***
Ирландец ждал ее у арсенала, откуда вынес знакомый ей шест, и предложил подняться на верхнюю палубу, где можно было развернуться. Как и накануне, он был вооружен саблей, а в левой руке держал незаряженную пистоль, чтобы Ольха поняла, как огнестрел могут использовать в бою против нее. Ходил вокруг нее нарочито медленно, давая рассмотреть и оценить каждый шаг. Довольно быстро коснулся плашмя клинком ее плеча. Ведунья невольно вздрогнула: на мгновение показалось, что кожу сейчас рассечет острое косовище, но этого не произошло. Девушка выдохнула. Оказывается, она задержала дыхание, засмотревшись на Айвэна. На этот раз Ольха атаковала сама и куда расчетливей, сначала вроде бы нанося удар по правому боку шамана, но в последние несколько мгновений изменяя направление и стараясь задеть левое бедро мужчины, да и за его движениями она следила куда пристальней. Тот одобрительно кивнул, хотя скорость не увеличил, что для него самого казалось непозволительно медленно. Три с половиной века сказались и на его сноровке, однако с техникой девушки ни в какое сравнение не шло. Руки быстро вспоминали подзабытые навыки, инстинкты опережали разум, уводя тело из-под неуверенных атак, и постепенно Айвэн пришел к выводу, что им нужен настоящий поединок. Ему — чтобы восстановить навыки, ведунье — чтобы увидела полноценный бой. Матросы и так с любопытством поглядывали на них, те, кто не был занят на вахте, собирались поодаль. Заметив своего второго помощника, Айвэн окликнул его: — Леон! — и махнул рукой, подзывая ближе. Боцман с интересом свернул к ним, оценивающе, при этом неодобрительно глянул на девушку. — В чем дело, капитан? — поинтересовался здоровяк, приближаясь. — Давай-ка покажем Ольхе, как сражаются настоящие мужчины, — криво усмехнулся ирландец, без насмешки, впрочем. Леон довольно крякнул и выхватил саблю, которой без предупреждения атаковал. Клинки скрестились. Ольха хоть и отошла в сторону, было видно, что заметно напряглась. Леону она не доверяла от слова «совсем», а потому за каждым его движением следила с напряженным вниманием, готовая чуть что броситься на помощь Айвэну. Сразу стало видно, насколько сильно тот ее щадил. Леон был выше Айвэна и наступал с проворством, удивительным для его комплекции, при которой ожидаемо было бы переть напролом, пытаясь задавить грубой силой. Но нет, уроженец жаркой Испании ни в чем не уступал потомку ирландских королей, а кое в чем явственно проглядывало, что ирландцу непросто удерживать чужой темп. Виной ли тому долгое отсутствие практики или Леон изначально превосходил в скорости — очень быстро даже дилетанту стало понятно, что поединок перешел в полную силу. В ход активно шло все, что попадалось на палубе: бочки, шкоты, рангоуты и прочий такелаж. Резко уйдя за грот-мачту, Айвэн увернулся от удара, сабля Леона оставила на дереве след, высекая щепки. Толкнув под ноги противника одну из полупустых бочек, ирландец взобрался по лестнице на верхнюю палубу, чтобы, пробалансировав на перилах, спрыгнуть обратно на вторую, покуда испанец примеривался, как половчее столкнуть того раньше, нарушая чужое равновесие. Но вышло так, что Айвэн передумал лезть на перила и вместо этого нырнул под снасти, уходя в сторону. Улучив момент, оба поединщика вернулись к месту, откуда начали, и продолжили бой. «Пусть только посмеет ему что-то сделать!» — с беспокойством мелькнуло в мыслях, и девушка крепче сжала свой шест. Бой только набирал обороты, ни один не хотел уступать. То и дело кому-то в уже довольно плотной толпе приходилось подаваться назад, чтобы не мешать. Люди собирались, и те, кому выпало отбывать вахту, завидовали тем, кому это только предстояло: не каждый день насладишься зрелищем поединка между капитаном и кем-то из его помощников. В пылу настоящего сражения свою бы шкуру уберечь, а не любоваться чужой дракой. Несколько раз Леон чуть было не достал Айвэна, тому удавалось избежать касание острой сабли едва ли не в последний момент. Сам ирландец тоже не мог пометить того кровавой меткой, оставленной заточенным металлом, и тем прекратить поединок. Казалось, Леон всерьез вознамерился одержать верх, для чего выматывал противника, ставил ему подсечки, старался зажать в угол или к частям рангоута, выигрывая преимущество. Айвэн, в свою очередь, загонял боцмана, заставляя бегать по всему кораблю. Ольха видела его во время боя волком и заметила сходство тактики собрата как человека, так и оборотня: размеры зверя не позволяли надеяться на преимущество в весе и росте, поэтому в шкуре шаман точно так же петлял и уворачивался, выискивая слабость, выжидая удобный момент, чтобы впиться в горло врагу. Ведунья могла видеть и то, что мужчины устали, причем Леон — в меньшей степени, если то не была бравада. По выступившей испарине и глубокому частому дыханию Айвэна понять, что в этом поединке победа вовсе не обязательно на его стороне, не представляло никакой сложности. Девушка закусила губу, не вмешиваясь. Она в любое мгновение была готова броситься на Леона, чтобы не дать ему добраться до Айвэна. Ей такое развлечение не нравилось совсем, и она только зло поглядывала то на матросов, искренне наслаждающихся зрелищем, то на самих поединщиков, которые, казалось, забыли обо всем на свете. Хотелось их остановить, но правильно ли это будет делать и не нарушит ли авторитет капитана? А вдруг нарушит и тогда она его подведет? «Но они же устали оба, это видно. Нет, все, хватит!» — Ольха сделала решительный шаг в сторону сражающихся мужчин. И ее едва не снесло Леоном. Испанец толкнул девушку, оказавшуюся на пути, но неожиданное препятствие заставило его замедлить ход на долю секунды. От толчка девушка отлетела в сторону, спиной налетев на что-то твердое и острое. От боли на мгновение перехватило дыхание и красочно представилось, как по спине расплывается синяк. Для Айвэна доли оказалось достаточно, чтобы его клинок оставил на сильной мускулистой руке тонкую алую полосу. Поединок был окончен. Боцман бросил исподлобья злобный взгляд на ворожею, только из-за присутствия капитана не позволяя себе взорваться гневом. — Не лезьте под руку, сеньорита, если не хотите случайно лишиться головы, — буркнул он, пряча саблю в ножны. Ольха воззрилась на мужчин возмущенным взглядом. — Хватит дурачиться! Айвэн, зачем эти все глупости, а? — отвечать Леону девушка не посчитала нужным, переводя взгляд сразу на капитана. — Посмотри на себя, ты же еле дышишь! И что ты будешь делать на сегодняшнем абордаже? Ползать как сонная муха?! До того посмеивающиеся, толкающие друг друга в бок матросы мгновенно притихли, заслышав голос Ольхи. Если ее первые слова напоминали обычный бабий треп, то на последних тишина установилась такая, то слышно было, только как снасти скрипят. Айвэн улыбался и выглядел довольным, как сытый кот, наблюдая за разъяренной Ольхой. — Ты должна была увидеть, как выглядит настоящий поединок, — ответил он, вытерев кончик своей сабли о штаны и вкладывая в ножны. — Я не хочу, чтобы из-за рассеянности тебя ранили или убили. Леон, багровый от неожиданного выговора, уловил в словах девушки кое-что, что его сильно удивило, несмотря на злость: — Сегодняшний абордаж? Что ты болтаешь, с… сеньорита? — вовремя исправился, поймав на себе серьезный взгляд капитана. — Да, абордаж! — возмутилась Ольха, прикусывая язык. Зря она сказала, но теперь уже назад не отмотаешь. — Сегодня будет абордаж, и вам всем нужны силы, а вы тут петушиные бои устраиваете! В этот момент над головами бухнули склянки, отсчитывая полдень. Почти одновременно разнесся вопль марсового: — Парус на горизонте! Британец! Леон пораженно уставился на Ольху, затем с ненавистью сплюнул ей под ноги, убедившись, что Айвэн не видит: — Ведьма, — и вместе со всеми ушел с поля зрения. На «Элизамари» началась суета, однако суета организованная, подчиняющаяся командам, которые разносились над палубами. Вынырнув откуда-то со стороны, Айвэн схватил девушку за руку, сунул ей ее шест, каким-то чудом подобранный, и поволок в трюм, где велел оставаться: — Прости, тренировка затянулась и мы не успели позавтракать. Наверстаем потом. Помнишь, что я тебе говорил о трюме и рубке? Пересиди-ка здесь, — после чего сам поднялся наверх и скрылся. Ольха тихо вздохнула и опустилась на бочку, подпирая щеку. Все это было неправильно, а еще и будущее пугало. То, где ей придется выносить приговор. Что происходило снаружи, было непонятно, хотя команды то и дело доносились по всему кораблю. Судно содрогалось с каждым выстрелом пушек, скрипело и ворочалось, меняя курс, то догоняя, то обходя противника, не давая тому уйти. Послышались радостные возгласы: кричали, что сбили фок-мачту — а позже протаранили бушпринт, лишив таким образом носа попавшуюся жертву. Когда это произошло, «Элизамари» изрядно помотало, отчего запасы в трюме пошли ходуном и девушка со своей бочки благополучно сверзилась на пол. После этого корабль бухнулся обо что-то огромное — видимо, о соседнее судно — солдаты и матросы кинулись наверх, кто-то заметил Ольху и крикнул ей, чтобы перебиралась в рубку, мол, враги постараются залезть в трюм, который оборонять намного сложнее. Ольха поднялась, потирая бок, и направилась в рубку. Спорить было бессмысленно, а ввязываться в драки ведунье не хотелось. Сейчас как никогда остро она ощущала, как ей не хватает своего зверя. Пусть волчица была и не особо сильна, но она как-то добавляла уверенности в том, что оборотница со всем справится. А вот способен ли со всем этим справиться человек — неизвестно. Когда Ольха открыла люк и поднялась на палубу, перед глазами предстал форменный ад. Сражение шло на в основном на захватываемом судне, поменьше размерами и числом палуб, но и на «Элизамари» то тут, то там вспыхивали стычки. Галеон стоял параллельно к жертве, обоим кораблям разойтись не давали «кошки» и переброшенные деревянные мостки. Айвэна нигде не было видно. Прямо по курсу в луже крови валялись чьи-то тела, к своему ужасу, девушка узнала в них членов команды. Другие были одеты в незнакомую форму. Совсем рядом с головой просвистела пуля, обжигая кожу на виске. Еще один выстрел грянул в двух шагах, а затем вылетел Диего и, буквально сграбастав Ольху, затолкал ее через дверь к каютам средней палубы в рубку. Охранявшие проход солдаты посторонились, пропуская обоих, а затем ринулись вперед, останавливая примчавшихся следом англичан. Ольха не сопротивлялась, позволяя Диего тянуть себя в рубку, а уже там облегченно опустилась на пол, тяжело вздыхая. Где-то глубоко в душе грызло беспокойство за Айвэна: а вдруг он пострадает? И они до Рима не доплывут… Несколько раз ведунья порывалась подойти к окну и посмотреть, что же там творится, но казначей ее не подпускал, и девушка каждый раз была вынуждена оставаться на месте. Постепенно шум сражения начал стихать. Оба корабля оставались сцепленными, что отлично было видно из окна рубки, к стене у которого привалился Диего. Девушке приблизиться он не разрешал, опасаясь, что прилетит неприятный сюрприз в виде пули или чего покрепче. Наконец он устремился на выход: — Все, наша взяла. Идем, время делить добычу, — казначей ухмыльнулся и демонстративно пропустил девушку вперед. Морской воздух относил запах крови, доски побурели, приходилось идти осторожно, чтобы не вляпаться. По узким мосткам Диего и Ольха перешли на захваченный фрегат. Там на палубе яблоку негде было упасть. Возле двери к каютам кормы поставили кресло, в котором сидел Айвэн в широком стеганном нагруднике поверх блузы. Правая рука ирландца от кисти до локтя оказалась обмотана чистой тканью, что не мешало ему опираться ладонью о навершие обнаженной сабли, выступавшего в роли трости. Левая лежала на коленях и держала пистоль, время от времени при движении мужчина хмурился. Его офицеры, тоже носившие стеганную защиту, стояли справа и слева — ни дать ни взять министры при своем короле. Леон потирал вывихнутую кисть, Санчо прикладывал ко лбу какой-то тюк, однако в целом никто из них серьезно не пострадал. Напротив толпились члены команды, солдаты и пассажиры захваченного судна, которых разоружили и держали под прицелом солдаты «Элизамари». В основном мужчины, но обнаружились и две женщины. Вот на них-то сейчас и смотрел ирландец. Ольха сглотнула и поспешно отвела взгляд, поспешила встать за спинкой кресла. С тревогой глянула на самого капитана, которому явно надо было обработать раны. «Кто тебе важней — Айвэн или эти незнакомые люди?» — мысленно одернула себя ведунья, только сейчас понимая, что сейчас не только будет решаться судьба всех этих людей, но и, если ее заставят выбирать, то и Айвэна как капитана. — Куда вы шли? — тем временем спрашивал ирландец стоявшего в первой шеренге человека, который был, по всей видимости, капитаном неудачливого фрегата. Тот сумрачно посмотрел на мужчину: — Говорили, что ты собираешься выйти в море, Бешеный Пес, не наврали. Мы шли из Греции в Ирландию. На последнем слове Айвэн весь подобрался, словно зверь, готовый к прыжку. Прищурившись, пристально оглядел обезоруженных людей. — Это ж кому понадобилось в Ирландию? Тут Санчо наклонился к нему и что-то сказал на ухо. Взгляд ирландца остановился на грузном мужчине в глубине толпы. — Сэр Джулиус Барниш. И где вы живете, сэр Джулиус Барниш? Тому ничего не оставалось, как выйти вперед. Присутствующие сверлили взглядами: члены команды «Элизамари» — с неприязнью, матросы и солдаты фрегата — с потаенным страхом и облегчением, что внимание захватчиков направлено пока что не на них. — В Килкенни… — англичанин замялся, не зная, как обратиться к ирландцу. — Замок Гранах. Айвэн кивнул, поднялся с кресла, медленно, чуть поморщившись. Подняв пистоль, удерживаемый в левой руке, он направил оружие на англичанина, замершего ни живым ни мертвым: — Ольха, — не глядя на девушку, только на цель, спросил ровно, без эмоций. — Ты наделена правом решать вместе со мной судьбу этих людей. Что скажешь ты насчет этого человека? Сейчас ей больше всего хотелось утащить Айвэна отсюда и осмотреть его, а не решать, кому жить, а кому умереть. Но следовало соблюдать договоренность, она ведь сама согласилась. Ольха положила руку на здоровое плечо Айвэна, стиснула зубы, выдохнула, а потом спокойно сказала: — Для англичан, столкнувшихся с этим кораблем, один конец — смерть. И с этим надо закончить поскорее, — она почти физически почувствовала, как уже на ее плечи легли невидимые руки, сжали, обдавая жаром, от которого на лбу выступил пот. Айвэн кивнул, принимая сказанное. — Я слышал тебя, — и, обращаясь к подданному британской короны: — Помолись Господу, он скоро тебя примет. Наступило молчание, которое распространилось повсюду по двум кораблям, как будто прозвучала команда. Склонив голову и опустив пистоль, Айвэн сосредоточился на молитве, следуя собственным словам. Английский сэр сжался и забормотал про себя беззвучно, будто торопился и боялся не успеть. Лицо Леона выражало одобрение, когда здоровяк кинул взгляд на капитана. Ольху испанец демонстративно не замечал. Время для молитвы вышло, оба мужчины закончили почти одновременно. Подняв оружие, Айвэн вновь направил его на британца. Грянул выстрел. Мертвое уже тело покачнулось и грузно рухнуло на стремительно алеющие доски. Женщины от страха заскулили. Дальнейшее не слишком отличалось от предыдущего. Выясняли, откуда родом каждый пленный — трех греков, по торговым делам плывших на том же корабле, вывели отдельно, к ним присоединилась одна из женщин, оказавшаяся голландкой. История ее попадания на фрегат оказалась удивительной, но правдивой. Вторая пыталась выдать себя за ее родственницу, что быстро раскрылось. Отдав офицерам приказ посадить греков и голландку в шлюпку, спущенную с фрегата, а остальных после погрузки ценностей на галеон загнать и запереть в трюме, после чего пустить торговца ко дну залпом из пушек, Айвэн перешел обратно на «Элизамари». Ольху позвал с собой, о чем сообщил девушке, поравнявшись: — Дождись меня в каюте. Ольха кивнула. Девушку ощутимо потряхивало, и она была бледна. Даже удивление эту бледность не пересилило. На негнущихся ногах она добралась до каюты и замерла у двери, прислонившись к ней спиной. Капитана не было с четверть часа, когда в коридоре послышались шаги и затем низкий мужской голос окликнул: — Айвэн! Подожди. — В чем дело, Леон? — вопросительно повернулся к нему тот, почти достигнув каюты. — Так скоро начались неприятности? — Нет, — испанец догнал его и оперся локтем о стену. — Я не понять не могу. Может, ты наконец просветишь? — В чем дело? — Да во всем! — испанец описал дугу свободной рукой, будто подразумевая весь корабль. — Ты размяк. Раньше к пленным ты проявлял куда меньше снисхождения. Я тебя не узнаю. Ушел в город нормальным человеком, а вернулся с этой… Ты прости меня, но эта девица тебе не друг. — Кто ж тогда? — насмешливо посмотрел на него ирландец, по обыкновению скрестив руки на груди, прислонившись к стене. — Ведьма! — мужчина чуть ли не выплюнул это слово с ненавистью. — Ты совсем слепой. Почему ты над ней так трясешься? Раздался удар — это кулак ирландца впечатался в стену рядом с головой собеседника. — Еще одно оскорбление — и я заткну тебе пасть, — нарочито спокойно, но мрачно и даже с угрозой произнес Айвэн. — Я тебе уже объяснял, что Ольха — мой друг. Она достойно показала себя, решая судьбу пленников, как ты хотел. Я догадывался, что не всем придется по нраву ее появление на корабле, но не ожидал этого от тебя. До сих пор между нами не было разногласий, Леон. На этих словах испанец отшатнулся, попытался сделать вид, что просто неловко переступил назад. — Айвэн… Мы исходили вместе все Средиземное море. Знаем друг друга много лет. Стал бы я бить тревогу, если б не видел, что творится чертовщина? Ты меняешься. Это все заметили, не только Санчо и Диего. Парни на вахте шутят, скоро ли свадьба и где именно решишь пустить корни. Понимаешь, к чему разговоры? Каким колдовством она тебя заморочила? Всем известно, что место ведьмы — на костре, и ты это знаешь не хуже меня. — Я тебя предупредил, — в тихом голосе послышалось рычание. Затем Айвэн вздохнул и мотнул головой. — Леон, нашей дружбе уже двадцать лет. Мальчишками мы служили юнгами, помнишь? Между нами не было секретов. Я тебя уверяю, что Ольха никакого колдовства на меня не накладывала. Я и сам давно начал задумываться над тем, что мы делаем. — Что ты хочешь сказать? — недоуменно нахмурился здоровяк. — Даже звери не допускают неоправданной жестокости, Леон, — Айвэн отвернулся и уставился на ближайшую дверь. — Ими движет необходимость. Они не убивают без причины, ради забавы. В отличие от нас. Эти люди, которые сейчас пойдут на дно, не заслужили мучительной смерти. Они невиновны. — Да как это нет? — ахнул испанец. — Не ты ли твердил, что каждая английская собака, которая нам попадется, пройдет через все круги ада? Айвэн, команда не поймет, почему ты вдруг преисполнился сострадания к захватчикам своей родной страны, которые, как ты сам говорил, отбирают земли и заставляют законных владельцев дохнуть от голода. Если мы больше не несем справедливое возмездие — ради чего тогда вообще все это? — Они отбирают земли и заставляют умирать от голода, это верно, поэтому их нужно уничтожить, — кивнул ирландец и тут же покачал головой. — Но не терпя чудовищные муки. Не думаю, что Господь одобрит наши поступки, когда мы предстанем перед ним. В том, что Барнишу досталось легкая смерть, не было слабости, Леон. Это было милосердие. — О чем ты вспомнил, вот совпадение, аккурат с появлением этой… женщины, — фыркнул боцман. Его лицо стало жестким. — Сумеешь ли ты объяснить команде, что вовсе не размяк? — Похоже, иногда ты забываешь, что мы не настоящие пираты, — заметил капитан. — Мы каперы, а это значит, что живем не по волчьим законам, — вспомнив о том, как в действительности живут волки, он криво хмыкнул. — Как бы то ни было, мы состоим на службе короля. — Необязательно мне об этом напоминать, — проворчал второй помощник. — И про второй экземпляр твоего патента, хранящийся у Филиппа, я тоже помню. Айвэн, — мощная рука легла на плечо ирландца, — где неугомонный авантюрист и сорвиголова, которым ты был каких-то несколько дней назад? Кораблю нужен сильный капитан, чья власть неоспорима, а ты, боюсь, начал сдавать. Его собеседник пристально смотрел на него. — Никогда бы не подумал, что ты захочешь встать во главе… — Да не нужен мне твой корабль! — взорвался Леон, отталкивая того, и метнулся по коридору, вернулся обратно. — И никогда не был нужен, — подняв взгляд на капитана, второй помощник хотел было что-то сказать, однако в последний момент передумал. Айвэн спокойно выдержал его взгляд и ровно произнес: — Возвращайся к погрузке, Леон. Проследи, чтобы не забыли вывести из строя вражеские пушки, не мне тебе напоминать. Выражение лица испанца выглядело совершенно непередаваемо, когда боцман нехотя кивнул и стремительно прошагал по коридору чуть ли не бегом. Капитан же вошел к себе в каюту, чуть было не наткнувшись на Ольху. — Айвэн? — бледная девушка шагнула к мужчине и обняла его. — Я так испугалась, что он попытается что-то с тобой сделать. Когда заговорили… — она сама себя оборвала. — Дай я осмотрю твои раны. У меня есть травы. — Да ничего он не сделает, — Айвэн тряхнул головой, завел руки за спину и развязал нагрудник, который отбросил в сторону, стащил через голову блузу. По левой стороне груди, немногим ниже сердца, расплывалось фиолетовое пятно приличных размеров синяка. Мелкие ссадины собрались на правом боку, под ключицей, поверх шрама, образовался небольшой кровоподтек, открытых ран не было. Подумав, размотал перевязанную руку, открывая узкую продольную царапину, оставленную скользнувшим клинком чьей-то сабли. — Так, садись, — с Ольхи мигом слетели и испуг, и растерянность, — я сейчас тобой займусь, — ведунья достала из своей сумки пару мешочков. Вода стояла в каюте и девушка использовала ее, нашептывая заговоры. После чего шлепнула травяную кашицу на синяк, осторожно распределяя, а потом занялась рукой. Сначала зашептала, неуверенная, что поможет, но из раны все-таки побежала кровь, девушка подождала, а потом вновь зашептала заговор, и рана прямо на глазах начала затягиваться, благо была неглубокой. Но сил это отняло изрядно, и ведунья сама покачнулась. Все то время, пока девушка была занята лечением, мужчина сидел, опираясь на спинку стула, закрыв глаза. Он чувствовал усталость, утомление и голод, не говоря о том, что чертовски хотелось смыть с себя пот и кровь. Запасы пресной воды с фрегата пополнят собственные, так что можно будет устроить незапланированную помывку. После наконец-то поесть и поспать. Наговор убаюкивал, к тому же вымотанный сначала поединком, затем боем мужчина и правда валился со сна. В какой-то момент он дернул головой, просыпаясь, и непонимающе воззрился на Ольху, соображая, где находится. Глянул на царапину, тихо присвистнул: та перестала кровоточить и выглядела вполне затянувшейся, как будто прошло несколько дней. — Твои навыки тебя не покинули, — лицо ирландца выражало благодарность. — Сама-то как? Не пострадала? Выглядишь безумно уставшей. — Потому что устала, — девушка вздохнула, — есть хочется. Но ты лучше отдохни, а мне надо наверх подняться и помочь с лечением, раз могу. — Ты не так уж невредима, тебя выдает скованность. Не выпущу, пока не удостоверюсь, что тебе ничего не грозит. Синяки могут указывать на серьезное внутреннее кровотечение, — возразил тот, усаживая девушку на постель. — Покажи, где умудрилась их заработать. И не бойся, сейчас меня волнует исключительно твое самочувствие, — взъерошив ей волосы, хмыкнул. — Чем скорее выяснится, что все в порядке, тем скорее сможешь помочь другим. И не спорь, время идет. Ольха вздохнула: — Ну, один, когда Леон на меня налетел во время поединка, а второй, когда слетела с бочки, во время боя. Да я же ничего такого не чувствую, так что ничего серьезного, — но все же Ольха повернулась к Айвэну спиной и задрала рубашку, показывая ему расплывающийся на спине синяк, на втором синяке, на боку, была еще и ссажена кожа. Но, как и говорила ведунья, ничего серьезного в этом не было. — Ох уж этот Леон… — проворчал мужчина, чутко и бережно ощупывая спину и бок девушки, не менее осторожно, чем всегда. Выставив ладонь напротив ссадин, внутренне собрался. Кожа Ольхи явственно ощутила тепло, будто солнечный луч собрали в линзу. Такое же тепло прогрело спину, уменьшая неприятное, неуютное чувство. — Захвати еды, ужин будет нескоро, когда закончат все дела, а силы для лечения других тебе понадобятся, — закончив, Айвэн кивнул на шкаф, куда накануне предусмотрительно припрятал остатки трапезы. Улыбнулся. — Попрошу принести тебе воды, сможешь полностью искупаться. Приходи после заката на нашу палубу, сегодня ужинаем под звездным небом. — Хорошо, — Ольха вздохнула и открыла дверь, едва Айвэн закончил лечение, — спасибо. Девушка ушла, точнее, убежала, на ходу прихватив только один кусок мяса.Глава 4. Первый абордаж
20 июля 2020 г. в 23:20
Наутро Айвэн проснулся первым. Осознал, что обнимает девушку, и осторожно провел ладонью по ее волосам, будя, но чтобы при этом не напугать.
— Ольха, — полушепотом позвал ее, жалея, что не выйдет дотянуться и коснуться губами ее макушки.
Накануне Ольха не сразу заснула — долго вертелась, пытаясь найти положение поудобней. Поглаживание по голове восприняла частью сна. Не открывая глаз, недовольно заворчала, выражая тем самым неодобрение, что кто-то посмел трогать ее голову. Потом все же открыла глаза — сонные, а потому еще не вполне разумные и адекватные.
— Айвэн?.. — невнятно пробормотала девушка, щурясь, уже через секунду вновь закрыла глаза и попыталась повернуться на другой бок. Причины ее побудки мужчина сообщить не удосужился, а значит, она с чистой совестью могла спать дальше.
Мешать он не стал, так что ведунья благополучно повернулась к нему спиной, что, в свою очередь, дало свободу действий. Отметив про себя, как трогательно она смотрится, Айвэн приподнялся, опираясь на руку, устроился на боку и, чуть нависнув, оставил поцелуй на нежной щеке. Маленькая шалость, к тому же не очень-то хотелось сдерживаться. На прикосновение губ к своей щеке Ольха сначала сонно улыбнулась, потом через пару мгновений до нее дошло, что это был не сон. Ведунья распахнула глаза, удивленно-сонно таращась, потом вздохнула и таким же сонным голосом пробормотала:
— Опять же шарахаться будешь… — и вновь закрыла глаза.
— Я буду шарахаться? — переспросил тот. Не придумав, куда деть свободную руку, опустил ее девушке на талию. — С чего вдруг?
Ольха вздохнула и все так же, не открывая глаз, проговорила:
— Потому что после сада ты от меня шарахался и сейчас будешь…
Айвэн тихо вздохнул и положил голову девушке на плечо.
— Здесь у нас иные тела. Прежние остались дома. И с ними — телесная память о некоторых событиях. А с этой еще ничего не случилось, вот и памяти нет.
— А, — задумчиво протянула Ольха, скосив глаза на Айвэна, — значит, ты шарахаться не будешь, — улыбнулась и как-то даже облегченно вздохнула, искренне радуясь, что шаману больше не неприятны ее прикосновения.
Сегодня его куда больше интересовала девушка. Хотелось обнять ее и нежить, согревать теплом, беречь от опасностей и охранять сон…
— Кстати, о сне, — не заметил, что произнес это вслух, занятый дорожкой из поцелуев, оставляемых на щеке, подбородке и шее сонной ведуньи. — Просыпайся…
Девушка чуть улыбнулась, а на щеках у нее вновь появился румянец.
— Зачем? — пробормотала Ольха, неосознанно запрокидывая голову и открывая шею. По телу прокатилась теплая волна, заставляя сердце трепетать в странном, томительном чувстве. — Мне хорошо и так…
— М-м-м… — неопределенно отозвался тот, увлекаясь все больше, но пока еще не теряя головы. Он предоставил право вспомнить о том Ольхе, хотя, сказать по правде, искренне хотел послать тренировку и грядущий абордаж куда подальше.
Она же тем более не желала ни о чем думать, нежась в непривычных для нее ощущениях. Глаза вновь закрылись, а по губам скользнула умиротворенная улыбка. Неосознанно ведунья чуть повернулась, скользнув рукой по волосам и щеке мужчины, потом вернулась к уху и почесала за ним.
«Хороший сон…» — мысленно вздохнула Ольха, в который раз останавливаясь на том, что просыпаться ей совсем не хочется.
— Провокаторша, — тихо фыркнул ирландец, ловя каждое движение девушки взглядом. Обняв ее за талию, развернулся поудобнее и кистью другой руки, на локоть которой опирался, осторожно потянул ткань рубашки, оголяя девичье плечо. Прикоснулся губами, потерся щекой, опустил на него голову и вздохнул, на этом остановившись.
— Почему? — так же сонно удивилась девушка, чуть вздрагивая, но отстраняться не стала, хотя сон уже слетел с нее. Тихонько вздохнув, Ольха свободной рукой обняла мужчину, погладив его по руке.
— Потому что я нарушаю данное тебе слово, — в треть голоса сказал Айвэн, встретившись с Ольхой взглядами. Серые глаза смотрели непривычно тепло. Хитро прищурившись, он отстранился и перевернул Ольху с бока на спину, потянулся к ней и незаметно — казалось бы — запустил ладонь ей под рубашку, касаясь теплого живота.
— То есть? — не поняла девушка. Да и вообще мысли куда-то делись, когда рука Айвэна скользнула под ее рубашку. Не заметить того, как мужская ладонь скользит по оголенной коже, было невозможно. По спине опять пробежали жаркие мурашки, и Ольха непроизвольно втянула живот, ничего, впрочем, не говоря Айвену и не останавливая его.
— Я же тебе говорил, — уточнил ирландец, забираясь под одеждой ворожеи выше, пока не достиг цели и не накрыл горячей ладонью левую грудь, под которой билось сердце. Приблизил свое лицо к самому лицу девушки, едва не касаясь, таким образом заполнив все поле зрения.
— Я не… — Ольха хотела было сказать «не знаю» или «не понимаю», но слова застряли в горле. В каком-то ступоре девушка смотрела на Айвэна, чувствуя как его рука пробирается все выше и выше, пока не коснулась ее груди. Сердце гулко стукнуло о ребра и ухнуло куда-то в пятки. Это тело не имело опыта, какой сама волчица испытала в двадцатом веке, а потому столь откровенное прикосновение вызвало смятение. А потому Ольха уставилась на него круглыми глазами, но попыток вырваться даже не сделала. Ей это просто не пришло в голову.
Но, видимо, здравый смысл вернулся к Айвэну. Мужчина перекатился и встал с постели с усмешкой, в глубине глаз мелькнула досада. Повернувшись спиной, поднял руки и собрал волосы в хвост как ни в чем не бывало, перевязал. Повернулся уже спокойный, чуть насмешливо глядя на нее.
— Ладно, ты наконец-то проснулась. У нас тренировка до завтрака, ты помнишь?
Будь при Ольхе сейчас волчица, она бы зарычала с досады, а вот девушка обиделась. Она резко села, отправляя рубашку и засопела, не отвечая. И чем дольше Ольха молчала, чем сердитее становилось сопение.
Айвэн поймал себя на мысли, что относится к Ольхе иначе, чем прежде — с гораздо большим интересом, демонстрировавшим отнюдь не только дружбу. Мысленно выругавшись, он напомнил себе об обещании не переступать границы дозволенного, которые сам же практически и нарушил только что. Тяжко вздохнув, он подошел ближе, помедлил, над чем-то раздумывая, сел рядом и сграбастал в объятия, пока она не успела пикнуть. Крепко прижал ее руки к ее же телу и положил подбородок ей на макушку, благо ростом был выше.
Сопение стало тише, пока не стихло совсем:
— И что это сейчас было? — проворчала Ольха. — То шарахаешься и смеешься надо мной, то опять обнимаешь.
— Я не смеюсь над тобой, — возразил Айвэн. — Скорее уж над собой. Обещал же не трогать. А сейчас просто хочу успокоить.
— И что тут смешного? — проворчала Ольха. — Мне показалось, что ты смеешься надо мной.
— Нет, это не так. Смешно, как легко нарушаю данное слово. Это ужасно, на самом деле, — он сидел смирно, не двигаясь, чтобы опять чего-нибудь не натворить.
— Ты иногда слишком много думаешь, — Ольха вздохнула и погладила мужчину по боку, — в этом тоже нет ничего хорошего.
— Но слово-то надо держать, — он чуть хмыкнул. — Прости. Давай займемся делами, а то не успеем.
Айвэн вышел, и почти сразу Ольхе доставили вчерашнюю небольшую бадью. Воды было немного, однако при должной сноровке можно изловчиться и освежить все тело всего одним ковшиком. Матрос, который принес бадью, передал, что капитан ждет сеньориту на средней палубе.
— Хорошо, спасибо, — девушка дождалась, пока он уйдет, кое-как освежилась. Она уже успокоилась, да и вода благотворно повлияла на настроение и самочувствие, так что от утреннего недовольства ни осталось ни следа. Собственное тело было странно горячим и каким-то слишком чувствительным, не такая уж и прохладная вода словно обожгла кожу жгучим холодом, а вслед за ним вновь пробежала дрожь. Ведунья уже привычно покраснела, обхватывая себя за плечи: память о прикосновениях Айвэна будоражила что-то внутри девушки не хуже, чем сами прикосновения.