Я вижу вещие сны

      Гарриет резко вздрогнула и проснулась, по её вискам стекал холодный пот.       «Это был плохой, очень плохой сон» — подумала она, чувствуя себя словно запертой в объятиях тёплых гриффиндорских простыней. Она взяла себя в руки, попыталась хоть немного успокоиться и найти силы, чтобы откинуть одеяло.       Ирония не ускользнула от неё. Пока она лениво искала очки и палочку на маленьком прикроватном столике, ей казалось, что судьба, должно быть, просто смеётся над ней. Это должен был быть хороший сон: смех друзей согревал сердце и наполнял уверенностью, что она не одинока. Что она не никчёмна. Но она была так далеко от них, разделённая не расстоянием, которое для такой ведьмы, как она, ничего не значит, а самим временем. И ей казалось, что сердце разбивается каждую ночь, когда она лежала под древней крышей Хогвартса, за пятьдесят лет до своего времени. — Что, если я не вернусь? — шепчет она снова и снова, чувствуя, как грубая реальность смывает надежду. — «Всё возможно», — сказал голос в глубине её сознания; и Гарриет знала, что это был шёпот, повторяющий слова Тома Реддла, слизеринского старосты 1948 года.       Она оделась, зная, что больше не сможет заснуть, рассеянно наложила на свои туфли заглушающее заклинание, намереваясь развеять скуку ещё одной беспокойной ночи, прогуливаясь по старым коридорам замка. Снаружи всё ещё было темно, и хотя её маленький трюк с путешествием во времени лишил её мантии невидимости, она давно довела до совершенства дезиллюминационные чары*. Идеально подходит для такой безлунной ночи, как эта. Темнота скроет маленькое мерцание, характерное для этого заклинания.       Выйдя из гостиной факультета, она почти услышала разочарованный шёпот своей лучшей подруги:       — «Мы практиковались в этом заклинании только для того, чтобы оно помогло тебе спрятаться от Сама-Знаешь-Кого! Ты не должна использовать его, чтобы прокрасться из комнаты ночью», — Гермиона всегда была помешана на правилах. Гарриет грустно улыбнулась, осознав, как сильно скучает по её постоянным придиркам и блеску умных глаз, стоило только взять новую книгу в руки.       Она позволила себе бесцельно бродить по коридорам, радуясь, что ни один староста не патрулирует так поздно (или, может быть, так рано). Девушка подумала об одной особенной загадке, которую она старалась избегать и которой являлся Том Реддл — не то, чтобы он представлял для неё какую-то тайну. Через пятьдесят лет он будет тем, кто наградит её шрамом на лбу — тем, кто убьёт её родителей, тем, чьего имени будут так бояться, что не смогут произнести его вслух. Тот, кто ровно через сорок девять лет будет посылать ей странные видения тёмного коридора…       Гарриет прикусила губу, резко останавливаясь — ей было неприятно думать о том, как она оказалась в прошлом, не столько из-за того, что это случилось, сколько из-за того, что она не смогла хорошо вспомнить, что произошло той ночью. Она видела, как Волан-де-Морт пытал Сириуса, и поспешила сбежать из Хогвартса со своими друзьями, чтобы ворваться в Министерство магии. Они добрались до Отдела тайн, и именно в этой странной комнате, полной пророчеств, их настигли Пожиратели Смерти. Гарриет попала в ловушку; очевидно, Волан-де-Морт хотел, чтобы она добралась до пророчества, касавшиеся их обоих, и поэтому послал фальшивые видения с крёстным. Им удалось убежать от Пожирателей Смерти; из комнаты с пророчествами они попали в комнату с маховиком времени и другими странными артефактами, и это всё, что Гарриет помнила. Остальная часть той ночи — это несуразные обрывки, но ей удалось собрать воедино часть того, что произошло, и она была уверена, что сделала что-то с тем маховиком времени, который перенёс её в прошлое.       Девушка прикусила кожу на большом пальце, как делала всегда, когда размышляла. Она пыталась выяснить, где можно найти маховик времени, и была разочарована, когда ей сказали, что в конце 1940-х годов такой вещи не существует. Волшебникам не нравилась идея вмешиваться во время, поэтому в библиотеке не было книг на эту тему…       — Неужели ты действительно думала, что найдёшь в этих стенах всё, что нужно знать о магии?       Когда насмешливые слова убийцы родителей снова заняли место в её голове, она почувствовала, как что-то кольнуло в затылке, а затем заметная дрожь пробежалась по всему телу.       — Ну что ж, я приятно удивлён, — произнёс ровным голосом Том Реддл, когда Гарриет повернулась к нему лицом. — Мисс Эванс, я думал, что вам нравится в полной мере пользоваться своим прекрасным сном.       — Странно видеть тебя здесь, Реддл, — сказала она, пытаясь успокоиться, чтобы не выглядеть как олень, пойманный в свете фар. — Я думала, тебе нравится использовать ночь для осуществления своих коварных планов мирового господства, но, по крайней мере, ошибаюсь не только я.       Низкий смешок вырвался из его горла, но Гарриет на него не повелась. Может быть, Реддл сейчас весь такой обаятельный и улыбчивый, но она знала, на что он способен. В свои шестнадцать лет у него уже были руки по локоть в крови.       — И что ты хочешь, чтобы я сделал с этим миром, если я его завоюю?       — Убить всех маглов, поработить маглорождённых; пить вино в высокой тёмной башне, безумно смеясь над поражением своих врагов…я не знаю, Реддл, удиви меня.       Лёгкая ухмылка Реддла стала похожа на хищный оскал от её слов, но он всё ещё сохранял тот же самый вид беспечности, который использовал, когда лгал директору Диппету после убийства Миртл. Вот, что она видела в воспоминаниях, которые его дневник показал ей на втором курсе. Это заставило её ещё сильнее бороться с желанием убежать от него.       — Ах, какого ты обо мне мнения, Эванс… Я действительно удивляюсь, откуда ты берёшь все эти идеи.       Его пронзительный взгляд напомнил ей именно о тех двух ошибках, которые она совершила и которые заставили Реддла проявить к ней особый интерес. Во-первых, она не вела себя так, будто он был божьим даром на Земле, и даже не пыталась скрыть, что именно она о нём думает. Это само по себе не было достаточно весомо, хотя довольно любопытно, так как он почти всех в Хогвартсе (за исключением Дамблдора) обернул вокруг своего тонкого пальца. Во-вторых, она случайно заговорила перед ним на парселтанге.       — Что это было, Эванс? — сказал юноша со зловещим взглядом, остановившись перед ней. Её соседи по комнате жаловались, что погода была слишком хорошей, чтобы провести день внутри, и поэтому они организовали небольшой пикник на берегу озера. Гарриет счастливо игнорировала небольшую группу парней, которые остановились поболтать с гриффиндорскими девочками, когда увидела маленькую змею, пытающуюся забраться в одну из их корзин. Она осторожно схватила её, шепча рептилии, чтобы та не набросилась на них, когда поняла, что все вокруг неё замолчали.       — Ничего, — ответила она, стараясь придать голосу небрежности. Маленькая змея выскользнула из рук, и она проклинала себя за свою беспечность. Не каждый день она говорила на том языке, который прославил линию Слизерина, но, должно быть, ей не повезло, что в тот день, когда она случайно использовала его, сам Волан-де-Морт был рядом, чтобы услышать это.       — Ты говорила со змеёй, — сухо заметил Реддл.       — Да, это действительно удивительно, что голосовые связки могут делать.       — Не принимай меня за дурака, Эванс! — сказал он угрожающе, и Гарриет увидела, как друзья Реддла странно посмотрели на нее. — Где ты его выучила?       — Я не знаю, о чем ты говоришь, а если бы и знала, то не понимаю, почему ты считаешь, что я должна отвечать на твои вопросы. Будь душкой, проваливай, — сказала она и увидела, как Реддл напрягся перед ней. Гарриет была уверена, что если бы они были одни, то он проклял бы её. Но девушки вокруг неё странно смотрели на них обоих, так что Реддл даже не пытался ничего предпринять.        — Мы ещё поговорим об этом, — сказал он, перед тем, как уйти со своей свитой.       И с тех пор он изо всех сил пытается загнать её в угол, чтобы получить ответы на свои вопросы, но если и было что-то, в чём Гарриет была особенно хороша, так это в том, чтобы не попадаться ему на глаза. Но сейчас было четыре часа утра, и они стояли одни в тёмном коридоре; Гарриет должна была придумать, как побыстрее уйти, прежде чем Реддл начнёт задавать вопросы.        — Одна птичка нашептала, что ты плохой человек, — уклончиво сказала она, облизывая губы. Её взгляд метался из стороны в сторону, пытаясь найти подходящий путь отступления.       — Дамблдор, — прошептал он, и Гарриет могла бы поклясться, что увидела, как его глаза вспыхнули красным в темноте. Прежде чем она смогла остановить себя, слова слетели с губ:       — Да, у Дамблдора есть опыт общения с тёмными волшебниками, не так ли?       И было уже слишком поздно, когда она поняла, что он произнёс имя профессора трансфигурации на языке змей. Тогда его ухмылка превратилась в широкий оскал, а глаза засияли злобой и безумием. Он сделал шаг вперед, из-за чего ей пришлось отступить. За спиной чувствовался холодный твёрдый камень стены, и она была вынуждена подавить дрожь. Ей не нравилось, к чему он клонит.       — Я бы предпочёл думать, что это была та маленькая змея, которая рассказала тебе обо мне… но змеи удивительно преданны к тем, кто может говорить на их языке, — сказал он непринужденно, и Гарриет поняла, что он пытается заставить её посмотреть ему в глаза, чтобы вытащить все её секреты из уголков разума. — А теперь, Эванс, я вежливо спрошу у тебя… почему ты говоришь на этом благородном языке?       — Это не твоя забота, Реддл, но я его нигде не учила, — Гарриет была далеко не лучшей лгуньей, но она догадывалась, что это было не так уж далеко от реальности. Впервые она заговорила на этом языке, когда была в зоопарке на одиннадцатый день рождения Дадли, и по счастливой случайности впервые увидела змею во плоти.       — Как странно… в стране нет ни одной волшебной семьи по фамилии Эванс, так что твой отец, должно быть, был маглом. А что касается твоей матери…       — Она была ведьмой, и это всё, что я о ней знаю. Я не росла вместе со своей семьёй, — Гарриет решила, что лучший способ заставить Реддла потерять интерес — это утолить его жажду знаний. Поэтому, лучше выдавать ему жалкую полуправду. Она была практически никем среди студентов, так что не было никакой необходимости придумывать какую-либо ложь о её происхождении. Никто не спрашивал. Ей казалось забавным, что теперь, когда её шрам ничего не значил для мира, она наконец-то могла вести нормальную жизнь.       — А где же ты тогда выросла? — спросил он, и она почувствовала резкость в его словах, которой раньше не было.       — В приюте, — поспешно ответила она, вспомнив угрозы дяди отправить её в приют Святого Брута, когда была младше. — А тебе какое дело?       Реддл не ответил; вместо этого он предпочёл пригвоздить её к месту очень раздражающим взглядом.       — Где ты училась до поступления в Хогвартс?       — Я была на домашнем обучении, — ответила Гарриет, легко подкармливая его ложью, которую она рассказывала любому, кто спрашивал. Она уже обсуждала этот вопрос с директором школы. — Когда мне было одиннадцать лет, ко мне пришел друг моих родителей и взял меня жить к себе. Он научил меня всему, что я знаю. Он ушел из жизни в прошлом году, но до этого помог мне поступить в Хогвартс. Вот тебе и вся история моей жизни. Теперь ты счастлив?       Гарриет не могла не ёрзать под немигающим взглядом Реддла и гадала, сможет ли темнота скрыть её беспокойство. Если Реддл и заметил что-то, то не подал виду, и Гарриет была ему за это благодарна.       — Очень, — выдохнул он, и Гарриет с трудом подавила дрожь. Он казался довольным, и если и было что-то, чего девушка не хотела в этом мире, так это присутствовать там, где Лорд Волан-де-Морт чувствовал себя счастливым. Это всегда означало для неё плохие новости. — Минус пятьдесят очков с Гриффиндора за то, что ты бродила по коридорам после комендантского часа. И завтра в семь тебя ждёт отработка в классе зельеварения, мисс Эванс.       После этих слов Реддл повернулся к ней спиной и быстро ушёл, оставив Гарриет глазеть на его удаляющуюся фигуру.