Книга тайных троп: Волчья песнь

      Прекрасное настроение стерло все страхи, что терзали на пути сюда, оставив только чистый, незамутненный ничем восторг. Все же походы по магазинам, пусть и в семнадцатом веке, изрядно поднимают настроение и приводят в прекрасное расположение духа. Даже на подколку по поводу еды Ольха лишь привычно покраснела, смутившись, но оправдываться не стала. Ну да, любит она поесть, и никуда от этого не деться.       Обратный путь для нее напоминал прогулку, в середине которой она и впрямь захотела есть. Правда, была готова пожертвовать нормальным обедом и перекусить, но привал они все же устроили. Теперь торопиться-то было некуда. Во время привала Ольха еще и цветов успела нарвать, составив красивый букет. Оставалось только надеяться, что он доживет до того момента, как они окажутся на корабле, и девушка сможет поставить его в воду. Весь оставшийся путь ведунья то и дело обеспокоенно поглядывая на цветы, лежащие у нее на коленях и вроде бы пока не собирающиеся отходить в лучший мир.       Во время привала Айвэн, задумавшись, смотрел на девушку, перебирая в голове события прошедшего дня, но больше недавней прогулки по рынку. Он поймал себя на том, что многочасовое хождение по рядам не вызвало в нем раздражения и пришлось по душе порадовать ворожею. Она выглядела сущим ребенком, дорвавшись до сундука со сластями, однако ирландец прекрасно помнил, в какую разъяренную волчицу она превращается, когда необходимо. Готовая не щадя себя защищать то, что ей дорого. Настоящая мать.       Мысль настолько удивила, что мужчина сморгнул. Он осознал, что Ольха в его представлении давно перестала быть всего лишь родственницей по волчьей крови, спутницей в их авантюре, преданным другом. Он посмотрел на нее иначе, с другой стороны.       И поразился простоте своей мысли.       Из волчицы получилась бы ни много ни мало достойная супруга. Мать детей, которых он никогда не имел.       «У вас еще есть время. Упустишь шанс? Ты ведь давно любишь ее, почему нет? Признайся».       Айвэн помотал головой, ошеломленный голосом, который только что в его голове не прозвучал. Они как раз снялись с места, внимание ирландца сосредоточилось на дороге. Но нет-нет да поглядывал задумчиво на обложившуюся цветами девушку — букет она справила знатный.       В Чивитавеккья все выглядело, как и в первый раз, на первый взгляд тихо, впрочем, рисковать не стали и пронеслись по улицам до самого порта, не останавливаясь. Въезд в город ознаменовался для Ольхи убыстрившимся бегом коней, от которого девушка чуть не растеряла свой букет. К счастью, не растеряла, справившись и с ним, и с поводьями. До корабля они добрались очень быстро. Казалось, что только-только въехали — и вот уже Ольха осторожно слезает с лошади.       «Хорошо, что мы так быстро добрались. Сейчас их в воду поставить, пусть недолго, но простоят», — мысленно улыбнулась девушка, уже вспоминая, попадалась ли ей на глаза какая-нибудь посуда, подошедшая бы для длинных стеблей.       На корабле их появление было встречено радостно, видно, были те, кто сомневался, что им удастся вернуться целыми и невредимыми. Впрочем, все это Ольха отметила лишь мимоходом. Она, конечно, была рада вернуться, но ее сейчас ожидал разбор покупок, и девушке не терпелось остаться с ними наедине. Да, она помнила о том, что, кажется, должна разговор Диего, но не сразу же он его потребует? Да и потребует ли вообще — неизвестно. Так что Ольха фактически отобрала у Айвэна заветный сверток, быстро кивнула Диего и Санчо и поспешила в их каюту, прижимая к груди сверток с покупками и цветы.       Практически сразу, как только Айвэн скрылся в рубке, корабль начал отчаливать. Четырехмачтовый испанский галеон неторопливо развернулся, беря курс на открытое море. Покуда капитан был занят маневрами, ему не докучали расспросами, хотя у его офицеров вопросы вертелись на языке. Хотя бы один из них: куда теперь идет судно. На что последовал ответ: в Грецию, как изначально планировалось.       Ольхе доставили воду, в каюте нашлась ваза. Ближе к ночи вернулся Айвэн, на ходу собирая влажные волосы в хвост, чтобы поменьше намочить свежую рубаху. Средиземноморский воздух их высушит едва ли больше, чем за полчаса. Как и следовало ожидать, о расческе он даже не вспомнил.       Ольхе до отплытия не было никакого дела, все ее внимание сосредоточилось сейчас на покупках. Цветы, поставленные в вазу, благоухали на всю каюту, навевая воспоминания о комнате девушки в Зеленой усадьбе. Там же рядом с вазой примостился и флакон с духами, его девушка пока не открывала — берегла на тот случай, когда цветы засохнут и перестанут пахнуть.       Каждая заколка и брошка были тщательным образом рассмотрены, удостоились своей порции восхищенных вздохов и оказались бережно убраны в лоскут чистой ткани. Только сейчас девушка сообразила, что надо было ко всему этому купить и какую-нибудь шкатулку, но сейчас уже ничего не поделаешь. Принесли ванну, что было, как всегда, воспринято с энтузиазмом, тем более что новое мыло так и жгло руки, прося его использовать. Мыло оказалось действительно хорошим, и после купания от волос и кожи Ольхи шел ненавязчивый аромат жасмина. Одежда, которую девушка взялась мерить сразу после купания, тоже села прекрасно, хоть и была она рассчитана на юношу, но все же смотрелась на ведунье куда изящней, чем вещи Айвэна.       «Как замечательно! Жаль, только зеркала нет… — но эта досадная мелочь настроение испортить никак не могла, хотя и пришлось косу заплетать на ощупь. — Надеюсь, выйдет ровно…» — девушка озабочено провела рукой по макушке, проверяя нет ли «петухов». Вроде бы не было, и Ольха успокоилась, переодеваясь уже в новую ночную рубашку. Она выглядела, конечно, просто, но лично для девушки была очень удобной. Оставалось только навести порядок среди многочисленных щеток-расчесок и можно было спать… Дверь каюты отворилась, ведунья вздрогнула от неожиданности, поворачиваясь, хотя испуганной она не выглядела.       — Ты опять не расчесан! — конечно, она сначала собиралась сказать иные слова, но взгляд наткнулся на влажные волосы мужчины, которые тот, кажется, так и не намерен был расчесывать. — Как хорошо, что я об этом подумала заранее… — девушка выбрала ту самую щетку, что присмотрела для шевелюры мужчины, потом быстро оглядела каюту. — Раз ты сам не собираешься волосы расчесывать, то это сделаю я, садись давай, — она кивнула на кровать, решив, что тянуться ей будет совсем не удобно, а потому лучше пусть мужчина сидит.       Тот явно не ожидал, что вот так с порога Ольха накинется на него, поэтому по первости опешил. Поняв, что ничего страшного не произошло, на всякий случай огляделся по сторонам.       — Пусть высохнут сначала, — но все-таки сел, прежде оценив вид девушки. — И впрямь неплохо, — у него возникло большое желание усадить ворожею себе на колени, главным образом еще и потому, чтобы уберечь от посягательств на свою гриву. Потянувшись, он обхватил Ольху за талию и привлек к себе, усаживая.       — Ты что, пока они мокрые, их будет легче расчесывать, — покачала головой Ольха, — а как высохнут — спутаются и потом клоками выдирать придется, — уж она-то как девушка толк в этом понимала, но усадить себя все же позволила, не выпуская щетки из рук. — Мне тоже нравится, завтра сам увидишь, — глаза девушки все так же сияли от восторга и удовольствия.       — Я смотрю, ты времени даром не теряла, — усмехнулся мужчина, зарываясь ей носом в шею и думая, чем бы еще отвлечь, чтобы незаметно забрать щетку. — Все понравилось? — спросил, как бы невзначай проведя ладонью между лопаток.       — Еще бы не понравилось! — с энтузиазмом подтвердила Ольха, невольно ежась, когда Айвэн ткнулся носом ей в шею. — Все так здорово… — смущенно пробормотала девушка, уже когда его ладонь скользнула у нее между лопаток. — Все, дай я тебя расчешу, — ведунья поспешно попыталась выкрутиться из его объятий.       Ирландец с видимым вздохом сожаления разжал руки, позволяя ворожее отстраниться, и распустил волосы… а когда та поднялась, быстрым движением завладел расческой и спрятал в руке за спиной, довольно щурясь, как кот.       — Эй, отдай! — возмутилась Ольха. — Что это еще за ребячество? — естественно, что и отобрать щетку она попыталась тут же.       — Почему бы нет? — улыбнулся он, откинувшись на спину, хотя лежать на постороннем предмете было неудобно. Свободной рукой он обнял девушку, невольно заставляя повалиться на себя, и с самым невинным видом взъерошил ей волосы.       — Отдай, я тебя причешу, а так волосы еще сильней спутаются! — увлекаемая Айвэном, девушка повалилась на него, одной рукой упираясь в грудь, а вторую тут же запуская под спину мужчины в попытке достать расческу. — Айвэн, ну отдай!       — Попробуй достань, — только пуще развеселился он, выхватил щетку и успешно закинул куда подальше. И сразу, не давая ворожее спохватиться, не придумал ничего лучше, как крепко ее обнять и огорошить вопросом: — А ты когда-нибудь думала о своей семье, Ольха?       — Ну, Айвэн! — щетка улетела в другой конец каюты, но Ольхе даже дернуться не дали, обнимая крепче. — Айвэн, ты себя как ребенок ведешь! Э?.. — девушка удивленно сморгнула от резкой смены темы. — Ну, не то что бы не думала, — ведунья неопределенно передернула плечами. — Ворожеи семей не заводят, когда время приходит. Либо сиротку какую-нибудь в ученицы берут, либо ребенка рожают от какого-нибудь справного молодца, а замуж не выходят, это не принято…       — А хотела бы иметь? — ирландец продолжал веселиться, ему нравилось наблюдать ее смущение: от этого румянец расцветал ярче, что девушке удивительно шло. Все же счел нужным объяснить, посерьезнев: — Во время привала мне вдруг пришло в голову, что в нашем появлении в данном времени может быть больше смысла, чем кажется. Есть шанс исправить хотя бы малую часть свершенных ошибок. И там, у холма, неожиданно подумалось, что… — покачал головой, несколько смутившись. — Не знаю, как и сказать.       — Кого? Ребенка или мужа тоже? — Ольха склонила голову на бок, рассматривая Айвэна, который вдруг затронул настолько неожиданную тему. — Ну, — девушка задумалась, — не знаю, может быть… — на самом деле она и правда никогда не задумывалась о перспективе иметь настоящую семью. Как ворожеи и ведунье ей было нельзя, так велось испокон веков. А потом у нее появился отец и братья, и жена старшего брата, и племянница. Даже любовник был, хотя и сейчас Ольха вспоминала о нем смутно — образ почти стерся из памяти, поскольку это тело еще не знало того, что знала Ольха из двадцатого века. — Думаешь, что помимо возвращения твоей душе целостности есть что-то еще? Ты ведь сам говорил, что мы не можем сильно менять прошлое… — Ольха мягко улыбнулась, удивленная его смущению. — Что подумалось? Как есть, так и говори, — ведунья протянула руку, убирая с лица мужчины прядку волос. — Я же говорила, что надо расчесать, — проворчала она недовольно уже в следующее мгновение.       Последняя фраза едва не сбила ирландца с мысли, больно не к месту выдалась. Возвращаясь к раздумьям, он улыбнулся ворожее, устраивая ее поудобнее.       — Обоих, — как ни странно, это далось не так уж легко. Стараясь держаться спокойно, расплел руки на ее талии, всего лишь легко касаясь. — Так и подумалось…       Он не мог сказать ей прямым текстом, что отсутствие семьи было еще одной ошибкой, которую, возможно, ему выдался шанс исправить помимо других. Не хотелось каким-либо образом подталкивать ее к данной идее, учитывая, сколько Ольха и так для него сделала и продолжала делать.       — Не знаю, — вновь покачала головой Ольха, — маленький, скорее всего, бы появился так или иначе, если бы меня не забрали, а муж… Я же и сама отца не знала, это потом Святослав мне его заменил. Совсем не представляю, какой бы мужчина согласился жить с ведьмой, на которую местный поп чуть ли не святой поход организовывал, — девушка улыбнулась, смешно сморщив носик, сложила кулачки друг на друга и устроила на них подбородок, рассматривая лицо Айвэна. Несмотря на то, что он ее отпустил, вставать с мужчины Ольха не спешила. — У тебя есть еще какие-то тайны, которые ты мне не захотел рассказать? Или опять считаешь, что я тебе ничем не смогу помочь? А потом начнешь дичиться и сторониться, да? — ведунья вздохнула, вновь протянула руку, коснувшись щеки Айвэна и мягко, и нежно погладила ее ладонью, неосознанно сама подавшись ближе. — Я же говорила, что мне не безразличен ты и я искренне хочу помочь…       — Один несносный шаман согласился бы, — вырвалось у него, ирландец тут же прикусил язык, чувствуя себя дураком. Ольха чувствовала, как он напрягся. Он уже пожалел, что не нашел темы поумнее, и ждал малейшего повода свернуть наверняка неприятный для Ольхи разговор.       В первое мгновение Ольха удивленно захлопала глазами, потом привычно залилась жарким румянцем, опуская взгляд.       — Правда? — голос девушки прозвучал растеряно, но не более того. Никакого недовольства или холодности в нем не было. Да еще и шевельнулось воспоминание о том, как Айвэн целовал ее и как им с волчицей это нравилось. Но мужчина до этой поры ни о чем подобном не говорил, а потому Ольха уточнила: — Нет, ты правда бы хотел быть моим мужем? — она еще ближе придвинулась к нему, утыкаясь лбом в его лоб. Глаза девушки, что серый, что голубой, были широко открыты, а удивление и волнение разве что через край не плескали.       Про себя еще раз обозвав дураком, ирландец подавил желание избежать данной темы. Отступать поздно, неосторожное слово обидит ворожею, ситуация выйдет — хуже не придумаешь. Пришлось призвать на помощь хваленое упрямство, заодно проверить, чего оно стоит.       — Хотел бы, — даже удалось добиться, чтобы голос прозвучал ровно. Не за чем беспокоить глупыми душевными метаниями. Однако поделился тем, что беспокоило более всего: — Но не хотел бы, чтобы ты согласилась лишь из желания помочь.       — Ты что, разве на такое можно соглашаться только из желания помочь? — искренне изумилась девушка, чуть отстраняясь. — Помощь — это одно, а… — тут она запнулась, сама не зная как сказать. — Ты мне давно нравишься, еще в настоящем понравился… — тихо проговорила Ольха, смущенно опуская взгляд и краснея еще гуще.       — С тебя станется, — ответил ей мягкой улыбкой мужчина, мимоходом отметив, как в смущении девушка и вправду особенно хороша. — И ты… тогда же, в саду.       — И ничего подобного, — надулась девушка, имея в виду, что ни за что бы не стала притворяться. — Да? — она смущенно улыбнулась. — Ты очень хорошо это скрывал и даже очень убедительно шарахался.       — Не со зла, — отозвался тот, не замечая, как рука скользит по спине ведуньи, впрочем, исключительно поверх сорочки, не допуская иных поползновений. — Конечно. Правда.       — Я знаю, что не со зла, — улыбнулась Ольха, вновь заскользив ладонью по щеке Айвэна. Сердце в груди билось в радостном волнении. — Но тогда… — ведунья вновь смущенно смолкла, — наверное, можно попробовать быть вместе… В смысле… Ну как муж и жена, — девушка вновь запнулась, — только я, наверное, в этом не слишком хороша, — честно предупредила Ольха, — ну во всем, что касается семьи и быта семейного… — она вновь покраснела.       — И во всем, что касается мужа? — поинтересовался с улыбкой мужчина, обхватывая ее за талию, приподнимаясь и бережно переворачивая на спину. Слова ведуньи в который раз вызвали в нем перемену. Опасение покидало его, взгляд приобретал знакомое задумчивое выражение. Он вдруг совершенно успокоился, хотя вряд ли бы мог описать это ощущение.       — Ну, я знаю, что за мужем надо ухаживать, кормить его, — задумчиво произнесла Ольха, не сопротивляясь, — хотя тут занимается этим кок, — так же задумчиво добавила девушка. Потом улыбнулась, взъерошив Айвэну волосы. — Хотя готовить я тоже умею, и шить, и по дому все делать, — ни в человеческой жизни, ни потом, ведунья от работы не отлынивала и действительно умела делать все по хозяйству.       — Разве мужу нужен уход, словно ребенку? — вопросительная интонация оттенила голос толикой удивления. Айвэн мягко поцеловал ее в висок, легко хмыкнув: кто о чем, а Ольха о еде. — Не волнуйся, баловать вкусностями я тоже умею.       — Конечно, — уверено кивнула Ольха, — о мужчинах надо заботиться, — в ответ на поцелуй девушка мягко потерлась щекой о шею и щеку Айвэна и улыбнулась. — Потому что вы все время в неприятности попадаете.       — Что же ты тогда не умеешь? — спросил он, устраиваясь сбоку и просто тепло прижимая к себе, приподнялся на локте, положив свободную ладонь девушке на живот. Тяжесть и тепло выделялись отчетливо.       — Не зна… — она запнулась, не договорив и скосив глаза на ладонь у себя на животе. Покраснела, помолчала, сводя все воедино. — Не умею быть с мужчиной… — тихо прошептала Ольха, опуская взгляд, но накрывая руку Айвэна своей. Нельзя сказать, что это было полной неправдой: нынешнее тело совершенно не помнило близости с мужчиной, а память почти стерла другой образ. В мыслях девушки остался только Айвэн, и от того, к чему все шло, сердце в груди сладко и тревожно замирало.       Тот помолчал немного, затем осторожно высвободил ладонь и провел по щеке девушки, едва касаясь:       — Ольха, ты действительно хочешь быть моей женой? — на этот раз совсем скрыть волнение не удалось.       — Действительно, — кивнула девушка, а потом осторожно поинтересовалась: — А что? Я опять что-то не так поняла, да? — Ольха приподнялась на локтях и повернула голову, рассматривая лицо мужчины. Где-то в глубине шевельнулась холодная и неприятная мысль, что она его действительно не поняла, и Айвэн имел в виду совсем не то, что ей показалось, и теперь мужчина пытается как-то выкрутиться, не обидев ее.       — Не беспокойся, все так, — запустив пальцы ей в волосы, неторопливо расплел косу, разделил пряди ими же, разложил на подушке по обеим сторонам девичьей головы. Тихо усмехнулся, коснулся губами ее носа: — Все же не спроста такую красоту отрезал.       Переменив положение, он подался к ней, не давя собственным весом, оставляя пространство, желая, чтобы она все поняла правильно и не сомневалась, что подразумевали его слова, что они сказаны всерьез. Было бы бесчестно воспользоваться недоразумением, пусть и случайным.       Против воли Ольха облегченно выдохнула, смущенно улыбнувшись, когда мужчина начал расплетать ей волосы. Сердце моментально забилось очень быстро, в то время как сама ведунья замерла, не шевелясь. Пожалуй, ей было страшновато, хотя поцелуй в нос, такой обыденный и забавный, чуть снял напряжение.       — Как знал или чувствовал, — голосок Ольхи прозвучал чуть звонче, чем обычно, да и по широко распахнутым глазам, которыми она смотрела на нависшего над ней мужчину, было заметно, что она нервничает или скорее даже боится. Если в настоящем волчицу это бы смутило гораздо меньше, то сейчас сознание Ольхи было ближе к тому, какой она была, живя под боком у Святослава, а для той ведуньи было естественно трусить в такой необычный момент.       — Не знал, — рассмеялся ирландец, помедлил, подцепил край сорочки и потащил вверх, смотря ворожее в глаза, не отрываясь. Выпутав ее из мягкой ткани, на пару мгновений отвлекся, откладывая сорочку подальше в сторону. Замер, не удержавшись, оценил взглядом волчицу, переводя дыхание.       Ольха не сопротивлялась, но чем выше поднималась сорочка, тем больше девушка краснела, под конец смущение стало настолько сильным, что жаркой краской были покрыты не только лицо и шея, но и плечи девушки, а сама она не выдержала и, оставшись обнаженной, зажмурилась, машинально прикрывая рукой взволнованно вздымающуюся грудь. Но попытки сбежать или прекратить не сделала, доверившись Айвэну. Он-то наверняка знал, что делать… От этой проскочившей мимоходом мысли ведунья покраснела еще больше, хотя дальше уже, казалось, просто некуда.       Бережное касание-поцелуй нежной кожи век, алевших щек, точеного носа: мол, не переживай, не обижу. Мужчина не торопил ее, взяв за руку, ее же ладонью провел по девичьим плечам, по груди, животу, поцеловал запястье и потерся носом. Он давал время, с одной стороны, привыкнуть ей, с другой — себе насладиться каждым мгновением, проведенным вместе.       От такой красоты дух захватывало. Дышалось труднее, одежда казалась путами, сдавливающими легкие. Благодаря по-умному приоткрытым окнам в каюте не было жарко, несмотря на две зажженные лампы, однако чем дальше, тем невыносимее становилось. Протянув, по своему разумению, и так достаточно, ирландец избавился-таки от неудобств, по-прежнему оставаясь сбоку, касаясь девушки только пальцами, что больше напоминало щекотку, и глубокими чувственными поцелуями.       Сама Ольха все так же жмурилась, позволяя мужчине управлять своим телом. Хоть в своем сознании по-прежнему продолжала смущаться непривычности и откровенности ситуации, но молодое тело реагировало на легкую ласку, не считаясь с этим самым сознанием. На какое-то мгновение, когда Айвэн отстранился, Ольха удивленно распахнула глаза, в которых страх уже практически был вытеснен нахлынувшей истомой, отстранено наблюдая, как мужчина раздевается, потом ойкнула, на какое-то мгновение очнувшись, и вновь зажмурилась. Но на поцелуй ответила, а потом медленный водоворот глубоких поцелуев и просыпающейся жар как-то отстранили реальность, заставив сосредоточиться на ответных поцелуях. Девушка неосознанно подалась еще ближе, тонкие пальцы скользнули вниз по руке мужчины, потом вновь вернулись на его плечо, непроизвольно чуть сжав его.       И снова потекли неторопливые минуты, сливаясь в целую вечность, размываясь в сознании, теряя значение. Некуда было спешить, к тому же хотелось, чтобы Ольха перестала бояться, забывшись, чтобы она не думала ни о чем, только нежилась в волнах удовольствия. Понимая, как ей, должно быть, нелегко, Айвэн вел себя сдержанно, как ни в чем ни бывало, пусть природа требовала свое. Лишь убедившись, что ворожея успокоилась, словно бы невзначай скользнул по девичьему бедру, плавно разведя ноги, и сразу же опустился на нее, подаваясь к ней, заслоняя собой весь доступный обзор. Так и замер, вглядываясь в лицо, после коснулся лбом ее лба, как совсем недавно сделала сама Ольха. Опять на кончике ее носа остался поцелуй.       Страх и впрямь исчез, как будто его и не было. Для затуманенного разгорающимся жаром и чувствами сознания сейчас все было правильно и естественно, и девушка только нежилась под неторопливыми ласками, все так же послушно следуя за мужчиной, откликаясь на каждое его движение и каждое прикосновение. Не задумываясь, не сопротивляясь и не оспаривая его право вести, потому что это тоже было правильно и естественно. Но все равно не смогла держаться от болезненного вскрика в самый последний момент, непроизвольно впиваясь в плечи мужчины, тело девушки напряглось, словно окаменев, но уже через мгновение начало расслабляться, захваченное новым, непривычным ощущением наполненности. Ольха тихо, прерывисто выдохнула, а потом задышала уже нормально, расслабляя и судорожно стиснутые на плечах мужчины пальцы.       Некоторое беспокойство мелькнуло в глазах ирландца, вновь он дал время отдохнуть, легкими поцелуями неторопливо выводя цепочку прикосновений от шеи ворожеи до ключицы, не оставляя без внимания грудь. Сплетя пальцы девушки со своими, поцеловал мягкие губы раз, другой, третий, отвлекая ее, двинулся назад и снова к ней, чувствуя, как мудрое податливое тело привыкает к нему. Боль вот-вот иссякнет совсем, все неприятное уже позади.       За не такую уж короткую, по меркам семнадцатого века, жизнь Айвэн не испытывал ничего похожего на то, что связывало сейчас их обоих, даже не догадывался, что может быть так. Где-то на задворках сознания он искренне недоумевал, как это возможно — лечь с женщиной, единственно чтобы удовлетворить ненасытную похоть, сейчас это казалось кощунством. Неважно, что он назвал Ольху своей женой не перед людьми, но одним только Богом, не имели значения человеческие законы и обычаи не потому, что сравнительно скоро они двое изменят свою суть — есть закон превыше любого земного, им скреплялся их с Ольхой священный союз.       Болезненные ощущения еще эхом отдавались в теле при первом движении, но с каждым мгновением слабели под нежными, отвлекающими поцелуями. Ольха окончательно расслабилась, вновь окунулась в сладкий дурман, с жаром отвечая на поцелуи и неуверенно, немного робко отвечая на движения мужчины. Дыхание вновь сбилось, на этот раз от острого, сладкого чувства, а руки сами собой крепче обхватили Айвэна за шею в просто непереносимом, каком-то диком желании быть еще ближе, если такое вообще было возможно. Ни разу в жизни девушка не испытывала ничего подобного. Никогда еще эмоции не были столь сильны, накатывая валом, они захлестывали, заставляя терять остатки разума в безумном водовороте. Весь мир сузился единственно до прикосновений мужчины, до его поцелуев и движений, и собственных ответных ласках — неумелых, хаотичных, но бесконечно нежных и полных пьянящих чувств, которыми Ольха так хотела поделиться с любимым мужчиной…       …Когда природа взяла свое, как будто подкараулив и, улучив момент, обманув сознание, все размылось, растянувшись в вечность. Пропали каюта, свет от свечей, вставленных в лампы, окружающая обстановка. На миг пропали они сами, потеряв ощущение друг друга или, вернее сказать, растворившись в нем без остатка, что, впрочем, похоже. Всего несколько мгновений абсолютного, всепоглощающего единства, где нет ничего, никого, лишь родная душа…       …Руки все-таки не выдержали, и мужчина повалился на девушку, давя собой, уткнувшись ей в шею, отчего светлые волосы укрыли ей свободное плечо. Неподвижно полежав так с минуту, перебрался рядом, потом потянулся, ухватил кончик тонкого покрывала и укрыл их обоих: себя — до пояса, ее — по грудь, чтобы ворожея не замерзла. Других мыслей не было, можно сказать, инстинктивным движением он погладил Ольху по щеке, коснулся губами виска и положил голову рядом на подушку, бережно обняв за талию.       Не было ни сил, ни какого бы то ни было желания двигаться. Ольха отдала всю себя в яркой вспышке наивысшего кипения чувств и наслаждения. Только грудь ходила ходуном от тяжелого дыхания да на губах блуждала томная улыбка. Ольха даже не шевельнулась, когда мужчина повалился на нее, практически и не почувствовав, сознание все еще блуждало где-то далеко, переживая то не сравнимое ни с чем удовольствие, которое довелось испытать. Но постепенно дыхание выровнялось, веки смежились, прошло совсем немного времени и ворожея уже спала, во сне инстинктивно придвинувшись ближе к Айвэну и устроив голову у него на груди.