Раскаяние

Следующие несколько дней пролетели незаметно. Гермиона начала чувствовать, что она таки пропустила свой собственный седьмой курс, так как ей приходилось отводить на учёбу всё больше времени. В некотором смысле обнадёживало знание, что в конце года она должна стать лучшей на курсе, чтобы в будущем повторить своё путешествие во времени. Гермиона была уверена, что и без этой мотивации старалась бы изо всех сил — но в отличие от своего нынешнего положения чувствовала бы себя виноватой. Таким образом, она всегда могла оправдать свой энтузиазм к учёбе тем, что это напрямую служило её миссии. Том больше не принуждал её к новым занятиями, однако Гермиона не сомневалась, что он ещё не оставил эту затею. Он молча сидел рядом с Абраксасом, погрузившись в эссе по Истории магии. Сама Гермиона уже закончила с этим и теперь пыталась сконцентрироваться на заданиях по Нумерологии. На другом конце длинного стола сидела Беатриса, тоже притворяющаяся погружённой в учёбу, но хмурые взгляды, которые порой ловила от неё Гермиона, производили впечатление, что она здесь только для того, чтобы следить за ней и Томом. Гермиона чувствовала, что Абраксас тоже наблюдал за ней, время от времени поглядывая в её сторону. Они едва говорили друг с другом после того, как она унизительно отвергла его. Выражение его лица, тем не менее, говорило ясно: он всё ещё не мог изгнать её из своего сердца. Он всё ещё страдал от боли, всё ещё, казалось, искал что-то в её действиях и словах, которые она говорила ему. Она вздохнула. Что же ей делать с ним? Он ей действительно нравился, и именно поэтому она не могла рисковать и давать Тому повод интересоваться их отношениями. Нужно отбросить свои эгоистичные желания и принять тот факт, что её дружба с Абраксасом невозможна, как бы ни приятно ей было его внимание вначале. Более того, Гермиона прекрасно осознавала, что Том намеревался изолировать её от всех. Чем меньше она общалась с другими людьми, тем более уязвимыми были её эмоции перед его манипуляциями. Но Тому не стоит недооценивать её. Она уже добилась признания, что он наследник Слизерина. На грядущих выходных стоит попробовать выудить из него ещё больше информации. Возможно, в дальнейших дискуссиях о взглядах Слизерина на маглов и маглорождённых удастся направить разговор в сторону Тайной комнаты. Сама Гермиона завести об этом разговор не могла: она считалась американкой, и даже здесь, в Англии, далеко не многие знали о существовании комнаты с чудовищем Слизерина. Гермиона задумчиво покусывала губу, рассеянным взглядом уставившись в цифры перед собой. Она приблизилась к Тому настолько, насколько даже не считала возможным, и начала осознавать, что ей всё сложнее видеть в нём Лорда Волдеморта. Дело было даже не в том, что она стала считать его менее жестоким. Волдеморт всегда казался всего лишь абстрактным образом, ведь она никогда не встречалась с ним лицом к лицу. Том Реддл, с другой стороны, был существом из крови и плоти. Том Реддл был реальным, существующим человеком — опасным, но осязаемым. Она могла узнавать, изучать, анализировать его, и, наверное, даже выяснять что-то, что понадобится в далёком будущем. Она всё ещё не была уверена, что это будет, но время пока ещё есть. Гермиона решительно захлопнула книгу. Мысли крутились вокруг чего угодно, но только не вокруг задания, на котором она никак не могла сосредоточиться. В любом случае Нумерология будет только в понедельник, поэтому можно отложить всё на выходные. В этот вечер она недостаточно спокойна, чтобы думать о сложных числах и формулах. Выходя из-за стола, Гермиона кивнула сокурсникам и виновато улыбнулась Тому. Она поднимется в совятню, чтобы выветрить все лишние мысли. В отличие от Башни Астрономии, в совятне редко можно было встретить студентов, которые пришли бы туда за чем-либо, кроме как отправить письмо. Явно более спокойное место. Завернувшись в тёплую мантию, Гермиона стала подниматься по лестнице. Мысли о Томе не давали ей покоя. В последние дни у неё получилось увидеть в нём новые грани. Она всё ещё не была уверена, что нежное внимание, которое он проявлял к ней, не являлось притворством, но Гермиона подозревала, что за ним стояли другие причины. Его нарциссическую натуру тешило, что она признала себя его. Конечно, она совсем не это имела в виду, но он всё воспринял именно так, и только это имело значение. Том, казалось, был уверен в том, что сломал и подчинил её. Сейчас, когда ему не требовалось носить маску, которую он носил при других, и когда он не сталкивался с её постоянным отторжением, он, вероятно, обрёл покой. Гермиона задумчиво играла с прядью, которую выбило из косы порывом ветра. Крылась ли ещё где-то в глубине Тома нормальная душа, что просто требовала внимания, неважно, как сильно он пытался это подавить? Удалось бы добраться до этой души и укрепить её? Гермиона угрюмо заправила прядь за ухо. Нонсенс. В реальности всё работает по-другому. Том уже совершил слишком страшное деяние и лишился шанса на спасение. Она не могла показать ему ни сочувствия, ни даже жалости, потому что в противном случае станет лёгкой жертвой для его манипуляций. — Мисс Дамблдор, какое совпадение! Гермиона удивлённо подняла глаза. На вершине лестницы с письмом в руках стоял Маркус Лонгботтом, намереваясь, очевидно, отправить кому-то сову. Улыбнувшись, она стремительно преодолела расстояние между ними. — Мистер Лонгботтом, — наконец сказала она, приблизившись, — что вы делаете здесь так поздно? — Честно говоря… — начал Маркус, но осёкся и, покраснев, почесал затылок. Гермиона удивлённо наклонила голову. — Я пишу родителям Августы, — объяснил он, с большим трудом выдавливая из себя слова. Глаза Гермионы расширились в изумлении. Она внезапно всё поняла: — Но разве это не… радостное событие? — Вы, наверное, правы, думаю, я должен радоваться, — медленно кивнул Маркус. — Но мне пришлось очень долго уговаривать Августу, пока она не согласилась. Она была так…уверена в том, что она плохая партия для меня. Что она никчёмна. Гермиона удручённо опустила голову. Та Августа Лонгботтом, которую она знала из рассказов Невилла, была упрямой, уверенной в себе и смешливой женщиной. Такой, какой была Августа до изнасилования. Гермиона спрашивала себя, не причинила ли она уже вреда, позволив Тому сделать это, вместо того чтобы остановить его? Не столкнула ли она человека с пути, по которому он должен был пойти изначально? — Она согласна, не переживайте об этом, мисс Дамблдор, — вырвал её из раздумий Маркус. — На самом деле, она стала ещё более бодрой и жизнерадостной, когда поняла, что моя любовь к ней… безусловна. Я люблю её просто так. Она ничего не может поделать с тем, что произошло, тогда почему я должен попрекать её этим? Болезненно улыбнувшись, Гермиона взяла его свободную ладонь и сжала: — Вы один из немногих мужчин вашего возраста, кто так думает. Мне не хватает слов благодарности за вашу поддержку и понимание. — А что насчёт вас? Видно, что Реддл вообще от вас не отходит, но вы не кажетесь счастливой. Она невольно рассмеялась. — Я последний человек, о котором вы должны беспокоиться. Том больше не представляет для меня угрозы, поверьте. Но для других… Я могу только повторить, что уже сказала Августе и Игнатиусу. Держитесь от Тома подальше — и от меня тоже. По крайней мере, на публике. Однажды вы поймёте почему. Маркус пожал плечами, этим жестом выдав свой дискомфорт, и прямо посмотрел на неё: — В мире много вещей, которых я не понимаю. Я давно принял это. Но я вижу, что вы хороший человек, даже если вам удалось убедить Игги и Августу в обратном. — Вы говорите слишком хорошо, чтобы это было правдой. Гермиона ясно видела, от кого Невилл однажды унаследует свою преданность и храбрость. Немногие люди могли так безусловно доверять другому, как это делал сейчас Маркус. Такое доверие, наверное, можно назвать общей чертой хаффлпаффцев, но в этом юном джентльмене оно горело так ярко, что Гермиона почти чувствовала себя виноватой. По крайней мере у Августы имелись все причины ненавидеть её, даже если сейчас она и не знала об этом. — Отправляйте письмо, — сказала Гермиона наконец, заметив, что Маркус всё ещё неловко стоял напротив в ожидании ответа. — Не хочу задерживать вас. Я собираюсь насладиться прохладным воздухом, а потом вернусь в замок. Вернувшись в гостиную, Гермиона сразу заметила, что Том ушёл. Так как она пропустила ужин из-за затянувшейся прогулки до совятни, она предположила, что найдёт его и его товарищей в Малой учебной комнате, однако там сидела одна только Беатриса, демонстративно проигнорировавшая её. Гермиона направилась в спальню, ощущая, как к горлу подступает тошнота. Положив руку на дверную ручку, она уже предчувствовала, что там её ждёт Том. И решительно распахнула дверь. — Вот ты где, — услышала она удовлетворённый голос со стороны кровати. Нахмурившись, Гермиона подошла к шкафу, чтобы повесить плащ. — Ты слишком часто пользуешься привилегией проходить в мою комнату в любое время дня и ночи, Том, — сказала она осуждающе, скинув туфли. — Мне это не нравится. Мне нужно личное пространство. Он с весельем поднял бровь. — И? Какие секреты ты пытаешься спрятать от меня, своего мужчины? Фыркнув, она отставила туфли в сторону и надела более удобные тапочки. — Не прикидывайся. Мы оба знаем, что я в этих отношениях не из любви к тебе. Конечно, у меня есть от тебя секреты. Том сумел поразить её, издав самый неподходящий звук в ответ: он рассмеялся. Он пригласительным жестом махнул рукой в сторону изножья кровати, и, несмотря на свои вызывающие выпады, Гермиона безропотно подчинилась. Она села напротив, скрестив ноги. — Уж не думаешь ли ты, что сделаешь мне больно, заявляя о своей нелюбви ко мне? — тихо проговорил он, проводя пальцами по её локонам. — Мне до этого нет никакого дела. Ты моя, и только это имеет значение. Гермиона повторила его жест, нежно погладив его волосы. — Да, я действительно твоя. Но это работает и в обратную сторону. Том резко застыл. Она почувствовала, что рука в её волосах сжалась в кулак, но, не успел он ничего предпринять, как Гермиона резко подалась вперёд и прижалась к его губам. Том мог воображать всё, что хотел, но человеку, который хотел, которому жизненно необходимо доминировать, всегда нужен другой человек, который добровольно подчинится. Если она будет отрицать покорность, он будет страдать. Страдать больше, чем она под его пытками. Она подчинилась его воле, потому что должна достичь одной очень конкретной цели. Он, с другой стороны, хотел подчинить её, потому что хотел её, Гермиону Дамблдор, сильную, умную ведьму. Хотел ради неё самой. Она позволила этому случиться, чтобы достичь своей цели. И таким образом, стала опережать его в борьбе за власть. Медленно, не разрывая поцелуя, Гермиона дюйм за дюймом приближалась к Тому, пока в конце концов не села ему колени, положив ноги справа и слева от него и запустив пальцы в его волосы. Том отпустил её волосы и вместо этого взял её за ягодицы, прижав к себе ещё сильнее. Ухмылка скользнула по лицу Гермионы. Она ясно ощущала, как именно влияла на него, и, несмотря на то, что глубоко внутри всё ещё боялась мысли, к чему эта страсть рано или поздно приведёт, прекрасно осознавала, какую власть имела сейчас над ним. Гермиона показала ему, что у него может быть. И что она может забрать это у него в любой момент. — Гермиона, — почти прорычал Том, наконец оторвавшись от её губ и взглянув ей в глаза. — Кажется, ты до сих пор не понимаешь, как всё работает между нами. Ты хочешь, чтобы я показал тебе? Должен ли я показать тебе? Она лихорадочно дышала , не в состоянии отрицать, что физический контакт и чувство власти, которое она имела над этим привлекательным мужчиной, безумно возбуждали. Гермиона точно знала, на что намекал Том. Рано или поздно ей придётся с этим столкнуться, тогда почему бы не сейчас, когда она была во главе и более чем готова открыться мужчине в первый раз? — А может, я хочу, чтобы ты показал мне? — выдохнула она, пытаясь звучать как можно соблазнительнее. Она понятия не имела, что в реальности сказала бы или сделала опытная женщина, и просто надеялась, что он не заметит её нервозности, поглощённый собственным возбуждением. Гермиона смутно представляла, что случится сейчас. Он разденет её, разденется сам, затем она разведёт перед ним ноги, и он будет наслаждаться процессом, пока не кончит. Она вытерпит это, издаст несколько поощрительных звуков, и он будет в её руках. Том внимательно посмотрел в её глаза, словно бы ища подтекст в её словах, но наконец его губы исказила зловещая ухмылка. — Хорошо. Посмотрим, будешь ли ты такой уверенной потом. Гермиона глубоко вздохнула. Итак, оно. Сегодня она переспит со своим злейшим врагом — и не имеет значения, какой отвратительной ей казалась эта идея несколько недель назад — сейчас её тело покалывало от напряжения и радостного возбуждения. Сегодня Том Реддл влюбится в неё. Она медленно сползла с его коленей и начала было расстёгивать блузку, но Том тут же перехватил её руки. — Ты думаешь, что ты делаешь? Гермиона невольно покраснела — она так мало знала о сексе, что уже успела что-то сделать не так? Во всех книгах по этой теме, которые она когда-либо читала, говорилось, что оба партнёра или полностью, или частично обнажены, и некоторые даже находили эротическую привлекательность в том, что женщина раздевается подчёркнуто медленно. Она поспешила? К её большому изумлению, Том встал с кровати и протянул ей руку: — Иди сюда. Согнув бровь, она взялась за его руку и позволила поднять себя на ноги. Идя спиной вперёд, он тащил её за собой, пока они не оказались напротив её зеркала. Он встал за ней, обхватив обеими руками её маленькое тело, и вызывающе ухмыльнулся ей в отражении. — Моя игра — мои правила, сердце моё. Гермиона почувствовала, как он отпустил одну руку, ладонью провёл по её бедру, выводя чувственные круги на её коже, пока наконец не добрался пальцами до трусиков. Не успела она осознать, что он собирается сделать, как Том потянул их вниз, пока они не оказались зажаты между её коленями. Одной рукой он приподнял её юбку, в то время как другая скользнула назад, между её ног. — Говорят, женщина наиболее прекрасна в момент оргазма, — пробормотал он в ухо, мягко скользя двумя пальцами по её животу. — Мы же не хотим, чтобы ты пропустила, как ты выглядишь в такой момент, ведь так? Не успела она как-то ответить, как он вставил внутрь неё два пальца. Гермиона удивлённо охнула. Если раньше казалось, что одежда как-то поможет уменьшить чувство стыда, то теперь стало очевидно, как она ошибалась. Всё оказалось строго наоборот. Было что-то отвратительное и унизительное в том, как болталось между ног её девственно чистое бельё, как она стояла напротив зеркала, полностью одетая в школьную форму, в объятьях одногруппника, ласкавшего её своими пальцами. Жаркий стыд залил её щёки, и она невольно отвернула голову, закрыв глаза. — О нет, сердце моё, — успокаивающе проговорил Том, взяв её за подбородок свободной рукой. — Ты будешь хорошей девочкой и будешь смотреть на всё с открытыми глазами. Судорожно вздохнув, Гермиона снова раскрыла веки и с ужасом увидела, что происходит: она стояла, стояла в объятьях Тома Реддла, лицо которого светилось превосходством и снисходительностью. Её собственное лицо пылало от вожделения, щёки горели, рот был открыт, а взгляд – затуманен похотью. Том ускорил движения пальцами, и она почувствовала, как лицо покрылось испариной. Гермиона хрипло простонала. Этого не должно было произойти.