр переносицу и навалился спиной на распахнутую дверцу фургона. Крисси в глубине машины бросила взгляд в сторону полицейского, но промолчала.       — Твои родители ещё не объявлялись? — он вскинул голову и попытался улыбнуться девочке, но та только отрицательно помотала головой и подтянула ноги к груди под одеялом.       — Они до следующего четверга в Оклахоме.       — За тобой присматривают? — Джону захотелось обнять и согреть девчушку, но позволить себе этого он не мог. — Кто-то из старших?       — Подруга матери, мы каждый вечер вместе готовим ужин и она иногда ночует у меня. Она придёт с работы через полтора часа, — Крисси вновь виновато опустила глаза. Джон вздохнул и улыбнулся.       — Эй, ты сильная девочка. Ты нам очень помогла. Через полчаса ты сможешь идти домой, просто нужно уладить ещё кое-какие формальности, идёт?       Крисси серьёзно кивнула и укуталась в одеяло плотнее. Джон вновь ободряюще улыбнулся и кивнул в ответ. Видимо, всё его умение общаться с детьми закончилось в тот момент, когда его сыновья лишились матери, а Джон посвятил свою жизнь поимке того, кто отобрал у него жену.       Но даже несмотря на это, Крисси зримо успокоилась и даже расправила плечи под колючим казённым пледом. Джон ещё раз хмыкнул, ободряюще кивнул девочке и отодвинулся чуть в сторону, уходя из поля её зрения. Нечего нервировать без причины и без того напуганного ребёнка.       Лежавший у колеса фургона Джек вскинул голову и неодобрительно рыкнул. Джон оглянулся в ту сторону, куда смотрел пёс, и его с таким трудом нацепленное спокойствие мгновенно разлетелось к чертям.       Угрюмый Дин дарил уверенность, что этот день никогда не закончится.       — Мы отправили отпечатки, пробы слизистой и снимок сетчатки в лабораторию. Рентген зубов сделают уже в прозекторской, — сухой отчёт показался Джону более чем сдержанным, но он только чуть склонил головой в знак того, что слышал. Отвечать не хотелось. — Думается мне, что с установлением личности мы задержимся надолго.       — Не загадывай, — бросил Джон и упёрся взглядом себе под ноги. А затем вспомнил о всё ещё зажатом в руках блокноте и поспешил сделать вид, что намечает что-то на листе. Дин хмыкнул и отвернулся. Винчестер-старший постарался сдержаться.       — Меня поражает твоё упрямство, — голос сына был раздражён чуть меньше, чем голос отца, но этого хватило, чтобы притащившийся за Дином хвостом Кастиэль предостерегающе вскинулся. Дин не обратил на напарника внимания, но Джона этот жест заставил нахмуриться. — Ты так уверен в своей правоте, что не хочешь допускать даже малейшего шанса.       — Я не хочу допускать не шансов, а новых преступлений, — отозвался Джон, пытаясь быть предельно холодным и отстранённым, и держать лицо, и без того подпорченное язвительной Памелой. — Твоя уверенность в том, что мы имеем дело с подражателем, тоже не является объективной.       — Это не моя уверенность, — парировал Дин и офицеру не оставалось ничего, кроме как повернуться к сыну лицом. — Это уверенность отдела.       — Не отдел прислали ко мне, а тебя, — напомнил Джон. Кастиэль снова удручающе вздохнул, и Джон был рад, что хотя бы он не лезет со своими откровениями. Хочет работать рядом – пусть принимает его жажду вести. И не лезет под горячую руку. И уж тем более не перебегает на сторону того, кто решил Джону противоречить.       То, что ему противоречит собственный сын, офицер в расчёт не брал.       — Или завтра я получу в свой детский сад ещё пару-тройку великовозрастных идиотов, которые не могут даже сопоставить "а" и "б"?       Дин вздрогнул и выжидающе прищурился.       — То, что для тебя "а" и "б", не является таковым для меня. Хочешь мыслить узко – мысли. Но учти, что на твоей совести будут новые жертвы. И вовсе не из-за того, что два идиота не могут сопоставить твои "а" и "б".       Джона передёрнуло. Существующая реальность разлетелась на мокрые клочки и в голове зазвенела чётко произнесённая фраза, заставившая полицейского поднять на сына тяжёлый свирепый взгляд.       На твоей совести.       — Джон… — Кастиэль оглянулся через плечо, замечая, что оперативная группа бросает в их сторону недвусмысленные взгляды, и попытался образумить напарников, замерших друг напротив друга готовыми к дворовой драке котами.       — Не лезь, — отрезал Винчестер-старший, даже не глядя в сторону стажёра. Дворовых котов не заботит, как громко они рычат и сколько внимания привлекают.       О том, что они выглядят, как минимум, глупо, Джон старался не думать.       — Послушай меня, — офицер неотрывно смотрел сыну в глаза, и тот встречал взгляд отца так же неприкрыто-агрессивно. — Если ты будешь мешаться мне под ногами со своими версиями, упускающими главную, то поверь мне, я сделаю всё, чтобы ты больше не был причастен к этому делу. Никоим образом. Если ты считаешь себя правым – работай параллельно, не перекрывая мне кислород.       — Я не перекрываю, — сухо заметил Дин, даже не стараясь понизить голоса. — Я работаю. Потому что у меня нет выхода. Из-за твоей одержимости местью. Ты не замечаешь этого? Ты считаешь, что получил шанс привлечь к ответу убийцу твоей жены и не хочешь от него отступаться. Если так продолжится дальше, то твоё поведение будет направлено не на положительный результат, а в ущерб делу. Ты пристрастен. И быстрее я добьюсь того, чтобы отстранили тебя, а не ты – меня.       Джон втянул воздух сквозь неплотно сжатые губы и постарался расслабить кулак. Бить по лицу собственного сына, даже и столь дерзко ведущего себя, в его планы не входило, а жаль.       — Хочешь работать – отправляйся в лабораторию за анализом тканей и информацией о личности, — отрезал Джон, отталкиваясь от дверцы фургона и нависая над сыном. — Не пытайся указывать мне, что мне делать.       — То есть, это ты будешь указывать мне, что мне делать? — иронично поинтересовался Дин, но стоящий рядом с ним Кас метнул в напарника встревоженный взгляд, и Джон внезапно передумал скандалить. Не хотелось ронять себя ещё и в глазах новичка. Семейные дрязги - это не то, о чём следовало распространяться.       — Да. Потому что ты в моей команде. И если хочешь в ней остаться – делай то, что я тебе говорю.       Джон не стал дожидаться реакции сына и развернулся в сторону дороги, уходя от дальнейшего спора. Дин за его спиной фыркнул, но Джон решил, что ему плевать.       Бросив быстрый взгляд на всё ещё толпящихся на той стороне тротуара зевак, на пару припаркованных машин, чьи водители вышли на улицу, чтобы понаблюдать за разворачивающимся в кустах полицейским действом, Джон ощутил такой прилив ненависти к этим праздношатающимся людям, стремящимся урвать кусок хоть чего-то, что разукрасит их жизнь, что убраться отсюда захотелось как можно скорее.       Словно услышав мысли Джона, один из водителей юркнул в свой автомобиль и поспешил захлопнуть дверцу.       Но только Винчестеру-старшему исчезновение одного любопытного радости не прибавило.       «Импала» рванула с места, оставляя за задним стеклом плотно сжавшего губы Дина и растерянного Кастиэля. Джон не смотрел в боковые, чтобы ненароком не поймать в них осуждающие взгляды.       Архив встретил офицера яркой лампой дневного освещения, аккуратно расставленными стеллажами и выключенными компьютерами.       — Доброго вечера, сэр!       Джон быстро кивнул вскочившему с места долговязому полицейскому, решившему помочь негаданному посетителю во что бы то ни стало.       — Сидите… Гарт, — скользнув взглядом по нагрудному значку, отмахнулся Винчестер и не останавливаясь прошёл вглубь хранилища, направляясь к нужному стеллажу. Гарт обиженно вздохнул и опустился обратно за пульт наблюдения, подхватывая в руки журнал с обзором видеоигр.       Искомая коробка обнаружилась довольно быстро. Джон подхватил её на руки, не заметив, как дрожат пальцы.       Последний раз он касался этой коробки двадцать лет назад. Пыль взметнулась с крышки и Джон осторожно смахнул её ладонью.       — Здравствуй, — тихо произнёс Винчестер и прикрыл глаза. — Здравствуй, Мэри.