Что может быть лучше для двух социопатов, чем провести уик-энд в столице разврата, заказных убийств и фестивалей? Бразилию не зря называют страной беззакония — местом, где отец может убить ухажёра своей дочери на улице за то, что тот опорочил её честь, и ему ничего за это не будет. Каждые пятнадцать минут здесь совершается убийство, а наркотрафик сопоставим с аналогичным в Мексике. И, если Готэм просто «фурункул на заднице Америки», как бы выразился один комиссар, то Бразилия — один сплошной Готэм.
Не знаю, что привлекает сюда обычных туристов при условии, что граждан с пушками здесь ничуть не меньше, чем в Техасе. Но тянет их к этому зелёному островку в Южной Америке, как магнитом. Кто-то хочет посмотреть на статую Христа Искупителя, кого-то притягивает карнавальная магия, а кто-то хочет просто отдохнуть на берегу моря, попивая экзотические коктейли. Факт в том, что, как по мне, отдых здесь не стоит жизни, ведь шансы умереть на бразильских улицах ничуть не меньше, чем в Готэме. Разумеется, здесь нет своих джокеров с загадочниками: всем заправляет организованная преступность вместо суперзлодеев — а они во многих аспектах похуже костюмированных психов.
Но это всё не имеет значения, ведь со мной та, кто способна при желании стереть этот континент с лица земли благодаря изобилию зелени вокруг.
Мы с Памелой приземлились в международном аэропорту Галеан, в частном секторе, где нас уже ждал личный автомобиль с водителем, а в центре города — арендованный гостиничный номер. Не президентский люкс, конечно, но тоже неплохо. Встретили нас работники аэропорта довольно неплохо: уровень сервиса и желание угодить клиентам с деньгами чувствовалось.
— Почему именно Рио-де-Жанейро? — спросила Памела после того, как наши вещи погрузили в багажное отделение, и мы сели в машину.
— В каком смысле? — я честно не понял её вопрос.
— Отсюда до нужного нам с тобой места практически полторы тысячи миль, — очевидно Айви уже не терпелось столкнуться лицом к лицу с «ЛексКорп».
— Ну, во-первых, нам с тобой нужен отдых, а это вряд ли получится в дождливых джунглях Амазонки. Во-вторых, все тамошние аэропорты, мягко говоря, не внушают доверия, так как полностью находятся под контролем наркобарыг и воротил преступного мира. А мне бы не хотелось, чтобы мой самолёт оказался в лапах какой-нибудь банды, и они перевозили на нём кокаин, пока мы с тобой заняты делами.
— Кокс переживает, что на его самолёте будут перевозить кокс… Иронично, — ехидно улыбнулась она.
— Ха-ха, — саркастично поаплодировал я её издёвке. — Да у нас появился конкурент Джокера по гениальности шуток. Осторожнее, Памела, а то со смеху могу и умереть.
— Я постараюсь, — посмотрев мне в глаза и практически мило улыбнувшись, ответила она. — Но ничего не обещаю.
— Ну, а в остальном удобство и возможность в случае необходимости выдать алиби. Если наш самолет сядет в каком-нибудь аэропорту в глуши, где буквально в паре десятков миль начнётся апокалипсис, возникнут вопросы.
— Значит, осторожность? Ладно, я признаю, что в твоих словах есть логика, но это не значит, что я буду тратить драгоценное время, валяясь в номере или прогуливаясь по пляжам. Каждая минута промедления означает всё новые и новые вырубленные деревья.
Дальнейший наш путь прошёл в тишине. Я наслаждался видами за стеклом автомобиля, впитывал энергетику солнечного города и просто получал удовольствие от того, что хоть и на время, но мы покинули Готэм. Дома вокруг не внушали готического трепета — скорее радовали глаз яркими цветами. Повсюду расползалась зелень, горы просматривались любого ракурса, а благодаря бухте здесь стоял настолько свежий и приятный воздух, что мои привыкшие к химическому смогу лёгкие буквально ликовали. Всё выглядело практически идеальным за исключением портящих вид высоток и большой плотности застройки: каждый клочок земли был под что-нибудь задействован.
Прибыв в отель и разобравшись с вещами, мы с Памелой сошлись в том, что нужно действительно отдохнуть после перелета, а также составить план действий. Она настаивала на том, что мы практически сразу должны отправится к своей цели, абсолютно забив на отдых. Впрочем, когда нам принесли парочку коктейлей, которые я заказал ещё при входе у консьержа, она поумерила пыл.
— Что ты предлагаешь, Джонатан? — попивая мохито из трубочки, поинтересовалась моя спутница.
— Я предлагаю расслабиться, Памела. Понимаю, тебе трудно это принять, но я заслужил отдых. Как и ты. Пойми, мои разговоры с Джокером — это каторга и проверка на выносливость, его мысли, они словно… — пытался подобрать верные слова. — Резонируют с моими? Этот псих параллельно с тем, как я пытаюсь доказать необходимость его смертной казни и разобраться во множестве преступлений, которые он совершил, словно пытается пробить мою защиту. Понимаю, звучит глупо, — поднял руки в виде останавливающего жеста, — Просто невозможно не проникнуться его идеями, когда весь мир сходит с ума, а у него находится миллион объяснений этого безумия и почему оно неизбежно.
В голове тут же всплыл один из наших диалогов.
Я стоял буквально в шаге от камеры Джокера. Это была наша пятая встреча, но казалась, что, как минимум, сотая. Человек перед мной когда-то был моим кумиром, я ровнялся на него и стремился к странному идеалу, который выдумал, чтобы придать хоть какую-то цель моему безумию. Возможно, это был подростковый максимализм, а, быть может, просто мой «тёмный попутчик» схватился за эту авторитетную фигуру, как архетип, и облёк самого себя в его форму. Не могу сказать точно, что именно меня привлекало: внешнее или поведенческое, но мне казалось, что если и суждено быть безумцем, то уж лучше таким.
— Вы считаете, что Готэм заслужил злодеев вроде вас, мистер Джей? — поинтересовался я у Джокера, вырисовывая в планшете его портрет.
— Готэм заслужил куда более худшей участи, чем такой прекрасный я, — нарциссизм наше всё.
— Чем такой небольшой город заслужил подобное? — было забавно слушать, как он раскидывается всем этим пафосом в разные стороны в надежде, что я проникнусь.
— Готэм — это небольшой филиал ада на земле, доктор Кокс, — решил он уйти в религиозные сравнения.
— У него есть свой архангел, который карает неугодных и зарвавшихся, — это, разумеется, Бэтси. Есть свои мелкие чертята, которые не могут сотворить ничего особо опасного, но жутко жаждут подгадить кому-нибудь — это прихвостни. Есть свои семь смертных грехов — персональные пороки некоторых наших мелких злодеев, которые ещё не дослужились до верхушки пищевой цепи, но они выделяются на общем фоне: Доктор Психо, Женщина Кошка, Убийца Крок. Есть всадники апокалипсиса, вестники смерти, которые несут за собой разрушения и смерть — это Ядовитый Плющ, Пугало, Мистер Фриз, Пингвин…
— И где же в этом религиозном безумии вы? — поинтересовался у него, пока он не причислил себя к лику святых или самому Иисусу, а то уж очень подозрительно расставил руки в стороны.
—
Я? — непонимающе спросил он, наклонив голову. Та резко завалилась на правую сторону совершенно неестественно, а кислотно-зелёные глаза расширились, будто бы он пытался выжечь во мне дыру.
— Я — смотритель, тот кого заставили следить за этой дырой и поддерживать пламя, чтобы богине было весело…
— Богине?
Странно, обычно о боге говорят в мужском роде.
— Вы ещё многого не знаете о нашем мире, доктор Кокс.
Он подошёл вплотную к бронированному стеклу, разделяющему нас, прислонился к нему лбом и продолжил сверлить меня взглядом. Белки его глаз были красными от постоянного недосыпа и помешательства.
— Ты ещё о многом не догадываешься,
Хирург. — Проговорил он одними лишь губами, скрываясь от камер и микрофонов.
— Хочешь сказать он тебя достал? — вырвала меня из мыслей Памела.
Она не понаслышке знала, как тяжело работать с психами вроде Джокера, поэтому в меру своих возможностей даже сопереживала мне.
— Нет, — отрицательно покачал головой я. — Просто устал и мне нужен отдых, а также чуть больше, чем один коктейль, — сказал я, уже вставая с кресла и подходя к мини-бару.
Достав оттуда бутылку пива, я моментально её осушил. На душе стало так легко и прохладно, что я даже облегчённо вздохнул. Перемешивая остатки и смотря на дно бутылки, я решил всё-таки поделиться своими переживаниями.
— Джокер прекрасный манипулятор, он знает на какие точки давить, да побольнее, чтобы ты чувствовал себя либо идиотом, либо его марионеткой… и я даже не знаю, что хуже.
— Джонатан, ты, как специалист, должен понимать, что он просто играет в свою игру. В его представление мы не более, чем марионетки в кукольном шоу. Он считает, что именно он дёргает за ниточки, но это ведь неправда, — Памела встала и подошла ближе, чтобы положить руку мне на плечо. — Он такой же человек, как и все мы. Не нужно его бояться или уж тем более думать, что он всемогущий. Джокер просто зарвавшийся клоун, который слишком многое о себе возомнил.
— Сказала девушка, которая силами своих мыслей способна контролировать растения, — не удержался от ехидного хмыка в конце.
— Туше, — даже по-доброму улыбнулась она. — Ладно, давай немного отдохнём, после чего пройдемся по достопримечательностям. Раз мы оказались здесь, нужно воспользоваться данной возможностью по полной, как ты и сказал.
Я чувствовал, что данное решение далось ей тяжело, но, видимо, между тем, чтобы портить отношения со своим арендодателем, который в коем-то веке не вызывал у неё отвращение, и деревьями… Она выбрала бесплатное и безопасное жильё.
После этих слов она ушла в свою комнату. Наш номер был с гостиной и спальней. Разумеется, я, как джентльмен, выбрал спать на диване в гостиной, а даме предоставил спальню.
В планах у меня было просто напиться, посетить пару злополучных мест, возможно, подраться, чтобы спустить пар, а, если совсем приспичит, то сходить в какой-нибудь местный данж, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями.
Той выходной Джокер плотно схватил меня за горло. Я с самого начала предполагал, что нам не суждено стать друзьями или уж тем более ментором и учеником. Но я даже помыслить не мог, что ему станет известна тайна моей личности. Одно дело, когда об этом догадывается Памела, с которой мы живём вместе, а совсем другое, когда это известно безумцу, способному сделать с данной информацией абсолютно что угодно.
Джокер — переменная, которую невозможно контролировать. Хаос, который теперь будет преследовать меня до момента, пока из нас не останется в живых только один. Желание добиться его смертной казни до того, как он заговорит, всё возрастало.
Меня не интересовало, как он узнал подобное в своей крохотной камере в столь глубокой яме, что даже крысы там не ползают. Я понимал его гений и сопутствующие риски. И чувствовал себя игроком в шахматной партии, который должен был расставить свои фигуры, чтобы поставить противнику мат и ознаменовать своей победой и смену эпох.
Но пока складывалось впечатление, словно я кандидат в мастера с завязанными глазами, который вышел против гроссмейстера: поле не было доступно мне целиком, пока оппонент просчитывал шаги на совсем ином уровне и видел не только шахматную доску, но и меня насквозь.
Казалось, эту реальность построили таким образом, что Джокер со всей своей бледностью и клоунским гримом всегда играл за белые фигуры, делая первый ход, а мы с Бэтменом, у которых преобладали черные цвета, должны были как-то давать отпор на шаг позади. Разумеется, я знал, что, когда выйду на контакт со столь значимым персонажем, то всё не будет просто, но надеялся отделаться малой кровью на фоне того, что клоун сидит в клетке. Впрочем, подобные преграды в любом каноне казались Джокеру нипочём.
И, как будто этого было мало, меня снова начали преследовать кошмары о моём прошлом, которое за десятилетие вдали от дома практически растворилось где-то на задворках сознания. Томас Мале младший, Джонатан Майлз, а ныне Кокс и, разумеется, J. Я носил столько имён, надевал всевозможные маски, чтобы казаться тем, кем не являюсь вовсе, что начинал забывать, кто я есть на самом деле. Кризис идентичности — поставит диагноз профессионал, — а я отвечу:
— Полное отсутствие самоидентификации.
«Кто я?» — вопрос, которым я задаюсь в последнее время.
Я уже давно не наследник фамилии Мале, которому с пелёнок вдалбливали идеи об чистоте крови, превосходстве над чернью и собственной важности по сравнению с другими, а также сулили превосходное будущее не только в обычном мире, но и в его теневой части.
Я даже не Майлз, а, точнее, никогда им и не был. Липовые документы, сделанные через отцовские связи, дали лишь новое имя и возможность после колледжа поступить в университет под новой личной, чтобы призраки прошлого не сильно преследовали. Кокс умер в момент моего появление в этом мире, данный факт воспринимался как данность, хотя у меня и были все его пережитые воспоминания и опыт, словно я сам через всё прошел…
— J. — Тихо сорвалось с моих губ.
Вот кто ближе всего был к статусу «истинного я». Но всё же не до конца. Некоторые провалы в памяти во время особо жестоких «творческих процессов» как бы намекали, что кроме J внутри есть что-то ещё более темное, более… опасное?
Подобные размышления происходили с завидной регулярностью после появления скульптора, а, когда начались сеансы психотерапии с Джокером, они лишь закрепились.
— Я — это я.
Кто мы есть в сущности своей? Заложники потаённых желаний, что клубятся в самых тёмных уголках души? Бактерии, по случайности развившиеся до такой степени, что можем задаваться экзистенциальными вопросами? Или мы все марионетки в чьём-то театре под названием «жизнь»?
Перерождение в новом мире, а также те странные ощущения в лифте, когда рядом со мной появилась нечто столь родное и потустороннее, что мурашки пошли по коже, намекали, что мир, как и сказал Джокер, не так прост.
У меня не было очевидных ответов с тех самых пор, как я оказался в тюремной камере, а дверь за моей спиной захлопнулась с оглушающим скрежетом.
— Ты готов к небольшому путешествию по барам этого города и объектам архитектурного наследия? — Неожиданно дверь в гостиную, где я сидел всё это время с момента прибытия, открылась, и из спальни вышла «Роза».
С Памелой у нас была договоренность, а именно, что на публике мы с ней появляемся только в образе «парочки». Я не хотел, чтобы на улицах меня видели с самой опасной экотеррористкой мира, даже если эти улицы находились на территории другого государства. На борт самолета мы заходили под видом счастливых молодожёнов, коими абсолютно не являлись, а в будущем, если под меня начнут копать — искать ответы на вопросы, которые должны остаться без ответа, — то у меня будет хоть какое-то прикрытие.
Айсли очень талантливо обращалась с гримом: было видно, что ей не впервые скрывать свою зеленую кожу, а благодаря румянам, подводке и парочке ещё всяких средств (название которых я не знал и в принципе не собирался узнавать), она изменилась до неузнаваемости. Разумеется, её нос не стал больше, а губы словно у утёнка, просто она подчеркнула свои черты лица таким образом, что виделся уже совсем другой человек. Перекраска волос наряду с цветными линзами усилили этот эффект. Узнать в ней одну из суперзлодеек Готэма мог разве что человек, который виделся с ней лично и догадывался, что под личиной Розы скрывается кто-то другой.
— Разумеется, — попытался я ответить увереннее, чем мог после своих размышлений.
Выйдя из номера, мы решили, что будет неплохой идеей лично изучить город: прогулки ещё никогда не вредили организму, а наездится на автомобилях мы и в Готэме успеем.
Улицы ярко освещались светом фонарей: всё-таки время было за полночь. Казалось бы, что выходить в такое время, особенно в столь опасном городе — это дурная затея, но что с нами могло случиться?
— Это так странно, — по пути к одному из клубов, который нам порекомендовали на ресепшене, вырвалось у моей спутницы. Она была одета в зелёное платье-рубашку с поясом на талии, который подчеркивал её фигуру, схожую с песочными часами.
— Что именно? — полюбопытствовал я.
— Вся эта ситуация, — слегка ухмыльнулась она и посмотрела куда-то в небо, стараясь удержать шляпку, ведь неожиданно подул сильный ветер, и она зажмурилась.
Моё непонимание легко читалось на лице, и она продолжила:
— Никогда не думала, что буду гулять с молодым человеком по центру Рио-де-Жанейро, притворяясь кем-то другим, — она посмотрела на свою руку, которая имела слегка бледноватый, но европеоидный цвет кожи.
— А как ты представляла свою жизнь до нашего знакомства? — решил я поддержать разговор, который по внутренним ощущениям был довольно важен.
Нас нельзя было назвать «друзьями», пока что. Соседи? Возможно. Но перейти на новый уровень взаимоотношений было тяжело — каждому было что скрывать. Особенно мне. Её гораздо больше волновала матушка-земля, чем люди вокруг. Да, мы поддерживали общение, могли довериться друг-другу в мелочах вроде бытовых вопросов или непринуждённых разговоров, но слишком глубоко старались не лезть. Поэтому сейчас я надеялся получить пару плюсиков в отношениях и найти в её лице не просто «соседку по дому», а, возможно…
— Не знаю, — в голосе проскользнула печаль, — я всегда была одна, если не считать Фрэнка, ведь после того, что со мной сделал профессор Вудроу, я окончательно убедилась в эгоистичности людей, — на лице блеснул злобный оскал, — какой же наивной и глупой я тогда была! Повелась на все эти россказни про любовь, про жизнь вместе в горе и радости, про великие цели. Этот сукин сын всего лишь хотел подопытную мышку, а я вообразила себе невесть что.
Видимо наш публичный «статус отношений» пробудил воспоминания о её прошлом травмирующем опыте, и она решила высказаться. Я знал, что подобное неизбежно, видел странный огонек в её глазах, когда попросил притворяться тем, кем она не являлась.
— С тех пор я была в бегах. Съёмные квартиры, номера в отелях, постоянная гонка между мной и корпорациями. Я хочу защитить землю, а они её уничтожить во имя пресловутого капитализма. — Памела положила руку на живот и странно посмотрела на него. — Растения — это мои дети, а я, как мать, должна их защищать, ведь люди слишком тупы, чтобы понять всю важность жизни.
Я молча её слушал, пока мы продолжали свой путь вдоль ночных дорог:
— Я уже много лет не задерживалась на одном месте, если не считать мои заключения в Аркхэме. Меня это устраивало, честно говоря, так даже проще, особенно, когда твои цели простираются гораздо дальше того же Готэма.
— И что же изменилось? — я слишком хорошо понимал, к чему она клонит.
— Ты, — ответила она, глядя мне в глаза, — твоё появление внесло много изменений в привычный уклад. Сейчас, находясь здесь, я особенно это понимаю.
Мы как раз дошли до клуба:
— И что ты думаешь по этому поводу? — осторожно спросил я, пока в мозгу роилась куча мыслей, что может произойти дальше.
— Пока не знаю, — честно призналась она, а в этот момент, практически незаметно уголки её губ дернулись вверх. — Но уверена: после парочки коктейлей я смогу тебе ответить точно.
Когда Памела уже заходила в клуб, система решила выдать уведомление:
Поздравляем с завершением задания: «Зеленая миля»!!!
Этот путь был по истине долог и тернист, вы преодолели много трудностей, но смогли завоевать расположение Ядовитого Плюща. Впереди ещё больше трудностей, но теперь вы можете больше не беспокоится, что вас отравят с помощью утреннего кофе или повесят на ближайшем дереве.
В качестве награды система повысила мою сопротивляемость к большинству ядов, а к некоторым и вовсе дала полный иммунитет. Видимо, в её понимании именно так на меня влияло долгое присутствие Айви, которая была одним ходячим феромоном и имела полную невосприимчивость ко всем ядам.
Дальше я последовал за своей уже видимо
подругой к барной стойке. На фоне играла электронная музыка, а публика только начинала входить в кураж, вливая в организм всё больше токсинов. Мы сделали заказ у молодого латиноамериканского бармена, который обслужил нас довольно неуклюже (видимо, общая загруженность из-за туристического потока на нём сказывалась), но мне было уже как-то всё равно. Мы с Айви пили коктейли, что-то живо обсуждали — что именно, я уже никогда не вспомню.
В какой-то момент она в необъяснимом для меня порыве потянула меня на танцпол и начала пытаться исполнять ламбаду. Мне стало до ужаса неловко, попахивало стереотипами из девяностых, но я решил отдаться этому странному порыву с её стороны. К тому моменту мой мозг уже буквально кипел от внутренних переживаний, а постоянный стресс и охота за скульптором вперемешку с работой над делом Джокера окончательно доконали моё и так нестабильное состояние. Хотелось хотя бы на пару часов расслабиться и понадеяться на волю случая.
Со стороны мы, наверное, смотрелись глупо, как слащавая парочка, которая хочет показать всем свою страсть и любовь. На самом деле мы были просто двумя сломанными винтиками в системе под названием «жизнь», пытающимися забыться. Крепкий алкоголь впервые за долгое время приятно обжигал гортань, от Памелы пахло необъяснимо сладко, а внутри зарождалась необъяснимая вера, что всё будет хорошо и уже совсем скоро я найду ответы на все мучающие меня вопросы. А если и нет то, что с того?
— Я — это я.
После всех выпитых коктейлей и танцев данный ответ меня даже в некотором роде устраивал.
