You're convexed, you're convert
Гнёт дугой, ты другой,
There's a stain on your shirt
И наряд в пятнах твой,
Semi-sweet, semicide
Полу-сласть, полусмерть,
The remorse you can't hide
Стыд тебе свой не исчесть
Crystal Castles — Empathy
Крутя в руках телефонную трубку прошлого века, с царапинами и въевшейся в них черной грязью, Изуку смотрел напротив себя на пустое место. Изгородь из тонкой деревянной панели не спасала от посторонних звуков, эти стены отлично передавали чужие секреты и личные разговоры. Суть не менялась из года в год — стены были для вида, суждены представлять собой якобы закрытое место для двоих, тет-а-тет под строгим наблюдением охранников. Прикрытие лишь для вида. Стекло между собеседниками тоже прикрытие. Старый агрегат, служивший передатчиком слов и звуков, — прикрытие. Ничего не работало так, как представляло из себя. Демократия давно изжила себя, в неё никто не верит. Пережиток прошлого, дряхлее телефона. Его ожидание продолжается слишком долго. По меркам Изуку — целую вечность. Он всячески опровергал мысли о том, что Бакуго не хотел его видеть, ведь это невозможно. По меркам того же Изуку. Скорее Курт Кобейн восстанет из мертвых и сочинит новый хит, нежели Мидория легкомысленно поверит в такое. Однако такие моменты его кудрявую голову не покидали. Оттого ожидать становилось всё труднее. Замкнутая колыбель фантазии прервалась, пока Мидория тонкими пальцами теребил телефонный провод. Напротив него грузно приземлилась фигура в оранжевом комбинезоне. Если бы парень не знал, где Бакуго находился, он бы озвучил никому не сдавшийся комплимент о том, что оранжевый ему безумно шел. Изуку представил на миг недавний момент в его мини фото-салоне. То лицо было уже отличным от нынешнего. А оттенок теплоты солнечного света пробегал лишь в оранжевом мятом комбинезоне и не пробегал совсем в искусственном освещении холодных светодиодных ламп. Мидория готов запечатлеть даже эту секунду, а в руке только телефонная трубка. Катсуки избегал его взгляда. Смотрел куда угодно, но не на него. Тяжелый угрюмый взгляд опустел, преломленный свет показывал именно такую картину. Из-под воротника показалась повязка на шее, посеревший бинт сохранил остатки крови. Эту рану Изуку не видел, не знал, откуда она появилась и кто позволил ей быть на светлой шее. Руки закованы в тонкие металлические наручники, которые парень мог бы с применением некоторой силы сломать, но почему-то этого не делал. Те же руки в один день крепко его обнимали и одновременно несли обернутое черной пленкой тело на видеозаписи. Были ли они тогда такими же шершавыми и влажными и остались ли такими сейчас? Изуку не мог этого высмотреть. Как в Кассандре* повторялись культовые строчки — не понимая её, расцветал новый день. Для Изуку абба была молчаливой, но громкой молитвой. Она указывала песнями направление мыслей, идущих в правильное и рациональное русло. Он крутил в голове сотни догадок, зависимостей поведения и мотивов. К сожалению, единственным ростком информации служил оранжевый комбез, потрепанные светлые локоны, черный мешок и время воспроизведения видеозаписи. Мидории этого было более чем достаточно. Преподнеся трубку телефона к уху, как не поступил его собеседник, Изуку отключил способность слышать посторонние звуки. Он знал, что даже так его услышат. — Хакамата был дорог для тебя? Бакуго наконец посмотрел на него. Его округлившиеся глаза практически достигали размеров больших изумрудных в своем повседневном состоянии, и было в красном зареве нечто большее. Испуг. Сколько бы ни старался Катсуки скрыть малейшую крупицу своих эмоций, Изуку удавалось доставать этот осколок подушечками пальцев, даже если этот осколок оставит глубокие царапины. Чтение эмоций было нетрудным занятием или даже увлечением — в том и главная соль. Изуку тоже боялся. Бакуго взял трубку в руки, устроив её на уровне правого уха. Не сводя пристального взгляда с него. — Откуда ты узнал о нём? Твердый голос скрывал тревожные нотки. Как скрежет скрипки под грузным напалмом виолончели. Нетрудно было догадаться — применив свой аналитический склад ума, Изуку счел важным тот момент на видеозаписи. Не могут так бережно нести труп в своих руках, не могут аккуратно класть его в багажник те, кто желал человеку жестокой смерти. Видео было показано ему единожды, но такие моменты ярко передавались прямиком в нейроны мозга. Имя он запомнил ещё в университете, ведь парень был рядом, когда на Бакуго крепили наручники. Про то видео Мидория решил не говорить — половина ночи и начало утра довольно долго напоминали ему о картине, которую он крутил каждую минуту заместо сна. — Скажи только одно, — Изуку крепче сжал трубку, с трудом поддерживая зрительный контакт. Напряжение, передаваемое от Катсуки, начало влиять на его тело. — Это то, о чём я думаю? — Я не знаю, о чём ты думаешь, — быстрый ответ был жестким, но правдивым ли? Разве Изуку недостаточно откровенен с ним? Он не хотел выяснять причины ситуации на видео, откуда она нашлась и кто её отправил. То, что Катсуки так посмотрел на него после произнесенного имени, говорит громче всех любых догадок. Он не знал всей сути, не в силах до неё докопаться, но всё же его доводы не были напрасными. — Уходи. Изуку ожидал такой реакции, но тело предательски дрогнуло от этого слова. Как было озвучено ранее, он совсем не спал — были изучены многочисленные версии происходящего, и парень был готов абсолютно ко всему. Но тело его в последнее время совершенно не слушалось, им управлял кто-то другой. Бог, призрак умершего мужчины, который был так важен Катсуки, ветер, охранник анджеловской тюрьмы, Бакуго — невидимые руки давили ему на грудь, пересчитывая пальцами выпирающие ребра, закрывали рот и нос, тянули за уши и хватали за кудри. Темные руки огибали всё тело, Изуку их скорее не чувствовал, а видел. Некие приведения отбывшего века. Или такие видения представлялись ему из-за недостатка сна, точнее, его лишения. — Ты мне обещал. Теперь Изуку проявил твердость — он умел это делать, когда дела касались его чести и гордости. Возможно, гордость по силе превозмогала Бакуго с его нескончаемым упрямством и нежеланием высказывать то, что у него действительно на уме. Обида покрывала его тело словно жидкой массой, сладким сиропом, от которого не отмыться. — Я тебе сказал — уходи. Катсуки подался ближе. Либо хотел сломать стекло при помощи старого и хрупкого аппарата в руке, чтобы раскрошить лицо Изуку осколками, либо намеревался взглянуть ему в глаза. Хотя и так смотрел глубже некуда. Мидория не сдвинулся с места и не дрогнул. Тремор его тела передавался по внутренностям, незаметно для остальных. Пока. — Не появляйся здесь больше, даже пальцем не шевели в мою сторону. Вали отсюда. Бакуго громко встал со стула — так же громко, как и приземлился на него. Телефонная трубка была откинута в сторону с таким презрением, как бросают смятый бумажный стаканчик на мостовую. Изуку знал, что этим всё и закончится — постоянно раздумывая над предсказуемостью блондина, не осознавал, каким предсказуемым стал и он сам. Поднявшись с таким же оглушительным звуком откинутого на пол стула, Мидория, крепко сжав кулаки, закричал: — Я выведу тебя отсюда, слышишь? Достану откуда угодно! Катсуки не подал виду. Подошел к ожидавшему его охраннику, не поворачивался. Его крепкая большая спина не дрогнула. — Бакуго, ты мне должен, чёрт возьми! Изуку заметил, как тот слегка покосился на него напоследок. Мимолетный поворот головы служил ему молчаливым ответом. Грубым, ужасным, ненавистным, пугливым, тревожным, напряженным, но всё же ответом. Мидория не знал, как контролировать обуздавшую его дрожь. Крепко зажмурив глаза до светлых пятен на внутренних сторонах век, он позволил себе медленно вздохнуть, и так же медленно выпустить воздух. Совсем кроху, но помогло. От стерилизации мыслей это не спасло. — Спасибо, что согласилась поехать со мной. — Изуку встретил Очако в общем коридоре, ведущем на выход. Девушка терпеливо дожидалась его рядом с окошком с решеткой, служившим регистрацией посетителей. Её пастельно-коричневого цвета юбка слегка выше колена и белая шелковая рубашка выглядели слишком презентабельно со всей обстановкой тюрьмы. Мидория в её сравнении выглядел как избитый мешок — черная майка, поверх которой надета узнаваемая спортивная толстовка Волков с номером их капитана, и широкие джинсы скрывали его тело для остальных. Но от яркой оранжевой сумки Изуку чуть не сошел с ума, представив опять тот злополучный комбинезон. — Я тоже хотела приехать сюда, — задумчиво и поверхностно ответила ему девушка, разглядывая серо-голубые стены с потрескавшейся штукатуркой. Её голос погрустнел. — Давно хотела. — Ты приехала к Асуи? — Очако, не смотря в его сторону, кивнула. Изуку не хотел донимать её расспросами, не было сил. Но всё же поддержка выбежала из его уст. — И как она? — Сначала не ожидала меня увидеть здесь, а потом… разочаровалась, что ли. — Разочаровалась? — повторил вопросительно Мидория, неторопливо выходя из помещения и придерживая Очако дверь. В глаза ударило яркое солнце на самом его пике. На небе ни облака, его чистота сочеталась с пыльным серым асфальтом и сетчатым ограждением. — Или мне так показалось, — Очако заправила лезущую в глаза прядь каштановых волос. Шоколадного цвета глаза пробегали по проходящим мимо полицейским в неприятно синих формах цвета грязного, покрытого дымным туманом, неба. Очако, та девушка, которая никогда не контактировала с Изуку и его приятелями так тесно последние курсы университета, быстро нашла общий язык с Ашидой, которая была слишком занята собой, и с Хитоши, с человеком, в котором общительность и дружелюбие шли в обратную сторону с его явственной сухостью и бесстрастностью. Эта девушка была так же недосягаема к здравому смыслу, как Икару — его желание дотронуться до солнца. Изуку считал её хорошим, добрым человеком, но с уверенностью сказать не мог. Он её не знал с откровенностью Ричи Блэкмора*, но его мысли выдали правдивое утверждение, что Очако одинока до безумия. — Странно, но всякий раз, думая о Тсую, во мне таится надежда, что всё ещё можно вернуть, — её откровения, как со старым другом, повлияли на Изуку отрезвляющим образом. Витавший до того в своих метущихся мыслях, он нормально обратил внимание на неё. Он понимал каждое произнесенное пухлыми розовыми губами слово. — Но когда я встречаюсь с ней лицом к лицу, все доселе заготовленные слова улетучиваются, и я не могу ничего сказать. Потому что её глаза так смотрят на меня, а я… — Боишься, — голос парня прозвучал утробно, изнутри самих легких. Очако округлила свои глаза, ей показалось, что зеленоволосый странный парень прочитал её мысль. Не стоило волноваться по этому поводу — их мысль была одинаковой. — И страшишься, что будет в будущем. И наступит ли оно для вас двоих, либо покажется только одному. Однако мысль для него была намного сложнее, чем казалась для Урараки. Запутанная перипетия со всевозможными выходами, представляющими собой закрытые бронированные двери, — аллегория исхода и свободы выбора. Если нет лома или динамита, проход не открыть. Или… Внезапно Изуку настигло просветление. Словно солнечный стрелок проткнул огненным лучом его мозг, оставив стрелу глубоко внутри. Вот оно, — выпрямился Изуку. Необходимо найти лом. — Очако, довези меня, пожалуйста, до Мины. — Я как раз собиралась туда, — в голосе девушки промелькнула обеспокоенность. Она странно посмотрела на парня, который свою угрюмость резко изменил на маниакальное озарение. Сумасшедшее и воодушевленное одновременно. — Но ты… — Я позже всё объясню, — Изуку взял девушку под локоть, заставляя идти застывшую Очако быстрым темпом. В его голове развернулась вакханалия из идей и соображений, что его область зрения сократилась до мелкой точки впереди, до машины Урараки. — Решили навестить старых друзей? Изуку остановился как вкопанный, испугавшись пробежавшего холода по телу от скрипящего и спокойного голоса. Этот голос ему еле знаком, но, черт возьми, на подкорках сознания мозг кричал о невозможности происходящего. Мимо него прошли несколько полицейских, образуя треугольник. Посередине него неторопливо шел человек в наручниках. Черные короткие волосы прикрывали удивительно яркие, голубые глаза, наблюдавшие за ним. Знакомые татуировки, обоженная кожа и тонкие губы — Даби появился из ниоткуда и уходил в никуда. — Не переживай, — голос тихий, но так громко стучащий по голове, ножами впивался в кожу. Взгляд Даби был слишком мягким и слишком непонятным. Идущие подле него полицейские не смогли закрыть его. Сердце Изуку на миг перестало стучать. — Я присмотрю за Бакуго до твоего прихода. ***You must earn our empathy
Тебе следует заслужить мое сочувствие
— Изуку, это слишком опрометчиво. Дом Ашидо давно образовал штаб-квартиру Отморозков. Однако не стоило продолжать называть их таким неудавшимся прозвищем — в их компанию затесались внушительный Киришима, весельчак Каминари и добродушная Урарака. Стоило придумать более адекватное название их команде самых разносторонних личностей, но Изуку займется этим позже. — Нейто, Даби жив! — Мидория воскликнул это слишком эмоционально. Даби для блондина — лишь вымысел. Типичный плохиш, имеющий хорошие связи с мафией. Киришима, стоящий поодаль от остальных, скрестил руки на груди, а Шото опустил взгляд на бутылку содовой у него в руках. — И он сейчас там же, где и Катсуки! Проведи логические взаимосвязи… — Изуку, успокойся, — ответил взбудораженному другу Нейто. — В местах лишения свободы пресекаются любые попытки конфликта, Даби ничего не сможет сделать Бакуго, как бы ни пытался. К тому же, из-за различий в основании их задержания, пребывать они будут в дальних частях тюрьмы. — Я уверен, что Даби сдался самостоятельно, — преподнеся большой палец к нижней губе, Мидория начал по привычке быстро бормотать. — У него есть определенный план, сдаться полиции было для него прикрытием. Он пришел в тот же день, когда задержали Катсуки и без следствия поместили в тюрьму Лос-Анджелеса. На предстоящем суде за Катсуки выступит выделенный от штата адвокат, но какой есть шанс, что он не подставной? Так же, как и присланное видео, он… — Изуку, мы как раз хотели поговорить с тобой насчет этого, — прервала его Ашидо, присев на диван между Мономой и Каминари. Сжав колени, она положила на них свои руки, не сводя с них глаза. Каминари, Киришима и остальные молчали — это встревожило Изуку не на шутку. Он привстал с кресла раньше, чем Нейто начал говорить за всех. — Мы очень переживаем за тебя, приятель, — голос блондина был твердым, но неуверенным. — Но мы считаем, что стоит оставить всё, как есть. — Ч-что? — Изуку не понял слов Мономы от слова совсем. — Мы о том, — продолжила за него Мина, не смотря на Мидорию. — Что то видео не было постановочным. Происходящее на нём в действительности было, и это очень страшно. Мы знаем, что ты хочешь помочь Бакуго всеми силами, но мы хотим помочь тебе. — После утверждения поправок в закон о национальной обороне двенадцатилетней давности у штатов появилось полное право задерживать подозреваемых без следствия и помещать их в места лишения свободы на неопределенный срок, — боже, Нейто начал занудствовать тогда, когда его не просили. — Даже если видео было сфабриковано, дело введут в работу, и будут найдены ещё доказательства. В случае с Бакуго ему грозит до пятнадцати лет, а в случае сотрудничества со следствием могут снизить до… — Вы хотите оставить его гнить там, в тюрьме? — произносить слова Изуку мог с трудом. Всё его тело обуздало частое за последнее время напряжение. Шото покосился на него — лишь он знал, что может случиться, если Изуку переволнуется. Он не хотел признавать, но в таком случае он на стороне большинства — Изуку не должен жертвовать собой ради призрачной истины, если таковая имелась по отношению к Бакуго. — Он для вас никто? Если вы не понимаете, то я вам скажу — Даби пришел в тюрьму только ради Катсуки. Изуку вспомнил рану на шее, попытки Катсуки скрыть её не увенчались успехом. Складывающийся паззл неровными углами ложился друг на друга, и Мидория не знал, какая картина в итоге сложится. Так мало информации, так много загадок и суждений, и слишком много шума. У Изуку начала кружиться голова. Его отрезвило холодное и обжигающее прикосновение железной банки ко лбу. Шото молчаливо протянул ему свою содовую, надеясь, что Изуку сможет с помощью неё поддерживать сознание без прибегания к препаратам. Мидория принял с благодарностью освежающий напиток, понимая, что Шото думает о ситуации так же, как и остальные. Разум Изуку остался чистым, несмотря на волнение и пробегавший пот. Ребята отчаянно пытались включить его инстинкт самосохранения, оберечь от опасности и оставить подле себя, потому что он для них важный, близкий человек. Человек, которого они не хотят потерять снова и, находясь в опасности, в игре между жизнью и смертью, остаться для них прежним. Вот только для Изуку это не спасение. Они не смогут понять, что без Катсуки он — никто. И если один пойдет ко дну, другой будет держать за руку и погружаться следом. — Злись на нас сколько угодно, мы не отпустим тебя на самотек, — вскочила Ашидо, поравнявшись с Изуку. Блещущие в душевных угрызениях черные очи смотрели на него. — Мы понимаем, как тебе дорог Бакуго, но переживаешь за него не ты один. Прошу, Изуку, только не совершай поступков, от которых потом пожалеем все вместе. Помни Сецуну… Её пальцы смяли черную майку, цепляясь длинными ногтями за его слабые мышцы. Блеск во взгляде предвещал слезные переживания, и Мидория понимал чувства подруги. Упоминание давнего человека резануло клинком по сердцу — зеленоволосый притянул Мину к себе, бережно окутывая руками её трясущееся тело. В спасительном жесте она дотронулась до его кудрявых волос, по-матерински поглаживая их. — Мина хотела сказать, — молчавшая до того Очако озвучила мысли розоволосой. Она поднялась с кресла и встала рядом с Киришимой, охватывая взглядом всех присутствующих. — Что мы не допустим повторения ситуации с Сецуной. Она тоже горела желанием спасать близких, но поплатилась за это своей жизнью. Это для нас и большое потрясение, но и большой урок… Ребята с удивлением обратили внимание на шатенку. Её твердые и прямолинейные слова отчеканились в каждом. Урарака, до того не принимавшая участия в их деятельности, в момент вышла на передний план. Эйджиро, угрюмо прислонившись к стене, выпрямился. Каминари и Нейто, переглянувшись между собой, посмотрели на Ашидо, которая спиной слушала слова подруги. Только Шото задумчиво перевел глаза с замершего Изуку на свои руки. — Мина не хочет повторения вашего похищения, — продолжила Очако смелый монолог. — Мы не знаем ничего про прошлое Бакуго, так что судить по одному только видео о человеке не стоит. Как бы ни желали помочь друг другу, действовать нужно с разумной точки зрения. Теми силами, которыми мы имеем. Мы все связаны одной большой судьбой, которую нам предоставила Сецуна, так давайте не подведем её сейчас. — А если Бакуго взаправду убийца? Какой резон ему помогать? Не подумали, что, помоги мы ему, он придет к нам и… — Монома, думай, о чем говоришь! — воскликнул вдруг Киришима. — Я то думаю, — с нажимом ответил ему Монома, прищурив глаза. — А ты? Ты был все эти годы вместе с Бакуго? Знаешь, что он делал? Или говорил ли он тебе про убитого человека? Не думаю, что он стал бы откровенничать с кем-либо из нас. Если даже Изуку не знал всего происходящего, как думаешь, почему Бакуго молчал всё это время? Потому что он действительно виновен… — Он наш друг! Я не брошу его в такой заднице! — Поздравляю, тогда ты такой же идиот, как и Бакуго! — крикнул на него Нейто, ударив кулаком по дивану. В комнате воцарилась тишина. Мина обняла Изуку крепче. — Ты неукоснительно чист в своих намерениях спасти своего друга, что даже не видишь, как это бесполезно. Информация по его делу конфиденциальна, любая утечка уголовно наказуема. Ведет дело сам шериф Тсукаучи, а значит важность следствия высочайшая. Если Бакуго уже находится за решеткой, прежде судебного разбирательства, то он перешагнул со статуса подозреваемого сразу на статус осужденного. Всё, что здесь можно сделать, — это заставить Бакуго работать со следствием. Так ему сократят срок на несколько лет, в лучшем случае. А теперь скажи мне, Киришима, какой план был у тебя, м-м? Ворваться в кабинет Тсукаучи и стереть все улики? Тогда ты своего определенно добьешься — будешь вместе со своим другом проводить свои дни за решеткой. — Ну а если, — спустя несколько мгновений всеобщей тишины взял слово Каминари, до того не принимавший участие в перепалке. — Если забросить на комп Тсукаучи вирус через бэкдоры? Тогда все данные сотрутся и без нашего присутствия, в буквальном смысле. И получается, что никто не виноват — это была случайность… — Ещё один желает попасть в тюрьму, — цокнул блондин, недовольно устраивая голову на согнутой руке. — Это со временем всё равно всплывет, и про твою задумку прознают ежесекундно. Твоё дело будут вести намного жестче, чем стараются над Бакуго. — Должен же быть выход… — Ребята. До того молчавший Мидория обратил на себя внимание присутствующих. Мягко отстранив от себя Мину, он улыбнулся. Полуулыбка подействовала на девушку и остальных успокаивающе. — Я очень ценю ваше желание помочь, но вы должны послушать Нейто. — Но как же… — обомлел Эйджиро, в непонимании смотря на странным образом изменившегося Мидорию. — У вас есть своя жизнь, и вы уже обязали друг друга не нарекать на себя опасность. Поэтому оставьте это дело полиции. Я верю, что Катсуки невиновен, и его ошибочное обвинение снимут. Всё-таки Тсукаучи — это тот, на кого стоит положиться. — Но, Изуку, ты снова… — Обещаю вам, что я не стану геройствовать, — Изуку посмотрел на девушку, положив руку ей на плечо. — В особенности тебе, Мина. Обещаю, что со мной не повторится то, что произошло с Сецуной. Я лишь… буду наблюдать, и верить в лучшее. И советую вам сделать то же самое. Мина с изумлением и одновременно с благодарностью посмотрела на друга. Каминари и Урарака облегченно выдохнули. — Ну наконец-то в Изуку появился здравый смысл, — усмехнулся Нейто. — Наш мальчик стал мужчиной. — Монома, я сейчас тебе рот зашью. — Дорогая, разве я сказал что-то не то? — Не называй меня дорогая, сколько раз тебе об этом напоминать! Шото молча посмотрел на Изуку. Пока тот тихо смеялся над развернувшейся перепалкой друзей, парень ощущал нутром, что зеленоволосый нагло соврал. ***We're encouraged to forget
Хотят, чтоб мы забыли,
Preference to be forcefed
Что предпочли корм силой
Вечером в приемной тюрьмы строгого режима было на удивление тихо. Приходящих посетителей становилось все меньше, а комендантский час для заключенных неукоснительно приближался. — Удивлен увидеть тебя. Перед ним сидел худощавого телосложения мужчина в оранжевом комбинезоне, форме заключенного в тюрьме строгого режима. Темные волосы ворохом лежали на голове, а покрытое многочисленными ранами лицо не издавало слабости. Напротив, было в этих обугленных частях кожи, старых татуировках и пирсинге в ушах, на носу и щеках нечто необузданное. Дикая энергия, сила, готовая выйти из слабого, как у Изуку, тела. Только осужденный не видел в этом трудность — наверняка его худоба помогала тому преодолевать трудности и находить нити выхода из смерти в жизнь. Он горел, горел жизнью изнутри, и внутренние порывы этой силы достигали его через стеклянное препятствие. Изуку взял в руку телефонную трубку, снова, в этот же день, спустя несколько часов после его первого посещения. Мозг парня опустел от всех гнетущих мыслей, он был хладнокровен и уверен в том, что делает. Даже яркие голубые глаза не дали трещину в его убеждении докопаться до истины. — Ты был хорошо знаком с Катсуки, я прав? — Тебе необходим законный Ключ к разгадке*, я прав? — повторил в таком же тоне Даби. Для него этот разговор был ничем иным, как игрой, где первую пешку выставил он. — Как отчаянно ведут себя сердца, не знающие покоя. Я могу рассказать многое, но не думаю, что ты готов это услышать. Изуку до хруста в пальцах сжал злосчастную трубку, не сводя с Даби изумрудных глаз. — Расскажи мне всё.