***
Они поднялись на палубу выше, со второй на первую. Не заботясь о том, чтобы как-то обозначить свое присутствие прежде, чем вторгаться в чужое помещение, чего бы никогда не забыл сделать, будучи оборотнем, Айвэн просто толкнул дверь и вошел. Сидевшие в каюте мужчины поднялись. Один из них уже встречался раньше: именно этот здоровяк говорил про бешеных псов в недавнем видении. Другим был Санчо, как ни странно, даже вполне трезвый. Третий выглядел жилистым и тонким, не дотягивающим до плеча первому. — Buenos tardes, amigos*, — кивнул им ирландец. И, не давая ответить, представил спутницу: — Санчо предупредил, что у нас гость на борту? Ольха, моего первого помощника и штурмана Санчо ты знаешь. Не смотри на его невзрачный вид, наша девочка его слушается во всем. — Как покорная шлюха! — встрял довольный Санчо. — Именно. Только следи за языком в присутствии сеньориты. Она все-таки дама, — спокойно одернул его Айвэн и продолжил: — Леон, наш боцман, следит за погрузкой и оснащением судна, — он ничем не показал, что видение оставило в нем какой-либо осадок. — И Диего, казначей, — указал на третьего, самого мелкого. — Без него никто из нас не тронет ни одного песо, пока не закончен дележ добычи. — Справедливость и честность превыше других добродетелей, сеньорита, — осклабился Диего, цепким взглядом изучая девушку, впрочем, не слишком пялясь. Здоровяка Леона Ольха тоже узнала, в видении он был точно таким же, хотя и по примеру Айвэна она ничем не выдала, что знакома с ним хотя бы косвенно. Молча кивнула Санчо и ему, а на сальный прищур казначея ответила мрачным, тяжелым взглядом, который переняла у Святослава: ведун всегда умел смотреть так, что другие под его взглядом теряли всю свою смелость, ученице пришлось долго тренироваться, но в конечном итоге и у нее начинало получаться. — Ты хотел кое-куда сплавать, капитан, — вспомнил Санчо. — Завтра к вечеру девочка сможет отчалить. — Вот и славно, — Айвэн подошел к большому столу посреди каюты, на котором была расстелена карта средиземноморского региона, и указал на точку на западном побережье Испании. — Нам с Ольхой нужно попасть отсюда, из Понтеведра… — его палец очертил дугу и остановился на другом западном побережье, полуострова в форме сапога, -… вот сюда, в Чивитавеккья. Оттуда — в Рим. — Никак к святошам захотелось, капитан? — в замешательстве поинтересовался грузный Леон. — Исповедоваться, грехи, — он не сдержал смешок, — к земле тянут? — Нет, — отозвался Айвэн, покачав головой. — Там могила моего отца. «Вот уж точно, словно в роман про пиратов попала, — Ольха мрачно усмехнулась про себя. Оставалось только надеяться, что слово капитана их сдержит. Сидеть все время в каюте — не вариант, такое бы точно расценили как слабость, а гулять по палубе каждый раз с оглядкой было бы утомительно. — Хотя, вряд ли они знают современные приемы борьбы, так что если что — долго будут лететь», — этому ее тоже долго и старательно учил Святослав, объясняя, что неразумно все время полагаться на силу оборотней, ведь всегда будет кто-то сильнее тебя, а значит, надо превзойти такого умениями. Вот и пригодится наука. — И долго нам плыть? — на чистейшем испанском, с едва заметным акцентом, поинтересовалась девушка, рассматривая карту с внутреннем затаенным восторгом. Про могилу отца она тоже услышала, но задавать вопросы при членах команды не стала. Вряд ли бы Айвэн хотел посвящать в их шаманские дела остальных не то фантомов, не то призраков прошлого, не то реальных людей. Озвученной причины оказалось достаточно, чтобы удовлетворить любопытство присутствующих. — Если идти без остановок на максимальных восьми узлах, то займет неделю, — примерился к карте Санчо, в уме прикидывая расстояние. Теперь в нем ничто не напоминало о том, в каком непотребном виде испанец вывалился из таверны несколько часов назад. — А если попадется англичанин? — он поднял взгляд на капитана. — Взять на абордаж, распотрошить и пустить на дно, — жестко ответил Айвэн, помрачнев. — Как всегда. Мужчины довольно осклабились. Ольха недоуменно нахмурилась, когда увидела лицо Айвэна в момент упоминания англичан, и тут же сделала себе в памяти зарубку расспросить об этом за ужином. — Как скажешь, кэп, — хмыкнул Санчо и снова вернулся к карте. — Вообще я бы дал дней десять, если идти обычным ходом да прищучить по пути парочку «торговцев». — Еще корабли нам пригодится, — одобрил ирландец. Видя, что у Леона есть разговор, подозвал казначея: — Диего, будь добр, устройте с Санчо сеньорите экскурсию, пока мы тут заняты рутинными делами. И пусть принесут ко мне горячей воды и сытный ужин. Кстати, Мигель знает о том, что у нас пополнение? Пусть не вздумает оставить гостью голодной, — хитро прищурился с усмешкой и глянул на саму ворожею. — Эти двое понарасскажут тебе всего, что захочешь, об «Элизамари», спрашивай их о чем угодно. Будет мало — дополню, когда вернусь. Он отвернулся, обращая все внимание на Леона, с которым принялся обсуждать какие-то хозяйственные дела. Санчо поспешил воспользоваться ситуацией и опередил Диего, который направился к девушке. — Ну что ж, сеньорита, капитан велел развлечь вас, — испанец открыл дверь каюты перед ней. — Вы не пожалеете. — Хорошо, — Ольха кивнула Айвэну, потом улыбнулась Санчо и Диего и вышла из каюты в предупредительно распахнутую дверь. На палубе на девушку сразу обрушились самые разные звуки — поскрипывание снастей, крики чаек, гомон людей на берегу… Гостья с интересом оглядывалась по сторонам, пользуясь моментом. «Как здорово, — мысленно улыбнулась она, — настоящий парусный корабль, прямо как в приключенческом фильме. Хотя, мне всегда казалось, что запах должен быть другим… — Ольха принюхалась, к солоноватому морскому запаху явно примешивался рыбный душок. — Но может, выйдем в море, и он изменится?» Спрашивать что-то у своих проводников она не спешила, нет, вопросы-то были, но столько, что выбрать какой-то один первым было нереальным. Тем временем штурман и казначей водили девушку по палубам, с верхней до самого трюма, рассказывая, где что находится, но при этом языком все-таки много о том не трепали. Поведали о том, как корабль попал в руки Айвэна, и объяснили название: оказалось, что так зовут его тетю по матери, Элизабет, и его родную младшую сестру, Мари. Всюду бурлила деятельность, матросы сновал туда-сюда, ими распоряжались офицеры: услышав, что «Элизамари» отчаливает к следующему вечеру, уже сейчас люди начали подготовку. Запахи разгонял морской ветер, но когда троица спустилась вниз, душок приобрел не только рыбный аромат. Сейчас на судне многие отсутствовали, а вот по оставшимся сразу становилось ясно, кто успел смыть с себя трудовой пот, а у кого руки не дошли. Когда выйдут в море, проблема концентрации мужского запаха станет в буквальном смысле острее, особенно после недели пути. Конечно, вода для помывки предусматривалась, но только в строго ограниченных количествах. Ольха пока этого не знала, но могла догадываться, что ее «привилегированное положение» обеспечит бадью с водой раз в день, что бесценно при средиземноморской жаре. Ужин долго ждать не пришлось. В капитанской каюте Ольху ждала вожделенная лохань с теплой водой, на кровати нашлась и одежда — мужская, но явно больше подходящая ей по росту и фигуре. Лохань с водой была встречена тихим, радостным возгласом, и Ольха незамедлительно поспешила ей воспользоваться. Изнанка — не Изнанка, но вода тут была хорошая, не чета водопроводу в современных городах. «Баня, конечно, была бы еще лучше, но чего нет, того нет, спасибо хоть на этом…» — мысленно вздохнула Ольха, выбираясь из бадьи и насухо вытираясь. Новая одежда оказалась куда удобней и сидела на ней лучше — где-то обтягивала чересчур, где-то свисала, но, по крайне мере, смотрелось это так, как будто и было задумано, что не могло не радовать тщеславную девичью душу. Спустя четверть часа за лоханью пришли двое рослых парней. После чего пожаловал Айвэн, тоже успевший вымыться и переодеться, и предложил прогуляться снаружи, по этакому балкончику, на который выходили окна его каюты, пока накрывают ужин. — Потерпи, осталось совсем недолго, — с едва заметной усмешкой сказал он. — Сейчас поедим. Здесь нас не услышат. Тебя прямо распирает от вопросов, так ведь? Я готов выслушать. — Еще бы у меня не было вопросов, — живо откликнулась Ольха, опираясь на край перил. И устало вздохнула. Экскурсия — это, конечно, хорошо, но все-таки она устала и была голодна. — Как же жарко… И сколько непривычных запахов, даже без волчицы их чую, — девушка оттянула ворот рубашки и подула под него, охлаждая кожу. — Увы, теперь они с нами будут надолго, — сочувственно улыбнулся ей Айвэн. — Вдобавок мы угодили перед началом лета. Морской климат, конечно, переносится легче, чем сухой континентальный, но жарко будет все время. Кстати, я удивлен, как ты хорошо говоришь по-испански, — наедине они общались по-русски, но при других переходили на местный язык. — Причем весьма подходяще для середины семнадцатого века. Ты бывала в Испании раньше? — Не знаю, — ведунья озадачено сдвинула светлые брови, став выглядеть еще моложе, совсем юной девушкой. — Я знаю испанский, была там в двадцатом веке, да. А до этого бывать не приходилось. — И ты явно не выглядишь на пятьдесят лет, — Айвэн наклонил голову набок, рассматривая ее. — Я бы тебе дал не больше двадцати. Возможно, что-то станет понятнее в Риме — зачем-то ведь меня туда потянуло. Может быть, так напоминает о себе долг, которым я давным-давно пренебрег, — он прошелся по балкончику туда и обратно. — Долг? — Ольха еще более удивленно посмотрела Айвэна. — О чем ты? — ее саму никуда не тянуло, сколько девушка к себе не прислушивалась, хотя где-то в глубине души и сидело беспокойство. Он прищурился, подбирая слова: — Я упоминал о том, что мой отец, его брат и их союзник из соседних земель бежали из Ирландии. Они были не просто беглецами — но последними гэльскими королями. Это случилось спустя немногим меньше года после моего рождения. Отец скончался спустя восемь месяцев и был похоронен в Риме, я воспитывался во Фландрии, которая сейчас принадлежит Испании, и с тех пор служу Филиппу, это ему уходит половина добычи, захваченная с английских торговцев — на таких условиях он согласился выдать мне каперский патент. Разумеется, перед англичанами он делает вид, что знать не знает меня, к тому же еще одним условием выдачи патента стало взятие нового имени — Айвэном я зовусь на этом корабле и в Сибири, но рожден под другим. Вот почему Санчо обратился ко мне по испанскому варианту настоящего имени, «переведенному» англичанами с гаэльского, хотя какой это перевод… — вздохнув, Айвэн оперся о перила, смотря в даль, давая время девушке осмыслить сказанное. — Моя команда — знатоки своего дела, многие служили в Гуарда-Коста — береговой охране, если по-нашему, хотя среди них есть кое-кто из, так сказать, «неподдельных» пиратов, которые увидели выгоду в том, чтобы примкнуть к команде «Элизамари». Нас поддерживает Филипп, к тому же по старой дружбе с отцом он удивительно лоялен и не вмешивается в наши дела, главное, чтоб добыча поступала ему в казну. Поэтому, можно сказать, мы вольны распоряжаться своим временем поболее прочих, вот почему отплыть к Риму мы можем практически сразу. Я не знаю, поможет ли нам посещение могилы что-то понять или же нет… Но сама память о ней взывает к моей крови. За отцом шла армия, люди пошли бы за его сыном. Но сын предпочел прятаться в морях и грабить тех, кто, в сущности, не был напрямую виноват в захвате моей страны. Понимаешь теперь, в чем я виноват? — В чем? — Ольха непонимающе посмотрела на мужчину. — Ты живешь так, как можешь. Я не вижу здесь ни одной причины для вины. — Прости, ты, наверное, не сможешь понять, — он грустно покачал головой. — Когда у меня был шанс, я не воспользовался им. А ведь о том, что меня ждали, не раз говорила мать. И не только она. До сих пор ждут, — вздохнул мужчина. — Теперь уже нет времени что-то пытаться изменить. Осталось всего несколько месяцев. — Ждут для чего? — ведунья погладила Айвэна по руке. — Я никак не возьму в толк, что такого ты совершил, что тебя терзает. — Из меня, похоже, неумелый рассказчик, — он повернулся, облокачиваясь о перила, и уставился вдаль, на гладь воды, по которой скользили корабли и лодки, идущие и покидавшие порт. — Как законный наследник своего отца я должен был вернуться на родину и сражаться против захватчиков. А не топить их корабли в море исподтишка. Ирландцы — сильный народ, как бы его ни ломали. Пройдут века, но они обретут независимость. Только пока они в рабстве Великобритании, погибнут многие. Великий голод два века спустя чего стоит. — И что бы ты сделал, один? — Ольха встала рядом, погладив Айвэна по плечу. — Я знаю, что делают захватчики с захваченными землями. Чтобы им противостоять, нужна действительно большая армия. — Любую армию нужно возглавить. Как я только что сказал: за мной бы пошли. К тому же я был бы не один: через пару месяцев в Ирландии попытаются организовать восстание. Туда вернутся последние гэльские лидеры. И мне следовало быть там, — она видела, как сильно он разволновался, раскрыв перед ней то, что его так долго гложило. — Мы даже не можем сказать, где находимся: то ли это посмертный мир, то ли Изнанка, то ли сон, то ли мы впрямь угодили в мою прежнюю жизнь — но если последнее верно, можем ли мы ее изменить? Зачем все это нужно и, главное, кому бы понадобилось? — он отстранился и вернулся в каюту, придержав за собой дверь, чтобы девушка вошла. Там уже ждал ужин — пока корабль стоял на берегу, можно было поживиться свежими деликатесами. — У меня ответов на это нет, — Ольха с любопытством осмотрела стол, а потом взялась за вилку, но не попыталась отковырнуть кусочек от какого-нибудь блюда, а ткнула себе в руку. — Ой. Ну, по крайней мере, боль настоящая. И кровь — тоже, — ведунья слизнула выступившие капельки. — Осторожно: наточено же, — покачал на это головой Айвэн. — Здесь тебе не мягкий стейк, мясо довольно жесткое. Лучше попробуй что-нибудь посвежее, — он подтолкнул к ней пиалу с морскими гребешками, сам потянулся за креветками. Простая здоровая еда для тех, кто может сам ее достать, и деликатес для остальных. Креветки ее разочаровали: как только по примеру мужчины она почистила одну, есть, собственно, стало практически нечего. — Креветки — какое-то надувательство, — вздохнула вслух Ольха, но почищенную креветку она все же съела. Подумала мгновение и признала: — Но все же вкусное надувательство… Да и все остальное было не хуже — морепродукты Ольха любила. — По ценам современного мира на столе сейчас лежит куча денег, — задумчиво сообщила она. — Но как же вкусно. Только всяких соусов не хватает… — Сама по себе еда тоже вполне хорошо, — чуть улыбнулся шаман. — Я ненадолго отлучусь, а ты, если хочешь, ложись спать. Встав из-за стола, он вышел из каюты. За окном стемнело, отблески заката еще осветляли горизонт, с которым сливалось море. Почти прозрачное стекло вставили в ромбовидные ячейки, образованные тонкой решеткой, так что с заката по полу, стенам и мебели полз сетчатый солнечный прямоугольник. — Ага, — кивнула девушка, выбираясь из кресла, потянулась и подошла к кровати. Пару мгновений постояла, размышляя, куда лечь. Хотелось у стены, но кровать к ней не примыкала, а потому Ольха, в конце концов, махнула рукой и забралась на левую половину кровати. Узел на рубашке распустила, но раздеваться не стала, прямо в одежде закуталась в одеяло и блаженно засопела, практически мгновенно проваливаясь в дрему. Она не слышала, как спустя примерно полчаса вернулся Айвэн. Постояв перед постелью, склонив голову на бок, он рассматривал девушку, завернувшуюся чуть ли не с головой. Потом направился к ней, скинул сапоги и устроился рядом, не став отбирать одеяло. Откинул голову на подушку, лежа на спине, и закрыл глаза.***
Когда утром Ольха проснулась, обнаружилось забавная картина: одеяло валялось на полу, а саму ее обнимали, при том что сама ведунья лежала на груди мужчины, явно перепутав с подушкой. Тот так и остался в том же положении, не двинувшись во сне ни разу. Несколько долгих минут она сонно таращилась на Айвэна, лупая глазами, как совенок, вытащенный на свет, потом зевнула, машинально прислушиваясь к ровному стуку сердца и тихому дыханию мужчины. А потом до нее начало доходить, в каком она положении и как, наверное, проспала всю ночь. Ольха поначалу шарахнулась, но руки далеко не пустили. Да и не об этом ли они с волчицей мечтали, когда нарезали круги вокруг Айвэна? А потому девушка вновь замерла, вздохнула и прикрыла глаза, продолжая все так же лежать на груди мужчины, дожидаясь, когда он проснется. Шаман не проснулся, так крепок был его сон, наверное, для девушки это было к счастью. У нее имелось несколько минут, чтобы окончательно проснуться, до того, как дверь тихо приоткрылась. Засунувший внутрь нос низкорослый здоровяк убедился, что тут спят, открыл пошире дверь и внес бадью с водой, которую поставил на придвинутый ногой табурет. Рядом на стол положил полотенце. — С добрым утром, — ухмылка пирата выглядела довольно дружелюбной, хотя не без подвоха. Здоровяк покосился на кровать. — Ага, спит. Ну, бывайте, — это уже девушке. И скрылся за дверью с той стороны. Только тут Ольха опомнилась и началась выкручиваться из объятий Айвэна, а заодно и его попыталась растолкать и разбудить. Не хватало еще, чтобы к ним, как на экскурсию, начали сюда матросы ходить. Растолкать никак не получалось, хоть по щекам бей. Равномерно вздымающаяся грудь показывала, что он все же спит, а не умер. — Айвэн, да проснись ты! — возмутилась Ольха, продолжая расталкивать мужчину. Выкрутиться ей удалось, однако она быстро утомилась и слезла с кровати, направившись к тазу с водой. Спит и спит, главное, что дышит, а она пока умоется, а потом снова попробует растолкать Айвэна. Вода была теплой, может быть, даже чересчур. Ольха заглянула под полотенце в поисках мыла, но не нашла его. Так что ведунья зарылась в шкаф Айвэна в поисках этого несчастного мыла. Оно нашлось, более того, рядом на полке стояла бутыль чего-то приятно пахнувшего хвоей. Уж Ольха на своем веку путешествовала немало, нетрудно было сообразить, что этим вполне можно прополоскать рот. Еще обнаружилась баночка с каким-то порошком, туда тоже намешали трав. Найденным предметам девушка очень обрадовалась. С ранних лет мать приучала ее к чистоте, да и в современном мире как-то не принято было ходить грязным, так что Ольха поспешила взять мыло и замену зубной пасте и вернулась к бадье. Естественно, что сполоснуться целиком было нельзя, но лицо и шею Ольха помыла тщательно, смывая остатки сна, а потом воровато покосилась на Айвэна, убедилась, что он все еще спит, и чуть спустила рубашку, скользнув влажной рукой по плечам и груди, чтобы освежиться, после чего поспешно поправила одежду и замерла в некоторой растерянности, не зная что делать с водой. То ли оставить, то ли пойти и попросить, чтобы Айвэну принесли свежую. В этот момент, как по заказу, дверь в очередной раз открылась. Пожаловал Леон. Он с порога открыл было рот, чтобы что-то спросить у капитана, но так и замер, увидев, что тот еще спит. Бросив взгляд на Ольху, крупный мужчина повел себя неожиданно: выхватив саблю, стремительно направился к спящему. В первое мгновение девушка даже опешила, только хлопая глазами, а потом с яростно-придушенным вскриком ухватилась за бадью, и, откуда только силы взялись, размахнулась, выплескивая часть воды, и огрела Леона ей по голове, вложив в удар всю свою ярость и панический страх за Айвэна. Пират к этому оказался готов, он и ждал нападения, поэтому успел отклониться, так что его больше окатило, нежели причинило боль. Слегка оглушено таращась, он наставил оружие на девушку, не подпуская к себе. Поднявшийся грохот разбудил бы и мертвого, ирландец не стал исключением. Резко сев на постели, он увидел, что Леон угрожает ведунье, стремительно нырнул рукой под подушку, откуда выхватил пистоль и навел уже на Леона. — Что здесь происходит? — голос прозвучал спросонья, но твердо и серьезно. Словно забыв, что больше не является оборотнем, Ольха сгорбилась и ощерилась. В иные времена за этим бы последовало превращение, и уже волчица бы прыгнула на человека, без раздумий разрывая ему горло. Но сейчас она не была волком, а потому приходилось обходиться человеческим телом и вспомнить ухват, которому ее научил Святослав. Только бы под рукой с саблей поднырнуть. — Айвэн! — Ольха было дернулась, но тут же вспомнила о своем противнике и осталась на месте. — Он тебя убить хотел! Как… — девушка осеклась, в последний момент удержав слова о видении. Взгляд же, которым она при этом сверлила Леона, если бы вдруг обрел материальность, спалил бы пирата дотла. — Убить? — недоверчиво переспросил ирландец, однако оружия не опустил. — Да черта с два! Я думал, она убила тебя! — боцман в ответ точно так же буравил ворожею. — Я пришел поговорить, захожу и вижу, что ты лежишь, как мертвец! А Санчо предупреждал, что баба на корабле — к беде, — проворчал себе в усы. — А саблю достал, чтобы убедиться?! — страх все никак не отпускал из цепких коготков, да и злость еще подливала масла в огонь. — Дураки на корабле к беде, а не женщины! — это же надо придумать: она его убила, да как у них даже мысль такая возникла вообще. — Чтоб тебя держать на расстоянии! — огрызнулся Леон. — Чертова баба… — Хватит, — осадил помощника капитан. — Опусти саблю. Мы с Ольхой достаточно давно знакомы, чтобы не опасаться неприятных сюрпризов вроде ножа в спину. Здоровяк с подозрением покосился на капитана, в сердцах плюнул на пол и убрал оружие. — На каком только аукционе ты ее подцепил, Айвэн, — не скрывая отвращения, фыркнул. И, не давая времени на гнев хозяина каюты, тут же продолжил: — Капитан, мы тебя все уважаем, ты знаешь. Но все видели твою подружку, когда ты притащил ее. Откуда она, из какой страны? Если она твой, как говоришь, друг, то как ухитрилась забраться так далеко в одиночку? А далеко изрядно, оттуда, откуда даже мы, морские волки, не знаем. Ты не дурак, Айвэн, однако не договариваешь. До тех пор, пока твой «друг» не покажет себя, другого отношения, делающей ее ровней нам, не будет. — И что вы все предлагаете? — ровно спросил ирландец, нехорошо прищурившись. Пистоль он опустил. Испанец снова покосился на девушку. — Пусть вместе с нами возьмет «торговца». И примет участие в дележе добычи, — широкая расплывшаяся улыбка выглядела подозрительно донельзя. Кому-то что-то доказывать Ольхе было в новинку, такого от нее еще никто никогда не требовал. Да и зачем? Когда она была человеком, все прекрасно знали, что она ведунья, в клане так же подобное было не принято. А тут какой-то немытый пират требует подобного, да еще и того, чтобы она убивала людей! Она их, наоборот, лечить должна. — Айвэн, а давай я ему просто язык отсушу или что пониже? — огрызнулась девушка, злясь все больше. Будь у нее сейчас волчица, она бы рычала и скалилась. — Может, и мозгов тогда прибавится, а то сейчас у него их явно недобор. — Прекратите перебранку, оба, — тот встал с кровати, хмурясь. — Ольха, Леон прав. Раз ты свободный, сильный человек, которую ставлю почти вровень себе, от тебя ждут поступков, достойных свободного, сильного человека. Достойных мужчины. Капитан не может равнять с собой слабого, так он быстро распрощается с кораблем и командой. Никто не захочет идти в рисковое дело под началом слабака. Второй помощник одобрительно кивал, внимательно слушая. Ольха было собралась возразить, что убивать — это не ее дело, но вспомнила слова Айвэна и прикусила язык, подводить мужчину она не собиралась, а потому просто махнула рукой: — А, леший с вами всеми! — естественно, что эта фраза была произнесена на русском, потом ведунья спохватилась и вновь перешла на испанский. — Только пусть учтут, что делаю я это исключительно для тебя, а не чтобы кому-то что-то доказать. Меньше всего меня волнует их мнение лично обо мне, — мстительной девушка никогда не была, но мысленно сделала зарубку в памяти, что конкретно Леону проблем со здоровьем не избежать. Может она хоть раз действительно совершить что-нибудь ведьминское? Боцман еще более довольно и сыто осклабился и отвесил поклон капитану. — Тогда нет никаких проблем, капитан О’Донегал, — после чего вышел. Айвэн оглядел устроенный бардак и вздохнул, потом решительно мотнул головой. — Пойдем на палубу, пусть тут приведут все в порядок. Вернемся к завтраку. Пока что хочу узнать у тебя: каким оружием ты владеешь? — говоря это, он открыл дверь, вышел и придержал за собой для девушки, чтобы ее не ударило.***
Утреннее солнце светило вовсю, заливая отполированные ветрами и сотнями ног доски. Многие спали, но вахтенные занимались своими делами. Мужчина провел девушку по всему кораблю на нос, в сторону которого дул ветер. Это помешает посторонним слышать их разговор. Ольха же тихо закипала и разве что не плевалась, зато сопела очень гневно. — Что он вообще себе думает, кабан неотесанный? — буркнула девушка, взъерошенная дракой. — Я тебе уже говорил, что тут принято думать о женщинах, — пока они шли, Айвэн, естественно, заметил, как на них то и дело косились матросы. — Так что насчет оружия, Ольха? — Святослав меня посохом владеть учил, — проговорила девушка, когда они оказались на носу корабля. — Но, Айвэн, я не могу убивать! Я же целительница, ведунья, я даже никогда приворотов не делала и порчу не насылала, нельзя это! — Говори по-русски, здесь этот язык некому понимать, — посоветовал ирландец и сам на нем ответил: — В будущем из меня сделают шамана — целителя тела и духа. Тоже не слишком вяжется с нынешним родом занятий, не так ли? Духов что-то это не смутило, учитывая, сколько крови мной пролито и жизней оборвано, — кивнул на воду. — Наберется достаточно. — Ты не понимаешь, — девушка с досадой покачала головой, — не могу я убивать людей. — Даже если кто-нибудь на тебя нападет? — он склонил голову набок. — Тебе придется себя защищать. Во время абордажа никто не посмотрит на то, кто ты такая, наоборот, враг увидит в тебе легкую добычу. Лучшее, что можно сделать в такой ситуации, это спрятаться в трюме, а потом тихонько перебраться в кают-компанию, где ты знакомилась с офицерами. Однако нельзя исключать возможность того, что тебя могут попытаться убить, а меня не окажется рядом. — Ну если нападет я могу его обездвижить, но не напасть в ответ, — покачала головой девушка. — Я вообще не понимаю, зачем нападать на кого-то, если тебя не трогают. — Затем, что «Элизамари» — каперский корабль, а каперы охотятся и захватывают вражеские корабли, чей экипаж навряд ли будет настроен сдаться без боя, — Айвэн поймал себя на том, что говорит обо всем этом как-то уж слишком привычно, и помотал головой. Он вдруг растерялся и уставился на ведунью. — Ольха, мы же… Мне же не приснилось, что вчера мы были не здесь? Зеленый дом, нападение чужих волков, Изнанка… Это же все с нами было? — Я не знаю, — девушка качнула головой, — я не помню момент своей смерти, но Зеленый дом и отца я помню, и брата старшего, и его жену, и дочь, и младшего брата, и девочек твоих. Всех помню. — Я тоже их помню, но теперь Сибирь кажется сном, — он прошелся немного туда-сюда, запустив пальцы в копну светлых лохматых волос. — Зато вчерашнюю попойку с Санчо и прогулку по городу помню не в пример лучше. И как встретил тебя — не в нашем времени, а вчера, — он остановился и вновь уставился на нее. — По-моему, я меняюсь. Рассуждаю о кораблях и абордажах так привычно и просто, словно не прошло три сотни лет с половиной. — Как мы встретились? — Ольха нахмурилась, пытаясь вспомнить. — А я не помню совсем. Но хорошо помню, как мы шли по Изнанке. Троны, как этот Леон на тебя напал, помню… — Мы с тобой столкнулись на перекрестке — ты шла с одной стороны, я — с другой. Поддержал тебя, чтобы ты не упала. Потом… — он улыбнулся. — Потом помню, как обнял тебя и увел к стене ближайшего здания, чтобы кто-нибудь не налетел. Это случилось сразу после того, как мы вышли с Изнанки в сам город. До этого момента воспоминания раздваиваются. Наверное, нас переселило в нас же самих, и так мы попали в семнадцатый век. Если, конечно, мы все еще не спим или не видим посмертные видения, — он усмехнулся чуть иронично. Но тут же нахмурился. — Погоди, когда это Леон на меня нападал? Он же на тебя наговаривал, когда заявился в каюту. — А я этого не помню, — девушка тоже нахмурилась. — Зато я помню все, что с нами на Изнанке было. И да, в одном из видений Леон на тебя напал, говорил что-то про смену власти на корабле и все такое. Не нравится он мне. Недобрые у него глаза. — Смена власти? — повторил Айвэн, искренне удивившись. — Я своих офицеров много лет знаю, а Леона — и все двадцать, пожалуй. И точно знаю, что он не помышляет о бунте. Наоборот, с первых лет моего капитанства именно он помогал мне все наладить и объяснил, как следует управляться с людьми. Научил, что капитан на корабле — что король на троне. И он прав, да и свое происхождение от него я не скрывал, — мужская рука вдруг скользнула в укороченные девичьи волосы, прошлась от загривка до затылка. Серые глаза приобрели задумчивое выражение. Отстранив взгляд от лица девушки, Айвэн мимолетом кивнул ей за спину, в сторону остальной части судна. — Вот мое королевство. Вот мои министры, — мотнул гривой почти туда же, — ты всех троих видела. Вот подданные, — качнул головой на причал, где у трапа возились с погрузкой матросы, которых они видели по дороге на нос, хотя сейчас корпус скрывал ото всех. Смотря вновь на ворожею, мужчина притянул ее к себе и снова прошелся рукой против «шерсти». — Строптивая, дерзкая, неприрученная, — услышала она его голос. — Вольная. — Что? — Ольха потрясенно уставилась на Айвэна, не понимая, к чему он это говорит и почему так странно себя ведет. — Ты ведешь себя странно, — из объятий она, впрочем, выкрутится не пыталась, только удивленно хлопала глазами. — Здесь я живой, настоящий., — потеревшись носом о висок Ольхи, мужчина зарылся в ее волосы. — Давно себя таким настоящим не чувствовал. Отвык от людей, сторонился собратьев, жил в лесу диким зверем. А теперь я снова человек, каким был когда-то. Не нелюдимый отшельник, а капитан самого лучшего корабля в мире. Двадцатый век отсюда так далеко, зато память здешнего «я» так ярка. — Ты думаешь, что волком ты был не настоящим? — Ольха фыркнула, все так же не отстраняясь. — Ты всегда настоящий, в том-то и трудность. Но ты стал гораздо чаще меня трогать, хотя раньше шарахался. — Когда я был волком, то не был человеком, — к тому моменту мужская ладонь слегка задрала рубашку ворожеи и прошлась под тканью. Гладкая шелковистая поверхность кожи, плавные очертания позвоночника, запах теплого человеческого тела взбудоражили его. Айвэн не задумывался о возникающих в нем желаниях, движимый необходимостью вести разговор. Живой организм решил иначе и мешал мыслить здраво. Резко выдохнув, мужчина порывисто крепко сжал Ольху в объятиях, прикрыв глаза и прислушиваясь к себе. Тихо засмеялся. — Я и забыл, что значит быть человеком. Насколько же теперь тело… отвлекает, — затем, спохватившись, Айвэн вскинулся и резко отпустил ее, отступая на шаг. — Прости, я ведь тебе обещал, что не трону. Ольха ничего не имела против того, чтобы он ее трогал. Волчица бы тоже одобрила инициативу от понравившегося волка. А вместо этого Айвэн опять шарахнулся. Ведунья вздохнула и качнула головой: — Ладно… Я помню, что ты обещал, — хотя прикосновение кожей ощущалось очень хорошо. — Но почему ты ничего не помнишь про Изнанку? — Чего я не помню? — склонив голову набок, уточнил он. — Пока еще хорошо помню, как мы попали сюда и что было прежде. Ты упомянула видения — но я не видел их, хотя шел все время рядом с тобой. Догадываюсь, о каких тронах ты говорила — их было восемь, я прав? А что еще, кроме Леона, явилось тебе? — Ты серьезно не видел? — Ольха прищурилась, рассматривая Айвэна. А потом вздохнула и принялась пересказывать то, что видела и чувствовала на Изнанке. Он выслушал ее очень внимательно. От нее не укрылись досада и даже злость при упоминании тронов и того разговора, что взаправду случился между ним и теми, кто их занимал. Злость сменилась недоумением, стоило рассказать о грязном городе и корабле (оказалось, что этот момент Айвэн видел, и все случилось взаправду, потому что они как раз вышли в порт — видимо, перед самым попаданием с Изнанки в реальный мир). Затем последовал рассказ о Леоне и бунте, а затем мир стал настоящим. — Я бы не стал тебе лгать, да и не за чем, — больше всего его, конечно, впечатлила сцена о бунте. — Пока не знаю, что все это значит и тем более зачем тебе показали мой первый разговор со старейшинами. Возможно, позже поймем, — он критично оглядел девушку с ног до головы. — А все-таки я бы тебе советовал вспомнить, чему тебя учил Святослав, чтобы во время ближайшего абордажа ты могла за себя постоять, — внезапно вернулся к тому, с чего начался разговор. — Я сомневаюсь, что тут есть посохи, — качнула головой Ольха, — а все остальное — мечом еще так-сяк могу, все-таки и старший брат у меня воин, и отец борониться умеет. Но я целитель, не по духу мне и силе убивать, даже для самозащиты. — Но перехватить удар или разоружить противника лишним не будет, — закончил за нее Айвэн. — Так что давай-ка до заката посвятим время небольшой тренировке. Мне будет спокойнее, зная, что ты сможешь отбиться и спрятаться в безопасности, если вдруг кто-то прижмет. — Ну хорошо, — Ольха вздохнула. — Сможешь найти какой-нибудь шест или посох? — Да, идем в арсенал, посмотрим, что там может найтись, — он подал ей руку и помог спуститься с носа, который они обогнули и обошли слева к двери — проще говоря, под ногами на этом самом носу и располагался арсенал. Отперев дверь, Айвэн вошел первым, походил там какое-то время и вышел наружу с длинным шестом, обитым железом. Протянул девушке одним из концов. — Попробуй-ка это. Не оружие. Так, хозяйственный предмет, — он слегка улыбнулся. Ольха взвесила палку в руке, вздохнула: — Легкий и баланс не верный, но сойдет, думаю. Все равно драться не собираюсь. — Огреть кого-нибудь сможешь, — он кивнул, извлек из ножен саблю и наставил на девушку. Левой рукой извлек дагу. — Большинство противников предпочитают саблю в правой руке, а в левой — пистоль, но многие используют кинжал, чтобы блокировать оружие оппонента вместо щита, — принялся объяснять, чего ей ожидать во время боя. — Обычно все стараются попасть в грудь или голову как в наиболее уязвимые места. Если грудь можно защитить нагрудником — ты примеришь такой позже, его уже должны были доставить на борт, — то шею и голову придется поберечь самой. Абордаж, как и всякое сражение, напоминает свалку, где все решают скорость, ловкость и хитрость. Промедление смерти подобно, это буквально. В твоем случае лучшее, что можно сделать — затаиться и спрятаться. Напоминаю о том, что самое безопасное место — в трюмах. Спустишься туда — держись подальше от бортов: их могут пробить из пушки, задев тебя, если неудачно окажешься поблизости. Рубка станет безопасной после того, как закончится обстрел и корабли схлестнутся «кошками», потому что первым делом будут целиться в мачты и верхние палубы, где находится руль, — все это Айвэн говорил как о чем-то само собой разумеющемся. Мотнул головой, прищурился. — Давай представим, что я — английский мерзавец, который видит в девице безобидную добычу и хочет ею прикрыться. Нападу на тебя, а ты будешь защищаться шестом. — Я ничего не запомнила, — улыбнулась беспечно Ольха, — но давай потренируемся, — девушка снова взмахнула палкой, примериваясь к ее весу и форме. Родной-то посох с дубиной на конце был заметно тяжелее и удобнее лежал в руке. — Давай повторю кратко, — предложил Айвэн. — Итак, вначале сиди в трюме. Когда пушки замолчат и борта сойдутся, беги в рубку. По пути уворачивайся и избегай ударов. Помни об огнестрелах. Вот самое главное, — он прищурился и вдруг резко шагнул к ней, замахиваясь саблей плашмя, чтобы не ранить. Девушка прянула в сторону, спуская саблю по древку. И вздохнула: — Ладно, я постараюсь все сделать так, как ты сказал. — Хорошо. Смотри, я правша, поэтому тебе надо уходить влево, чтобы тебя не зацепило, — он снова замахнулся на нее оружием, двигаясь специально медленно. — Держи дистанцию, не позволяй приблизиться. Твой шест обит металлом, поэтому сможет загасить удар хотя бы частично. — Я знаю, отец меня ведь учил, — Ольха улыбнулась, — просто я не люблю воевать, — она попросту увернулась, даже не дав Айвэну коснуться своего оружия. — Я сам не люблю, но временами приходится, — признался он и продолжил урок.***
Они провели время в арсенале до самого вечера. Потом разминулись, но Айвэн предложил Ольхе заглянуть позже в рубку, где ему предстояло вывести «Элизамари» из порта. На закате корабль вздрогнул. Раз, другой, заскрипели снасти, с полотняным шорохом развернулись все шесть парусов. С палуб слышались выкрики передаваемых команд, натужно зарокотал поднимаемый якорь, и вот, величественное четырехмачтовое судно отошло от причала, постепенно забирая влево, в сторону открытого моря. Ольха поначалу не хотела идти и мешаться, но любопытство пересилило и она все-таки пошла в рубку, заглянула, с любопытством осматриваясь. На кораблях она раньше не плавала, и уж тем более никогда не бывала в старинных рубках управления. Ее глазам предстала относительно просторная каюта, центральное место которой занимал руль, приводимый в действие вертикальным рычагом-колдерштоком вместо, вопреки ожиданиям, штурвала. От руля в глубь корабля уходили тросы-сорлини, не меньше в руку толщиной. Возле колдерштока сейчас стоял Айвэн, о чем-то советовавшийся с Санчо, который что-то чертил на карте, расстеленной на широком столе у стены. Леон обнаружился тут же, в компании Диего, вместе они сидели за другим столом над какими-то бумагами. При виде девушки все четверо ответили приветствиями, Айвэн же, не отвлекаясь, сверялся с нактоузом — деревянной тумбой, где находился судовой магнитный компас. В зависимости от того, что там видел, ирландец выправлял положение упомянутого рычага. Ольха ответила на приветствие, с любопытством оглядываясь, но честно стараясь не мешать мужчинам. Некоторое время Айвэн молчал, с головой уйдя в дело, больше следуя интуиции и многолетнему опыту, чем необходимости доверять неточным в те временам приборам. Троица офицеров переговаривалась между собой мало и очень тихо. Наконец «Элизамари» закончила маневр и легла на курс. Айвэн отошел от колдерштока и сел за стол с картой, переводя дух. Его сменил Санчо. Вопросительно поднял бровь, мол, зачем до сих пор стоишь, и кивнул ведунью на соседний стул. — Теперь «детку» поведет Санчо до самой Италии, — в голосе ирландца слышалась небольшая усталость. — Не знаю, рассказывали тебе или нет — на судне штурман отвечает за вопросы навигации только в море, прибрежное маневрирование — обязанность лоцмана, которого замещаю я. Самое большее через полторы недели будем в Риме. — А что стало с лоцманом? — не удержавшись, поинтересовалась девушка, потом спохватилась и тут же задала другой вопрос. — Из римского порта потом сколько по суше двигаться? — На дно ушел в одной из стычек. Недолго, примерно пятьдесят миль, — прикинул Айвэн по карте, которую вытащил из-под верхней. — Лошадиной рысью покроем за пять с половиной часов, — усмехнулся и добавил он по-русски: — Восемьдесят километров. В наше время за час на машине добрались бы. — Долго ехать, — Ольха покачала головой, подошла все-таки к Айвэну и потрогала руль. Вообще вся конструкция девушке казалась жутко громоздкой и тяжелой. — Никогда не видела, как кораблем управляют изнутри, — с улыбкой сказала она. — Осторожней, эта штука неповоротлива, — усмехнулся тот. — Ну вот, теперь все увидишь. Пойдем на свежий воздух, — он едва заметно качнул для нее головой. — Потому я и не лезу близко, — кивнула в ответ Ольха и вышла, дожидаясь Айвэна снаружи. Снаружи спускалась ночь, солнце расплавленным золотом ушло в море. По фок-мачте взобрался матрос, который уселся в круглую деревянную «корзину», протиснувшись сквозь почти квадратное отверстие. Ирландец проводил его взглядом и оперся о перила борта. Развернулся к ней, локтями и спиной теперь опираясь, повернув голову слегка влево, чтобы ветер убрал упавшие пряди с лица, хотя остальная часть светлых вьющихся волос была собрана в хвост. Тот же ветер трепал распахнутый ворот и рукава широкой белой блузы, по которой пробегали волны. — Хотел тебя предупредить, — сказал по-русски Айвэн, его голос, привычно негромкий, доносился довольно четко несмотря на шум, создаваемый движущимся судном. — Завтра мы захватим корабль, если память меня не подводит. Ольха склонила голову на бок, рассматривая Айвэна, когда он повернулся к ней. Сейчас мужчина, пожалуй, выглядел умиротворенным, если такое слово вообще могло быть верным в отношении шамана. Да и вообще, выглядел он так, будто только-только сошел со старинной гравюры. Весь такой из себя мужественный, романтичный, таинственный, ну прямо герой девичьих грез, при виде которого сердце юных аристократок, воспитанных на любовных романах, начинает биться быстрее. Аристократкой Ольха не была, но ее собственное сердце изменило ритм, застучав как-то быстрее, чем надо. Девушка покраснела и, чтобы как-то замять повисшую паузу, спросила: — То нападение когда-то было и завтра повторится, да? — Мы вышли из порта в тот же срок, в который это произошло в первый раз, в это же самое время, — надо признаться, ирландец тоже рассматривал девушку, впрочем, ненавязчиво. — В тот раз мы шли в Грецию, куда после Рима нам все-таки придется отправиться, именно по этой причине. Прошлое нельзя существенно менять, Ольха, иначе по возвращению в наше время мы не застанем мира, который покинули. Назавтра должен быть захвачен небольшой английский торговый корабль — значит, мы его захватим. — Да уж, — вздохнула девушка, машинально подергав кончик волос, и отвела взгляд. В завтрашнем захвате ей и самой придется принимать участие, что совсем не добавляло радости. — Жаль, конечно… Айвэн внимательно за ней наблюдал. — Кто знает, может, тебе не придется драться. Однако Леон хочет, чтобы ты вместе со мной распорядилась добычей. Конкретно — жизнями пленных. Мы мало кого оставляем в живых. — Мне казалось, этот бугай вообще хотел, чтобы я вместе со всеми дралась, а не отсиживалась, — скривилась Ольха, а потом удивленно распахнула глаза. — Жизнями пленных? То есть я могу их отпустить?! — в голосе послышались по-настоящему радостные нотки. — Командовать чужими жизнями — намного более тяжелая ноша, — мягко возразил ирландец, с невеселой улыбкой покачав головой. — К тому же Леон знает, что требовать твоего участия в сражении значит навлечь на твою голову, скорей всего, гибель, я бы ему этого не простил. Ты вправе просить меня отпустить того или иного пленного — последнее слово всегда принадлежит капитану, — однако помни: на самом деле выбора нет. Корабль английский, стало быть, люди на нем — англичане. Я их буду ненавидеть вплоть до двадцатого века. Их всех придется убить, как именно — это-то Леон и хочет услышать от тебя. Он ожидает от тебя решения, схожего с моим, то есть — никакой пощады англичанам. Раз ты мой друг, то должна знать мои обычаи. Если попадется кто-то испанского подданства, его, разумеется, следует отпустить с запасом провианта на шлюпке с захваченного судна, не тратить же свое. Мы же не хотим поссориться с добрым королем Филиппом, который ждет свою долю в половину добычи? Голландцев, французов и наших бывших подданных-португальцев мы тоже не убиваем, тоже спускаем на воду в шлюпке, но без еды и воды — самим пригодятся. И, если окажется, что на корабле присутствует кто-то ирландской крови, один или два, а если это женщина, предоставленная сама себе, то и трое матросов сопроводят ее не только до берега, но до ближайшего города, где помогут найти корабль, ведущий в родные края. В остальном пол, возраст, даже вероисповедание не имеют значения. И никак иначе. — Это чудовищно, — покачала головой Ольха, — женщины, дети — разве можно так легко распоряжаться их судьбами лишь потому, что они рискнули сесть на корабль и куда-то поплыть? Покосившись на впередсмотрящего, засевшего в марсе, он позволил себе показать эмоции хоть в какой-то степени. В голосе слышалась боль. — Ты можешь отказаться, тебя не тронут. Ольха, это уже произошло, — он выделил три последних слова. — Все эти люди, которых казнят завтра, в нашем времени давно мертвы. Мы не имеем права этого отменить. Раз не хочешь брать грех себе на душу, я сделаю все сам. Ольха помолчала, вздохнула, а потом покачала головой: — Ты не понимаешь… Я поддержу тебя, коли это необходимо, хотя и не лежит душа к тому, чтобы отправлять ни в чем неповинных людей на смерть в угоду чьей-то прихоти, — ведунья поежилась, обхватывая себя за плечи. — Не будет от такого добра. — Ты права: это не добро. Это настоящее зло. В утешении могу заверить в том, что детей на корабле завтра не будет. Они попадутся, но позже, на другом корабле. Постараюсь тебя от этого огородить, ведь второй раз ничего доказывать не придется, — про себя он оценил, как забавно со стороны слышать игру словами, объясняющую путаницу среди «сейчас», «тогда», «будет» и «было». Поддавшись порыву, он привлек ведунью к себе и обнял. — Ты сильная, волчица, — шепотом сказал ей на ухо, успокаивающе гладя по отрезанным волосам. Стояли они так минуты две, после чего ирландец посмотрел наверх и заметил, как спешно отворачивается впередсмотрящий. Дав себе зарок на утренней вахте говорить об этом с Санчо, отвечающим за ночную, которая как раз длилась, Айвэн сделал шаг в сторону кормы и двери, ведущей к каютам. В этот момент отбили очередные склянки. — Пойдем, пора ужинать. Воды для мытья сегодня не будет, в море она, как ни смешно, дефицит. Привыкай, здесь немытая Европа, — усмехнулся, вспомнив одно из любимых занятий в Зеленом доме — париться в бане. Сам он так и не смог привыкнуть к традиционному славянскому омовению и в современной жизни предпочитал обходиться душем, когда вообще бывал в человеческом обличие. У волков, как известно, с чистотой много проще. — Это ужасно, я никогда не испытывала дефицита в воде, — Ольха вздохнула. Сейчас она не чувствовала никакого аппетита, суровая пиратская реальность наводила тоску, и девушка мысленно пообещала себе больше не смотреть ни одного фильма, связанного с этой темой. — Дома всегда была баня, а летом я купалась в реке. Про современность и говорить нечего. — Идем, тебе нужно поесть. Хочу разбудить тебя рано, до завтрака, и поработать с шестом. Силы тебе понадобятся. «Торговец» покажется ближе к полудню, так что не до обеда станет, — Айвэн отстранился от девушки и шагнул к двери, ведущей к каютам. — Да, пойдем, — Ольха постаралась улыбнуться. — Есть мне очень хочется. Когда они вошли, оказалось, что ужин уже принесли. Даже поставили второй стул возле стола, чтобы гостье было где сесть (утром ей пришлось завтракать на постели). Айвэн обнаружил, что и сам порядком проголодался. — Удивительно, как я хорошо это помню. А вот Сибирь начинает вспоминаться с трудом. Похоже, мне следует записывать самое важное, пока помню, что странно само по себе: если мы угодили сами в себя, то нынешний я не может помнить того, чего еще не случилось. Хотя теперь мы, похоже, едины. — А я, наоборот, все очень хорошо помню, и до сих пор не могу понять, почему совсем не помню, как оказалась в этом городе, — девушка вздохнула, — я ведь не могла в нем оказаться. Я точно помню, что не покидала Сибирь и Зеленый дом до второй половины двадцатого века. Вообще только в девяностых выезжать начала за пределы дома. — И впрямь удивительно, — покачал головой Айвэн. — Ведь ты попала сюда, иначе бы не смогла бы душой занять свое место. История изменилась еще до того, как мы сюда угодили, выйдя с Изнанки. Но как? Или же ты все-таки была в Понтеведра в семнадцатом веке, но почему-то забыла и думаешь, что раньше двадцатого не путешествовала. Или же, — он задумался. — Ты наверняка слышала современные рассуждения о том, что миров множество и есть друг на друга очень похожие. Скажем, в нашем ты сидела на одном месте, а в параллельном посещала Испанию. Третий вариант, не менее безумный, предполагает, что мы сюда попали отнюдь не случайно и кто-то подстроил так, чтобы мы встретились для того, чтобы могли сами в себя угодить. Голова кругом, верно? — он взглянул на нее и вернулся к еде. — Верно, — кивнула Ольха, — и ведь нам со всем этим что-то надо делать, — девушка вздохнула. — Мы же не можем остаться здесь. — Я не знаю, сможем ли мы вернуться в свое время, — мягко возразил Айвэн. — Если мы попали в самих себя, то, наверное, нет. Опять же, если мы действительно попали в прошлое, — он вышел из-за стола и прошелся по каюте. — Так непривычно снова чувствовать себя человеком… — Айвэн, а ты разве не чувствовал себя человеком? — Ольха тоже поднялась, подошла к мужчине и обняла его со спины, потеревшись щекой о его лопатки. — Разве тебе так плохо было быть оборотнем и ты не скучаешь по своему волку? — Плохо? Это человеком мне быть не привычно, хотя, на удивление, я слишком легко вспомнил, каково это. Видимо, влияет память местного «я», — он не отстранился, как обычно бывало. — Шаманы, впрочем, люди больше, чем звери, поэтому мышление у меня человеческое, оно не изменилось. У нас личность зверя не проявляет себя так ярко, как у других оборотней, мы не воспринимаем себя и зверя как два существа с различной волей. Моего зверя нет — и для меня это выглядит так, будто еще одна часть меня самого потерялась. Скажем так… если сравнивать человека и волка, то человеком мне быть нравится больше. Но именно таким человеком, каким являюсь сейчас — а не тем, каким стану по обращении. — А ты разве был плохим оборотнем? — Ольха удивленно изогнула бровь. — Я тебя не помню совсем, хотя нас должны были знакомить. А ты не можешь этого вспомнить, Айвэн? — Я почти все время жил в лесу диким зверем и сторонился других сородичей. Даже Велеслава не желал видеть, едва терпел его, потому что он приходил, как мне казалось, с нравоучениями, — хотя она увидеть этого не могла, Айвэн слегка улыбался. — Я понимал, что он хотел мне помочь войти в семью, научить тому, что я должен был знать, помочь расстаться с потерянной жизнью и чувством вины. Я все это отверг и сбежал в лес, потому что хотел забыться и жить только как зверь. Из этого ничего не получилось, потому что, как я говорил, шаманы — люди в большей степени, чем другие оборотни. Однако жизнь в шкуре приносила мне облегчение тем, что создавала иллюзию, будто человеком я не был. Что до нашего знакомства, то, дай-ка вспомнить… Да, оно состоялось, но было кратким. Ты чего-то испугалась и зарычала на меня, хотя вроде бы поначалу кружила, — он чуть слышно хмыкнул. — После этого я ушел в лес и появлялся в Зеленом доме очень редко — в основном тогда, когда там никого не было. — Я совсем этого не помню, — Ольха озадаченно нахмурилась, — все-таки это очень все странно. Я никогда не думала, что у меня могут быть такие глубокие провалы в памяти. Айвэн задумался, поглаживая руки девушки на своем животе ладонью. — Помню, что ты почему-то сильно испугалась. Велеслав и я ушли в лес, и больше мы с тобой не встречались. Он не рассказывал о тебе ничего, а если бы я наткнулся на тебя раньше, то он бы узнал. Так что не знаю, сама ли ты забыла о встрече или кто-то помог о ней забыть. Вряд ли сейчас это имеет значение. — Ну да, — Ольха задумалась, — что-то определенно было, но надо спрашивать у наших «отцов», я так думаю, — девушка чуть улыбнулась. — Давай доедим и отправимся спать? — Разумеется, — он кивнул, мягко освободился из девичьих объятий и вернулся за стол.