* * *
— Почему ты так долго? — Тайн нервно оглядывается по сторонам, ерзая на холодной ступеньке, и прижимает телефон к уху. Он ждёт Саравата на лестнице больше пятнадцати минут, а любопытные соседи только кроят его спину вопросительными взглядами. Типакорн живёт один уже достаточно давно, и каждому хотелось бы увидеть его соулмейта своими глазами. Друга не ожидают посреди ночи в домашних штанах и растянутой футболке. С другом не разговаривают взволнованно тихо, сцепив пальцы на колене. Тайну плевать, что подумают соседи. И те, кто проходят мимо, и те, кто тайком наблюдают с балконов. Ему важно увидеться с Гунтитаноном, потому что тот впервые упомянул о серьёзном разговоре. Без давления Типакорна, без подколов друзей. Тайн верит, что Сарават готов к их отношениям. В телефоне свистит ветер, и шум колёс нарастает c каждой секундой. Ват любит ездить на большой скорости с открытым окном. Когда ветер треплет волосы, разгоняя мурашки по коже. Когда свежий поток воздуха отрезвляет мысли, выпуская на волю самое сокровенное. Типакорну порой хотелось стать тем прохладным ветерком, чтобы приблизиться к Саравату ещё на шаг. Дни бегут, как обрывки пейзажа за окном поезда, но между ними почти ничего не меняется. — Я уже подъезжаю, — весело щебечет Гунтитанон, нажимая на педаль газа. Тайна влечёт непривычная бодрость в его голосе, но страх подбирается к горлу липкой змеёй. Сарават так неожиданно позвонил и попросил встретиться, что Типакорн потерял голову. Он выбежал на улицу, в чём был, и поклялся себе, что не сойдёт с места, пока не увидит машину Вата во дворе. Каждая минута камнем сечёт по голове. — Я жду тебя у входа, но твоей машины не видно, — Тайн сбегает по лестнице вниз, и ночное небо мёртвым грузом падает на плечи. Слишком тихая ночь, и ни одной звездочки вверху. Только угольно-черная гладь, волнами распускающаяся в вышине. Тайн смотрит, часто моргая, и двигается вперёд на цыпочках. Внутри клубится плохое предчувствие, заполняя грудную клетку ядовитым дымом. Ему трудно дышать. Каждый вздох — как глоток кипящей воды. Глотка горит красным пламенем, а земля под ногами расходится пополам. Один шаг — и ты летишь вниз. — Заходи в дом, — заботливый шёпот Гунтитанона почему-то не успокаивает. — Я не хочу, чтобы ты простудился. Тайн останавливается посреди дороги, подняв голову. Тусклый свет фонаря бьёт в глаза, и его ведёт в сторону. Тело словно не подчиняется разуму Типакорна. Он удерживает телефон щекой, вытирая мокрые ладони о штаны, но лихорадочная дрожь не проходит. Ноги будто с корнем врастают в асфальт, не позволяя ему двигаться. — На улице плюс двадцать, — выдавливает Тайн с улыбкой. Неважно, что Сарават его не видит. Если он будет молчать слишком долго, то Гунтитанон почувствует. Связь соулмейтов не остановит расстояние даже в тысячи километров. Он набирает полные лёгкие воздуха и шумно выдыхает. — Ват, ты точно всё решил? Прерывистое дыхание Вата отдаёт жжением в груди, и Типакорн выбегает на дорогу. — Да, и я хочу, чтобы ты знал, — Сарават произносит едва слышно, и Тайн ловит каждый удар его сердца. Типакорн чувствует каждую эмоцию, пронзающую его душу. Он чувствует его любовь без слов. Ват замолкает слишком резко, и Тайн бежит изо всех ног к машине на другом конце улицы. — Я люблю… Типакорн падает на колени, разодрав дырку на штанине, и закрывает глаза. Сильный удар оглушает, парализует всё тело. Вой сигнализации доносится до его левого подреберья, рассекая тёмные воды, и усиливается с каждым мгновением. Тайн не слышит самого себя. — Ват, что случилось? — он кричит во всё горло и колотит кулаком по асфальту. — Где ты? Сарават! Надрывное «Сарават» расползается трещинами по лобовому стеклу машины Гунтитанона. Слёзы градом застилают глаза, но Тайн снова срывается на бег. — Парень, ты в порядке? — под веками закручивается водоворот пыли, и Типакорн слышит чей-то знакомый голос. Встревоженный, мягкий, клокочущий. Кто-то обращается к нему, сотрясая за плечи, и Тайн вправду видит себя. В черной рубашке и брюках, залитых коньяком. Он жмурится из последних сил, но не может разглядеть лица. — Ты слышишь меня? Прохожий набирает номер скорой, удерживая Типакорна за плечи, но его колотит только сильнее. Воспоминания прорываются сквозь прозрачную плёнку сознания, оставляя новые раны и надрывы. Кровь вязкой дорожкой катится по виску, но кровь принадлежит не ему. Тайн смаргивает слёзы и снова проваливается в темноту. — Что тебе от меня нужно? — он видит слёзы на своём лице, и язык заплетается после лошадиной дозы коньяка. В ту ночь Тайн выпил столько, сколько за всю жизнь не пил. Он брыкается и отталкивает парня, который не даёт ему упасть на мокрую траву. Его голос ломается обломками стекла. — Оставь меня в покое! — Тебя только что чуть машина не сбила, — парень сбрасывает капюшон и берёт Типакорна за руку. Тайн боится открыть глаза, царапая ногтями по асфальту. Воспоминание расплывчатое, но живое. Он встретил Саравата на трассе, когда добирался домой после затяжной попойки в баре. Он просидел там несколько часов после похорон. Тайн и вправду мог погибнуть, если бы Ват не оказался рядом. — Я отвезу тебя домой. Типакорн широко распахивает глаза, вцепившись в плечо прохожего. Парень, наверное, его ровесник, вызвал карету скорой помощи, но Тайна одного не бросил. Он жадно глотает ночной воздух, и в груди клокочет пожар. Грудную клетку будто перемололи в шелуху. — Не прикасайся ко мне! — Тайн затуливает уши, судорожно тряся головой. Он слышит собственный крик, и лицо Вата перед глазами мрачнеет обидой. — Оставь меня в покое! — Поднимайся, я доведу тебя до машины, — Сарават перекидывает его руку через плечо и делает шаг вперёд. Типакорн морщится от солёного пота, попавшего в глаза. Или кровь, запёкшаяся на лбу, обжигает кожу. Невозможно разобраться. В голове мешается прошлое и настоящее, и Тайн барахтается в гибельном болоте. Он должен спасти не себя, а Вата. — Я хочу, чтобы ты ушёл! — последний обрывок воспоминания вспыхивает перед глазами, придавливая Тайна к земле. — Он тоже ушёл. В ту ночь ушёл его лучший друг. Типакорн отпустил его сквозь адскую боль и слёзы, которые грызли до крови. Он потерял близкого человека, но судьба послала ему на замену другого. Его разум стёр из памяти каждую черточку образа Саравата, чтобы смягчить удар. Чтобы оставить позади самый страшный день в его жизни. Но разве его можно считать таковым, если тогда Тайн встретил Гунтитанона? Тайн медленно открывает глаза, кривясь от запаха спирта. Он и вправду потерял сознание. — Парень, поднимайся! — врач подаёт ему руку, и Типакорн впервые замечает тело Саравата на носилках. Бескровное и неподвижное. Только бесконечные царапины и гематомы, обтягивающее его лицо. Ком тошноты подбирается к горлу, и Тайн отворачивается. — Мы везём его в больницу. Он на шатающихся ногах подступает к Вату и сжимает его ладонь. Сердце Гунтитанона бьётся едва слышно, но каждый удар возвращает Тайна в сознание. — Я поеду с вами. Саравата заносят в карету скорой помощи, и Типакорн опускается рядом с ним. Он плотно стискивает зубы, глотая слёзы, и сдерживает крик. Ему так хочется вырвать из груди Вата ту боль, с которой тот борется. Ему хочется забрать каждую каплю себе, лишь бы Сарават снова открыл глаза и улыбнулся ему. Гунтитанон любит его по-настоящему, Тайн не ошибся. Соулмейты никогда не умирают поодиночке. Потому что первый, отдавая свою жизнь в руки Богу, забирает с собой сердце второго. Навсегда вместе, на земле и на небе.* * *
Тайн неторопливо катит коляску, зевнув в кулак, и смотрит на случайных прохожих. Приятное облегчение заполняет грудную клетку, потому что он покидает самое страшное место в его жизни. Типакорн на дух не переносит больницы ещё с тех пор, как на операционном столе умер его лучший друг. Прошёл целый год, а воспоминания о нём по-прежнему отзываются в груди щемящей пустотой. Вместе с Сунаном ушла важная часть его жизни, которую невозможно было заполнить кем-то другим. Тайн просто боится признаться в том, что Сарават ему намного ближе других. С его смертью он точно не справится. Ват почёсывает ногу, обутую в специальный ботинок, и постоянно оглядывается. Как будто проверяет, не сбежал ли от него Типакорн. Врач попросил довести Гунтитанона на коляске прямо до машины, чтобы поберечь ногу от излишних нагрузок. Тайн отказался от помощи медсестры и повёз его сам. Потому что каждая секунда без Саравата сводила Типакорна с ума. Он снова возвращался в ту ночь. Сирена скорой помощи, разбитое лобовое стекло и кровь на лице Гунтитанона. Тайн не пережил бы ещё одной аварии ни морально, ни физически. Он почти умер в тот момент, когда Вата забирали на носилках в карету скорой помощи. — Ты плохо выглядишь, — Сарават прижимается к спинке коляски, прислушиваясь к дыханию Типакорна. Тайн сам не свой уже несколько дней. И если Ват устал от больничного запаха, докучных лекарств и капельниц, то Типакорн просто устал. Гунтитанон чувствует, как силы покидают его тело. Тайн едва держится на ногах, и в черные синяки у него под глазами можно провалиться, как в рыхлую землю. — Всё в порядке, — Типакорн безучастным голосом повторяет уже заученные слова, разминая шею. Его вымученное «Всё в порядке» стоит Саравату поперёк горла, но он сдерживает гнев. Он не имеет права злиться на Тайна после того, что он для него сделал. Тайн на ходу открывает заднюю дверцу машины и возвращается к Вату. — Сейчас я отвезу тебя домой. Типакорн поднимает его с коляски, закинув руку на плечо, и опускает на заднее сидение. Пустая парковка напоминает Гунтитанону камеру, в которой он заключен за проступки прошлого. За то, что не оправдал надежд родителей. За то, что сторонился людей. За то, что столько лет предавал самого себя. Сарават всю жизнь сторонился своей метки, как сущего проклятия. Он гнал любовь прочь, и судьба отплатила ему той же монетой. Авария, серьёзный перелом ноги и разрушенные отношения. Всё по его вине. Но тот человек, которого Ват упрямо вычеркивал из жизни, всё ещё рядом с ним. — У меня сломана нога и несколько синяков на лице, но я выгляжу куда лучше, чем ты, — Гунтитанон сцепляет пальцы у Тайна на запястье, не позволяя ему уйти. — Ты не спал из-за меня уже несколько дней. Типакорн смотрит на него сверху вниз, расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке. Он слабо ощущает эмоции Вата, потому что непреодолимая усталость заполнила каждый уголок его тела. Мышцы ноют уже второй день, и он не может разогнуть спину, когда выходит из палаты. В ходячего призрака превратился за последние дни, потому что ни есть, ни спать не получалось. Тайн всё время держал Саравата за руку, потому что боялся его потерять. И чего он добился? Потерял самого себя. — Отосплюсь на выходных, — Типакорн неохотно высвобождает руку, пытаясь закрыть дверцу. — Тайн, поговори со мной, — Ват резко дёргает его на себя, и Тайн ударяется лбом о стекло. Укол пульсирующей боли приводит Типакорна в сознание. Он широко распахивает глаза, усаживаясь рядом с Сараватом, и складывает руки на коленях. В голове пузырится густая каша, потому что с Гунтитаноном ему так и не удалось поговорить. Ват познакомил Тайна с родителями, когда те приезжали в больницу его навестить. Друзья Саравата и не удивились тому, что Типакорн не оставлял его ни на минуту. Но Тайн так и не выкроил времени с Ватом наедине. — Я так испугался, когда увидел твою разбитую машину, — Тайн берёт его за руку не задумываясь, и Гунтитанон не сдерживает счастливой улыбки. Он чувствует, что Тайну становится легче дышать рядом с ним, и голова проясняется. Они могут читать друг друга, как отрытую книгу, но сейчас важно совсем другое. Хватит ли сил им обоим признаться друг другу? Типакорн сжимает его ладонь ещё крепче и заглядывает в глаза. — Мне было очень больно. Как в тот день, когда разбился мой друг. Его дрожащий голос ломается всхлипами, и Сарават обнимает его за плечи. — Тише, успокойся, — шепчет он Типакорну на ухо. — Значит, ты вспомнил? Тайн жмётся щекой к левому подреберью, чтобы услышать его сердцебиение. Он целыми днями слушал его в палате, когда Ват мирно спал, но липкий страх грыз изнутри. Выдирал зубами кровавые дыры, оставляя в груди осадок сомнений. Перед глазами оживали мрачные картинки, и Типакорн едва на стену не лез от сумасшедшей боли. — Ты всё время меня спасал, а я не смог тебе помочь, — Тайн орошает слезами его рубашку, но Сарават не выпускает его из объятий. Каждый всхлип глохнет резью в сердце, но нога уже почти не болит. — Я испортил тебе жизнь, — Гунтитанон мягко проводит ладонью по его волосам, вдыхая запах Тайна. Он хочет насытиться, как в последний раз, потому что нити связи натянуты до предела. Волокна стираются и лопаются, оттого что они с Типакорном отталкивают друг друга. Метка тянет Тайна ещё ближе, но у Вата не хватает смелости попросить. Он всегда сдаётся, когда дело касается чувств. Но Типакорну уже привычно сражаться за них обоих. — Неправда, — Тайн едва ощутимо сотрясает его за плечи, и Сарават смотрит в упор на него. — Ты выбрал меня, я видел твою метку. А я выбрал тебя. Любовь выбирают двое, и за друг друга нужно идти до конца. В объятиях Тайна Гунтитанон снова ощущает силу их связи. Настоящей связи, которую уже никто не разрушит.