Раскаяние

Впервые за долгое время Том не мог подобрать слов. Он хотел разозлиться на Гермиону, сказать, что она абсолютно ничего не знает со своими предположениями о Слизерине и не имеет никакого права говорить в таком ключе об основателе их факультета. Но последний вопрос выбил почву у него из-под ног. Почему Слизерин сам не сделал всё возможное, чтобы подчинить маглов и сделать волшебников повелителями мира? Но что более важно: она об этом спрашивала или же предлагала это? — Единственная причина, почему Слизерин тогда просто ушёл, это то, что он не хотел подчинять маглов, — продолжила Гермиона, пока Том находился в глубокой задумчивости. Он схватил её за запястья и с силой отдёрнул от себя. Почему-то в этот момент её близость доставляла особенный дискомфорт. — Как ты смеешь намекать на то, что Слизерин любил маглов! На мгновение ему показалось, что она размышляла с ним в одном ключе, что она действительно предлагала поработить маглов. Но её последующие слова вернули его с небес на землю. Неважно, насколько умна Гермиона — её мировоззрение такое же ограниченное, как и у всех остальных. Ей наверняка даже в голову не приходила идея о подчинении мира. Гермиона, очевидно, почувствовав его состояние, отступила ещё на шаг. — Ты не понимаешь, что я пытаюсь сказать, Том! Ты даёшь ненависти застилать себе глаза! А ты не единственный, у кого весь мир в поле зрения. Том медленно опустил веки. Он не знал, специально ли Гермиона его провоцировала или же действительно не понимала, насколько высокомерно звучали её слова. Он на несколько секунд переключил внимание на шелест листьев на дереве и тихое журчание воды, разбивающейся о камыши. Гнев возвращался, и Том ясно понимал, что у него есть все причины дать ей понять, прямо здесь и сейчас, как далеко зашла её заносчивость. Но сначала он должен показать, что она не имеет ни малейшего представления о Слизерине. — Гермиона, дорогая, — сказал он нежнейшим тоном. — Есть кое-что, о чём ты не знаешь… Кое-что обо мне… То, что даёт мне знания, которых нет у тебя. Гермиона презрительно фыркнула в ответ. — Опять начинаешь разговоры о своей великой крови? Честно, Том, повзрослей уже. Кем ты себя возомнил? Наследником Слизерина? Довольно. Она пересекла черту, и он покажет ей это. Он плавным движением выудил палочку и направил её на Гермиону. — Следи за языком, сердце моё. Ты не хочешь провоцировать меня, уж поверь. Однако, к его удивлению, Гермиона даже не вздрогнула, словно бы не его палочка целилась ей между глаз. Она сложила руки на груди и покачала головой. — Я не собираюсь провоцировать тебя. Это же очевидно. Я знаю, что Салазар Слизерин ненавидел маглов и не доверял маглорождённым. Но я также знаю, что он никогда не стремился рассказать миру о существовании магии. Просто объясни мне, почему ты думаешь, что знаешь больше меня, и всё будет хорошо. Она практически умоляла. Том с трудом взял себя в руки, чтобы не расхохотаться. Гермиона думала, что знает всё. Ну и хорошо. Она хотела это — и она получит. Он выдавил из себя дружелюбнейшую улыбку. — Ты действительно хочешь знать? Если я расскажу, то никогда не смогу отпустить тебя, понимаешь? Он медленно опустил палочку; Гермиона снова фыркнула. — Том, мы вместе изнасиловали девушку, если ты не забыл? Мы уже связаны навеки, хочу я этого или нет. Ты никогда от меня не избавишься. Том с улыбкой убрал палочку. — Я рад, что ты всё видишь в этом свете, сердце моё. Пойдём в библиотеку, я покажу тебе кое-что интересное. Повинуясь внутреннему порыву, он потянулся к ней, и Гермиона тут же взяла его за руку. Ему было так странно чувствовать ладонь девушки в своей руке, идти рядом с ней вдоль озера. Каким разозлённым на Гермиону он ощущал себя минуту назад, таким умиротворённым он чувствовал себя сейчас. Осознание, что она наконец-то признала, что навсегда принадлежит ему, дарило спокойствие. Позволять другим чувствовать, что они равны ему и представляют из себя что-то важное, очень утомляло. Замечательно, что Гермиона первой осознала, что она не более чем часть его собственности. И это ощущалось очень, очень приятно. Остановившись в историческом отделе библиотеки, Том достал с полки порядком потрёпанный фолиант. Эту книгу он прочитал одной из первых по приезде в Хогвартс, и до сих пор его радовал тот факт, что он обнаружил её так рано. Тому было трудно принять, что свою силу он унаследовал от матери, которая оказалась настолько слаба, что не смогла спастись от такой никчёмной смерти. Но эта книга, генеалогия самых значимых магических семей, сказала всё, что ему необходимо было знать. Он открыл книгу на странице, которую часто тайком рассматривал, и положил её на стол, за которым они сидели. — Это, — он указал пальцем на имя Марволо Гонта, — мой дед. Моя мать — Меропа Гонт, но книга была написана до её рождения, поэтому здесь только мой дед и мой дядя Морфин. Он сел, сложив руки на груди, в ожидании, когда Гермиона проследит за линией Гонтов. Он следил за движениями её пальца, за тем, как внезапно вспыхнули безумием её глаза и как она резко начала перелистывать страницы взад и вперёд. Он с трудом подавил смешок, заметив страницу с именем Салазара Слизерина, но усмешку почти сразу как рукой сняло. Гермиона не могла не прочитать имя, но при виде его даже не моргнула. Напрягшись, Том наклонился вперёд, чтобы понять причину, почему она всё ещё перелистывает страницы. Только открыв страницу с именем Кадма Певерелла, она остановилась. Её глаза резко расширились, лицо побелело, руки задрожали. — В чём дело, сердце моё? — спросил Том. — Ты выглядишь бледной. Очевидно, Гермиона пыталась справиться с волнением, прежде чем, тщательно подбирая слова, сказала: — Твои предки… впечатляют. Кто бы мог подумать? Что кто-то с твоей кровью… вырос в магловском приюте. Том с подозрением прищурился. И всё? Её реакция на имя Певерелла удивляла. Если бы она таким образом отреагировала на Слизерина, он бы понял, он этого ждал, но её, казалось, сей факт оставил равнодушной. Что же такого особенного в Кадме Певерелле? Он покачал головой в ожидании, когда она дочитает главу. Закончив, она громко выдохнула. — Значит, ты потомок Салазара Слизерина и Кадма Певерелла? Том положил руки на стол. Он никак не мог понять, почему её так интересовали Певереллы, которые, в конце концов, не имели никакого веса в магическом сообществе, но пока только лишь кивнул. — Да. Я наследник Слизерина, его единственный ныне живущий потомок. На губах Гермионы мелькнула ухмылка. — Неудивительно, что ты так остро реагировал, когда я говорила о нём, как настоящая всезнайка. — А Певерелл? Почему он так тебя интересует? Она снова побледнела. Почему Том чувствовал, что Гермиона опять что-то скрывает? Почему чувствовал, что она боится говорить об этом? То, как она тёрла плечи, смотрела куда угодно, но только не на него, говорило само за себя. Он нетерпеливо повторил вопрос. — Гермиона? Дорогая? Так что с Певереллом? Гермиона не могла унять дрожь. Она знала, что реакция тела выдала её с потрохами и Том не успокоится, пока не добьётся правды. Но она не могла, просто не могла, она знала это. Том Реддл понятия не имел, что кольцо Гонта было Даром Смерти, не знал, что его предки, братья Певереллы, были героями старой волшебной сказки, оказавшейся в итоге чистой правдой. Она долго ругала Гарри за то, что тот помешался на Певереллах и на Дарах Смерти, а впоследствии выяснилось, что они существовали в действительности. В кольце Гонта, семейном наследии матери Тома, находился Воскрешающий камень, Дар, который Кадм Певерелл получил от Смерти. До этого момента она не знала, что Том являлся его наследником, но сейчас, увидев это, задалась вопросом, почему эта связь ускользала от её взора. Но что действительно выбивало почву из-под ног, так это то, что Гарри тоже был наследником Певереллов, со стороны Игнотуса Певерелла, брата, получившего идеальную мантию-невидимку. Том Реддл и Гарри Поттер были родственниками. Гермиона пожала плечами. На самом деле, не так уж и удивительно — все древние семьи так или иначе связаны. И всё же принять правду было трудно. — Я… Певерелл совсем неинтересный, — наконец проговорила она. — Ну… Не сам Певерелл. Я просто удивилась, потому что… Мой знакомый тоже наследник Певереллов. Мир тесен. Взгляд Тома оставался настороженным. — И всё? Гермиона выругалась. У неё получалось держаться так уверенно на прогулке у озера, даже получилось вынудить его признать своё родство со Слизерином — и она снова вернулась на те позиции, где он ей не доверяет, потому что она не смогла сдержать эмоции. Она, напрягшись, уняла дрожь в мышцах и посмотрела Тому в глаза. — Воспоминания о том знакомом не самые приятные. Имя Певерелла пробудило столько плохих эмоций. Но что более важно, ты наследник Слизерина! Лучше поговорим об этом. — Ты хочешь сменить тему, — серьёзно сказал Том, схватив её за руки. Гермиона сглотнула. Она понимала, что ни при каких обстоятельствах не должна ничего говорить о Дарах, поскольку одно это могло кардинально изменить время. Если Том узнает, что существуют три предмета, с помощью которых можно избежать смерти, он сделает всё, чтобы заполучить их. — Не всегда у всего есть двойное дно, Том, — наконец сказала она, добавив в свой голос столько нетерпения, сколько возможно. — Каждый раз, когда я реагирую иначе от того, что ты от меня ожидаешь, ты намекаешь, что у меня есть от тебя секреты. Но в этот раз за этим не стоит ничего более, чем… воспоминания о злобном однокурснике и его ещё более злобном отце. Гермиона надеялась, что её ложь будет выглядеть правдоподобно, поскольку речь шла о реальных людях, хоть они никакого отношения к этому не имели. Спроси Том о них, она сможет начать рассказывать бесконечные истории о Драко и Люциусе Малфоях, не думая, что что-нибудь фатальным образом отразится на ней позже. Она просто не родилась патологической лгуньей. — Тебя интересуют мужчины постарше? — насмешливо отозвался Том, всё ещё держа её за руки. При мысли о Люциусе Малфое её передёрнуло. — Определённо нет. Я просто никогда не видела, чтобы человек так давил на своего сына, чтобы тот вёл себя, как мерзкий идиот. — Слизерин ценит людей, которые используют свой интеллект, чтобы получить преимущества — неважно, какие, — ответил Том, подняв бровь. — Почему ты всегда представляешь эту черту как нечто плохое? Ты сама часть этого факультета. — Я не имею ничего против людей, которые пользуются своей головой, — запальчиво бросила в ответ Гермиона, вырвав руки. — Но представлять из себя ноющего хорька, который начинает выть только потому, что кто-то другой лучше и получает похвалу, просто жалко. Я это имею в виду. Мой хороший друг… там, в Америке… хорошо играл в Квиддич и присоединился к сборной на первом курсе. Тот мальчишка не смог это стерпеть, и тогда его отец подарил команде новые мётлы, чтобы он присоединился к сборной. Как можно так низко пасть? Где гордость, что ты занял место по праву, своими собственными силами? Том ухмыльнулся. — Кажется, это сильно тебя задело. Я не думал, что тебя так интересует спорт. Гермиона покраснела. Поразительно, как легко её довели воспоминания о Драко Малфое. С другой стороны, именно тогда он впервые назвал её грязнокровкой. Тот момент навсегда останется в её памяти. Гермиона с напряжением покачала головой. — Дело в принципе. Как бы то ни было, можем ли мы не говорить об этом человеке? К счастью, Том лишь кивнул. — Звучит, словно бы этот джентльмен разбил тебе сердце, но, поскольку я сам считаю себя хорошо воспитанным и приличным человеком, я не буду продолжать тебя мучить. Но есть одно «но», Гермиона… Он закончил не сразу; вместо этого он наклонился к ней через стол и схватил пальцами её кудри. — Вся твоя ложь однажды раскроется. И поверь мне, если я обнаружу, что ты что-то скрыла от меня снова, ты пожалеешь об этом. Почти смешно от того, что Том в шутку обвиняет её в чувствах к Драко или Люциусу Малфою — что само по себе казалось более чем омерзительным — в то время как она дружила с дедом Драко, Абраксасом. И она поверила, что он больше не простит ей лжи. Гермиона слабо улыбнулась. — Я достаточно хорошо тебя знаю, и тебе необязательно об этом говорить. Он улыбнулся в ответ. — Точно. На мгновение Гермиона испугалась, что настроение Тома опять изменится, как это часто бывало, что его рука вцепится ей голову, а его тёплая улыбка станет для неё роковой, но ничего из этого не случилось. Он вернулся в своё кресло, всё ещё не отпуская её волосы, гладя её щёку большим пальцем и глядя почти с нежностью. Гермиона невольно прислонилась к его руке. Что бы ни вызвало такое поведение, она знала его достаточно хорошо, чтобы делать вывод, что улыбка нефальшивая. На краткий миг он позволил себе проявить искреннюю нежность.