Ишемия

Коктейль "Большие Надежды" обманчиво прост. Смешайте игристое со свежевыжатым соком грейпфрута, налейте в бокал и натрите сверху цедру того же грейпфрута. Украсьте малиной. Но подают "Большие Надежды" только особым людям. В особое время. И не всегда в виде коктейля. Он вообще тут ни при чем. Рей отодвинула от себя тарелку с томатным конкассе, заказала бутылку кремана и тяжело вздохнула. Она не могла есть уже который день, зато алкоголь её организм воспринимал на ура, будто девушка посадила его на особую диету из пино блан. Рей понимала, что играет в самообман. Она могла хоть на семьдесят процентов состоять из игристого, заменив им всю воду в организме, но настроение таким же веселым и искрящимся уже не станет. Девушка ощущала себя полнейшим ничтожеством. Сейчас, когда её Кайло возносился все выше, а Бен падал все ниже, Рей чувствовала себя предательницей за то, что испытывала сомнения и не летела поддержать своего доктора Соло. Или не доктора. Неважно. Бен подобрал её душу, когда все считали её шлюхой, скандальной девкой и принцессой с купленным Букером. Рей никогда не обольщалась на свой счет и знала, какого невысокого мнения о ней действительно стоящие люди. Это золотая молодежь готова была идти за ней, словно она была их гамельнским дудочником, но двери того, другого мира всегда были захлопнуты перед её носом. Порода была не та. Её могли читать, но она всегда оставалась лишь пустым развлечением. Была Моцартом в дорогих салонах. Той, чьим талантом восхищались, но не принимали за равную себе. Все, кроме Бена Соло. Он был не просто не прочь трахаться с ней за закрытой дверью, он принимал её за равную, хотя единственный знал правду. Человек, судящий не по статусу, а по таланту, поступкам и душе. Он захотел быть с ней, и ничто его не беспокоило. Достаточно уверенный в себе, чтобы выбрать себе самую неподходящую из девушек. Наверняка его крутые, состоятельные знакомые смеялись у него за спиной из-за того, с кем он связался. Но чего она ни разу не видела в его глазах - насмешки или сомнения. Бен бывал всяким. Ревнивым. Злым. Жестоким в выражениях и несдержанным в словах, но он ни разу не усомнился, подходит ли она ему. Не сомневался настолько, что, не пряча лицо, целовал её на глазах у всего мира, заявляя свои права, а она отдернула свою руку, когда он позвал её на танец. Под прицелом все того же целого мира. В момент, когда ему её рука была нужна, как ей были нужны его руки, поддерживающие, когда она спотыкалась. Руки, ловившие её всегда. Даже когда они были не вместе, она ощущала на себе эти руки. Потому что именно благодаря Бену Соло она научилась ходить заново. Благодаря ему её голова была по-настоящему гордо вскинутой. Рей перестала играть роль и стала собой только под действием всех его “самая лучшая”, “невероятная”, “потрясающая”. Это было удивительно странно. Какая-то часть Бена толкала её в темноту и ещё большие сомнение, а какие-то слова поднимали за шкирку и ставили на ноги. И чем дольше они не виделись, тем сильнее те, хорошие слова вызревали в ней. Как будто их силу Рей осознавала со временем. Будто они были семенами, проросшими лишь сейчас. Что ж, каждый человек был уникальным деревом. На ком-то распускались гроздья гнева и аж пригибали к земле, а на ком-то распускалась соцветиями уверенность. Смотря что в человека посеять. Бен, злящийся, что не может вылечить её ишемию, неожиданно каждым жестом и теплым взглядом взрастил в ней уверенность. Уверенность, которая стала и её чудо-таблеткой от болезни, и щитом от Ункара. Уверенность, позволившая ей спустя столько лет принять себя. Будто Бен каким-то образом закрыл её потребность в собственном достоинстве, помог отыскать нечто внутри себя. А она, говорящая о любви чаще, громче, отчаянней, не дала ему опоры. Она отшатнулась от него. И от танца, да. Не была настолько великодушной, хотя упрекала Бена в холодности, которая замораживала всё вокруг. И под танцем Рей подразумевала не отказ от конкретного приглашения, а нечто большее. Девушка как никто понимала, как гордому, но сломленному Бену нужна поддержка. Он мог отрицать это, мог сжимать кулаки и отказываться от неё, но девушка знала - осколки его души хотели быть согретыми. Всем, даже самым гордым, хочется парного падения, потому что всем бывает страшно. И Рей понимала, что невозмутимому с виду Бену страшнее вдвойне, ведь он сейчас терял не работу, а смысл жизни. То единственное, чем дорожил. Призвание сделало из него не просто человека, оно спасло ему жизнь, вытащило из пучины наркотиков, потому внутри, под маской спокойствия он наверняка был не просто ранен, а разбит. Убит. Уничтожен. Девушка не забыла, как порой, возвращаясь с особо плохой операции, Бен просто падал в кровать, клал голову ей на колени и, закрыв глаза, молчал. Она знала, что должна подставить ему свои колени и сейчас. Должна быть тем голосом, который скажет ему, что он все еще нужен этому миру. И ей. Но она продолжала раздавать интервью, заниматься промо книги, пить креман с касисом и бежать от себя. Потому что судьба однажды уже свела её с человеком, который терял всё и срывал свой гнев на ней. Она ещё ничего не забыла. Не забыла злость, с которой Финн встречал каждый ее успех, не забыла боль, которую он причинял от бессилия, не забыла страх и бессилие, которые испытывала под занавес отношений. Страх, накрывающий её каждый раз, когда открывалась дверь. Рей могла сто раз повторять себе, что Бен Соло не был Финном, но что-то внутри неё противилось тому, чтобы еще раз проходить через все стадии гнева, принятия и страдания. За свои двадцать пять Рей так настрадалась, что эгоизм и собственный комфорт вдруг стали важнее совести, которую она пыталась споить. Девушка знала, что жесткость Бена ранила её в разы сильнее, чем самые злые слова Финна, и боялась начинать сначала. Постоянно повторяла себе, что Бен тоже осознавал свою темную сторону, раз, любя её, закрылся и отказался. Он принял решение за двоих, потому что желал ей лучшего, так стоило ли спорить. Рей знала, что за её спокойствие он заплатил дорого, и вряд ли захочет его нарушать, но… но мысль о том, что он один, сводила с ума и доводила до очередных спотыканий. Его контрастность, его черное и белое, влияющее на неё с разной силой, и сдерживала, и тянула. Вбивала сомнения. Заставляла бояться. Скручивала от боли. Манила. Девушка боялась представить, что сейчас испытывает Бен, когда у него осталось всего пару дней до истечения лицензии. Как он оперирует, зная, что у него весьма несправедливо отбирают дело его жизни? Как переживает то, что его пациенты отвернулись от него - а она была уверена, что отвернулись? Как сносит чужой шепоток? Рей словно воочию видела, как этот несгибаемый и непрошибаемый мужчина с легкой усмешкой идет по коридорам своей клиники, как с этой же усмешкой садится в машину, как пытается обрести себя в темноте собственного дома. Может, даже листает ту подаренную книгу. Может, пьет. Может, нюхает кокаин. Может… может, ждет её… сейчас, каждый раз, прокручивая его “я люблю тебя”, произнесенное громким шепотом ей на ухо и зло высмеянное ею самой, Рей слышала другое. “Помоги мне. Помоги” В том отчаянии он говорил о любви, как о чем-то, за что пытался уцепиться. Его сердце стучало у неё между лопаток так громко, будто было одно на двоих. “Помоги мне”. Как она не расслышала крик о помощи, утонувшая в слепой вере, что Бену Соло помощь не нужна. Даже сейчас. Девушка очнулась, когда официант принес заказанную бутылку. - Я сама, спасибо. - отмахнулась Рей. Замерла, уставившись на этикетку. Всё было, как всегда. Её любимый Wolfberger 2011 года - тот самый урожай, который был отмечен золотой медалью на конкурсе игристых вин Effervescents du Monde. То есть, ровно тот год, когда она впервые попробовала креман на какой-то вечеринке. Когда Рей стала очень популярной, многие удивлялись, что её любимый алкоголь - отнюдь не шампанское от Луи Родерера или хотя бы не гренаш Анри Бонно из Шатонеф-дю-Пап. Она пила довольно скромный, доступный креман не самого престижного винного дома. Хороший, да, но отнюдь не эксклюзивный. Его часто не было в позиции многих ресторанов не потому, что он был редким, а потому, что считался слишком непримечательным. Действительно хорошие заведения не считали нужным заказывать Wolfberger, но Рей предпочитала только его. И всегда выбирала один и тот же год и не морщилась, что на этикетке не стояло Гран Крю. Потому что в этом кремане от Wolfberger было что-то более важное. Она сама. Её память. Её моменты. Её страхи и желания. Глядя на бутылку, Рей ощущала себя кораблем, заключенным в стекло, который болтался там, среди пузырьков. С момента, когда она его попробовала - резкий, колющий язык, с привкусом немного подгоревшего бриоша - и до сей секунды Рей находила в этих пузырьках все свои амбиции и мечты, которые воплотились в реальность. Девушка потянулась к бутылке, которая была правильной температуры и приятно холодила пальцы. Раскручивая мюзле, придерживая ладонью пробку, Рей вдруг подумала, что в руках Бена она всегда ощущала себя как охлажденный креман. Семь градусов подачи ровно до тех пор, пока, повинуясь рукам, не взрывалась, опьяняя обоих. Господи, как же ей нравилось принадлежать ему! Без него она была свободна, но стала абсолютно, абсолютно пресной. Бен идеально дополнял её. Он не был смыслом её жизни. Да и равновесие, как оказалось, Рей могла держать без него. Но… он был той каплей касиса, которая делала из неё Кир Рояль. - Какая привычная картина - птичка пьет в одиночестве. Пока такая жизненно важная мысль формировалась в голове, чужой, до боли знакомый и до тошноты мерзкий голос вдруг бесцеремонно коснулся её ушей, разрушая что-то важное. Что-то практически оформившееся. Что-то невероятно нужное. Рей не торопилась поднимать голову. Лишь открыв бутылку, она улыбнулась и развернулась к говорящему. - Ункар, дорогой, здравствуй. В контраст хмурому мужчине она улыбалась. Менялась с ним ролями. Обычно она всегда стояла в углу, хмурясь, кусая губы и виновато опуская глаза, в то время как агент смеялся над ней. Но больше в углу Рей быть не хотела. Этот человек, это ничтожество не имело над ней власти. Больше нет. Бен сделал ей лучший из подарков, он стащил с неё эти тяжелые цепи, открыв для Рей её собственную силу. - Составишь компанию? - спросила всё так же вежливо, приветливо. - А где же твой доктор Соло? Ой, прости, уже не доктор, да. - присаживаясь, хмыкнул Ункар. - Наверное, с радостью выплеснула бы мне в лицо этот креман, но боишься снова втянуться в скандал, вот и скалишься? Боишься, что твой мужчина будет недоволен твоим поведением? Или это твой агент пишет тебе этот новый, скучный образ? Глядь, скоро до длинных юбок докатишься и будешь вместо ночных клубов перерезать ленту на открытие новомодных церквей. - Если я захочу выплеснуть тебе в лицо креман, я это сделаю, Ункар, - холодно улыбнувшись, заметила Рей. Она бы с радостью и по морде ему дала. И перебила здесь все тарелки. И сожгла бы этого ублюдка, но… Ункар, питающийся её слабостью и порывами, как паразит, не получит ничего, кроме её равнодушного, леденящего спокойствия. - Так как дела, птичка? Где пряталась от всего мира? - Я не пряталась, я давала тебе возможность побыть на первых ролях, - хмыкнула Рей, протягивая бокал Ункару. - Ты всегда был у меня в тени, как я могла в благодарность не дать тебе шанс немного поиграть на камеру. - Какое благородство, сейчас расплачусь. - Разве что за креман, он не дорого стоит, - поменяв ударение, широко улыбнулась девушка. Свой бокал крутила в пальцах и не спешила пить. Хотела сохранить ясность мысли. Ункар слишком хорошо знал её, не хотелось показать, что и сейчас она была покрыта трещинками собственных сомнений, сквозь которые светила и любовь, и страх. Два несовместных чувства, раздирающих пополам. - Так плохо идут дела? Ах ну да, твой Бен же потерял всё. Как он там? Страдает? - Почему он должен страдать? - Рей была невозмутимой. Она не даст Ункару этого, нет. Не даст ему насладиться падением Бена. - У него есть “мы”, а остальное вернется. Наоборот, наконец появится немного времени побыть вместе, прежде чем снова браться за эксперимент. Рей сама поразилась, с какой уверенностью и спокойствием сказала это “мы”. И вдруг все сомнения из души как будто куда-то исчезли. Глядя в мерзкое лицо человека, который столько лет мучил её, Рей вдруг поняла, где сейчас ее место. Если она прошла через такие испытания, то быть с Беном, даже упавшим и озлобленным, - лучшая из наград. Не одолжение, не вынужденная мера, а награда. Им обоим. За все. Потому что сильнее не то, что сломано, а то, что сшито. Сшито нитью судьбы. Как они. Люди, которые могли потеряться в бушующих эмоциях, событиях и реальностях, но всегда находящие друг друга. Неожиданно Рей ощутила в себе невероятную силу, которая позволит ей не только пройти с Беном через все испытания, но и удержать его от окончательного падения. Силу и желание сделать это. Прямо сейчас. - Ункар, прости, с радостью бы поболтала, но, знаешь, мне пора. Меня ждет… меня ждет моя семья. - внезапно сказала Рей, и глаза её засияли как никогда. Это кривое отражение Бена, этот кошмарный человек, её бывший агент, сделал ей такую услугу просто тем, что появился, и сложные узлы вдруг распустились, перестав давить. Всё было так просто. Она, не желающая искать своих настоящих родных в прошлом, сама того не ожидая, нашла своего соулмейта здесь, в настоящем, и потерять человека, который был частью её самой, было полнейшей глупостью. Плевком в лице судьбы, которая столь щедро наградила за все страдания. Она знала, что они с Беном были разные как день и ночь. У них не совпадали вкусы ни на что, они были осколками разных витражей, времен, даже эпох. Он прикуривал сигареты старой зажигалкой, в то время как она, идя в ногу со временем, пользовалась сенсорной. И так во всем. Где у Рей были порывы, в Бене жили традиции, где она горела, он сохранял спокойствие, и наоборот. Но в этом и был смысл. Как в шоколаде с соленой карамелью. В сочетании несочетаемого. Зачем ей было терять время здесь, если Бен нуждался в ней? - Тешь себя иллюзиями сколько хочешь, птичка, все равно мы оба знаем, что твоему врачу не подняться, - бросил ей острую фразу Ункар, пока Рей спешно собиралась. - Ты можешь звать его и дальше “доктор Соло” наперекор миру, да только от того лицензию ему не вернут. Можешь звать его семьей, но мы оба знаем, что он не женится на тебе. Не потому что ты ничтожество из ниоткуда, нет. А потому что он будет винить тебя во всех своих несчастьях. Ты же знаешь это, птичка, не так ли? Потому что ты приносишь несчастье всем мужчинам, которые тобой владеют. Старик Кеноби, тот парень, который умер, Финн, я… ты всех уничтожаешь, и я думаю, если Бен Соло - не последний дурак, он сбежит от твоего паразитического влияния. Рей спокойно собралась. Поднялась. Оставила деньги за еду, к которой не притронулась, и за креман, которым не насладилась. Каждое ядовитое слово агента, как и раньше, причиняло боль, потому что точно било в цель - в открытую спину. Но он не мог сейчас, в эту минуту, пробить стену её стопроцентной уверенности, что Бен Соло и она - лучшее из возможных составляющих уравнения под названием “судьба”, потому Рей не собиралась дарить Ункару и каплю сомнения в своих глазах. Его гнев не коснется её, нет. Больше никогда. Тем более, что Ункар был слишком глуп, чтобы понять - она вообще не ждала, что Бен на ней женится. "Семья" из её уст звучало не чем-то формальным, юридическим, сухим. В это слово она вложила другой смысл. Более сокровенный. Тот, который могут вложить только брошенные дети. - Из всех перечисленных ты никогда не владел мною, Ункар. Хотел, но тебе принадлежали лишь права на мои творения. - Этого было достаточно, чтобы сделать себе капитал, остальное было и не нужно. Ладно, передавай привет своему неудачнику. И наслаждайся своим выдуманным счастьем. Этот человек попользуется тобой и бросит. Ты никому не нужна, Рей, не обманывайся. Внезапно вежливая улыбка исчезла с лица Рей, а её глаза сузились. Очень спокойно, не делая резких движений, которые были чреваты последствиями лично для неё, девушка потянулась к бокалу со своим креманом. Пино Блан весело танцевало сотней пузырьков. Рей прямо ощущала колкий вкус на губах. - Обязательно, Ункар. За тебя. Спасибо за все, - и все так же спокойно Рей перевернула бокал и выплеснула свой любимый напиток в лицо бывшему агенту, который никак не ожидал от неё такого поступка. - Видишь, чтобы плюнуть в лицо одному ублюдку мне не нужно разрешение Бена Соло. Я все та же плохая девочка, Ункар. Только больше не связанная и имеющая возможность делать, что хочу. Потому я не рекомендую тебе продолжать распускать свой поганый язык. Не стоит оскорблять влюбленную женщину, Ункар, а то ведь мой адвокат ещё может и поднять старое дело о телесных повреждениях. Понял? А теперь хорошего тебе вечера. И, развернувшись, Рей направилась в клинику. Сев за руль, она расхохоталась. Поняла, что не зря заказала бутылку. Никогда ещё креман не был настолько вкусным, хоть она его так и не отпила. Прежде, чем завести автомобиль, Рей вдруг бросила на себя быстрый взгляд. Замерла. А потом потянулась к бардачку, где в потрясающе черной коробке с золотистой буквой К и лаконичной шелковой лентой лежал утренний подарок от Килиана. Получив от курьера пока первую в мире партию блесков для губ*, Рей опешила. Человек, создавший, срисовавший с её губ шесть дерзких оттенков красного, неожиданно продолжая серию “просто Рей”, прислал ей свое новое творение, в котором были только нежные, нюдовые цвета. Позвонивший Килиан, словно чувствуя её недоумение, только хмыкнул, сказав, что, может, она и сама не понимает, насколько далека уже от той сумасшедшей девчонки. “Меня вдохновило твое внутреннее спокойствие. Тебе больше не нужен щит, Рей, когда ты не прячешься”. Утром фраза Килиана показалась такой загадочной, пафосной и надуманной, но сейчас… сейчас Рей понимала. Улыбнувшись, она стерла свою красную помаду и потянулась к абсолютно новому для себя спокойному цвету. Тому, который в самом деле, отражал её новое состояние. *кстати, о блесках - вообще не фантазия автора. Очень скоро, к осени, Килиан выпустит свою роскошную и первую серию блесков для губ, и в ней в самом деле практически нет красного. По-моему, только один оттенок. На самом деле, выпуск ещё не анонсирован официально, просто его супруга случайно засветила эти блески в инсте и удалила их чуть позже, чем я увидела:):):) Но, любительницы Килиана, ждем-с вместе. Я уже потираю руки, а муж закатывает глаза. *** Бен стоял посреди операционной и тупо смотрел на экран, который показывал сердцебиение пациента. Вокруг привычно суетились люди – ассистирующий врач, медсестры, анестезиолог, а он словно выпал из этой реальности. Бытовые беседы, которые часто звучали в операционной, чтобы снять стресс, разбивались о его невозмутимость и опустошение. Мужчина автоматически спустил маску, затем стащил колпак, ощущая, какие мокрые под ним волосы, и как они неприятно прилипли к коже. Кивнул ассистирующему коллеге, который похлопал его по плечу. Устало вздохнул. Моргнул слезящимися от напряжения глазами. Ощутил острую, но довольно привычную боль в пояснице, которая бывала всякий раз, если операция длилась больше пяти часов. Операционная опустела, а мужчина продолжал стоять и смотреть на пустой стол. Затем снял окровавленные перчатки и, бросив их в урну, посмотрел на свои руки. Руки врача. Хирурга. Руки, которыми он загубил свою карьеру. “Ну вот и все, доктор Соло, вот и всё”, - мысленно произнес он через силу, и слова эхом отозвались в той пустоте, что поселилась внутри. Они звенели и нарастали, охватывая собой масштаб катастрофы - он сделал последнюю операцию в своей жизни. Он, человек планирующий работать до последнего вздоха! У него не дрожали руки. Мозг Бена отлично работал. Физически его карьера могла еще двигаться и двигаться, но, нет, ничего больше не будет. Он больше не врач. Его лицензия с завтрашнего дня официально аннулирована. Бен вышел из операционной, впервые даже не переодевшись. Каждый шаг был тяжелым, вязким, будто он шел по трясине. Выйдя в коридор, мужчина поморгал – в операционной свет всегда ослеплял, и в первую секунду лампы в коридоре казались ужасно тусклыми. Бен оглянулся – вокруг было тихо и пусто. Он выдохнул и остановился, окидывая взглядом коридор. На секунду в груди потеплело, как у путника, вернувшегося домой, а потом тяжесть снова навалилась, с двойной силой. Это был его мир, где он знал каждый кирпич. Стоимость краски на стенах. У кого заказывали оборудование для операции, а где покупались перчатки. Он вникал во все, ему нравилось не только оперировать, но и руководить клиникой, она была его домом, где все привычно-знакомо. Единственным настоящим домом с детства. Прищурившись, он, казалось, мог увидеть призрак маленького Бена, бегающего по коридорам, оглушая их неуместным смехом. Ровно как и тень бледного юноши с исколотыми руками, который дрожал от ломки в этих коридорах, ожидая,когда дед закончит операцию и встретится с ним. Он помнил, как вошел в клинику в новом статусе. Казалось, эти стены видели всё: его лучшие и худшие дни. Он даже свою влюбленность и любовь к Рей осознал именно здесь. Дома. Бен всегда думал, что здесь он и обретет свое бессмертие, но… Мужчина подошел поближе к стене и с удивлением посмотрел на небольшую трещину, которой днем, вроде, ещё не было. Будто клиника была живой и тоже распадалась вместе с ним. Умом Бен понимал, что трещина – это просто трещина. Результат проседания здания или плохой покраски, но сейчас воспринял её с каким-то фатализмом. Его колесо Фортуны сделало еще кружок и застыло на отметке “Sum sine regno”*. Застыло, и больше ветра жизни не раскачивали его. Застыло, кажется, навсегда. Круг замкнулся настолько крепко, что было не разбить. - Доктор Соло, спасибо вам, - раздался голос за спиной. Бен развернулся и привычно улыбнулся. Перед ним стоял сын пациентки, которой он спас жизнь, проведя блестящую десятичасовую операцию. Уже сейчас мужчина мог сказать, что все прошло не просто успешно, а потрясающе хорошо. Молодой парень что-то говорил, жал его руку, а Бен молчал. Это ведь он, по сути, должен был благодарить ту женщину и ее сына. Они были одни из немногих людей, подаривших ему радость операции и ощущение, что он все еще мог спасать чужие жизни. Пожалуй, время между решением по аннуляции лицензии и истечением срока её действия, эти три недели, стали худшими в жизни Бена Соло. Он за эти бесконечные дни все время вспоминал, как люди дрались в очереди к гильотине за право попасть под смертельное лезвие первыми. Если вначале мужчина обрадовался, что у него есть немного времени, чтобы попрощаться с призванием, то как только пациенты стали отказываться от операций, Бен сожалел, что лицензию не отобрали сразу. Потому что он… страдал. Страдал, когда его ассистентка отводила глаза и сообщала, что сегодня операции не будет. Он всю жизнь совершенствовался, а сейчас погибал от бездействия. Просто садился за стол и смотрел в стену, пытаясь представить “а что дальше?”, и решение не приходило в голову. Кроме одного. Бен твердо решил продать клинику. Он знал, что не сможет руководить ею после всего случившегося, как и то, что его присутствие даже в административной должности будет бросать тень на репутацию детища деда. А опозорить того ещё больше Бен просто не мог. Мужчина договорил с сыном пациентки и, ощущая горечь в горле, пошел дальше. Голова его была опущена. Он знал, что стоит выглядеть гордым, но никак не мог заставить мышцы шеи работать на него. Слишком тяжелые мысли наклоняли голову все ниже. Не глядя больше никому в глаза, он шел мимо палат, где за пару лет после операций отдыхали спасенные им пациенты, и хотел просто испариться. Каждый шаг был победой над собой. Зайдя в кабинет, Бен ещё раз вздохнул. За закрытой дверью было проще. Можно скривить губы или раздраженно, зло ударить кулаком по столу, расписываясь в своем бессилии. И еще раз. Чтобы боль физическая хоть немного заглушила пустоту, которая оглушала. - Блядь, - выругался он, покуда, нет, пустота никуда не делась. Она звенела и дальше в нём. Да что же это такое? Почему там невозможно больно, будто его разрывало на части без анестезии? Подошел к окну. Наблюдал, как его коллеги… точнее, как врачи расходились по домам. А Бен неожиданно не знал, куда уйти. Обычно приезжая в клинику к семи утра и уезжая далеко за полночь, сейчас мужчина растерялся. На часах было всего полвосьмого. Чем ему заняться сегодня? А завтра? А всю оставшуюся жизнь? Бен вяло улыбнулся, увидев, как Кардо вышел из клиники. Довольный и улыбающийся, он торопливо подошел к своей машине и уехал, наверное, пробовать торт или выбирать себе костюм. Или чем там занимались люди накануне свадьбы? То, что лучший друг скоро женится, Бен узнал всего неделю назад. Был так поглощен своей работой, а потом проблемами с лицензией, что даже не заметил, что Кардо менялся. Видимо, отсутствие ночных пьяных загулов с Беном пошло ему на пользу, и он вдруг нашел себе более интересного человека. Настолько, что быстро - слишком быстро - принял решение снова связать себя брачными узами. Наверное, довольно болезненно было видеть облегчение в глазах у лучшего друга, когда он отказался быть его шафером, и понимать, что он больше не часть его жизни. Но, с другой стороны, Бен сам постарался, закрывшись от Кардо. - Видимо, это будет хорошей традицией - не быть шафером на твоих свадьбах, - довольно нетактично отшутился Бен. Он особо не верил, что и этот брак продержится долго. Статистика развода в их отрасли была выше, чем где-либо. Из самых первоклассных врачей обычно не получались ни мужья, ни отцы, потому что, пропадая на работе, они пропускали все на свете: дни рождения, званые ужины, первый футбольный матч. Спасая жизни, разрушали свои семьи. Неожиданно Бен понял, что так и не узнал даже, как зовут избранницу своего друга, и поймал себя на мысли, что не удивился бы, если бы история повторилась, и оказалось, что более человечный друг сумел покорить снова какую-то его из бывших. Может, даже его самую особенную бывшую. Они бы составили хорошую пару. - Ну было бы весьма справедливо, я же её бросил, - нервно хмыкнул Бен, понимая, конечно, что его мысли - лишь бред уставшего разума. Конечно, ни Кардо, ни Рей с ним бы так никогда не поступили. Рей любила его. Очень любила. Порой Бен задумывался, а какие бы у них сложились отношения, если бы не аннулированная лицензия? Они бы сошлись обратно, и он бы как тогда, в декабре, отстояв от двух до четырех операций за смену, летел к ней и пытался быть любящим и нормальным? Он бы женился на ней? А если бы женился, то чего было бы больше - только любви или любви и эгоистичного желания обладать? Бен не имел ответов на эти вопросы. Он вообще старался не думать о Рей. Он и без того слишком много потерял. Тем более, что её-то мужчина отпустил сам, и потому была вероятность, что, если воскрешать её образ в голове слишком часто, он может изменить свое решение и утащить девушку с собой на дно. Ведь она могла дать ему взамен одного потерянного смысла жизни другой. Но не хотелось, чтобы все было именно так, как сказала Рей. Что, не получив Нобеля, Бен решил в отчаянии схватиться хоть за какой-то трофей. Но трофеи он не особо заслужил. Ни как врач. Ни как человек. Он это прекрасно осознавал. Слишком жадно шел к цели, ничего не обретая. Ни родных людей, ни даже опыта. Ничего. Потому неудивительно, что в худший час полнейшего, глухого отчаяния он остался тет-а-тет с собственными мыслями. Бен на секунду прижался лбом к стене, пытаясь подавить усталость, от которой аж ноги подкашивались. Сцепил зубы так крепко, что они заскрипели. Ни черта не вышло. Он будто не мог двинуться дальше. Словно застыл. И, выдохнув, мужчина развернулся и осел прямо на пол. Это было не отчаяние, а просто, просто усталость давила, вжимала его в пол, будто вес ответственности стал тяжелым бременем для плеч. Подобрав колени и упершись в них локтями, Бен рассматривал плотно сжатые пальцы. Он знал, что просто шалят нервы. Организм его работал на износ, он почти не ел и не спал от волнения и стресса. Много курил, будто стараясь в дыму найти отголоски того запаха, которые Рей раньше носила на себе. Сигаретного дыма и персика. Бена не удивляло, что мир слегка качался. Скорее, изумляло, что только слегка, ведь все летело в тартарары с бешенной скоростью, а он просто пытался сохранить капли самообладания и не впасть в какую-то уничтожающую крайность, ведь вытаскивать его будет некому. Наверное, только эта мысль и удерживала Бена от того, чтобы начать беспробудно пить или снова колоться, хоть порой хотелось. Он все чаще вспоминал, какое потрясающее чувство испытываешь, когда впрыскиваешь кайф и беззаботность прямо в вену. Все сильнее ощущал фантомное прикосновение иглы к коже и все чаще смотрел на свои ярко-голубые вены, которые аж пульсировали в ожидании дозы. Но он знал, что достаточно силен, чтобы не сорваться. Как разойдясь с Рей, Бен не стал спать со всеми подряд, так и потеряв себя, он не собирался становиться наркоманом снова. Или он был достаточно силен, пока было нужно не дрогнувшей рукой дооперировать тех немногих, которые хотели или рисковали попасть к нему на стол? Мысль о том, что для забытья ему всего-лишь нужна доза, вдруг загорелась в уставшем мозгу. Таблетка, порошок, раствор для инъекций - не важно. Пару минут, и можно сбросить усталость. Можно вообще больше никогда ни о чем не думать. Свалить куда-то очень далеко, где он не будет знать, как идут дела у его клиники, и где не будет видеть, как все выше взлетает та единственная, которая была ему так дорога. Забытье. Бен закрыл глаза. Как же хотелось просто забыться. И как хорошо, что он мог себе это позволить. Да, за деньги Бен не мог купить себе счастье или вернуть лицензию, но забытье, определенно, было доступным. Это могло бы быть почти так же хорошо, как вкус соленого шоколада на губах Рей. Вкус, который он успел полюбить и так и не забыл. Только бы набраться сил и просто встать. Ему ведь даже далеко идти не придется. В клинике всегда был запас баклофена или того же зестра, из которого так легко приготовить “винт”. Подделать документы ведь ему ничего не стоит. Вон возьми из сейфа печатку, поставь подпись и… все. Но даже этого не хотелось. Двигаться не хотелось. Неожиданно в дверь тихо постучали. Бен не ответил, снова закрыв глаза и прикрыв их ладонями. Его ассистентка уже ушла, а прощаться с кем-то у мужчины не было желания. Возможно, в другой раз. В другой день. Лучше, в другой жизни. Он так и не понял, что уловил раньше - стук каблуков или до боли знакомый, дурманящий запах темной вишни? Но когда запрокинул голову, увидел Рей, которая вдруг согрела холодный кабинет звуками его собственного имени. Она так тихо, отчетливо и мягко позвала его, словно стояла где-то на границе между явью и кошмаром и звала его обратно. Будто он уснул, а девушка вдруг пыталась встряхнуть его, чтобы пробудить. Бен сощурился. Он сидел, а Рей… боже, до чего она была прекрасна. В коротком черном платье, в ярко-леденцовых туфлях и с влажными от дождя волосами девушка будто шагнула к нему прямо из воспоминания о Гавайях. Она так улыбалась, будто хотела сказать, что вся его проблема всего на два Кир Рояля. Но вместо этого девушка просто протянула ему руку. Больше не говоря ни слова. Им и не нужны были слова сейчас. Достаточно было лишь жеста. Она, девушка, отвернувшаяся от его руки пару недель назад, сейчас вернулась к нему и протягивала свою ладонь. В самый отчаянный момент. Наплевав на то, что он сказал, что не любит её. Просто стояла, а он видел в этом моменте нечто большее. Они будто были на той шедевральной фреске “Сотворение Адама”, когда в обычное существо вдыхали душу одним прикосновением. Вот что предлагала ему Рей. Его душу обратно. Он мог быть её Адамом, а она - его божеством. Конечно. Она ведь вдруг стала такой сильной, сбросив оковы. Её глаза аж сияли уверенностью в принятом решении. Бен поднял руку, и их пальцы соприкоснулись. Рей вздохнула и резко заморгала в такт тяжелому, взволнованному дыханию. И вдруг мужчина понял - она боялась, что он не ответит ей. Как бы он смог не ответить? В следующую секунду девушка, все так же не говоря ни слова, присела на колени напротив. Будто спускалась со своего Олимпа на его дно, чтобы посмотреть в глаза. Протянула к нему руки, опустила его маску, которую он отчего-то так и не снял, и поцеловала. Так нежно и робко, что Бен аж вздрогнул. Ощущение было, что его током прошибло. Ни один дефибриллятор или адреналин не могли заставить его сердце биться быстрее, сильнее, взволнованнее. - Я скучаю по тебе, Бен, - так просто сказала она, немного отстраняясь. Бен с удивлением заметил, что в ее длинных ресницах запутались слезы. Весь его сломанный вид доставлял ей невозможную боль, от которой её голос звучал с придыханием, будто она задыхалась, - Так сильно скучаю. Она провела ладонью по его по небритой щеке, а затем крепко обняла за шею. Позволяя ему гладить себя по спине, Рей вспоминала, как когда-то, в этом самом кабинете, ругаясь с ним, видела в Бене Голиафа, которого убивала жесткими словами, словно камнями. Хотела забить побольнее. Но сейчас… сейчас ей хотелось помочь. Поделиться своим теплом. Бен положил голову на её плечо и выдохнул. Впервые за три недели выдохнул. Рей. Его Рей. Его теплая, славная девчушка. И как бы ни хотелось оттолкнуть её, чтобы уберечь, он крепко держался за неё. - Ты - мой должник, Бен Соло, - прошептала девушка. Её руки так приятно грели шею, а голос, голос касался сердца, - однажды ты принял решение, которое касалось “нас двоих", и я послушалась тебя. Теперь ты не скажешь мне “нет” или не спрячешь свою неуверенность за “не люблю”. Мой черед решать. Она была такой трогательной и славной в этой своей новой силе. Слегка отстранилась, и Бен неожиданно понял - перед ним совсем не девочка с Гавайев. Изменилось все. Взгляд. Улыбка. Цвет помады. Она больше не скрывала себя за черными тенями или алыми губами. Рей вдруг стала такой… другой. Она была прекрасна в том самом первозданном виде, который Бен всегда искал. Именно когда мужчина потерял все, Рей была максимально собой, давая ему ощущение, что он таки вскрыл раковину и нашел скрытую ото всех жемчужину. Созданное природой совершенство. Совершенство, к которому и он приложил руку, ведь именно свобода вдруг сделала её такой… такой… такой, что не было слов. Кажется, девочка больше не играла роль Давида. Она была куда больше, чем идеально вытесанная статуя. Рей правда стала той, кто мог вершить чужие судьбы и оживлять тех, кто почти сдался. - Рей, - улыбнулся Бен. Её имя оцарапало ему горло после длительного молчания. Её острое-острое имя. - Значит, ты пришла сказать, что все осмыслила, и хочешь быть вместе? И тебе плевать на все? Все равно, кем я буду, тебе важно, лишь бы я был. И был с тобой. - Это было бы враньем. - покачала головой девушка, пристально изучая его. Эта тьма в глазах пугала её. Ощущение, что она смотрела в бездну. Но за тем она и была здесь. Чтобы помочь ему оттолкнуться ото дна. - Мне не плевать, вот зачем я пришла. И мне не все равно, кем ты будешь. Я не пришла сказать тебе чушь, вроде "неважно, врач ты или нет", потому что если ты не будешь доктором Соло, ты потеряешь себя. Огромную часть себя. Я пришла сказать тебе, что, раз ты смог помочь выпутаться мне из безнадежной ситуации, со своей проблемой тебе раз плюнуть справиться. Я пришла напомнить тебе, кто ты есть, и что никакие обстоятельства этого не изменят. Ты врач. В этом твоя сила и призвание. Так почему ты сдался, Бен? Почему ты позволил чиновникам победить? Бен изумленно нахмурился. Он думал, что Рей, желая остаться вместе с ним, точно будет рада, что он больше не доктор. - Разве не ты критиковала меня за то, что я слишком врач? Ты же хотела просто хорошего человека, а не такого, у которого скальпель вместо сердца? Он спросил очень мягко. Пытаясь понять. Слова Рей, как и она сама, были какими-то новыми для него. В них было не привычное отрицание, наоборот - принятие. То, чего многим врачам не хватало от своих близких. То, что заставляло их разрываться и ощущать постоянную вину за собственное призвание. - Была глупа, не понимала, что ты уже хороший человек, и именно это делает тебя таким потрясающим врачом. Может, ты и неуклюж в нашем романе, но в человечности тебе нельзя отказать, ведь только Человек с огромной буквы поставит карьеру на кон ради попытки избавить мир от астроцитомы. И когда это свершится, я хочу быть рядом. Хочу быть рядом, когда тебе дадут твоего Нобеля. Хочут быть рядом, когда ты выиграешь. Но и ещё, Бен… я хочу быть рядом и в моменты, когда будут темные дни. Могу быть поддержкой для тебя. Ты удивишься, насколько сильной и стойкой я могу быть.Мне не страшно. - Я удивлюсь? - хмыкнул Бен, поглаживая Рей по влажной щеке. - Я влюбился в тебя за твою стойкость. Тебя не сломала жизнь, но я… - Что ты? Бен, я была без тебя полгода. Не умерла, но чем больше я обретала себя, чем сильнее становилась, тем яснее было понимание, что без тебя в моих изменениях нет смысла. Мне кажется, что вся трансформация и была только ради того, чтобы иметь стойкость и храбрость быть с тобой сейчас, ведь я сначала малодушно испугалась, а потом поняла… Бен, я не знаю, когда у меня день рождения на самом деле, ведь бросившие меня ублюдки даже не позаботились это написать… я не знаю, каким было мое первое слово...не знаю даже, кто я… но я точно знаю, кем хочу быть. Я хочу сейчас быть твоей опорой, мой дорогой доктор Соло. Он слушал эту восхитительную девушку, которую ему подарила судьба, и улыбался. Рей была полна решимости. Она сияла внутренней силой. А мужчина помнил слова Кардо, что эта девушка будет нуждаться в том, чтобы ее все время поддерживали. Надо же, как же его лучший друг ошибся. Ни в ком она не нуждалась. А вот он. Он - да. Но даже сейчас, согревая свои пальцы о тепло её щеки, Бен понимал - дар его славной девочки слишком щедрый. Он не сможет принять его. - Спасибо тебе, Рей. - прижавшись лбом к её виску, прошептал мужчина. - Почему ты говоришь это? - внезапно голос Рей подозрительно дрогнул. - Говоришь так, будто… “спасибо, но нет”. - Как я могу сказать тебе “нет”? Но я не собираюсь забрать тебя себе, нет. Рей, я не для того сделал тебя такой сильной, чтобы ты удерживала вес моих забот. Мужчина так не поступит. Я слишком сильно люблю тебя для такого пещерного, примитивного эгоизма. Это было бы слишком просто - переложить всё на тебя, спрятать голову у тебя на плече и ничего не делать. Девушка застыла, замерла в его руках, не дыша. Ну вот. Она пришла оживить его, а он сам превращал Рей в статую. - Рей, попытайся понять, ладно? Пока мы не будем на равных, наши отношения будут полны злости, токсичности, недопонимания. Я не хочу этого… я хочу тебя. Всегда. Каждый день. Хочу твою улыбку, сияющие глаза. Хочу брать тебя без горечи, что вчера обидел. Хочу, чтобы ты не несла ношу. Потому… спасибо, что напомнила мне, кто я есть. Это так ценно. Я за своей усталостью и отчаянием совершенно позабыл о том, что делает меня мной. Борьба. Я всегда боролся, и не пойму, отчего вдруг опустил руки. Рей моргнула. Наконец, её слезы выпутались из ресниц и потекли по щекам. Как? Как он мог говорить “нет”? Сейчас, когда так крепко сжимал в руках, не желая выпускать? И в то же время… в его словах был смысл, конечно. Смысл и сила. - Я не откажусь от тебя, Бен. - Я на это очень надеюсь, Рей, хоть и не буду об этом просить. - Тебе и не нужно. Ты хочешь идти на свет? Я буду им для тебя. - девушка отстранилась и вытерла слезы тыльной частью ладони. Хорошо. Он может сказать ей “нет” сегодня. И завтра. Но навсегда сказать “нет” она не позволит. Если ему нужно было время, чтобы прийти в себя и быть равным, - Рей могла дать ему сколько угодно такого времени. В конце концов, она ждала, искала его всю свою жизнь, и сможет подождать ещё. Её юность и любовь позволяли ей это. - Ты хочешь мотивацию, чтобы встать на ноги, - я буду мотивировать тебя. Каждый чертов день, Бен Соло, я буду взлетать все выше, звучать громче. Мои успехи будут твоим маяком, по которому ты, сквозь свои невзгоды, найдешь путь обратно. К своей вершине. - Ты и есть моя вершина. Я глупо пытался взобраться на Эверест… - и даже не заметил, как он был покорен тобой, да? - тихо улыбнулась Рей. Они улыбнулись как два заговорщика. В конце концов, именно в этом кабинете он её и покорил. Когда поцеловал разбитые колени, а потом забрал себе. Навсегда. - Я ужасно, ужасно не хочу отпускать тебя, Рей, - признался мужчина, - и каждую чертову секунду своей жизни я буду хотеть вернуться побыстрее. Обещаю, я сделаю это. Только это желание позволит мне встать на ноги. Я вернусь за тобой, Рей. - Я все еще должна тебе танец… - И за ним я тоже вернусь. Даю слово, Рей. Девушка кивнула. Но руку его не отпустила. - Ты всегда держал слово, Бен. - она сказала это так легко, подтверждая свою веру в него. - Но даже не надейся, что сегодня я уйду. Сегодня я останусь с тобой столько, сколько нужно. Пока рассвет не сожжет эту комнату, ты не будешь одинок в эту последнюю ночь в клинике. Садись поближе, Бен. Я хочу рассказать тебе историю, как из пепла одного города однажды выросла целая Империя. Просто потому что один человек так захотел. Ну же, Бен. Иди сюда. Так они и встретили рассвет. Девушка, рассказывающая старую как мир сказку о том, что сила может победить все. Мужчина, который устроил голову на её коленях и слушал, рассматривая острый подбородок Рей и её забавно вздернутый нос. Он не знал, рассказывала ли она по памяти или разматывала перед ним сюжет новой книги, но было все равно. Звук её голоса гипнотизировал. - Я очень люблю тебя, - почти сонно, очень устало, пробормотал мужчина, не отрывая от Рей взгляд. - Да, Бен. И эта Сила...пребудет с тобой всегда. *если вдруг вы забыли, то напомню, что Колесо Фортуны, изображенное в Burana Codex, имеет четыре надписи, помещённые на ободе колеса и образующие стих: «Regnabo, Regno, Regnavi, Sum sine regno». Sum sine regno - я без царства. *** Наверное, ничто не дается тяжелее, чем предпоследняя глава истории. И нет больше радости, когда ты осознаешь силу своих персонажей, которые вначале были совершенно иными. Всегда немного не по себе, когда эпилог так близко, но в этот раз... в этот раз я немного рада, ведь уже немного устала читать все эти книги по медицине - от шутливых "А может они нам не враги" до фундаментальных. Ближайшие три месяца точно не приближусь к ним))) Ну и ВДРУГ вы не заметили - наша с бетой новая история уже ждет вас здесь - https://ficbook.net/readfic/9875381 Нужно просто выключить свет, и да начнется шоу:) Всем прекрасных выходных и Кир Рояля