Песнь сирены

<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>

      Какого это — рассекать водяную толщу быстрее ветра над ней? Нептун даёт мне возможность вспомнить сие чувство, хотя я была уверена, что оно забыто навеки.       Мы огибаем стайки рыб, попадается даже парочка акул на глубине, когда мы плывём над Большим Морским Каньоном. Я вспоминаю, как мы с сёстрами при любой возможности устраивали заплыв наперегонки, как играли в прятки-догонялки в местах скопления ветвистых кораллов. Я снова ощущаю себя в тех временах, когда Морской Властитель ещё не заключил нас в свои железные оковы.       На миг мне кажется, что я свободна. Но Микка тут же напоминает мне об обратном. — Скорее, нам надо использовать как можно больше времени до того, как твой отец всё поймёт, — торопит он.       Я стараюсь ровняться на его скорость, но время, проведённое в темнице без движения, даёт о себе знать.       Не знаю, сколько проходит часов, но мы начинаем встречать жителей Подводного Царства. Нептун милостив: моя тюрьма, как выясняется, не на другом конце океана, она ближе, чем мы думали.       Плывём совсем близко ко дну, благо, рельефному и живописному, поэтому есть где укрыться в случае приближения чужих. За несколько мгновений до того, как я собираюсь объявить о том, что силы мои на исходе, Микка резко останавливает меня, хватая за руку, и тянет вниз, за валун. Прячась за массивным камнем, мы одним глазом следим за тем, как над нами проплывают две русалки. Убедившись, что никого нет, тритон аккуратно выглядывает из нашего укрытия, привлекая к этому действу и меня. Я приподнимаюсь вверх, и у меня замирает сердце.       На жилища, напоминающие пещеры, и постройки никакое существо при зрелище, что открывается отсюда, не обратит и капли своего внимания; всё это просто теряется на фоне Дворца Морского Властителя, который высится над всеми, даже самыми высокими в нашей долине скалами. Он занимает примерно четверть всего пейзажа. Через его полупрозрачные стены, полностью из аквамарина, проходит свет, который, отражаясь, доходит до нас от Солнца. Света не так много, как в некоторых других местах, и не так мало, как в прочих. Но его в любом случае хватает, чтобы стены величественно сверкали там, где он их касался.       Вытянутые почти до треугольной формы изящные светлые купола, инкрустированные мелким жемчугом по площади и крупным — по периметру и на вершине, возвышают дворец настолько, что кажется — ещё немного, и он вот-вот коснётся поверхности воды, хоть на деле совсем не так.       Башенки стройным рядом вытянулись по обе стороны от главной части дворца.       Мама учила меня считать, спрашивая, сколько башенок в нашем Дворце.       Я ощущаю в горле ком и подступающие к глазам слёзы. — Можно плыть! — командует Микка, но я его останавливаю.       Минутная слабость проходит, и я со всей серьезностью, твердым голосом спрашиваю: — Какой у нас план? Надеюсь, он есть? — Главный план был про то, чтобы вытащить тебя, Астрид. Я понимаю, что звучит не слишком обнадеживающе, но это было правда сложно. Так что другая часть не богата деталями…       Микка несколько виновато смотрит на меня. Жабры на его шее трепещут чаще обычного. Я одариваю тритона скептическим и требующим продолжения взглядом. — Ладно, — произносит он, — расскажу, что есть. Нам нужно попасть во дворец. Просто так стража не пропустит. Но есть же тайные ходы, и кто, как ни ты, знает о них лучше других… — И почти все они уже завалены камнями или перекрыты иными способами… — Почти.       Я вопросительно изгибаю бровь. — Помнишь, я сказал, что Ванн сбежала из дворца к морской ведьме? Она использовала Ход Тьмы.       В моих глазах скользит осознание. Близится то, что мы задумали, и у меня начинает замирать сердце. — Проникнем в Дворец, ну а потом? Вы думали, я что-то скажу, и отец согласится? Повезет уже, если он не вышвырнет меня сразу… — Там будешь не только ты, но и сестры. Не перебьет же он всех вас… Я надеюсь. Это в любом случае рискованно, Астрид. Но мы уже совершили самый главный риск, не остановимся же мы сейчас?       Он проникновенно смотрит на меня своими янтарными глазами, и я киваю. Мы аккуратно выбираемся из своего укрытия и продолжаем плыть средь травы, камней и кораллов, которые, благо, не собираются кончаться. Но, конечно же, наступает время, и мы добираемся до сиреньих построек. Сразу без особого разглядывания меня вряд ли узнают. Не то, чтобы дочери Морского Властителя привыкли вести светскую жизнь; жители царства видели нас нечасто. Но я всё равно стараюсь не думать об этом. К тому же, морской народ увлечён собственными делами, а чужие его мало волнуют. Единственная действительная опасность — стража, рассредоточенная по территории и около дворца. Им-то уж точно моя внешность известна.       Мы стараемся плыть в спокойном темпе. Минуем жилища, лазарет, торговые лавки. Форму стражника, а именно шлем, доспехи и железные продолговатые браслеты Микка оставил у разрушенной тюрьмы, так что мы не вызываем подозрений — обычные морские жители. Амуниция могла бы пригодиться нам, однако пользы этой было бы меньше, чем вреда. Сирены, русалки и тритоны не обращают на нас никакого внимания. У одного каменного прилавка Микка задерживается, и я прихожу в ужас: разве нам можно медлить? — Три ракушки, — доносится до меня от торговки.       Через пару мгновений Микка протягивает мне кусок полотна, сплетенный из зеленых водорослей. — Надень на голову, — велит он, — так спокойнее.       Я повинуюсь, несложными махинациями получая из водорослей своеобразный платок на голове, и мы направляемся дальше. Вот маленькие сирены и тритончики играют на небольшой полянке у дома, лепя из песка фигурки. У меня замирает сердце, когда я вспоминаю слова Микки о том, что отец казнил родителей, чьи дети играли на площади, когда он был там. Он всегда был жесток, но чтобы настолько… Надеюсь, этих детей мой отец не увидит.       Я всё ещё зову его отцом, хоть он меня дочерью не считает. Интересно, он казнил бы меня за такие мысли?       Это так ново — видеть жизнь простых сирен. Ведь отец после смерти мамы просто так, без повода очень редко выпускал нас из Дворца. — Впереди стража, — ледяным тоном шепчет Микка.       Я трясущейся рукой натягиваю свой платок на лоб и склоняю голову; думаю о том, что вид того, кто провел в тюрьме несколько месяцев, впервые пойдет мне на пользу.       Спереди раздается лязг металла. Это тритон своим копьё преграждает нам путь.       Спокойно. Они часто так останавливают. Всех без разбора. Спокойно…       Я не могу увидеть ничего, кроме песка под нашими хвостами, ведь склоняю голову так сильно, как только могу. Тишина, которая длится с десять секунд, меня напрягает. — Что это с ней? — спрашивает стражник. — Убогая, — отвечает Микка спокойным, печальным голосом, соответствуя собственным словам. — Мы живем на отшибе, а в город плывем за лекарствами. Они помогают ей не сойти с ума.       Я решаю подыграть. Мои теперь особенно сильно проступающие ребра тяжело вздымаются, изнутри доносится хрип. Руки с плавниками на локтях подергиваются, пальцы скрючиваются. — Вот, — говорит голос Микки, — опять приступ. Послушайте, если мы не раздобудем лекарство, тут разразится весьма печальное зрелище.       Как хорошо, что на больных в нашем подводном мире все плевали. Ну есть, и есть, пусть просто поскорее уйдут и не мозолят глаза своими странностями.       Когда мама умерла, половина лазаретов закрылась. А во второй половине стало весьма плохо… — Ладно, — с отвращением произносит голос стражника, — плыви поскорей за необходимым и убирайтесь. Не дай Нептун, её Морской Властитель хоть краем глаза заметит.       Микка хватает меня за предплечье и тянет за собой. Когда мы отплываем на достаточное расстояние, он говорит: — Отлично сыграно. — Учусь у мастера.       Не стоит сменять ролей, и мы продолжаем спокойно перемещаться в нужном направлении. Он находится на огромной территории, населенной морским народом. Есть и другие поселения неподалеку, они рассредоточены по большой части моря.       Стража, в основном, находится у ворот. Они не заметят нас, ведь плывем мы не в сторону дворца, а в сторону заброшенных построек, которых от него отделяет пара торговых улочек для более высокого, чем обычный, класса.       Нас встречает тройка слепленных из глины бывших жилищ, и я тяну Микку к одному из них. Он осматривается, убеждается в том, что никого рядом нет. Мы оказываемся внутри.       Из песка под нашими хвостами высятся водоросли. Я ныряю в них с головой, пытаясь нащупать нужное место. У меня начинает развиваться паранойя: а вдруг это не тот дом? Вдруг за нами слежка? Ближе к стене под песком начинают чувствоваться каменные плиты, засыпанные куда больше, чем у входа. Наконец, давить становится гораздо легче, и я рывками раздвигаю траву. Плита в том месте, если присмотреться, выглядит не частью камня, а отдельным куском. Я киваю Микке, и мы общими усилиями поднимаем её, упирая в стену.       Перед нами открывается черная дыра. — Я… наверное дальше сама, — не так уверенно, как хотелось бы, говорю я, а потом добавляю, отвечая на его изумленный взгляд, — ты итак уже много сделал. Отец убьёт тебя, когда обо всём узнает. — Нет, Астрид, — увереннее некуда глядя на меня, отвечает тритон, — я действительно сделал уже много и просто так сидеть и ждать исхода не могу. А если на тебя нападет стража? Я хотя бы попытаюсь что-то сделать. Я пойду до конца.       Я смотрю на Микку. Времени спорить нет, к тому же, я совсем не уверена в своих способностях к убеждению: судя по тону и выражению лица, упертость тритона не собирается считаться ни с какими с границами. — У меня нет шансов на то, чтобы переубедить тебя? — Никаких.       Возможно, он прав. Если наше с ним отсутствие и могут заметить, то спокойно спишут на то, что мы погибли под развалинами, на разбор которых может уйти много времени. А даже если и не спишут — особо значения уже нет. Вот-вот произойдёт то, к чему он так долго и усиленно плыл. Остальное неважно.       Со всей силы мы бросаемся во тьму, перекрыв вход плитой не до конца, чтобы было легче её отодвинуть в случае чего.       Отец знает про этот ход, поэтому и не сносит небольшие, никому не нужные неприметные домики почти на окраине населенной территории. Но он и не ведает, что его дочери тоже знают.       Плыть оказывается легко, хоть тут темно и узко — поэтому ход получился «Ходом Тьмы». Заметив проблеск света, я замедляюсь. Дыру во дворец перекрывает полотно. Я аккуратно его отодвигаю, и вижу перед собой глиняные сосуды. Я помню, что место, куда нас приведёт дорога, — продовольственный склад, поэтому удивление накатывает только в начале.       Хорошенько прикинув, я понимаю: высота полки достаточна для того, чтобы пролезть, если отодвинуть сосуды. Прислушиваясь и молясь Нептуну о том, чтобы никто не зашел в эту комнатушку, я переставляю емкости вперёд, на каменный пол. Через пару мгновений мы с Миккой оказываемся в небольшом помещений. Наш ход был за сплетенным из водорослей полотном, его скрывали полки с сосудами. — Ты знаешь, куда он ведет дальше? — спрашивает Микка. — Кухня, коридор для прислуги, затем главный коридор, а из него куда угодно, в том числе в Тронную Залу.       Не медля больше ни минуты, мы с максимальной осторожностью и осмотрительностью направляемся в нужную сторону.       Не особо обращая внимание на окружающие предметы, мы тихонько пробираемся через кухню. Вдруг в ней оказываемся не только мы: Смак*, вторая на дворцовой кухне русалка, (а именно они у отца составляют всю прислугу), которая всегда была добра и угощала нас с сёстрами сладкими кораллами, пока мама была жива, а потом и втайне — когда её уже не стало, эта самая Смак вплывает на кухню через каменную арку прямо перед нами.       Я и не заметила, как она постарела.       Она сперва хмурится, наверное, не понимая, что посторонние делают на кухне. Потом до неё доходит осознание, отражающееся в белках глаз. Они становятся размером схожи с большими валунами. — Ас… — произносит она, а потом с ужасом перекрывает рот перепончатыми ладонями.       Всё верно, моё имя произносить нельзя. Вот, насколько подданные боятся своего Властителя. — Я тебя умоляю, Смак, — говорю я, — во имя Нептуна, молчи. Сделай вид, что ничего не видела. Меня тут нет.       Она, вся дрожа, кивает. Всё с тем же ужасом и шоком смотрит на меня. Смак отплывает в сторону, давая нам путь. А потом вдруг, словно спохватившись, произносит: — Властитель в Тронной Зале. Только что отобедал с дочерьми.       Я благодарно улыбаюсь и прикрываю глаза. Искать сестер не придется, если мы поторопимся.       Совсем скоро мы довольно беспрепятственно оказываемся у выхода в главный коридор. Стража у отца по всему периметру дворца и у Тронной Залы, внутри в остальном пространстве он её не жалует.       Я миную поворот и оказываюсь меж величественно взмывающих вверх полупрозрачных стен. Я знаю, что меня сейчас встретят стражники. Должно быть, они сильно удивятся, не сразу осознают, кто перед ними и что с этим делать.       Они схватят меня. Я не буду видеть, где Микка и что с ним: он останется где-то позади. Стражники неуверенно переглянутся: указаний на случай такого поворота событий им не давали, ведь сомнений в том, что я сгнию в тюрьме, не было ни у кого.       Но Тронная Зала совсем рядом, так что колебаться? Они постучатся; один останется держать меня, а второй зайдет, чтобы предупредить отца.       «Ну что там?», а затем «Что ты сказал?!» Морского Властителя услышит весь Дворец.       Во мне не будет прежнего страха. Не будет того трепета, что прежде кутало грудь и сердце. Я даже не успею осознать, а уже окажусь там, где не должна была теперь никогда оказаться.       Я замечу за общим столом, установленным сбоку, сестёр, и у меня будет целых несколько секунд, чтобы им полюбоваться. Всеми тремя, но без Коббер. Её по-прежнему нет.       Затем меня кинут к подножью отцовского трона, с которого будет свисать кончик могучего хвоста.       Он посмотрит на меня с недоумением, гневом и отвращением. Почти как тогда, когда я попала сюда вместе с Иккингом. Он яростно сорвется со своего места; через пару мгновений он будет сжимать горло стражника, который зашел первым, в своей огромной перепончатой ладони. — Ты сказал, — дрожащим от злости голосом прошипит Морской Властитель, — что темницу засыпало, а после этого привел её сюда?!       Получится, он думал: я мертва. А хотел ли он, чтобы я была мертва?       Тритон с перекрытыми жабрами что-то выдавит в ответ, но понять, что он имел в виду, никто не сможет и не захочет. Властитель швырнет его в сторону, через секунду позабыв о существовании этого своего раба.       Отец вопьётся в меня своими глазами и даже опустится ко дну, прямо ко мне. Стражник, удерживающий меня, отдалится. Сестры за столом задержат дыхание.       Я же не почувствую ничего при виде этого грозного и разъяренного сейчас тритона, концы короны которого в сей момент покажутся ещё более острыми, чем они есть на самом деле.       Он долго будет всматриваться в лицо дочери. Если бы его глаза источали разрушительную энергию, от меня не осталось бы и мокрого места.       Я действительно не буду иметь понятия, что можно сказать в подобной ситуации. Но Морской Властитель не растеряется: — Что они сделали с тобой наверху? — тяжело дыша, проревёт он. — Ответь, ты проклята? Ты восстала из мёртвых?!       Что мне терять? Я отвечу то, зачем пришла; то, о чём твердил мне Микка, когда спас. Пока есть право говорить, я буду. Может, выиграю время. — Все мы давно мертвы, отец, — произнесу я, медленно и спокойно поднимая безразличный и пустой взгляд на могущественного и величественного, ужасающего и вселяющего страх тритона, — наше царство умерло уже давно. Это произошло тогда, когда ушла её Великолепие, то есть, твоя жена.